Глава 32
Чужая жесткая рука сдавила Нику Ламберту грудь, да так сильно, что он едва успел проснуться. Костлявая ладонь буквально впечатывала его в жесткую кровать, надеясь, что Ник так и не сумеет подняться, однако, ощутив спазм черной пустоты, он запаниковал и рванулся вверх всем своим существом.
В глаза резанул свет потолочного светильника, а от толчка с тумбочки упали часы.
– Что со мной? – вслух произнес Ник каким-то чужим, хриплым голосом.
Ощущение тяжести на груди понемногу исчезало, однако сердце продолжало бешено колотиться.
На ослабевших ногах Ник поднялся с постели и, подойдя к холодильному шкафу, достал фруктовую колу. Он сделал несколько глотков, и это помогло ему увидеть предметы резче, а потом и вернуться к более или менее нормальному состоянию.
«Наверное, я немного приболел, иначе откуда такая тяжесть и этот жар… Кажется, мне что-то даже приснилось… Что-то такое…»
Ник пытался сосредоточиться на воспоминании, но подробности непонятного сна ускользали.
– Что же это было? – произнес Ник и тотчас вспомнил.
– Война! Мне приснилась война! – громко повторил он и в волнении заметался по каюте. Чувство острого беспокойства не отпускало его.
Наскоро надев обмундирование и зачем-то пополоскав рот, Ник выскочил в коридор.
В коридоре было тихо. Только привычно гудели стены, вторя монотонным циклам маршевых двигателей. Тусклое дежурное освещение словно нехотя выделяло элементы корабельных конструкций, и оттого этот длинный коридор казался продолжением сна Ника Ламберта.
Стараясь разорвать эту сонную паутину, Ник громко откашлялся и сильно хлопнул дверью. Где-то рядом оборвалась мелодия. Пока она звучала, Ник ее не слышал, но, когда ее не стало, тишина оглушила его.
Двинувшись в сторону грузовых трюмов, он обнаружил одного из охранников Ламброзо. Это был старый знакомый – Ричи, который из-за обострения бобовой лихорадки едва не пристрелил Ника в самом начале рейса.
– Сэр? – смутился Ричи и поднялся, прижимая к себе старую гитару.
– Это вы играли? – спросил Ник.
– Да, сэр, – потупился охранник.
– Что это была за мелодия?
– Я сам сочинил. Называется «Бобовый блюз».
– «Бобовый блюз»?
– Да, сэр. Хотите послушать?
– Ну… – Ник неопределенно пожал плечами и огляделся. – Хорошо, пару куплетов я послушаю.
Ричи улыбнулся и, снова усевшись на пол поближе к теплым силовым кабелям, начал наигрывать вступление.
Растут бобы на даче,
Растут бобы в лесу-у…
Я рву бобы и плачу,
Постигнуть их хочу-у-у…
Я плачу…
– Спасибо, Ричи, – остановил исполнителя Ник.
– Это еще не все, сэр, там дальше…
– В следующий раз, Ричи. Скажите лучше, что говорит врач о течении вашей болезни.
– Вы знаете, сэр, – неуверенно начал Ричи, размышляя, стоит ли сообщать об этом капитану-пилоту. – Короче, сэр, док хранит в письменном ящике бобовый концентрат. Я сам видел…
«Еще и врач», – вздохнул Ник, однако не подал виду, что это его волнует.
– Ладно, играйте свой блюз, а у меня еще дела, Ричи.
– Спасибо, сэр. Спокойной ночи…
Оставив блюзмена, Ник отправился в капитанскую рубку, где дежурили помощник Уиллис и штурман Быковский.
Появление капитан-пилота было для них полной неожиданностью. Уиллис, удивленно приподняв брови, отложил в сторону глянцевый журнал, а Быковский замер, ухватившись руками за огромный пластилиновый пенис, который был уже практически вылеплен.
– Что это у вас, штурман? – строго поинтересовался Ник.
– Э-э… сэр… Пусть вас это не удивляет. Дело в том, что это мой пятьсот сорок девятый пенис…
– Это число должно мне что-то объяснить? – не понял Ник.
– Ну… – Быковский затруднялся с ответом и рассеянно постукивал по столу пластилиновым пенисом.
– Это его терапия, сэр, – пришел на помощь Уиллис. – Такую шутку сыграл с ним его сексопатолог.
– Да, сэр, – тут же подключился Быковский. – Дело в том, что у меня проблемы… ну… мне кажется, что у меня слишком маленький… И, чтобы преодолеть этот комплекс, доктор Лившиц прописал мне ваяние пенисов в количестве тысячи штук…
– Сколько-сколько?!! – не поверил Ник.
– Тысяча, сэр. Тысяча воплощений желаемого образа.
– А это, значит, уже пятьсот сорок девятый?
– Да, сэр, но работа предстоит еще большая.
– Что у нас с обстановкой, Джек? – обратился Ник к Уиллису, чтобы сменить тему.
– Да все нормально. Вот только час назад майор Бусс разнес какой-то объект. Я его запросил, а он ответил, что это спутник Треугольника.
– Через сутки с лишним проходить их территорию, а он заранее нарывается, – пробубнил Ник и сел в кресло дежурного.
– А вы почему не спите, сэр? – поинтересовался Уиллис.
– Да война мне приснилась.
– Что приснилось? – переспросил помощник.
– Война.
– Столкновение флотов или наземная операция?
Ник задумался, потом ответил:
– Кажется, наземная операция. А что?
– Ничего. Я люблю фильмы про столкновение космических армад, и чтобы обязательно абордажные сцены… Знаете, свист ионной горелки, потом – бац! Заряд вышибает надрезанный кусок борта, и схватка! Не на жизнь, а на смерть!
– Да остановитесь же вы, Уиллис! – не на шутку перепугавшись, закричал Ник. – Накаркаете еще!
– Но это же я про кино, сэр, – развел руками помощник.
– В задницу идите с таким кино! – В голосе Ника уже слышались истерические нотки. – Только что вам рассказал о том, что мне приснилась война, а вы тут же с дурацкими продолжениями! Ах абордаж – какая красота! Война – это ужасно, Уиллис!
– Да-а, – произнес Быковский, воспользовавшись паузой, наступившей после эмоционального выступления Ника. – Когда творят пушки, пенисы молчат.
Ник хотел было сказать что-то обидное Быковскому за то, что никак не отстанет от этой дурацкой темы, однако не стал, решив, что лучше всего вернуться в каюту и доспать положенные до начала вахты часы.
– Ладно, продолжайте работать, – поднимаясь с кресла, сказал он, чувствуя кожей, как Уиллис и Быковский безмолвно с облегчением вздохнули.
– Да-да, конечно, сэр, – поддержал его помощник, а когда Ник уже уходил, до него донеслась песенка, которую напевал Ричи:
Растут бобы на даче,
Растут бобы в лесу-у…
«Наверное, сегодня день какой-то плохой, – решил для себя Ник, шагая по коридору. – Но уже завтра все будет по-другому».
Неожиданно прямо перед ним распахнулась дверь каюты, в которой жил Люк Ламброзо. Не замечая капитана-пилота, он выволок за собой в коридор тело женщины, которое не подавало признаков жизни и отливало нездоровым синеватым цветом.
Опыт курсантской жизни Ламберта подсказал, что это тело сделано из тонкой резины и бережно накачано воздухом.
– Люк? – позвал Ник.
– Ой! Это вы, сэр?! – Люк даже подпрыгнул от неожиданности. Тело женщины при этом слабо колыхнулось и снова безвольно обвисло.
– Куда вы это несете?
– Механикам… сэр… – с тяжелым вздохом произнес Люк, и на лысой голове его проступили крупные капли пота.
– Зачем вы несете ее механикам? Она неисправна? – поинтересовался Ник. Он помнил, что иногда такие устройства выходили из строя вследствие чрезмерной эксплуатации.
– Да нет, сэр. Я проиграл ее в карты… На полночи…
– Ну и какие проблемы, Ламброзо? Утром заберете. Просто скажите им, чтобы обращались с чужой вещью аккуратно.
– Но она не вещь, сэр! – В голосе Ламброзо слышался протест и отчаяние. – Мы с Мими вместе уже два года! Вы понимаете?!
– А-а… – дошло наконец до Ламберта. Он был сторонником натурального секса, однако уважал чужие пристрастия. – Я… могу чем-нибудь помочь вам, Люк?
– Увы, нет, сэр, – сдавленно произнес Ламброзо и, сдержав всхлип, потащил свою женщину по коридору.