15. Сомнительные инициативы

К концу 1936 г. жители Британии (если только они не были затворниками, антисемитами или убежденными национал-социалистами) не могли отрицать жестокости нацизма. Еврейские беженцы, бесконечные статьи в прессе, свидетельства выживших в концлагерях, а также тех, кто подвергся преследованиям режима за свои религиозные взгляды, – доказательств истинного положения вещей при гитлеровской диктатуре было более чем достаточно. Несмотря на это «оптимисты», среди которых было немало известных и уважаемых людей, продолжали верить в фюрера и утверждали, что все будет хорошо, если удовлетворить его наиболее обоснованные требования.

В конце 1930-х гг. в Германии побывал ряд известных людей, которые считали, что рациональный диалог и личный контакт смогут помочь поддержать мир. Кроме них в Третий рейх после Олимпийских игр приезжали антисемиты, сторонники фашизма, знаменитости, шпионы, представители королевских домов и, конечно же, Митфорды. Игнорируя все то, что писали в газетах, в Германии проводили свой отпуск сотни американских и английских туристов. Путешественники отмечали невероятное пристрастие немцев к униформам и маршам, но в целом туристы возвращались домой убежденные в том, что в Германии живут доброжелательные и отзывчивые люди, которые рады иностранцам и оказывают им теплый прием. В Германии было все, что нужно для отличного отдыха: прекрасная сельская местность, живописные средневековые города, дешевое пиво. Иностранцы не видели смысла портить свой отпуск мыслями о положении евреев.

Фестиваль 1936 г. в Байройте принес Винифред Вагнер массу уже знакомых хлопот, и кроме этого одну новую заботу в виде сэра Томаса Бичема. Риббентроп что-то напутал и сообщил Гитлеру, что британский дирижер был близким другом короля Эдуарда VIII. Поскольку король симпатизировал нацистам, они решили, что и дирижер должен к ним хорошо относиться. Именно по причине этой дезинформации немцы пригласили на гастроли за свой счет Лондонский филармонический оркестр и его дирижера Томаса Бичема.

Бичема ожидали увидеть в день открытия фестиваля, и фрау Вагнер организовала небольшой фуршет, чтобы Гитлер мог познакомиться с музыкантом в неформальной обстановке. За несколько часов до назначенного времени пришла телеграмма от дирижера со словами: «Извините, не могу приехать. Успехов, Бичем». Винифред была очень недовольна, потому что фюрер говорил ей, что хотел бы сидеть вместе с музыкантом в вагнеровской ложе. Бичем подождал, пока Гитлер уедет из Байройта, и приехал на вторую половину фестиваля. Безукоризненно одетый, вежливый, очаровательный и обходительный Бичем старался покидать театр сразу после окончания представления, чтобы не общаться с «буржуазными и довольно примитивными сестрами Геринга», которые к тому же считались большими сплетницами».

Бичем ненавидел гитлеровский режим, однако, как и многие другие, чувствовал слишком сильное притяжение немецкой культуры, чтобы позволить нацистам сорвать свои планы. Турне Лондонского филармонического оркестра по Германии вызвало в Англии много споров, однако соблазн показать свой новый оркестр (особенно когда все расходы оплачены) в стране, в которой любили классическую музыку, был слишком велик. Правда, Бичему пришлось пойти на уступки – под давлением нацистов он отказался от исполнения третьей (Шотландской) симфонии Мендельсона, поскольку ее автор был евреем. Сэр Томас прекрасно понимал, что немцы платили, а значит, и заказывали музыку.

На первом концерте Лондонского филармонического оркестра в Берлине 13 ноября 1936 г. присутствовал Гитлер со многими министрами своего кабинета. После исполнения первого номера (Славянской рапсодии № 3 Дворжака) Гитлер громко аплодировал. Концерт передавали по радио. Бичем, вероятнее всего, об этом знал и произнес достаточно близко к микрофону фразу: «Старому козлу, кажется, нравится». Мы не знаем, какое впечатление сложилось от концерта у Гитлера, а вот Геббельсу выступление оркестра не понравилось. «Разница между Фуртвенглером и Бичемом, – писал он в дневнике, – такая же, как между [известным тенором] Джильи и Канненбергом [Артур Канненберг, домоправитель Гитлера и аккордеонист]». «Неприятно, потому что пришлось хлопать из вежливости», – добавлял Геббельс. На следующий день в газетах появился снимок, представлявший собой фотомонтаж. На нем было изображено, как Бичем беседует во время антракта с нацистами в ложе Гитлера. На самом деле в антракте дирижер находился за кулисами и никуда не выходил.

Как и можно было предположить, гастроли Лондонского филармонического оркестра сопровождались шквалом нацистской пропаганды. Но среди бесконечных свастик, приемов и речей время от времени можно было увидеть другую Германию, которая все еще существовала где-то глубоко в подполье. В Лейпциге Бичему передали анонимное послание, в котором сообщалось, что всего за несколько дней до его приезда в городе перед концертным залом Гевандхаус стояла бронзовая статуя Мендельсона, которая сейчас неожиданно исчезла. «Никто не знает, где она находится, – писал анонимный автор, – скорее всего, ее переплавили на пушки». Неизвестный продолжал: «Его музыка бессмертна, и ее будут исполнять во всех цивилизованных странах за исключением Германии, в которой творчество этого композитора запрещено. Вся культурная Германия разделяет мои чувства… и в своих молитвах просит о помощи и свободе».

Если турне Лондонского филармонического оркестра дало таким людям хотя бы проблеск надежды, то сэр Томас мог бы обоснованно утверждать, что поездка себя оправдала. Но, с другой стороны, может быть, эти гастроли дали нацистам очередной повод для пропаганды, которая только способствовала продвижению их идеологии? Именно такая дилемма – поехать или не поехать – стояла в те годы перед всеми думающими людьми, которые любили Германию, но ненавидели Третий рейх. Мы не знаем, какие выводы сделал для себя дирижер после окончания гастролей, когда уехал в Париж. Наверняка Шотландская симфония Мендельсона еще долго напоминала ему о собственном фаустовском пакте.

Если Бичем приехал в Германию, пойдя на компромисс с собственными убеждениями, то в случае с Дэвидом Ллойд Джорджем трудно обнаружить какие-либо реальные мотивы поездки, кроме высокомерия. Знаменитый семидесятитрехлетний политик отправился в Германию в сентябре 1936 г. Ллойд Джордж был убежден, что все проблемы в Европе объясняются отсутствием сильного лидера, такого лидера, которым, по его мнению, был он сам, когда находился на посту премьер-министра Великобритании во время Первой мировой войны. Следовательно, до тех пор, пока нация снова не обратится к своему прежнему лидеру, диктатуры, подобные гитлеровской (по крайней мере в таких жизненно важных вопросах, как занятость населения и инфраструктура), будут по-прежнему опережать любую слабо управляемую демократию, такую как Великобритания. Английская газета «Western Mail» не без ехидства писала, что нация должна молить своего старого лидера со словами: «О светозарный мальчик мой! Ты победил в бою!»

Ллойд Джордж прибыл в мюнхенский отель «Четыре времени года» рано утром 3 сентября. Вместе с ним в Германию приехали его дочь Меган и сын Гвилим (оба члены парламента), доктор Томас Джонс (некогда заместитель секретаря кабинета Ллойд Джорджа, теперь он занимал аналогичную должность в кабинете Стэнли Болдуина), личный секретарь бывшего премьер-министра Артур Сильвестер, личный врач лорд Доусон, а также активный сторонник политики умиротворения Германии редактор газеты «The Times» Джеффри Доусон.

Также с Ллойд Джорджем приехал небезызвестный ученый Филип Конвелл-Эванс, который тремя годами ранее спокойно наблюдал, как нацисты сжигали книги около Кенигсбергского университета. Решив действовать осторожно и без лишнего шума, Филип Конвелл-Эванс свел ряд влиятельных британцев с нацистским руководством. Ученый был одним из инициаторов первого серьезного приема, устроенного Гитлером в честь иностранца. Этот прием состоялся в декабре 1934 г., почетным гостем фюрера тогда стал лорд Ротермир. Теперь Конвелл-Эванс вместе со своим приятелем Риббентропом организовали приезд в Германию Ллойд Джорджа. «Он настолько слеп к недостаткам немцев, – писал доктор Джоунс в дневнике о Ллойд Джордже, – что сразу начинаешь видеть все достоинства французов».

Ужин с Риббентропами не задался. Ллойд Джордж с раздражением выслушал тираду нового немецкого посла в Британии о том, что англичане не в состоянии понять серьезность коммунистической угрозы. Впрочем, на следующий день все прошло прекрасно. Ровно в 15:45 ко входу в гранд-отель Берхтесгаден, где проходила вечеринка, подъехал автомобиль фюрера, чтобы отвезти Ллойд Джорджа в горную резиденцию Гитлера. Бывший премьер-министр взял с собой на эту встречу только Конвелл-Эванса. Когда они прибыли в Бергхоф, фюрер спустился по огромным каменным ступеням, чтобы поприветствовать важного уэльского государственного деятеля. Гитлер провел Ллойд Джорджа в личную гостиную и усадил на неудобную софу без спинки перед портретом молодого Фридриха Великого. После того, как Ллойд Джордж прокомментировал портрет, по словам Конвелл-Эванса, рейхсканцлер рассмеялся и посмотрел на британца «глазами, полными доброжелательности и обожания». Ученый писал, что фюрер на протяжении всего визита «не отрывал от Ллойд Джорджа глаз». Политики обсуждали уже знакомые читателю вопросы: коммунистическую угрозу, стремление Германии к миру и желание расширить жизненное пространство, возвращение колоний, война в Испании и т. д. После беседы они перешли в большую гостиную, «наподобие огромного зала в старинном замке». На рояле производства компании «Бехштейн» стоял бюст Вагнера, а на стенах висели гобелены. Практически всю северную стену занимало огромное окно «размером с театральный занавес», как писал Конвелл-Эванс. В солнечные и теплые дни стекло опускали, и гости Гитлера могли наслаждаться небом и видом на горы. На севере виднелся Зальцбург, расположенный в Австрии, на родине Гитлера. «Красота была такая, что дух захватывало», – делился впечатлениями Конвелл-Эванс.

За кофе обсуждали любимую тему Гитлера – строительство автобанов. Фюрер обрадовался, когда узнал, что его гости добирались до Бергхофа по новой дороге. Он отметил, что строительство автобанов помогло избавиться от безработицы. Сохранились кинокадры, на которых видно, как «Мерседес» с британцами едет по совершенно пустой дороге в сторону гор. Единственные другие транспортные средства, которые встречаются ему на пути, это еще одна машина и велосипед. Когда автомобиль остановился из-за того, что в нем закипел радиатор, груженная сеном повозка медленно переезжала через мост, который был частью автобана.

На следующий день Ллойд Джордж вернулся в резиденцию Гитлера вместе со всеми остальными британцами. Сильвестер снимал прием на кинокамеру. Вот как описал этот визит Конвелл-Эванс: «Некоторое время вели разговор на общие темы, а потом все мы стали слушать, что говорят между собой Ллойд Джордж и Гитлер. Сложно описать атмосферу, которая неожиданно стала почти торжественной. Все присутствовавшие понимали, что находят общий язык два человека: великий руководитель Британской империи и великий лидер, возродивший Германию. Казалось, что мы наблюдали символический акт примирения двух народов. Все внимательно слушали, это было очень трогательно».

Гитлер тихо сказал бывшему премьер-министру: «Войну выиграли союзники, но не благодаря усилиям солдат, а благодаря усилиям таких великих государственных деятелей, как вы, мистер Ллойд Джордж». «Дрогнувшим голосом» старый политик ответил, что глубоко тронут такой оценкой его деятельности и очень рад слышать это от руководителя Германии.

Все расчувствовались. На следующий день гости пили чай с Рудольфом Гессом на окраине Мюнхена. Встреча прошла не самым лучшим образом. Ллойд Джордж забросал Гесса вопросами. Когда британец спросил его, в чем разница между национал-социализмом и итальянским фашизмом, заместитель фюрера по партии ответил, что понятия не имеет, после чего «все громко рассмеялись».

Нацистам не терпелось показать свои достижения, поэтому в оставшиеся десять дней на веселье времени не оставалось. Британцы посетили различные предприятия, завод «Даймлер-Бенц», хлопчатобумажную фабрику, молокозавод в Вюртембергской области, современные дома для сельскохозяйственных рабочих, сельскую школу и штаб-квартиру Немецкого рабочего фронта. Экскурсии сопровождались длинными объяснениями и были подкреплены статистическими данными. Много времени уходило на переезды между разными объектами. В одном из трудовых лагерей, когда людей построили для осмотра, «лорд Доусон попросил всех глубоко вдохнуть, чтобы проверить расширение грудной клетки». Доусон был именитым врачом, за восемь месяцев до поездки он ускорил смерть Георга V, чтобы сообщение о кончине короля попало в утренний выпуск газеты «The Times». Доктор рекомендовал ввести в лагерях лечебную гимнастику, чтобы бороться с физическими дефектами, которые он заметил у некоторых юношей. Неизвестно, как нацисты отреагировали на это рационализаторское предложение.

Вернувшись в Англию, Ллойд Джордж восхвалял Гитлера, как только мог. Более того, Ллойд Джордж ошибочно полагал, что Гитлер был человеком мира. По его мнению, представление о том, что «Германия угрожает Европе своей непобедимой армией, которая может перейти границы государства, не соответствует новому видению немцев… которые сделали выводы из прошлой войны».

В личном письме Риббентропу Ллойд Джордж признался, что поездка в Германию была самой запоминающейся из всех его поездок в Европу. Британец всегда чувствовал «особое отношение к фюреру», и это чувство стало еще глубже и сильнее. «Он – лучший лидер в Германии со времен Бисмарка, – писал Ллойд Джордж. – И я бы даже сказал, со времен Фридриха Великого».

Хотя эти комментарии Ллойд Джорджа подверглись критике, бывший премьер-министр был далеко не единственным, кто высказывал подобные мысли. Многие британцы, разделявшие взгляды политика, были членами Англо-германского содружества, основанного в конце 1935 г. Главными организаторами этого общества выступили Конвелл-Эванс, Эрнест Теннант (бизнесмен, который в 1919 г. служил вместе с подполковником Стюартом Роди) и Риббентроп. В содружество входили политики, бизнесмены и аристократы. Некоторые из них фанатично поддерживали нацистов, а другие вступили в общество для того, чтобы наладить более тесные связи с Германией.

С ноября 1936 по июль 1939 г. содружество издавало ежемесячный журнал под названием «Anglo-German Review», на страницах которого публиковали самые разные материалы: от статей экспертов до заметок туристов, отдыхавших в Германии. Миссис Урсула Скотт-Моррис, отправляясь в Германию, «думала, что ее встретит барабанный бой, блеск медалей и звук марширующих колонн». Но вместо этого она увидела много цветов – «на каждом углу цвели фиалки, розы и анютины глазки». Парламентарий Фрэнк Кларк побывал в Германии в составе большой английской делегации, посетившей страну в сентябре 1937 г. с целью изучения немецких автобанов. Кларк был до глубины души тронут приемом «милых детей в Байройте». Одетые «в красивые платья и аккуратные костюмы» дети стояли на обочине, приветствовали делегацию, хлопали в ладоши и пели. Когда англичане вернулись к автобусам, то увидели на каждом сиденье пакеты с бутербродами, пирогами и фруктами. «Как они смеялись над нашим удивлением», – писал Кларк. Что касается еврейского вопроса, мистер Уильям Флетчер из Кенсингтона, который несколько месяцев провел во Фрайбурге, сообщал на страницах издания, что видел, как «каждую пятницу евреи совершенно свободно собирались в синагоге» и как «перед еврейскими школами радостно играли еврейские дети».

Подобные комментарии, по крайней мере, в некоторых случаях, можно объяснить невероятной легковерностью. Но в случае с шотландским адвокатом Арчибальдом Кроуфордом невозможно найти никаких оправданий. В январе 1937 г. в журнале содружества «Anglo-German Review» была опубликована его статья, в которой адвокат воспевал нацистскую судебную систему. Кроуфорд принимал участие в проходившей в Мюнхене конференции и присутствовал на заседании суда. Адвокат писал, что за всю свою долгую практику он «никогда не видел, чтобы судебное решение принималось так взвешенно и терпеливо». Кроуфорд отметил, что в ходе рассмотрения дела двух молодых людей, обвинявшихся в непредумышленном убийстве, «были упомянуты все смягчающие обстоятельства». Когда молодых людей признали виновными, они получили более мягкий приговор, чем обычно выносят шотландские суды в подобных случаях. При этом Кроуфорд ничего не пишет о жертве. Был ли убит еврей? И могли ли убийцы быть нацистскими головорезами? В статье адвоката даже нет упоминания о том, что всего в нескольких километрах от Мюнхена расположен концлагерь Дахау.

Несмотря на все усилия Англо-германского содружества, направленные на установление дружеских отношений с Германией, а также деятельность таких высокопоставленных «послов мира», как маркизы Лотиан и Лондондерри, к середине 1937 г. стало очевидно, что отношения Берлина и Лондона заметно ухудшились. Многократные попытки Германии сблизиться с Великобританией не увенчались успехом. Кроме того, ухудшение отношений объяснялось увеличением военной и экономической мощи Германии и враждебным настроем британских газет. Британский начальник морской разведки адмирал сэр Барри Домвиль почувствовал этот холодок, как только приехал на съезд партии 1937 г. «Кажется, что эсэсовцы стали вести себя еще агрессивнее», – писал он. Впрочем, Домвиля больше раздражало, что ему дали комнату на третьем этаже, «гораздо хуже, чем в прошлом году». На самом деле Домвилю сильно повезло, так как большинство британских гостей в том году не только остановилось в Бамберге, расположенном в шестидесяти четырех километрах от Нюрнберга, но и самостоятельно оплачивало свое проживание. Вечером, когда пили коктейли, Домвиль увидел глубоко опечаленных Эрнеста Теннанта и Филипа Конвелла-Эванса. Эти люди приложили много сил для налаживания контактов с Германией, поэтому заметное охлаждение британо-германских отношений их удручало. В английской газете «Daily Telegraph» даже вышла статья, в которой подробно были описаны новые условия пребывания британских гостей.

Тем не менее британцы с волнением ожидали появления Гитлера на чайной вечеринке, ставшей традиционным мероприятием для иностранных вип-гостей, приглашенных на съезд партии. Чтобы подчеркнуть торжественность мероприятия, гостей попросили одеться в официальную одежду для утренних визитов. Домвилю это не понравилось – он писал, что «простота не выдерживает испытания успехом даже при национал-социалистическом режиме». Адмирал расстроился, когда во время приема фюрер прошел мимо него, не сказав ни слова. Действительно, Гитлер не обратил внимания на гостей из Великобритании и заулыбался только тогда, когда ему представили Фрэнсиса Йитс-Брауна. По роману Йитс-Брауна «Жизнь бенгальского улана» (1930 г.) сняли голливудский фильм с Гэри Купером в главной роли, и эта картина стала одной из любимых кинолент фюрера. Гитлер считал, что в фильме показано, как арийцы должны обходиться с представителями низших рас, и сделал эту кинокартину обязательной для просмотра личного состава всех частей СС.

В том году на съезде в Нюрнберге впервые присутствовал британский посол, что можно назвать одной из самых сомнительных инициатив Британии в 1937 г. Сэр Невил Хендерсон (сменивший Эрика Фиппса на посту посла в апреле 1937 г.) в течение двух дней присутствовал на съезде национал-социалистов вместе с французским послом Франсуа-Понсе и американским поверенным в делах Прентиссом Гилбертом. Дипломаты жили в припаркованных на железнодорожных путях вагонах. Утром в первый день съезда во время завтрака над поездом дважды пролетели самолеты Люфтваффе с построением в виде идеальной свастики. Вечером Хендерсон наблюдал роскошный салют и световое шоу. Небо подсветили 300 прожекторов, создав высоко над городом четкий квадрат света, что показалось послу «торжественным и прекрасным». Хендерсон писал, что это было «удивительно живописно», словно все оказались «внутри сделанного изо льда собора». По красоте и хореографии световое шоу нацистов превосходило, по мнению посла, русский балет, который он с наслаждением смотрел в Москве. Один из британцев, представитель Англо-германского содружества майор Воттс, наслаждался зрелищем с веранды пивной. Он настолько был «сражен» всей этой красотой, что до автобуса его нес на плечах молодой солдат СС. Всю дорогу в Бамберг майор безжизненно лежал на сиденье, а к концу поездки, к ужасу всех пассажиров, вообще свалился на пол автобуса.

Несмотря на насыщенную программу, Домвиль нашел время и приобрел фотокопию одного из портретов Гитлера. Эта пропагандистская работа настолько понравилась Домвилю, что он купил еще одну копию в качестве подарка одному из членов британской делегации. «Очень дешево, всего 3.60 марки, – писал адмирал в дневнике. – Уверен, что они хотят сделать из Гитлера идола».

Хотя Домвиль с удовольствием посетил партийный съезд, он устал и был очень рад тому, что «настало время возвращаться домой». Вернувшись в Англию, адмирал написал статью для журнала Англо-германского содружества. Он заявил, что если бы люди съездили в Германию и «увидели все сами», а не сидели дома и не писали «о рабах, массовой истерии и всем остальном в духе бумагомарателей», то они удивились бы, насколько реальность не похожа на выдумки. Статья Домвиля заканчивается предупреждением: «Немецкий народ стремится получить нашу дружбу и уже начинает отчаиваться из-за того, что никак не может ее добиться. Немцы теряют терпение от нашей неспособности или нежелания попытаться понять их точку зрения, при этом самоуверенность нации растет… Германия не будет ждать бесконечно».

Маркиз Лондондерри, закончивший в сентябре свой третий за короткий промежуток времени визит в рейх, также почувствовал «заметное ухудшение отношений с Германией». В свой последний визит Лондондерри не получил приглашения в имение Геринга – англичанина отправили на Балтийское побережье в поместье аристократа Франца фон Папена. Судя по всему, нацисты наконец поняли, что, хотя маркиз и возглавлял когда-то Министерство авиации, все же не был таким уж влиятельным человеком, как им хотелось бы. Во время охоты Лондондерри как-то не по-арийски отказался стрелять в лося, объяснив это тем, что «с бо́льшим удовольствием будет смотреть на прекрасное животное, чем его убивать».

Домвиль справедливо писал, что Германия «не собирается ждать вечно», и когда дело дошло до подготовки к войне, то немцы точно не ждали. Изучавший в Геттингене санскрит Цзи Сяньлинь написал 20 сентября в дневнике, что в тот день провели первую проверочную воздушную тревогу: «Запрещено включать свет. Все окна заклеили черной бумагой. Так будет продолжаться неделю». На следующий день Кей Смит написала своей дочери, учившейся в школе в Швейцарии:

«Всю неделю тренируют действия во время воздушной тревоги. Нам пришлось заклеить черной бумагой окна на кухне, в комнате служанки и в ванной, чтобы ни луча света не проникало на улицу. Фонари не горят. На машинах фары заклеили черной бумагой так, что освещает дорогу только щелка света, и наполовину закрытые красные лампы сзади автомобиля. Прошлой ночью было полнолуние, поэтому было светло. Мы ходили на прием венгерского атташе и спокойно доехали туда на машине и потом вернулись. Сегодня идет дождь, поэтому мы не выходим на улицу. Все дома темные. Над нами низко над землей летят самолеты и издалека раздаются звуки пулеметных очередей. Этой ночью сирены пока не звучали, но вчера в течение утра два раза выли сирены, все останавливались, прятались в подвалы и выходили из них только после повторного сигала. Миссис Ванаман [жена американского военно-воздушного атташе] решила тоже спуститься в подвал и сказала, что, хотя ее муж многие годы был летчиком, она только сейчас впервые осознала, что такое бомбежка и чем она может закончиться. Кстати, их отношения стали гораздо лучше».

Как только начинали звучать сирены воздушной тревоги, все водители были обязаны остановить машины и вместе с пассажирами бежать в укрытие. Всех тех, кто во время учебной тревоги и отработки действий населения оставался на улице, могли преследовать по закону и даже посадить в тюрьму. Наверняка жена американского военно-воздушного атташе была далеко не единственной иностранкой в Берлине (за два года до начала войны), на которую так сильно повлияли тренировочные воздушные тревоги.

Несмотря на заметное ухудшение отношений с Британией, неделю тренировочных воздушных тревог, разговоров о том, что «пушки важнее масла», а также стремление Гитлера получить карт-бланш на военные действия в Восточной Европе, многие уважаемые и влиятельные иностранцы, побывавшие в Германии, считали, что национал-социалисты не стремятся к войне.

«Некоторые считают, что Гитлер выступает за мир, – заявлял председатель Лиги Наций султан Мухаммад-шах Ага-хан III после встречи с фюрером в октябре. – Почему? Потому что мир необходим для возрождения нации». Султан Мухаммад-шах Ага-хан III, который был также имамом мусульманской шиитской общины, говорил, что никогда ранее не видел такого «конструктивного и настоящего социализма», как в новой Германии. «Все в стране организовано для того, чтобы большинство людей чувствовало себя максимально счастливыми», – утверждал султан.

Хотя поездка Ага-хана привлекла много внимания, он не мог составить конкуренцию герцогу и герцогине Виндзорским, которые посетили Германию в октябре и стали самыми известными иностранцами, побывавшими в рейхе за весь 1937 г. (Можно также сказать, что их визит был самым несвоевременным.) Берлинский корреспондент британской газеты «Observer» писал: «Герцог Виндзорский прибыл рано утром в понедельник. На протяжении всего двенадцатидневного визита его ожидает насыщенная программа». Бывший английский король интересовался условиями труда и проживания рабочих, что давало нацистам прекрасную возможность продемонстрировать ему результаты своих социальных реформ. Многие иностранцы отправлялись в Германию, чтобы ознакомиться с успехами нацистов именно в этих областях, и немецкая газета «Deutsche Allgemeine Zeitung» с гордостью писала: «Теперь и герцог Виндзорский приехал, чтобы лично убедиться в том, с какой энергией новая Германия решает социальные проблемы».

Вряд ли король Георг VI (который был коронован только четырьмя месяцами ранее и не знал о визите брата) или британское правительство хотели видеть в прессе подобные заметки. В сопровождении довольно неприятного нацистского функционера, руководителя Германского трудового фронта и доктора философии Роберта Лея, герцог Виндзорский с супругой посетили фабрики, новые жилые кварталы, а также, по сообщению конюха герцога Дадли Форвуда, даже концентрационный лагерь. Форвуд позднее говорил, что это было огромное бетонное здание, которое с первого взгляда казалось брошенным и пустым: «Когда герцог спросил, что это за здание, ему ответили, что в нем хранят холодное мясо».

Форвуд, скорее всего, был прав, утверждая, что герцог отправился в Германию прежде всего для того, чтобы его супруга почувствовала себя королевой. Именно поэтому герцог решил устроить «визит на государственном уровне». Как утверждал Форвуд, бывший король «хотел доказать своей жене, что ничего не потерял, отрекшись от престола». И показать он это мог только в одной стране, а именно в Германии. Внимание со стороны нацистов действовало на его уязвленное самолюбие как успокаивающий бальзам.

Герцогу особенно импонировало то, что немцы обращались к его жене «Ваше Королевское Высочество». Бывший король, который всегда остро ощущал свои немецкие корни и прекрасно владел немецким языком, получил большое удовольствие от поездки. Он пил в пивных пиво, носил накладные усы, охотно пел песни вместе с немцами и играл в кегли. Ликующие толпы, заискивающие чиновники, постоянное щелканье камер позволили герцогу представить, что он все еще король. Хотя разговор герцога Виндзорского с Гитлером был пустым и банальным, он не прошел для бывшего короля даром, запятнав его репутацию. Британская широкая общественность убедилась в том, что он активно поддерживает нацистский режим. Герцог Виндзорский восхищался всем, что ему показывали в Германии. По мнению британского журналиста Брюса Локкарта, из-за такого поведения герцога нацисты решили, что тот вскоре вернется на английский трон в качестве «социального реформатора, вступит в союзнические отношения с Германией и установит в стране фашистскую форму правления на британский лад».

13 октября 1937 г., когда визит герцога Виндзорского в Германию подходил к концу, лорд-председатель Совета виконт Галифакс, который к тому же был хозяином гончих, получил приглашение от Немецкого клуба охотников посетить Международную выставку трофеев в Берлине, которая должна была состояться в октябре.

Приглашение на эту выставку было лишь предлогом, который британское правительство использовало для самой серьезной попытки сближения с Гитлером с того момента, как Невилл Чемберлен в мае стал премьер-министром. «Самая важная задача, стоящая перед сегодняшним поколением, – писал Галифакс Хендерсону, – это предотвращение войны путем конструктивного диалога с Гитлером». Чтобы создать себе железное алиби, виконт посетил выставку, которую биограф политика назвал «самым что ни на есть тевтонским мероприятием». Стены здания, в котором проходила выставка, украшали несколько портретов Геринга, а также огромная карта, на которой были отмечены потерянные Германией колонии. Несмотря на то, что у англичан было мало времени на подготовку, они получили главный приз в номинации «Крупная дичь» благодаря тому, что привезли трофеи, добытые королем Георгом VI и королевой Елизаветой. Секретарь британского клуба любителей соколиной охоты Джек Маврогордато вспоминал, что этот триумф вызвал ехидные замечания немцев. Они считали, что не смогли победить англичан только потому, что у них незаконным путем отняли африканские колонии.

Галифакс посетил выставку, насладился видом гигантского чучела панды и уже после этого смог заняться тем, ради чего приехал в Германию: виконт собирался увидеться с Гитлером. Фюрер настоял на том, чтобы их встреча прошла в Берхтесгадене, и Галифаксу пришлось поехать в Мюнхен на личном поезде Гитлера. Чтобы поддержать иллюзию, что визит Галифакса носит исключительно «личный» и «неформальный» характер, виконта сопровождал не посол, а первый секретарь посольства Ивон Киркпатрик. «Слуги в поезде, – писал Киркпатрик, – судя по всему, были уверены в том, что англичане живут исключительно за счет виски, поэтому каждые полчаса появлялись с подносом, на котором стоял виски с содовой». В Мюнхене англичан ждал целый эскорт из «Мерседесов». Галифакса и Киркпатрика доставили по заснеженным дорогам прямо к Бергхофу. «Я посмотрел в окно автомобиля, – писал виконт в дневнике, – и увидел ноги в черных штанах… На ногах были шелковые носки и черные туфли. Я подумал, что это кто-то из прислуги вышел, чтобы открыть мне дверь и помочь выйти из машины… но тут услышал, что мне хрипло шепчут в ухо: «Это фюрер, фюрер». Только потом до меня дошло, что это не прислуга, а Гитлер».

Начало было не самым многообещающим, но дальше дело пошло еще хуже. Бывший посол в Риме и тесть Нэнси Митфорд лорд Реннелл, который несколько раз встречался с фюрером в Нюрнберге, советовал Галифаксу подойти к Гитлеру с человеческой стороны. Тогда он откроет, что фюрер «восприимчивый человек». Даже если этот совет и обнадежил Галифакса, на встрече с Гитлером все пошло наперекосяк. Фюрер находился в «раздраженном состоянии» и был совершенно невосприимчив. После пары часов дискуссии, проведенной в жаркой гостиной, они пошли есть. Ланч, по словам Киркпатрика, сервировали в «ужасной» комнате, в которой стоял длинный деревянный стол и стулья с розовой обивкой. Еда была безвкусной, а общение «ледяным». Не удалось найти нормальный контакт, хотя перепробовали кучу тем: обсудили погоду, перелет, рождение сына у Гесса, выставку трофеев. Гитлер, который не любил охоту, осудил ее, сделав следующее яркое замечание: «Вооруженный современным высокоточным оружием человек выходит на охоту без какого-либо риска для своей собственной жизни с целью убить беззащитное животное». Наладить контакт не удалось и после того, как подали кофе. Для восстановления порядка в Индии Гитлер рекомендовал «застрелить Ганди», а если это не поможет, то «расстрелять десяток ведущих членов его партии», ну а если и это не поможет, то «расстрелять еще 200 человек и так далее». Галифакс до этого был вице-королем Индии, поэтому, как писал Киркпатрик, «смотрел на Гитлера с чувством удивления, отвращения и сострадания».

Дипломатический визит Галифакса можно назвать неудачным завершением неудачного года. Несмотря на то, что все попытки сильных мира сего наладить контакты с Гитлером приносили все более удручающие результаты, большинство обычных туристов (пусть их и стало меньше) продолжали с удовольствием путешествовать по Германии. Многие из них, возможно, были легковерны и наивны. Их философия, как и философия туристических агентств, сводилась к одной простой истине: нужно видеть хорошее и не концентрироваться на негативе.