Над французским побережьем самолет попал в облака, и пришлось подняться выше. Немного позже Мегрэ повезло. Через широкий просвет в тучах он увидел море, сверкающее, как рыбья чешуя, и суда, за которыми тянулся пенный след.

Сосед Мегрэ любезно нагнулся к нему и, указывая на меловые скалы, стал объяснять:

– Дувр…

Мегрэ поблагодарил его улыбкой. Между самолетом и землей стлалась легкая, почти прозрачная дымка; изредка путь самолета пересекало большое сияющее облако, которое быстро исчезало позади, и снова внизу виднелись зеленые пастбища, усеянные крошечными точками.

Вдруг земля опрокинулась, самолет шел на посадку, внизу был Кройдон. И внизу был мистер Пайк. Да, мистер Пайк приехал, чтобы встретить своего французского коллегу. Он ждал не на летном поле, хотя, безусловно, имел на это право, и даже не в стороне от толпы, нет, он терпеливо стоял в гуще встречающих, за барьером, который отделял пассажиров от встречающих, родственников и друзей.

Пайк не делал приветственных жестов и не размахивал носовым платком. Когда Мегрэ взглянул в его сторону, он ограничился кивком головы, точно так же по утрам он приветствовал своих товарищей по работе.

Прошло много времени с их последней встречи и, наверно, лет двенадцать с тех пор, как комиссар был в Англии.

С чемоданом в руке вслед за толпой Мегрэ вошел в здание аэровокзала и остановился около таможенников, а мистер Пайк скромно стоял за окном в своем темно-сером, несколько узковатом для него костюме, в черной фетровой шляпе и с гвоздикой в петлице.

Конечно, он мог зайти сюда и сказать чиновникам: «Это комиссар Мегрэ, который приехал к нам…»

Мегрэ сделал бы для него это в Бурже. Но он не сердился на Пайка, понимая, что с его стороны это – проявление особой деликатности. Мегрэ немножко стыдился, вспоминая свой утренний гнев на инспектора Скотленд-Ярда. Раз Пайк находится здесь, значит, тот человек не так плохо справился со своими обязанностями и даже проявил инициативу. Часы показывали половину одиннадцатого: чтобы вовремя приехать в Кройдон, Пайку пришлось выехать из Лондона рано утром.

Мегрэ вышел из аэровокзала. Сухая, жесткая рука протянулась ему навстречу.

– Как вы поживаете?

И Пайк продолжал говорить по-французски, что было большой жертвой с его стороны, так как он говорил плохо и очень страдал, делая ошибки.

– Надеюсь, что вы… будете… Как это перевести? Довольный… да, довольны этой чудесной погодой.

Мегрэ первый раз приехал в Англию летом и теперь пытался вспомнить, видел ли он когда-нибудь раньше настоящее солнце над Лондоном.

– Я предположил, что вы предпочтете ехать не в автобусе, а в машине.

Пайк ни слова не говорил о деле, из-за которого приехал Мегрэ, он не позволил себе ни одного намека, это также было проявлением особого такта. Они сели в «бентли» Скотленд-Ярда. Машину вел шофер в форме, педантично соблюдавший все правила движения: он ни разу не увеличил скорости и ни разу не поехал на красный свет.

– Красиво, не правда ли?

Пайк указал на ряд маленьких розовых домов, которые в плохую погоду показались бы жалкими, но сейчас под лучами солнца выглядели очень кокетливо. Перед каждым из них между входной дверью и решеткой находился ровно очерченный квадрат зеленого газона величиной не больше простыни.

Чувствовалось, что Пайк наслаждается видом лондонских предместий, в одном из которых жил он сам.

За розовыми домами последовали желтые, затем коричневые, потом снова розовые. Солнце пекло все сильнее, и в некоторых садиках заработали автоматические машины для поливки.

– Я чуть не забыл передать вам это.

Он протянул Мегрэ лист бумаги, на котором было написано по-французски:

Мегрэ поблагодарил кивком головы, все больше досадуя на себя за дурные мысли в адрес неизвестного английского инспектора.

После длительного молчания и созерцания ряда одинаковых домов Пайк снова заговорил:

– Я взял на себя смелость заказать вам номер в отеле, поскольку сейчас у нас слишком много туристов.

Он протянул своему коллеге карточку отеля «Савой», на которой стоял номер комнаты. Мегрэ мельком взглянул и был поражен, увидев номер 604. Значит, они подумали даже о том, чтобы поместить его против номера Жанны Дебюль.

– Эта особа еще там? – спросил он.

– Она находилась там, когда мы выезжали из Кройдона. Я получил телефонное уведомление в ту минуту, когда ваш самолет приземлился.

Это было все. Пайк был явно удовлетворен, но не потому, что доказал Мегрэ оперативность английской полиции, а оттого, что мог наконец показать ему Англию, по-настоящему освещенную солнцем.

Когда они очутились на улицах Лондона и увидели большие красные автобусы, тротуары, заполненные женщинами в светлых платьях, Пайк не мог сдержаться и снова пробормотал:

– Не правда ли, красивое зрелище?

Наконец, когда они уже подъехали к «Савою», Пайк сказал:

– Если вы не будете заняты, я смогу около часу заехать за вами, чтобы позавтракать вместе. А до этого времени я буду у себя. Звоните мне.

Он не провожал Мегрэ в отель. Шофер передал чемодан портье.

Узнал ли администратор отеля Мегрэ через двенадцать лет? Может быть, он знал его по фотографиям в газетах? Или это была просто профессиональная любезность? Или сыграло роль то, что номер был заказан Скотленд-Ярдом? Но, не дожидаясь вопроса, он протянул комиссару ключ.

– Вы хорошо долетели, месье Мегрэ?

– Очень хорошо. Благодарю вас.

Огромный холл, в котором в любое время дня и ночи было полно людей, сидящих в глубоких креслах, всегда производил на Мегрэ сильное впечатление. Направо продавали цветы. У каждого мужчины в петлице был цветок, и, вспомнив настроение Пайка, Мегрэ тоже купил себе красную гвоздику.

Он вспомнил, что бар находился налево. Ему хотелось пить. Он направился к стеклянной двери, которую тщетно пытался открыть.

– В одиннадцать тридцать, сэр.

Он помрачнел. За границей всегда так. Какие-то вещи тебя очаровывают, другие сразу же приводят в дурное настроение. Почему, черт возьми, нельзя выпить стакан вина раньше половины двенадцатого? Он не спал ночь. Кровь приливала к голове, и от жары он чувствовал легкое головокружение. А может быть, это от качки в самолете?

В тот момент, когда он направлялся к лифту, к нему подошел незнакомый человек.

– Эта дама только что приказала подать ей завтрак наверх. Мистер Пайк просил меня держать вас в курсе. Могу я остаться в вашем распоряжении?

Это был человек из Скотленд-Ярда. Мегрэ нашел его очень элегантным, – вполне подходящая фигура для этого роскошного отеля, – в петлице у него тоже был цветок. Только его гвоздика была белой.

– Молодой человек не появлялся?

– Пока еще нет, сэр.

– Будьте добры, последите за холлом и предупредите меня, когда он придет.

– Я полагаю, что пройдет еще много времени, сэр, пока он дойдет до буквы «С». Насколько мне известно, инспектор Пайк направил одного из моих товарищей в отель «Ланкастер».

Номер был просторным, с гостиной серо-жемчужного цвета и огромными окнами, выходящими на Темзу, по которой проходили катера, вроде парижских речных трамваев, с двумя палубами и толпящимися на них туристами.

Мегрэ было так жарко, что он решил принять душ и переменить белье. Он хотел позвонить в Париж, узнать новости о бароне, но потом передумал, оделся и вышел из комнаты. Номер 605 был напротив. Из-под дверей пробивался луч света, значит, там уже подняли занавески. Он хотел постучать, но услышал шум воды в ванной и, закурив трубку, принялся шагать по коридору. Проходящая мимо горничная с любопытством взглянула на него. По-видимому, она рассказала о нем в служебной комнате, потому что вскоре появился официант и, в свою очередь, начал его разглядывать.

Посмотрев на часы и увидев, что уже двадцать четыре минуты двенадцатого, Мегрэ вошел в лифт и очутился около дверей бара в ту минуту, когда его открывали. Другие джентльмены, которые ждали этой минуты, сидя в креслах холла, также устремились в бар.

– Шотландский?

– Пожалуйста.

– С содовой?

Гримаса Мегрэ явно говорила о том, что он не находит в этом напитке особого вкуса, и бармен предложил:

– Двойной, сэр?

Это было уже лучше. Он никогда даже не подозревал, что в Лондоне может быть так жарко. Он вышел на улицу, несколько минут постоял перед вращающейся дверью, снова взглянул на часы и направился к лифту.

Когда Мегрэ постучал в дверь 605-го, женский голос ответил:

– Войдите!

Наверно, она решила, что это официант за посудой, и повторила по-английски:

– Come in!

Он повернул ручку, дверь открылась. Он очутился в комнате, залитой солнцем, и увидел женщину в пеньюаре, сидящую перед зеркалом. Она даже не взглянула на него и продолжала расчесывать свои темные волосы, держа шпильки в зубах. Затем она увидела его в зеркале. Нахмурила брови.

– Что вам здесь надо?

– Комиссар Мегрэ из уголовной полиции.

– Разве это дает вам право врываться к людям?

– Вы сами попросили меня войти.

Было трудно определить ее возраст. Она, по-видимому, была очень красива в молодости, и следы этой красоты были еще видны. Вечером, при электрическом свете, она, наверно, могла произвести впечатление, если бы около губ не было этих жестких складок.

– Вы могли бы для начала вынуть изо рта трубку.

Он неловко вынул трубку. Он забыл о ней.

– Затем, если вам надо поговорить со мной, спрашивайте сразу, что вам нужно. Я не совсем понимаю, какие вопросы могут быть у французской полиции ко мне… В особенности здесь.

Она все еще сидела к нему спиной, и это было неприятно. Она, конечно, знала об этом и продолжала сидеть, наблюдая за ним в зеркало. Стоя, он чувствовал себя слишком большим и громоздким. Постель была не убрана. На столе стоял поднос с остатками завтрака, и сесть можно было только на хрупкий диванчик, куда он вряд ли сумел бы втиснуть свое большое тело.

Мегрэ сказал, глядя на нее в зеркало:

– Ален в Лондоне.

Или она действительно была очень волевой, или же это имя ей ничего не говорило, она и глазом не моргнула.

Он продолжал в том же тоне:

– Ален вооружен.

– Значит, вы пересекли Ла-Манш для того, чтобы сообщить мне об этом? Ведь, насколько я понимаю, вы приехали из Парижа. Какое имя вы назвали? Я имею в виду ваше?

Он был уверен, что она играет комедию в надежде вывести его из себя.

– Комиссар Мегрэ.

– Из какого района?

– Из уголовной полиции.

– Вы ищете молодого человека по имени Ален? Его здесь нет. Обыщите номер, может быть, вас это убедит.

– Это он вас ищет.

– Почему?

– Именно это я и хотел узнать у вас.

На этот раз она поднялась, и он увидел, что она почти одного с ним роста. На ней был пеньюар из плотного шелка цвета сомон, который подчеркивал стройность ее хорошо сохранившейся фигуры. Она подошла к столику, взяла сигарету, закурила и позвонила метрдотелю. Он подумал, что она собирается выставить его вон. Но когда появился официант, она только сказала: «Шотландский без льда. И стакан воды».

Когда дверь закрылась, она обернулась к комиссару:

– Мне нечего больше вам сказать. Сожалею.

– Ален – сын барона Лагранжа.

– Возможно.

– Но Лагранж – ваш друг.

Она покачала головой, как человек, который испытывает жалость к собеседнику.

– Послушайте, месье комиссар, не знаю, зачем вы сюда приехали, но сейчас вы просто теряете время. По-видимому, произошла ошибка.

– Вас зовут Жанна Дебюль?

– Да, это мое имя. Вам показать паспорт?

Он отрицательно качнул головой.

– Барон Лагранж систематически навещает вас в вашей квартире на бульваре Ришар-Валлас, а до этого, конечно, бывал у вас на улице Нотр-Дам-де-Лоретт.

– Я вижу, вы хорошо осведомлены. Объясните мне теперь, почему тот факт, что я была знакома с Лагранжем, заставляет вас преследовать меня в Лондоне?

– Андрэ Дельтель умер!

– Вы говорите о депутате?

– Он тоже был вашим другом?

– По-моему, я его ни разу не встречала. Я слышала много разговоров о нем, впрочем, как и все во время выборов. Возможно, я и видела его в каком-нибудь ресторане или ночном кабаре.

– Он убит.

– Судя по его манере заниматься политикой, он, наверно, имел много врагов.

– Убийство было совершено в квартире Франсуа Лагранжа.

В дверь постучали. Вошел официант, неся на подносе виски. Она выпила полную рюмку, как человек, привыкший пить каждый день, затем налила вторую и села на диван, держа ее в руке и запахнув полы своего пеньюара.

– И это все? – спросила она.

– Ален Лагранж, его сын, раздобыл револьвер и патроны. Он был в вашем доме за полчаса до вашего поспешного отъезда.

– Повторите, как вы сказали?

– По-спеш-но-го.

– Вы, по-видимому, уверены, что еще накануне я не собиралась ехать в Лондон?

– Вы никому об этом не сообщили.

– А вы сообщаете своей горничной о ваших планах? Вероятно, вы расспрашивали Жоржетту?

– Не важно. Ален был в вашем доме.

– Мне об этом не доложили. И я не слышала звонка.

– Потому что на лестнице его догнала консьержка, и он вернулся.

– Он сказал консьержке, что идет ко мне?

– Ален ничего не сказал.

– Вы это серьезно говорите, комиссар? Неужели вы проделали такое путешествие, чтобы рассказать мне весь этот вздор?

– Вам позвонил барон.

– В самом деле?

– Он рассказал вам о том, что произошло. А может быть, вы уже были в курсе?

Ему стало жарко. А она была неуловима, совершенно спокойная, подтянутая. Время от времени она делала глоток виски, не предлагая ему выпить и не предлагая сесть. Он стоял и чувствовал себя большим, неловким.

– Лагранж арестован.

– Это его дело и ваше, не так ли? А что он говорит?

– Он пытается доказать, что он сумасшедший.

– Он всегда был слегка сумасшедшим.

– И тем не менее он был вашим другом?

– Нет, комиссар. Поберегите ваше остроумие. Вы не заставите меня говорить по той простой причине, что мне нечего сказать. Если вы посмотрите мой паспорт, то увидите: мне приходится иногда проводить несколько дней в Лондоне. И я всегда останавливаюсь в этом отеле. Вам могут подтвердить в администрации. Что же касается этого бедняги Лагранжа, то я знаю его многие годы.

– При каких обстоятельствах вы с ним познакомились?

– Это вас не касается. Но тем не менее могу вам признаться, что обстоятельства были самые банальные, обычная встреча мужчины и женщины.

– Он был вашим любовником?

– Вы необычайно деликатны.

– Но он был вашим любовником?

– Предположим, что был один вечер, может быть, неделю, или даже целый месяц. Но ведь с тех пор прошло лет двенадцать – пятнадцать…

– Вы остались друзьями?

– А по-вашему, мы должны были переругаться или подраться?

– Вы его принимали по утрам в своей спальне, лежа в постели.

– Сейчас утро, постель не убрана, и вы находитесь в моей спальне.

– У вас с ним были общие дела?

Она улыбнулась.

– Какие дела, боже мой? Разве вы не знаете, что все дела, о которых разглагольствовал этот старый колпак, существовали только в его воображении? Вы даже не потрудились выяснить, что он собой представляет? Зайдите к «Фукэ», «Максиму», в любой бар на Елисейских полях, и вас там просветят на этот счет. Для этого не стоило ехать на пароходе или лететь в самолете.

– Вы давали ему деньги?

– Разве это преступление?

– Много?

– Вы замечаете, как я терпелива? Еще четверть часа тому назад я могла выставить вас за дверь, потому что вы не имеете никакого права находиться здесь и задавать мне вопросы. И все же я последний раз повторяю, вы идете по неверному пути. Да, когда-то я знала барона Лагранжа, еще в те времена, когда он был представительным мужчиной и производил впечатление. Позже я встретила его на Елисейских полях, и он вел себя со мной так же, как со всеми остальными.

– То есть?

– Брал у меня деньги в долг. Наведите справки. Это человек, которому всегда не хватает несколько сотен тысяч франков, чтобы начать какое-то удивительное дело и разбогатеть в течение недели. Это означает, что у него нечем заплатить за аперитив, который он пьет, или за билет в метро, чтобы вернуться домой. И я поступала как все – давала ему деньги.

– И он преследовал вас даже дома?

– Разговор окончен.

– Тем не менее его сын разыскивает вас.

– Я его никогда не видела.

– Он в Лондоне, приехал ночью.

– Он здесь, в этом отеле?

Первый раз в ее голосе прозвучали беспокойство и неуверенность.

– Нет.

Он остановился. Надо было выбирать между двумя решениями. Он выбрал то, которое считал лучшим.

– В отеле «Гилмор», напротив вокзала Виктории.

– Как вы можете утверждать, что он разыскивает именно меня?

– Потому что с сегодняшнего утра он уже был во многих отелях и спрашивал вас. Он идет по алфавиту, меньше чем через час он будет здесь.

– Ну вот, тогда мы и узнаем, что ему от меня надо, не так ли?

Ее голос слегка дрожал.

– Он вооружен.

Она пожала плечами, встала и взглянула на дверь.

– Я думаю, мне надо поблагодарить вас за то, что вы меня оберегаете?

– У вас еще есть время.

– Для чего?

– Рассказать все.

– Вот уже полчаса, как мы с вами этим занимаемся. А теперь я вас попрошу покинуть меня, мне надо наконец одеться. – Она добавила, засмеявшись, но смех ее звучал нарочито: – Если этот молодой человек действительно нанесет мне визит, я должна быть готова!

Мегрэ вышел сгорбившись, ничего не сказав. Он был недоволен и ею и собой: ему ничего не удалось из нее вытянуть. У него было ощущение, что Жанна Дебюль одержала над ним верх. Когда дверь за ним закрылась, он постоял еще в коридоре. Ему хотелось узнать, звонит ли она кому-нибудь по телефону и вообще не предпринимает ли чего-нибудь.

К несчастью, горничная, та самая, которая видела, как он бродил по коридору, вышла из соседнего номера и уставилась на него. Смущенный, Мегрэ направился к лифту.

В холле он снова увидел агента Скотленд-Ярда, сидящего в одном из кресел, устремив взгляд на вертящуюся дверь. Мегрэ сел рядом.

– Ничего нового?

– Пока нет.

В этот час в холле было многолюдно. Машины беспрестанно останавливались перед отелем, из них выходили не только приезжие, но и лондонцы, которые заехали позавтракать или выпить стаканчик в баре. Все были очень оживлены. На лицах у них было то же восхищение прекрасной погодой, что и у Пайка. Посетители стояли группами. Около конторки дежурного тоже толпились люди. Женщины, сидя в креслах, ожидали своих спутников, с которыми затем проходили в ресторан.

Мегрэ вспомнил о втором подъезде, выходящем на набережную. Если бы он был в Париже!.. Все было бы так просто! Хотя Пайк и предоставил себя в его полное распоряжение, Мегрэ не хотел этим злоупотреблять. По сути дела, он боялся показаться смешным. Неужели Пайк чувствовал ту же унизительную неловкость, когда был во Франции?

Во Франции Мегрэ не остановило бы присутствие горничной в коридоре, как это произошло только что наверху. Он бы ей рассказал любую историю, даже просто заявил, что он из полиции, и продолжал бы наблюдение.

– Прекрасная погода, сэр.

Комиссара это уже начинало раздражать. Англичане слишком восхищались своим наконец-то появившимся солнцем. Они забыли обо всем остальном. Прохожие на улице шагали как во сне.

– Вы полагаете, что он придет, сэр?

– Вполне вероятно. «Савой» должен быть в его списке.

– Я опасаюсь, что Фентон не был достаточно ловок.

– Кто такой Фентон?

– Мой коллега, которого инспектор Пайк направил в отель «Ланкастер». Он должен был, так же как я здесь, сесть в холле и ждать, а после выхода молодого человека следить за ним.

– Он недостаточно опытен?

– Нет, сэр. Он очень хороший агент. Только он рыжий и с усами. Поэтому тот, кто увидел его один раз, запомнит навсегда.

Агент взглянул на часы и вздохнул. А Мегрэ в это время наблюдал за лифтами. Из одного вышла Жанна Дебюль в изящном летнем костюме. Она держалась совершенно спокойно. На губах у нее мелькала легкая улыбка женщины, которая чувствует себя красивой и элегантной. Мужчины смотрели на нее. Мегрэ заметил на ее руке большой бриллиант.

Непринужденно рассматривая посетителей, она прошла через холл, затем отдала ключи дежурному и остановилась. Она заметила Мегрэ. Не потому ли она играла эту сцену?

Позавтракать можно было в двух местах: в большом зале ресторана, который являлся продолжением холла – его застекленные стены выходили на Темзу, – и в grill-room, менее просторном и парадном, но там было больше народу, а из окон можно было видеть вход в отель.

Жанна Дебюль направилась в grill-room. Она сказала несколько слов метрдотелю, который услужливо проводил ее к маленькому столику у окна.

В ту же минуту агент произнес:

– Вот он…

Комиссар живо обернулся к вертящейся двери, но не увидел никого похожего на фотографию Алена Лагранжа. Он открыл уже рот, чтобы задать вопрос, но сразу заметил маленького человека с ярко-рыжими волосами и усами, входящего в холл.

Это был не Ален, а агент Фентон. Он поискал глазами своего коллегу, подошел к нему и, не догадываясь о присутствии Мегрэ, спросил:

– Он не приходил?

– Нет.

– Он вернулся в «Ланкастер». Я пошел за ним, он вошел в отель «Монреаль». Может, он меня заметил. Он раза два обернулся. А потом вдруг вскочил в такси. Я потерял не меньше минуты, пока достал другое. Объехал пять следующих по алфавиту отелей. Он ни в одном…

К Мегрэ подошел посыльный.

– Дежурный хочет поговорить с вами, – прошептал он.

Мегрэ пошел за ним. Дежурный в визитке, с цветком в петлице, держал в руке телефонную трубку. Он подмигнул Мегрэ, и комиссар сразу его понял. Затем он сказал в трубку:

– Передаю трубку нашему служащему, который в курсе дела.

Мегрэ взял трубку.

– Алло!

– Вы говорите по-французски?

– Да… Я говорю по-французски.

– Я хотел бы узнать, остановилась ли у вас мадам Жанна Дебюль.

– Кто спрашивает?

– Один из ее друзей.

– Вы хотите поговорить с ней? Я могу соединить вас с ее номером.

– Нет. Не надо…

Голос звучал издалека.

– Ее ключа нет на доске. Она должна быть у себя. Наверно, она скоро сойдет вниз.

– Благодарю вас.

– Не могу ли я…

Но Ален уже повесил трубку. Он был не так глуп. Должно быть, заметил, что за ним следят. И вместо того чтобы ходить в отели, он решил справляться по телефону из какого-нибудь бара или просто из автомата.

Дежурный протянул комиссару другую телефонную трубку.

– Снова вас, месье Мегрэ.

На этот раз звонил Пайк, который хотел узнать, не позавтракают ли они вместе.

– Лучше будет, если я останусь здесь, – сказал комиссар.

– Мои агенты работают успешно?

– Не совсем. Но это не их вина.

– Вы потеряли след?

– Он должен будет прийти сюда.

– Во всяком случае, я оставляю их в вашем распоряжении.

– Если разрешите, я оставлю одного, не Фентона.

– Оставьте Брайена. Он очень сообразительный. Может быть, увидимся вечером?

– Возможно.

Он вернулся к агентам, которые о чем-то беседовали и замолчали, когда он подошел. По-видимому, Брайен рассказал Фентону, что это сам Мегрэ, и рыжий был очень огорчен.

– Благодарю вас, месье Фентон. Я напал на след этого молодого человека. Сегодня вы мне больше не понадобитесь. Не выпьете ли стаканчик?

– Никогда не пью во время работы.

– А вас, месье Брайен, я попрошу пойти позавтракать в grill и сесть вблизи этой дамы в светлом костюме с голубыми цветочками. Если она выйдет из отеля, следите за ней.

Легкая улыбка скользнула по губам Брайена, смотрящего вслед уходящему товарищу.

– Положитесь на меня.

– Завтрак запишите на мой счет.

Мегрэ хотелось пить. Вот уже полчаса его мучила жажда. Ему было слишком жарко в глубоком кресле, он поднялся и начал бродить по холлу, чувствуя себя неловко среди людей, говорящих по-английски: они-то все были здесь на своем месте.

Сколько раз уже поворачивалась входная дверь, сквозь которую врывались солнечные лучи, освещая одну из стен! И сколько людей вошло в нее за это время! Они шли непрерывным потоком. Машины подъезжали и отъезжали, старые, комфортабельные лондонские такси, маленькие спортивные автомобили, «роллс-ройсы» и «бентли» с корректными шоферами.

От жажды у него пересохло в горле. Со своего места он видел бар, полный посетителей, бледное мартини, которое издали казалось таким свежим в запотевших стаканах, рюмки с виски в руках у мужчин, толпившихся у стойки.

Если он пойдет туда, то потеряет из виду входную дверь. Он подходил к бару, снова отходил, сожалея, что отправил Фентона, который мог бы несколько минут покараулить в холле.

Что касается Брайена, то он с аппетитом ел и пил. Мегрэ тоже захотелось есть. Со вздохом он уселся в кресло и вдруг увидел, что седой джентльмен, сидящий рядом, нажал кнопку, которую Мегрэ раньше не заметил. Несколько секунд спустя официант в белой куртке склонился перед ним.

– Двойной шотландский со льдом.

Оказывается, это совсем просто. Ему не пришло в голову, что здесь могут обслужить в холле.

– То же самое подайте мне, – сказал Мегрэ. – Наверное, у вас нет пива?

– Есть, сэр. Какое пиво вы желаете?

В баре были любые сорта пива: голландское, датское, немецкое и даже экспортное французское, неизвестное Мегрэ.

Во Франции он заказал бы две кружки сразу, так ему хотелось пить. Здесь он не осмелился, и это приводило его в бешенство. Его унижало, что он стесняется. Разве официанты, метрдотели, посыльные, швейцары были здесь более внушительны, чем в роскошных отелях Парижа? Ему казалось, что все на него смотрят, что его сосед, седой джентльмен, критически его изучает.

Решится ли Ален Лагранж наконец прийти сюда или нет? Неожиданно, без всякой определенной причины, Мегрэ потерял веру в себя. Это случалось с ним и раньше. В конце концов, чем он здесь занимается? Он не спал всю ночь. Он пил кофе в швейцарской у консьержки. Затем выслушивал россказни толстой горничной в розовой пижаме, которая показывала ему полоску голого тела и старалась произвести на него впечатление.

А дальше? Ален Лагранж, стащивший у него револьвер, ограбил прохожего и затем на самолете отправился в Лондон. В изоляторе тюремной больницы барон симулирует сумасшествие. А может быть, он действительно сошел с ума?

Предположим, что Ален появится в отеле, что тогда делать Мегрэ? Мило заговорить с ним? Потребовать у него объяснения? А если он попытается сбежать? Если он начнет сопротивляться? Что подумают все эти англичане, радующиеся прекрасной погоде, увидя, как он атакует мальчишку? Возможно, они нападут на него самого.

Это уже однажды случилось с ним в Париже, в молодости, он тогда нес охрану общественного порядка. В ту минуту, когда он схватил за плечо карманника у входа в метро, тот закричал: «На помощь!» И толпа задержала Мегрэ до прихода полицейских.

Его все еще мучила жажда, но он долго не решался позвонить, наконец нажал белую кнопку, уверенный в том, что седой джентльмен будет считать его невоспитанным человеком, который пьет одну кружку за другой.

– Подайте мне…

Ему показалось, что за дверью мелькнул силуэт Алена, и он произнес машинально:

– Виски с содовой…

– Слушаюсь, сэр…

Но вошедший не был Аденом… Вблизи он совсем не походил на него и, кроме того, подошел к девушке, которая ждала его в баре.

Мегрэ все еще сидел в кресле, утомленный, с пересохшим горлом, когда Жанна Дебюль в полном блеске вышла в холл и направилась к выходу. На улице она остановилась, ожидая, пока швейцар подзовет для нее такси. Брайен последовал за ней с игривым видом и, проходя мимо, подмигнул Мегрэ. Казалось, он хотел сказать: «Будьте спокойны». Он сел в другое такси.

Будь Ален Лагранж хорошим мальчиком, он бы пришел теперь. Жанна Дебюль уехала. Значит, нечего было бояться, что он бросится к ней и разрядит пистолет. В холле стало меньше народу. Люди уже позавтракали. Порозовевшие от еды, они отправлялись по своим делам или шли прогуливаться по Пиккадилли и Риджент-стрит.

– Повторить, сэр?

– Нет. На этот раз я попрошу сандвич.

– Прошу простить, сэр. Нам запрещено подавать еду в холл.

Хоть плачь от злости.

– Тогда подайте, что хотите. Согласен и на виски!

Тем хуже. Он не виноват, что пьет.