На самом деле получилось так, что на обед пригласил не Гарри Коул, а О'Рок. Причем не в ресторан, а в частный клуб, находящийся в центре города.

Клуб выглядел совершенно новым, все комнаты были ярко окрашены в ультрасовременном стиле. Здешний бар оказался, пожалуй, самым богатым из всех, что доводилось видеть Мегрэ, и, пока пили коктейль, он насчитал сорок два сорта виски, помимо семи или восьми марок французского коньяка, с также настоящего «перно», какого в Париже после 1914 года уже не сыщешь.

Напротив навощенной до блеска стойки, уставленной вазами со сливами, вишнями и абрикосами, выстроились в ряд игральные автоматы. Комиссар потянулся было к одному из них с пятицентовой монетой, но, приглядевшись, обнаружил, что в него надо бросить серебряный доллар; кроме того, здесь были автоматы на пятьдесят и на двадцать пять центов.

– Я думал, такие автоматы запрещены, – заметил он. – В день приезда я прочел в одной здешней газете, что шериф конфисковал несколько таких автоматов.

– В общественных местах – да.

– А здесь?

– А здесь частный клуб.

Глаза у О'Рока смеялись. Он был доволен, что может кое в чем просветить коллегу из-за океана.

– Видите ли, у нас тут много частных клубов, причем для людей почти всех социальных категорий. Этот не самый фешенебельный и не самый закрытый. Есть четыре или пять рангом повыше. Остальные – ниже.

Мегрэ заглянул в просторный обеденный зал, где им предстояло есть, и понял, почему здесь так мало ресторанов.

– Каждый в зависимости от своего положения является членом определенного клуба, и подъем по социальной лестнице знаменуется переходом в более престижный клуб.

– Так же, как каждый выбирает игральный автомат по карману?

– Примерно.

Искоса глянув на Мегрэ, О'Рок сунул новенький доллар в щель автомата и небрежным жестом сгреб четыре точь-в-точь такие же монеты, которые выскочили из отверстия.

– Внизу есть столы для игры, напоминающей вашу рулетку. Играют и в покер. А у вас во Франции нет клубов?

– Очень немного, преимущественно для представителей высших классов.

– А у нас есть даже клубы железнодорожных рабочих.

– Тогда для чего здесь столько баров? – удивился Мегрэ.

Гарри Коул пил свое двойное виски, словно совершая обряд.

– Прежде всего, это нейтральная почва. Бывает желание встретиться с людьми не только своего круга.

– Минуточку! Если я буду говорить что-нибудь не то, остановите меня, Вы хотите сказать, что не всегда хочется вести себя так, как полагается с людьми своего круга? Думаю, здесь без энтузиазма отнеслись бы, если бы, скажем, кто-нибудь напился до положения риз.

– Именно! Лучше пойти в «Пингвин».

– Понятно.

– Но есть люди, не принадлежащие к какой-либо категории, то есть не являющиеся членами какого-нибудь клуба.

– Бедные!

– Нет, это не только те, у кого нет денег, но и те, кто не соответствует нормам определенного социального класса. Вот послушайте. Тусон – город пограничный, и здесь есть клуб, где членами являются мексиканцы по происхождению, но у которых несколько поколений предков жили в Соединенных Штатах. Так вот, там не полагается говорить по-испански. Тот же, кто не знает английского или говорит по-английски с акцентом, может вступить в клуб, объединяющий новоприехавших. Have a drink, комиссар!

Сервировка и обслуживание были, как в лучшем парижском ресторане, а ведь О'Рок здесь обедает чуть ли не каждый день.

– Скажите, а у солдат на базе тоже есть свой клуб?

– Даже несколько.

– И, значит, им тоже, если бы захотелось вести себя не так, как принято, приходится отправляться в бар?

– Совершенно верно.

– Наш друг Джулиус понемногу начинает понимать, – подал голос Коул, с аппетитом поглощавший закуски.

– Ну, многое еще для меня остается тайной.

На столе было вино, французское вино: О'Рок, не объявляя об этом вслух, заказал его ради комиссара.

– Вы ничего не будете иметь против, если я задам несколько вопросов о следствии?

– Я как раз жду этого.

Значит, договорились. А не сам ли О'Рок попросил Коула представить его комиссару?

– Если я правильно понимаю, ваше положение соответствует тому, которое я занимаю в Париже. Шериф, ваш начальник – это примерно то же, что директор уголовной полиции.

– С той лишь разницей, что шерифа избирают.

– Атторней адекватен прокурору, а находящиеся в вашем подчинении помощники шерифа соответствуют моим инспекторам, моей опербригаде.

– Да, пожалуй, что так.

– Я заметил, что большинство вопросов подсказываете атторнею вы. И, конечно, вы не даете задавать свидетелям некоторые вопросы?

– Правильно.

– Вы предварительно допрашивали свидетелей?

– Большинство.

– И задавали им все вопросы?

– Я делал все возможное.

– Из какой семьи капрал Ван-Флит?

– Пинки? У его родителей крупная ферма на Среднем Западе.

– Почему же он тогда вступил в армию?

– Егo отец хотел, чтобы сын вместе с ним трудился на ферме. Года два Пинки с отвращением поработал, а потом в один прекрасный день удрал и завербовался в армию.

– А О'Нил?

– Отец и мать у него учителя начальной школы. Они хотели сделать из сына интеллектуала, и, если вдруг он оказывался не первым учеником в классе, это был позор. Ван-Флит сбежал из сельской местности в город, а О'Нил, наоборот, из маленького городка в сельскую местность. Почти год он проработал на Юге сборщиком хлопка.

– Маллинз?

– У него еще в детстве были неприятности с полицией, и его отправили в детскую исправительную колонию. Его родители умерли, когда ему было не то десять, не то двенадцать, а тетка, занимавшаяся его воспитанием, оказалась женщиной властной и нетерпимой.

– Заключение врача было достаточно полное?

– Не понимаю вас.

– Женщина чуть ли не полночи пьет в компании пятерых мужчин. Ее находят мертвой на железнодорожных путях. А во время следствия ни разу не возникает вопроса о том, что вполне могло иметь место между нею и одним или несколькими мужчинами.

– Таких вопросов не задают.

– В вашем офисе тоже?

– В моем офисе другое дело. Могу вас заверить, что вскрытие было произведено самым добросовестным образом.

– И результат?

– Да!

Все выглядело так, будто до сих пор Мегрэ видел вместо самого дела какую-то размалеванную декорацию, нечто вроде задника в ателье фотографа. На эту-то декорацию и взирает публика и, кажется, вполне довольствуется ею.

Теперь же вместо намалеванных картинок мало-помалу стали возникать настоящие участники этого происшествия с присущими им жестами и поведением.

– Произошло это не в пустыне.

– У музыканта?

Этот поход к музыканту с самого начала был подозрителен Мегрэ.

– Врач сразу же установил, что ночью Бесси имела половое сношение, но довольно задолго до смерти. Вы же знаете что в таком случае можно произвести анализ, подобный анализу крови, и по нему иногда удается установить, с каким мужчиной происходило сношение. Я с самого начала сообщил это Уорду и он мгновенно покраснел. Нет, не от страха – от ревности и ярости. Он вскочил и закричал: «Я подозревал это!»

– Маллинз?

– Да. Он мне сразу признался.

– В кухне?

– Все это было заранее подготовлено. Маллинз сказал Эрне Болтон, что страшно хочет Бесси. А Эрна по каким-то причинам невзлюбила сержанта Уорда. Она обнадежила Маллинза: «Может, у музыканта удастся…» Она согласилась покараулить у дверей кухни и дала знать, что идет Уорд. У Бесси достало находчивости для отвода глаз схватить бутылку виски и хлебнуть из горлышка.

Мегрэ теперь начал лучше понимать свидетелей, которые надолго задумывались, прежде чем ответить на вопрос, и взвешивали каждое слово.

– А вам не кажется, что эти подробности могли бы представлять интерес для присяжных?

– Важен ведь результат, не правда ли?

– И вы полагаете, что результат будет тем же?

– Стараюсь.

– Значит, из соображений благопристойности вы избегаете всех вопросов, связанных с сексом?

Задавая этот вопрос, Мегрэ вспомнил игральные автоматы в баре и, кажется, сообразил.

– Очевидно, вы хотите воспрепятствовать распространению дурных примеров?

– В общем-то, да. Во Франции, если то, что мне говорили, правда, вы поступаете как раз наоборот. В газетах описывают похождения министров и всяких шишек, а когда кто-нибудь из малых сих, обычный человек, имеет глупость подражать им, вы его упрятываете за решетку. Есть еще вопросы?

– Будь у меня раньше немного времени, я бы их записал. Значит, Эрна утверждает, что ее подруга Бесси была влюблена в Маллинза?

– Нет. Она, как и я, считает, что Бесси была влюблена в Уорда.

– Но Бесси же хотела переспать с Маллинзом.

– Пьяная, она готова была переспать с любым мужчиной.

– И часто с ней случалось такое?

– По несколько раз в неделю. Но с Уордом у нее был настоящий роман. Когда они не виделись, Уорд ей ежедневно писал и звонил чуть ли не каждые полчаса.

– Она надеялась, что он на ней женится?

– Да.

– А что он?

– Трудно сказать. Уверен, что мне он отвечал искренне. Парень-то он, в общем, славный. Женился скоропалительно, как женится у нас большинство молодых людей. Встретил девушку, Им показалось, что они влюблены, потому что они хотели друг друга, вот и вступили в брак.

– Я отметил, что его жену не вызывали в суд.

– А зачем? Она не очень здорова. С трудом управляется с двумя детьми и к тому же ждет третьего. Это как раз и удерживало Уорда. Он очень хотел жениться на Бесси, но боялся причинить горе жене.

Да, Мегрэ не ошибся, сравнив этих искателей удовольствий со школьниками. Они хотят казаться жесткими парнями и считают себя такими. Но любой хулиган с площади Пигаль или с площади Бастилии пренебрежительно сказал бы о них: слабаки.

– Труп опознали вы?

– Мои люди сделали это до меня. Бесси раз пять или шесть побывала у меня в офисе.

– Из-за того что занималась проституцией?

– Вы употребляете слишком четкие формулировки, и поэтому на ваши вопросы трудно отвечать. Например, работая в закусочной, Бесси зарабатывала почти тридцать долларов в неделю. Правда, за дом, который она снимала вместе с Эрной, им приходилось платить около шестидесяти в месяц.

– И она подрабатывала?

– Ну, она не обязательно брала наличными. Ее могли пригласить в ресторан, накормить, напоить, Коктейль, как-никак, стоит пятьдесят центов! Порция виски – столько же.

– И много в городе таких, как она?

– Есть, но уровень разный. Одну достаточно повести в закусочную для водителей и накормить спагетти, а есть такие, которых нужно приглашать в хороший ресторан и угощать цыпленком.

– А Эрна Болтон?

– За ней присматривает Митчелл. Если она его станет обманывать, ей это слишком дорого обойдется. Убежден, что он вот-вот на ней женится Конечно, они не святые, но и не самые плохие люди.

– Сержант Митчелл знал, что его сестра отдалась на кухне Маллинзу?

– Эрна отвела его в сторону и рассказала.

– И как он это воспринял?

О'Рок расхохотался.

– Комиссар, меня же там не было. Я знаю только то, что мне рассказывал Митчелл. Представляете, он был опекуном сестры и очень серьезно относился к этой роли!

– Позволяя спать с каждым, кто ей приглянулся?

– А что он мог, по-вашему, сделать? Не торчать же ему было при ней с утра до вечера и с вечера до утра. Бесси нужно было зарабатывать на жизнь, но для работы в какой-нибудь конторе ей не хватало образования. Ее пробовали устроить продавщицей в магазин стандартных цен, однако там она не продержалась и дня: болтала с покупателями и ошибалась в счете. С точки зрения Митчелла, Уорд-это все-таки выход; когда-нибудь он, возможно, и женился бы на Бесси. А вот Маллинз в этом смысле вариант получше: он холост.

Теперь расхохотался Мегрэ. По мере разоблачений О'Рока облик действующих лиц менялся буквально на глазах.

Принесли коньяк, очень старый, было заметно, что год на этикетке бутылки наполняет О'Рока гордостью за свой клуб.

– Ваше здоровье!

Мегрэ больше всего поражался даже не снисходительности таких людей, как старший помощник шерифа или Гарри Коул, приведший арестованного в ресторан пообедать. Подобная снисходительность была обычным делом и на набережной Орфевр. Мегрэ знал в Париже довольно много мелких уголовников; время от времени ему приходилось ими заниматься, и, бывало, он говорил такому: «Малыш, ты опять зашел чересчур далеко, и мне придется упрятать тебя за решетку. Несколько месяцев тюрьмы пойдут тебе на пользу».

Нет, его поражало поведение присяжных и публики. Свидетели, например, рассказывают о ночной попойке, перечисляют, сколько было выпито, и ведь хоть кто-нибудь бы нахмурился!

У всех у них был вид людей, считающих, что в мире нет ничего ненужного, а в обществе всегда будет определенный процент подонков.

На самом верху пирамиды подонков стоят крупные гангстеры, но они прямо-таки необходимы: благодаря им можно доставать то, что запрещено законом.

Гангстерам нужны наемные убийцы – сводить между собой счеты.

Все не могут принадлежать к одному клубу и к одному социальному слою. Все не могут подняться наверх.

Есть такие, которые опускаются вниз. И такие, которые родились внизу. Есть слабые, неприспособленные, а есть такие, которые становятся хулиганами, хорохорятся, считают себя, несмотря ни на что, способными на многое, А эти простые, средние американцы, похоже, уверены, что так все и должно быть.

– У Ван-Флита есть любовница?

– Вы хотите знать, спит ли он более или менее регулярно с одной и той же женщиной?

– Если угодно.

– Нет. Это гораздо сложнее, чем вы думаете. Кстати, в подобных случаях такая женщина, как Бесси или Эрна, обычно женит на себе мужчину. Бесси почти добилась этого. Эрна вот-вот добьется.

– Выходит, он мог рассчитывать только на случайность?

– Причем на редкую случайность.

– А у О'Нила?

– И у О'Нила то же. Кроме того, хочу вам сказать, что Тед О'Нил, несмотря на свой вид, самый робкий из всех. Здесь он чувствует себя не на месте. Он получил строгое воспитание. Порой я думаю, не сожалеет ли он о родительском доме и приличном обществе, которые предпочел покинуть.

– Родители пишут ему?

– Они не желают его знать.

– У Ли?

– Если бы вы жили в городе, где есть несколько сот китайцев, вы бы знали, что пытаться их понять – напрасное дело. Думаю, он неплохой парень и всегда старается поступать хорошо. Своим мундиром он гордится и, если вдруг начнется война, будет доблестно сражаться.

Гарри Коул, до сих пор практически не принимавший участия в разговоре, посмотрел на них с неопределенной улыбкой.

– Я немножко знаю китайцев, – сообщил он.

– И что вы думаете об этом?

– Ничего! – с усмешкой бросил Коул.

В зале кончали обедать, и большинство перекочевало в бар; оттуда доносились голоса, звон рюмок. В соседней комнате играли в карты.

– Хотите еще задать вопрос?

– Да. Только не знаю, как сформулировать. Я опять возвращаюсь к тому, что пять мужчин пили в компании с одной-единственной женщиной. Маллинз, как вы сказали, поддался искушению и получил то, что хотел. Но остались еще трое. Не думаете ли вы, что полнокровный Ван-Флит и такой крепыш, как О'Нил, тоже могли захотеть Бесси?

– Весьма вероятно.

– А вам не кажется, что она могла вести с ними ту же игру, что с Маллинзом?

– Вполне возможно. Вы хотите сказать: она их распаляла?

– Не предпочитают ли китайцы, подобно неграм, белых женщин?

– Гарри, ответь!

– Не думаю, чтобы у них была такая склонность. Как правило, они предпочитают своих соплеменниц. Но обладание белой женщиной для них предмет гордости.

– Значит, – развивал Мегрэ свою мысль, – в машине ехали пять мужчин и одна женщина. Сзади, если я не ошибаюсь, в темноте сидели О'Нил, Бесси и У Ли. Постойте! Я, кажется, начал не с того конца! Вы сказали, что Уорд ревнив. Он прекрасно знал темперамент Бесси и как она себя ведет пьяная. Тем не менее он привел ее на эту вечеринку с приятелями.

– Не понимаете?

– Думаю, понимаю, но хотелось бы знать, годятся ли мои умозаключения для американцев.

– Уорд гордился, что у него, женатого человека, есть, как вы называете, любовница. Представляете, какое это давало ему превосходство над приятелями?

– И он пошел на риск?

– О риске он не думал – он хотел их поразить. Но вспомните: потом он забеспокоился и пытался помешать Бесси пить.

– Кажется, он ревновал ее только к Маллинзу?

– И был не так уж не прав. С его точки зрения, Маллинз – красивый парень и нравится женщинам, Из-за остальных двоих, которые на голову ниже его, Уорд почти не беспокоился, из-за китайца еще меньше – тот совсем мальчишка.

– Вы считаете, это было сделано из своеобразного тщеславия?

– Я слышал, что в Париже, как, впрочем, и всюду, тщеславные типы с гордостью демонстрируют в Опере или в других местах своих глубоко декольтированных жен и любовниц.

– Полагаете, в машине произошло что-то, отчего Бесси отказалась ехать в Ногалес?

– У нас есть на этот счет показания, но не знаю, насколько они верны. После прихода на кухню настроение у Уорда испортилось, он стал нервничать. В машине заставил Бесси пересесть назад, чтобы отделить ее от Маллинза. Но тем самым отделил ее и от себя. Этим он показал, так сказать, что недоволен ею. А в ответ она показала по-своему, что недовольна им.

– А вдруг ее напугало то, что произошло в машине?

– Какие-нибудь поползновения О'Нила или китайца? В машине, где сидело шесть человек? Комиссар, не забывайте, что все они, за исключением У Ли, были здорово пьяны.

– Поэтому их показания так противоречивы?

– Думаю, также и потому, что каждый из них чувствует, что в той или иной степени находится под подозрением. А во-вторых, тут вступают в действие дружеские связи между ними. О'Нил и Ван-Флит практически неразлучны, и вы могли заметить, что их показания почти полностью совпадают. У Ли старается выгораживать всех: ему претит быть доносчиком.

– Почему Уорд заявил, что после первой остановки Бесси не вернулась в машину?

– Испугался. Не забывайте, у него из-за этой истории неприятностей выше головы. Ведь у него жена, дети. Вполне возможно, что она подаст на развод.

– Он утверждал, что Бесси ушла с сержантом Маллинзом.

– А разве есть доказательства против него?

– Помощники шерифа тоже противоречат друг другу.

– Они дают показания под присягой и говорят то, что считают правдой.

– У меня сложилось впечатление, что инспектор Южно-Тихоокеанской знает свое дело.

– Весьма достойный человек.

– Конлей?

– Славный малый.

– Этуотер?

– Надутый болван!

О'Рок не задумывался, характеризуя своих подчиненных.

– А Шмидер?

– Первоклассный эксперт!

– Вы действительно надеетесь разыскать машину, на которой возвращалась эта троица?

– Буду очень удивлен, если завтра она не будет стоять перед моим офисом. Сегодня днем мы получили адрес гаража, куда были проданы эти покрышки.

– Поэтому расследование и продлили до завтра?

– Да. И чтобы у присяжных была свежая голова.

– Вы думаете, они во всем разобрались?

– Они были чрезвычайно внимательны. Но сейчас, вероятно, малость растеряны. Достаточно будет представить им завтра явные доказательства – если удастся…

– А если не удастся?

– Присяжные будут решать по совести.

– Не кажется ли вам, что при такой системе слишком много виновных остается на свободе?

– Но ведь это лучше, чем осудить одного невинного, верно?

– Зачем вы вчера заходили в «Пингвин»?

– Объясню. Бесси жила неподалеку и приходила туда чуть ли не каждый вечер. Я хотел составить список мужчин, с которыми она встречалась.

– Официантка дала интересные сведения?

– Сказала, что Ван-Флит и О'Нил частенько бывали там.

– Вместе с Уордом?

– Нет.

– И им случалось уходить с Бесси?

– Нет, ей они не нравились.

– Но это ведь не исключает возможности, что она назначила им свидание? О'Нил мог поговорить с нею в машине и попросить удрать от всех.

– Я думал об этом.

– Бесси объявила о своем нежелании ехать в Ногалес, тут же разругалась с Уордом, вылезла из машины и ждала их обоих в пустыне. Приехав в Тусон, они отделились от приятелей, не подозревая, что Уорд и Маллинз собираются ехать искать Бесси. Они попытались отделаться от трезвого. У Ли и взяли такси.

– И убили ее?

– Я бы, например, проверил их нижнее белье.

– Уже сделано. У Ван-Флита результат отрицательный, в том смысле, что мы имеем в виду. С О'Нилом мы опоздали: он успел отдать белье в стирку.

– Вы считаете, что Бесси была убита?

– Знаете, комиссар, здесь человек не считается виновным до тех пор, пока не будет доказано его преступление. У нас существует презумпция невиновности.

Мегрэ заметил полусерьезно, полушутя:

– У нас во Франции на всех, конечно, распространяется презумпция виновности. Но вижу, ваши принципы не помешали вам засадить их по обвинению в спаивании несовершеннолетней.

– Поили они ее или нет? И признали это?

– Да, но…

– Они нарушили закон, что дает мне возможность, поскольку облегчает работу, сунуть их за решетку. У меня не так уж много людей. Пришлось бы следить за всеми пятью. Полагаю, вы понимаете это не хуже меня. Если есть еще вопросы, я в вашем распоряжении.

– Митчелл сразу же, как только узнал о смерти Бесси, заявил, что его сестру убили?

– Такова была его первая реакция. Не забывайте, он ведь знал, что его сестра отдалась на кухне Маллинзу и что Уорд их чуть не накрыл.

– Нет!

– Что вы хотите сказать?

– Митчелл никогда не подозревал Уорда. Сейчас, во всяком случае, не подозревает.

– Это он вам сказал?

– Дал понять.

– Тут вы знаете больше моего, и мне, пожалуй, надо будет побеседовать с ним. Но в любом случае я вынужден вас покинуть и идти в офис. Вы остаетесь с комиссаром, Гарри?

Мегрэ вышел на улицу с Коулом, машина которого, как обычно, стояла поблизости.

– Куда вы намерены двинуть, Джулиус?

– Спать.

– Не кажется ли вам, что сейчас самое время выпить по последней?

Очень мило! Они только что вышли из клуба, где в приятной обстановке к их услугам были напитки со всех концов земли. Коул там всех знает; мог бы пить и болтать, сколько влезет. И тем не менее, едва выйдя, предлагает пойти посидеть в каком-нибудь баре.

Нет ли в этом некоего влечения к греху?

Мегрэ очень хотелось вернуться в отель и залечь спать, но это ему не удалось. Из малодушия, что ли, он согласился на предложение Коула, и через несколько минут тот затормозил, конечно, у дверей «Пингвина».

В этот вечер бар был почти пуст. Как всегда, там царил полумрак, и из сверкающего огоньками проигрывателя лилась музыка. Стол рядом с ними занимали две пары: Хэролд Митчелл с Эрной Болтон и музыкант с Мэгги.

Увидев комиссара, входящего в сопровождении офицера ФБР, Митчелл ухмыльнулся, наклонился к друзьям и что-то шепнул.

– Вы женаты? – спросил Meгpэ Коула.

– И отец троих детей. Они дома, в Новой Англии. Я же здесь всего на несколько месяцев.

В глазах Коула была тоска по дому.

– Как вам понравился клуб? – поинтересовался он в свою очередь.

– Я даже не предполагал, что он такой роскошный.

– Бывают и получше. В «Кантри», например, есть площадка для гольфа, несколько теннисных кортов и великолепный бассейн.

Сделав бармену знак подлить, Коул продолжал:

– Кормят в клубах гораздо лучше и куда дешевле, чем в ресторанах. Все самого высшего качества. Только, знаете, все это… В английском нет подходящего слова. Кажется, по-французски в таких случаях говорят ernmerdant, да?

Забавный народ! Навязали себе жесткие правила и старательно следуют им каждый час, каждый день, каждую неделю – всю жизнь.

Интересно, они все испытывают желание время от времени вырываться из-под гнета этих правил?

Много позже, перед самым закрытием, Коул, уже изрядно выпивший и не такой агрессивный, как обычно, начал вдруг изливаться перед Мегрэ.

– Знаете, Джулиус, как бы там ни шли дела на свете, человеку необходим определенный жизненный стандарт. И вот у человека есть уютный дом, набитый всевозможной электрической техникой, роскошный автомобиль, прекрасно одетая жена, которая дарит ему отличных детишек и заботится о них. Он ходит в свою церковь и в свой клуб. Зарабатывает деньги и вкалывает, чтобы в будущем году заработать еще больше. Разве во всем мире не так?

– У вас, пожалуй, это наиболее законченно.

– Потому что мы самые богатые. У нас даже бедняки имеют машины. Чуть ли не у каждого негра, который собирает хлопок, есть старый автомобиль. Мы почти уничтожили нищету. Мы – великая нация, Джулиус!

Мегрэ согласился – и не только из вежливости:

– Убежден в этом.

– Но изредка бывают такие моменты, когда кажется, что уютный дом, улыбающаяся жена, чистенькие детишки, клуб, контора, счет в банке – это еще не все. У вас там такое случается с людьми?

– Думаю, такое случается с каждым человеком.

– Тогда, Джулиус, дарю вам рецепт, который у нас знают и используют миллионы. Нужно зайти в бар, безразлично какой – они все одинаковы. Бармен обратится к вам по имени. Возможно, назовет и чужим именем, если не знает вас, но это не имеет значения. Потом поставит перед вами стакан, и всякий раз, как стакан опустеет, вы будете делать знак.

Через некоторое время кто-нибудь незнакомый хлопнет вас по плечу и начнет рассказывать о себе. Скорей всего покажет фото жены и малышей, а кончит признанием, что он страшная свинья.

А может быть и так: вы не понравитесь какому-нибудь типу, меланхолически накачивающемуся виски, и он безо всякой видимой причины врежет вам по физиономии.

Но это пустяки. Все равно все кончится тем, что в час ночи вас выставят за дверь, потому что таков закон, а закон не перескочишь.

Вы постараетесь вернуться домой, не сшибив по дороге ни одного уличного фонаря, иначе вам грозит отсидка за управление машиной в нетрезвом состоянии.

А утром – маленькая голубая бутылочка (вы с ней уже познакомились). После нее небольшая отрыжка, отдающая виски. Горячая ванна, холодный душ – и мир снова свеж и чист. Улицы хорошо убраны, машина катит бесшумно, в конторе кондиционированный воздух. И жизнь, Джулиус, прекрасна!

Мегрэ глянул в угол, где стоял музыкальный автомат: обе пары смотрели на них.

Итак, жизнь прекрасна, а Бесси мертва!