Ночью в квартире Мегрэ зазвонил телефон, но комиссар, стараясь ощупью найти аппарат, не ворчал, как обычно, когда его будили среди ночи, а с облегчением вздохнул.

Хотя он плохо помнил прерванный сон, но ощущал, что сюжет был неприятный: Мегрэ пытался оправдаться перед каким-то важным чиновником, лица которого не видел, что он не виноват, что необходимо подождать еще несколько дней, потому что он не вошел в привычный ритм и все быстро разрешится. А главное, не нужно смотреть на него таким укоризненно-ироническим взглядом.

– Алло!

Пока он подносил трубку к уху, мадам Мегрэ приподнялась и включила лампу у изголовья.

– Мегрэ? – послышалось в трубке.

– Я слушаю.

Голос показался ему знакомым.

– Говорит Сент-Юбер.

Сент-Юбер, комиссар полиции, был ровесником Мегрэ. Они познакомились, когда оба только начинали работать в полиции. Называли они друг друга по фамилии, но на «ты» не переходили. Сент-Юбер, высокий, рыжеволосый, слегка медлительный и степенный, старался ставить точки над «i».

– Я вас разбудил?

– Да.

– Прошу прощения, но, вероятно, вам все равно с минуты на минуту позвонят с набережной Орфевр, чтобы ввести в курс дела. Я поставил в известность прокуратуру и уголовную полицию.

Сидя на постели, Мегрэ протянул руку, чтобы взять с ночного столика трубку, которую оставил там, ложась спать, и искал глазами спички, а мадам Мегрэ встала и пошла за ними к камину. В открытое окно проникал теплый воздух светящегося редкими огоньками Парижа и слышно было, как вдали проезжают машины.

За пять дней, прошедших после возвращения из отпуска, их впервые будили в такую пору, и Мегрэ почувствовал, как снова начинает понемногу входить в привычный для него ритм жизни.

– Слушаю вас, – пробормотал комиссар, делая несколько затяжек, пока жена подносила ему зажженную спичку.

– Я нахожусь в квартире Рене Жослена, улица Нотр-Дам-де-Шан, 37, напротив монастыря Сестер милосердия. Здесь совершено преступление. Подробностей еще не знаю, так как приехал двадцать минут назад… Вы меня слышите?

– Да…

Мадам Мегрэ пошла в кухню за кофе, и Мегрэ с благодарностью посмотрел на нее.

– Кажется, это дело не из простых. Довольно деликатного свойства. Вот почему я решился позвонить вам… Я опасался, как бы сюда не прислали дежурного инспектора.

По тому, как тщательно он подбирал слова, чувствовалось, что рядом с ним кто-то есть.

– Я знал, что вы только из отпуска…

– Да. Вернулся на прошлой неделе.

Была среда. Точнее, четверг, потому что будильник на ночном столике у кровати мадам Мегрэ показывал десять минут третьего. Вечером супруги Мегрэ ходили в кино, даже не столько за тем, чтобы посмотреть фильм, кстати довольно посредственный, а скорее, чтобы не изменять своим привычкам.

– Вы можете приехать?

– Да. Уже одеваюсь.

– Лично я буду вам крайне признателен. Я немного знаю Жосленов. Никогда бы не подумал, чтобы у таких людей могла произойти драма.

Даже табак ассоциировался у Мегрэ с работой: запах недокуренной накануне трубки, которую зажигаешь среди ночи, когда тебя будят по срочному делу.

Даже запах ночного кофе отличался от утреннего, ну, а запах бензина, который проникал через открытое окно…

Уже неделю Мегрэ казалось, будто что-то произошло.

Впервые он провел целых три недели в Мён-сюр-Луар, не имея ни малейшего контакта с уголовной полицией, впервые его ни разу не вызвали в Париж по срочному делу.

Они обживали дом, ухаживали за садом. Мегрэ ловил рыбу, играл в белот с местными жителями, а теперь, после возвращения, никак не мог войти в привычную колею.

Впрочем, Париж тоже. Уже не было ни дождей, ни недавней летней свежести. Огромные туристические автобусы возили по улицам иностранцев в пестрых рубашках, и хотя многие парижане уже вернулись из отпусков, были еще и такие, которые только сейчас собирались ехать отдыхать.

Здание уголовной полиции, даже его собственный кабинет, казались Мегрэ какими-то нереальными, и он время от времени даже спрашивал себя, что он здесь делает, словно настоящая жизнь проходила там, на берегах Луары.

Наверное, поэтому ему и приснился такой сон, подробности которого он тщетно пытался вспомнить. Мадам Мегрэ принесла из кухни чашечку горячего кофе и сразу поняла, что ее муж нисколько не раздосадован тем, что его так внезапно разбудили. Казалось, напротив, он был этому даже рад.

– Где это?

– На Монпарнасе… Улица Нотр-Дам-де-Шан.

Он надел рубашку, брюки и уже зашнуровал ботинки, когда снова зазвонил телефон. На сей раз из уголовной полиции.

– Патрон, это я, Торранс… Нам сейчас сообщили…

– Что на улице Нотр-Дам-де-Шан убит человек…

– Вы уже в курсе? Собираетесь туда ехать?

– Кто сейчас в кабинете?

– Дюпе. Он допрашивает какого-то субъекта, подозреваемого в краже бриллиантов. Есть еще Ваше… Погодите… Вот идет Лапуэнт.

– Скажи Лапуэнту, чтобы ехал и ждал меня там.

Жанвье был в отпуске. Вернувшийся вчера после отдыха Люка еще не приступал к работе.

– Вызвать тебе такси? – спросила мадам Мегрэ.

Шофер такси оказался знакомым, и это тоже было приятно комиссару.

– Куда поедем, шеф?

Он дал адрес и набил полную трубку. На улице Нотр-Дам-де-Шан стояла маленькая черная машина уголовной полиции, а возле нее Лапуэнт с сигаретой в зубах разговаривал с полицейским.

– Четвертый этаж, направо, – сказал полицейский.

Мегрэ и Лапуэнт вошли в идеально чистый, респектабельный с виду дом, какие бывают только в богатых кварталах. Через тюлевые занавески привратницкой пробивался свет, и, проходя мимо окошка, комиссару показалось, что он узнал инспектора VI округа, который разговаривал с консьержкой.

Едва лифт успел остановиться, как открылась дверь и им навстречу вышел Сент-Юбер.

– Прокуратура приедет не раньше чем через полчаса… Входите… Сейчас вы поймете, почему я решился вам позвонить.

Они очутились в просторной прихожей, потом Сент-Юбер распахнул дверь, и они вошли в тихую гостиную, где никого не было, если не считать мужчины, который полулежал в кожаном кресле. Несмотря на довольно большой рост и полноту, он весь как бы вжался в кресло, голова свисала набок, глаза были открыты.

– Я попросил семью выйти отсюда. Мадам Жослен находится на попечении домашнего врача, доктора Ларю, кстати, моего приятеля.

– Она ранена?

– Нет. Когда это случилось, ее не было дома. Сейчас я введу вас в курс дела.

– Кто живет в квартире? Сколько человек?

– Двое…

– Но вы говорили о семье…

– С тех пор как дочь вышла замуж, месье и мадам Жослен живут здесь вдвоем. Их зять – доктор Фабр, педиатр, ассистент профессора Барона в детской больнице.

Лапуэнт записывал эти сведения.

– Сегодня вечером мадам Жослен с дочерью ушли в театр Мадлен.

– А мужья?

– Какое-то время Рене Жослен находился дома один.

– Он не любил театр?

– Не знаю. Пожалуй, был домоседом.

– Чем он занимался?

– Последние два года – ничем. А раньше владел картонажной фабрикой на улице Сен-Готар. Там выпускают роскошные картонные коробки, например для духов… Но по состоянию здоровья ему пришлось уступить свое дело.

– Сколько ему было лет?

– Шестьдесят пять или шестьдесят шесть… Итак, вчера вечером он был дома один… Потом, точно не знаю в котором часу, пришел его зять, и они стали играть в шахматы…

Действительно, на столике стояла шахматная доска с фигурами, расставленными в той позиции, когда игра была прервана.

Сент-Юбер говорил вполголоса, и было слышно, как за неплотно закрытыми дверями кто-то ходит.

– Когда мать с дочерью вернулись из театра…

– В котором часу?

– В четверть первого… Так вот, когда они вернулись, то нашли Рене Жослена в таком виде.

– Сколько пуль?

– Две… Обе в области сердца…

– Соседи ничего не слышали?

– Ближайшие соседи еще не вернулись из отпуска…

– Вам сразу сообщили?

– Нет. Сначала они вызвали своего домашнего врача, доктора Ларю, он живет в двух шагах от них, на улице Асса. На это ушло какое-то время, и только в десять минут второго мне позвонили из комиссариата. Я немедленно оделся и приехал сюда… Я смог задать всего несколько вопросов. Учитывая состояние мадам Жослен…

– А зять?

– Он пришел незадолго до вас.

– Что он говорит?

– Его с трудом разыскали. В конце концов нашли в больнице, куда он зашел проведать, если я не ошибаюсь, ребенка, больного энцефалитом…

– Где он сейчас?

– Там… – Сент-Юбер указал на одну из дверей, откуда доносился шепот. – Судя по тому немногому, что мне удалось узнать, речь не идет об ограблении, поскольку мы не обнаружили никаких следов взлома… У Жосленов нет врагов… Это порядочные люди, с ними не случалось никаких скандальных историй…

В дверь постучали. Пришел Ламаль, судебный медик. Он пожал руки присутствующим, потом поставил на комод свой чемоданчик и открыл его.

– Мне позвонили из прокуратуры, – сказал он. – Сейчас приедет заместитель прокурора.

– Я хотел бы задать несколько вопросов дочери, – прошептал Мегрэ, внимательно оглядев комнату.

Он понимал ощущение Сент-Юбера. Обстановка здесь была не просто элегантной и комфортабельной, все здесь дышало миром, семейным покоем. Они находились не в гостиной с показной роскошью, а скорее в комнате, где все было приспособлено для жизни. Каждый предмет имел свое назначение и свою историю.

В огромном кресле из рыжеватой кожи, без сомнения, по вечерам любил сидеть перед телевизором Рене Жослен.

На этом рояле долгие годы играла маленькая девочка, портрет которой висел на стене, а возле другого кресла, не такого глубокого, как у хозяина дома, стоял красивый рабочий столик в стиле Людовика XV.

– Позвать ее?

– Я предпочел бы поговорить с ней в другой комнате.

Сент-Юбер постучал в какую-то дверь, на минуту исчез, а потом вернулся. Идя за ним, Мегрэ заглянул в спальню и увидел там на кровати женщину, над которой склонился врач.

Другая женщина, помоложе, вышла к комиссару и спросила шепотом:

– Вы не возражаете, если мы пройдем в мою бывшую комнату?

Они вошли в комнату молодой девушки, с сувенирами, безделушками, фотографиями, словно она, уже будучи замужней женщиной и приходя в родительский дом, снова хотела вернуться в обстановку своей юности.

– Ведь вы комиссар Мегрэ, не так ли?

Он кивнул.

– Пожалуйста, курите. Мой муж с утра до вечера не выпускает изо рта сигареты. Не курит он разве что у постели своих пациентов…

Она была в нарядном платье, а перед театром побывала в парикмахерской. Она нервно теребила в руке носовой платок.

– Вы не хотите присесть?

– Нет. И вы тоже?

Она не могла оставаться на одном месте, ходила по комнате, не зная, на чем остановить взгляд.

– Вы представляете, что это значит для нас? В газетах, по радио каждый день говорят о преступлениях, но трудно представить, что такое может случиться в твоей семье… Бедный папа!

– Вы были очень близки с отцом?

– Это был человек редкой доброты… Я значила для него все на свете… Единственная дочь. Месье Мегрэ, вы непременно должны разобраться в том, что произошло, и объяснить нам… У меня не выходит из головы, что это чудовищная ошибка…

– Вы думаете, убийца мог, например, ошибиться этажом?

Она посмотрела на него как человек, которому бросают якорь спасения, но тут же покачала головой:

– Это невозможно… Замок не сломан… Отец сам открыл дверь…

– Лапуэнт, можешь войти! – позвал Мегрэ.

Он представил его, и тот покраснел от неловкости, очутившись в девичьей комнате.

– Позвольте задать вам несколько вопросов. Кому именно, вам или матери, пришла в голову мысль этим вечером пойти в театр?

– Не помню. Кажется, маме. Она всегда настаивает на том, чтобы я куда-то выходила. У меня двое детей. Старшему три года, младшему – десять месяцев. Муж мой либо принимает в своем кабинете, тогда я его совсем не вижу, либо находится в больнице или у своих больных. Он весь в работе. И вот, время от времени, два-три раза в месяц мама звонит мне и предлагает нам куда-нибудь вместе пойти. Сегодня шел спектакль, который я давно хотела посмотреть…

– Ваш муж был занят?

– По крайней мере до половины десятого. А это слишком поздно. Кроме того, он не любит театр.

– В котором часу вы пришли сюда?

– К половине девятого.

– Где вы живете?

– На бульваре Брюн, возле университетского городка.

– Вы приехали на такси?

– Нет. Меня подвез муж на машине. У него было окно между двумя визитами.

– Он поднялся с вами наверх?

– Нет. Он высадил меня около дома и уехал.

– А позже он должен был вернуться сюда?

– Обычно, когда мы с мамой уходили, Поль, так зовут моего мужа, закончив свои дела, заезжал сюда. Они с отцом играли в шахматы или смотрели телевизор.

– Так было и вчера?

– Он говорит, что так. Приехал Поль вскоре после половины десятого. Они начали партию, потом мужа вызвали по телефону к больному.

– В котором часу?

– Он не успел мне сказать… Он уехал, а когда мы с мамой вернулись, то застали…

– А где был в это время ваш муж?

– Я сразу же позвонила домой, и Жермена, наша няня, сказала, что он еще не вернулся.

– Вам не пришло в голову позвонить в полицию?

– Не знаю… Мы с мамой были так потрясены… Мы ничего не понимали… Необходимо было с кем-то посоветоваться, и я решила позвать доктора Ларю… Это наш друг и в то же время – папин домашний врач…

– Вас не удивило отсутствие мужа?

– Сначала я подумала, что его задержали какие-то срочные дела… Потом, когда пришел доктор Ларю, я позвонила в больницу. Он оказался там.

– Как он отреагировал?

– Сказал, что немедленно приедет. Доктор Ларю уже вызвал полицию. Я не уверена, что рассказываю вам все по порядку… Я в это время находилась возле мамы. Она абсолютно не сознавала, что происходит…

– Сколько ей лет?

– Пятьдесят один. Она намного моложе папы. Он поздно женился, в тридцать пять лет…

– Позовите, пожалуйста, вашего мужа.

Через открытую дверь Мегрэ услышал голоса в гостиной, голос заместителя прокурора Мерсье и молодого следователя, Энтьена Госсара, которого, как и всех остальных, подняли с постели. Не замедлили явиться и сотрудники из отдела судебной экспертизы.

– Вы хотели меня видеть?

Доктор Фабр оказался худым, нервным молодым человеком. Жена вернулась вместе с ним и робко спросила:

– Мне можно остаться?

Мегрэ кивнул.

– Мне сказали, доктор, что вы приехали сюда около половины десятого?

– Чуть позже, не намного…

– Ваш рабочий день уже закончился?

– Я так полагал, но с моей профессией нельзя никогда ни в чем быть уверенным.

– Вероятно, уходя из дому, вы оставляете служанке адрес, по которому вас можно найти?

– Жермена знала, что я буду здесь.

– Это служанка?

– Да, но когда жены нет дома, она сидит с детьми.

– Что делал ваш тесть?

– Как обычно, смотрел телевизор. Ничего интересного не показывали, и он предложил мне сыграть партию в шахматы. Мы сели. Примерно в четверть одиннадцатого зазвонил телефон…

– Спрашивали вас?

– Да. Звонила Жермена и сказала, что меня срочно вызывают на улицу Жюли, дом 28… Это в нашем квартале. Жермена не расслышала фамилию, не то Лесаж, не то Леша, а может быть, Лаша… Ей показалось, что человек, который звонил, был очень взволнован…

– Вы тут же поехали?

– Да, сказал тестю, что вернусь, если этот визит не займет много времени, а в противном случае сразу же поеду домой. Я собирался так поступить. Поскольку я работаю в больнице, то всегда встаю очень рано.

– Сколько вы пробыли у больного?

– В том-то и дело, что никакого больного там не оказалось. Я спросил у консьержки, но она удивленно на меня посмотрела и сказала, что во всем доме нет человека с фамилией, похожей на Лесаж или Леша, и что больных детей тоже нет.

– Что вы сделали?

– Попросил разрешения позвонить домой и переспросил Жермену. Она сказала, что речь шла о доме 28… На всякий случай я зашел еще в дома 18 и 38, но безуспешно… Поскольку я все равно ушел от тестя, то решил заглянуть к себе в больницу, проведать ребенка, который меня беспокоил…

– Который это был час?

– Не знаю… Около получаса я посидел у его постели… Затем вместе с одной из медсестер обошел палаты… Наконец меня позвали к телефону… Звонила жена…

– Вы последний видели месье Жослена. Вы не заметили, он не был взволнован?

– Нет, не был. Он проводил меня до двери и сказал, что один закончит партию. Я слышал, как он закрыл дверь на цепочку.

– Вы уверены?

– Я отчетливо слышал звук закрываемой цепочки. Могу поклясться…

Значит, он должен был встать, чтобы открыть дверь убийце…

– Скажите, мадам, когда вы с матерью вернулись, дверь не была закрыта на цепочку?

– Мы бы тогда не попали в квартиру.

Доктор курил мелкими затяжками, прикуривая одну сигарету от другой, с беспокойством поглядывая то на ковер, то на комиссара. Он был похож на человека, который безуспешно пытается разрешить какую-то проблему, а его жена казалась не менее взволнованной, чем он.

– Простите меня, но завтра придется подробнее вернуться к этим вопросам…

– Понимаю.

– Сейчас мне еще нужно поговорить с сотрудниками прокуратуры.

– Тело увезут?

– Это необходимо.

Слово «вскрытие» произнесено не было, но чувствовалось, что молодая женщина об этом думает.

– Возвращайтесь к мадам Жослен. Я тоже скоро к ней зайду, но постараюсь пробыть у нее как можно меньше.

В гостиной Мегрэ машинально пожимал руки коллегам из отдела экспертизы, которые устанавливали там свои приборы.

Озабоченный следователь спросил:

– Что вы об этом думаете, Мегрэ?

– Ничего.

– Вас не удивляет, что именно в этот вечер зятя вызвали к несуществующему больному? Они с тестем ладили?

– Не знаю.

Комиссар боялся подобных вопросов. Ведь он только начинал знакомиться с жизнью этой семьи. В комнату вошел инспектор, которого Мегрэ видел через окошко привратницкой, и с блокнотом в руке сразу же направился к Мегрэ и Сент-Юберу.

– Консьержка отвечает на все вопросы весьма уверенно, – сказал он. – Я ее допрашивал около часа. Она женщина молодая, неглупая. Муж у нее – полицейский. Сегодня он на дежурстве.

– Что она говорит?

– Она открыла дверь доктору Фабру в девять тридцать пять вечера. Она в этом абсолютно уверена, потому что как раз собиралась спать и заводила будильник. Она всегда ложится рано, так как ее трехмесячный ребенок ночью просыпается для первого кормления. Только она уснула, как в четверть одиннадцатого раздался звонок, и она ясно расслышала голос доктора Фабра, который, проходя мимо привратницкой, назвал свое имя.

– Сколько человек входило и выходило после этого?

– Постройте… Она попыталась заснуть, как снова позвонили. На сей раз у входной двери. Вошедший назвал свое имя: Ареско. Это южноамериканская семья, которая живет на втором этаже. Почти тотчас же проснулся ребенок. Мать не смогла его убаюкать, и ей пришлось встать и подогреть ему сладкую воду. До возвращения мадам Жослен и ее дочери никто больше не входил и не выходил.

Слушавшие его чиновники смотрели друг на друга с серьезным видом.

– Иначе говоря, – произнес следователь, – доктор Фабр покинул дом последним?

– Мадам Боше – это фамилия консьержки – настаивает на своих словах. Если бы она спала, то не стала бы утверждать так категорично. Но из-за ребенка она все время была на ногах…

– Она еще не ложилась, когда дамы вернулись. Выходит, ребенок не спал в течение двух часов?

– Похоже что так. Она даже стала беспокоиться и пожалела, что пропустила доктора Фабра, с которым можно было бы посоветоваться.

Присутствующие чиновники вопросительно поглядывали на Мегрэ, а тот стоял с недовольным видом.

– Нашел гильзы? – спросил он, повернувшись к одному из специалистов из отдела судебной экспертизы.

– Две… 6,35… Можно унести тело?

Мужчины в белых халатах ждали с носилками. В ту минуту, когда Рене Жослена, закрытого простыней, уносили из квартиры, в комнату неслышно вошла дочь. Она встретилась взглядом с комиссаром.

– Почему вы здесь?

Она ответила не сразу, проводила глазами санитаров, уносивших тело отца, и только, когда дверь снова закрылась, прошептала словно в забытьи:

– Мне пришла в голову одна мысль… Постойте…

Она подошла к стоявшему в простенке между окнами старинному комоду и выдвинула верхний ящик.

– Что вы ищете?

Ее губы дрожали, и она в упор посмотрела на Мегрэ:

– Пистолет…

– В этом ящике лежал пистолет?

– Многие годы… Когда я была маленькая, ящик запирали на ключ…

– Какой системы был пистолет?

– Плоский, голубоватый, бельгийской марки…

– Браунинг 6,35?

– Кажется… Я не совсем уверена… На нем выгравировано слово «Эрсталь» и какие-то цифры…

Стоявшие в комнате снова переглянулись, поскольку описание соответствовало пистолету калибра 6,35.

– Когда вы видели его в последний раз?

– Довольно давно… Несколько недель назад… Может быть, даже несколько месяцев… Кажется, как-то вечером, когда мы играли в карты… Карты лежали в том же ящике… Они и сейчас здесь… В этом доме у каждой вещи есть свое место.

– Но пистолета на месте больше нет?

– Нет.

– Выходит, тот, кто им воспользовался, знал, где его искать…

– Может быть, мой отец, чтобы обороняться…

В ее глазах был страх.

– У ваших родителей есть прислуга?

– Была служанка, но полгода назад она вышла замуж. После нее они нанимали еще двух других, но они не подошли, и мама решила взять приходящую, мадам Маню, которая работает у них с семи утра до восьми вечера.

Все это выглядело обычно, вполне естественно, не считая того, что безобидный человек, который недавно вышел на пенсию, был убит в своем кресле.

Что-то в этой драме настораживало, казалось нелогичным.

– Как чувствует себя мадам Жослен?

– Доктор Ларю заставил ее лечь в постель. Она не произнесла ни слова и смотрит немигающим взглядом, словно в беспамятстве. Она даже не заплакала. Похоже, у нее провал в памяти. Доктор просит у вас разрешения дать ей снотворное… Он считает, что ей лучше заснуть… Вы разрешите?

– Разумеется.

Разве Мегрэ узнает правду, даже если задаст несколько вопросов мадам Жослен?

– Я не возражаю, – добавил он.

Сотрудники отдела судебной экспертизы все еще работали с присущей им методичностью и хладнокровием. Заместитель прокурора попрощался и спросил:

– Вы идете, Госсар? Вы на машине?

– Нет. Я приехал на такси.

– Если хотите, я вас подвезу.

Сент-Юбер тоже собрался уходить, не преминув шепнуть Мегрэ:

– Я правильно сделал, что вызвал вас?

Мегрэ кивнул и уселся в кресло.

– Открой окно! – сказал он Лапуэнту.

В комнате было душно, и комиссара внезапно поразило, что, несмотря на летнюю жару, Жослен просидел весь вечер в комнате с закрытыми окнами.

– Позови зятя…

– Сейчас, шеф…

Доктор сразу же вошел. Он выглядел усталым.

– Скажите мне, доктор, когда вы уходили от тестя, окна в комнате были открыты или закрыты?

Он подумал, посмотрел на оба окна с опущенными шторами:

– Постойте… Не могу сказать… Попытаюсь вспомнить… Я сидел здесь… Мне кажется, я видел огни… Да… Могу почти поклясться, что левое окно было открыто… Я отчетливо слышал шум улицы…

– Перед уходом вы не закрывали окно?

– С какой стати?

– Не знаю.

– Нет. Мне и в голову не пришло… Не забудьте, я ведь не у себя дома…

– Вы часто здесь бывали?

– Примерно раз в неделю… Вероника заходила к родителям чаще… Скажите, можно мне… Моя жена останется здесь на ночь, а я бы предпочел вернуться домой… Мы никогда не оставляем детей с няней на всю ночь… К тому же к семи утра я должен быть в больнице…

– А что вам мешает уйти?

Доктор был удивлен таким ответом. Вероятно, он уже считал, что находится под подозрением.

– Благодарю вас…

Было слышно, как доктор что-то сказал жене в соседней комнате, потом без шапки, с чемоданчиком в руке прошел через гостиную и смущенно попрощался.