8
На первом этаже люди из похоронного бюро приводили контору в подобающий скорбному моменту вид, драпируя стены черной материей. Гроб стоял в углу, как будто было неизвестно, что с ним делать.
– Гроб с телом?
– Естественно.
Жан Лёкюрёр вышел из своего кабинета.
– Похороны состоятся завтра в одиннадцать, – объявил он. – Церковь почти напротив. Извещения разосланы. Вы думаете, госпожа Сабен-Левек будет присутствовать на отпевании?
– Уверен, что нет.
– Так, конечно, было бы лучше. Как она себя чувствует? Я совершенно ничего не знаю, что происходит наверху.
– Доктор Блуа собирался зайти ближе к полудню. Я сейчас поднимусь туда…
На лестнице Мегрэ попросил Лапуэнта:
– Постарайся записать все, что будет сказано.
– Хорошо, шеф.
Дверь им открыл лакей.
– Где Клер?
– Наверное, в будуаре.
Между тем она уже шла им навстречу.
– Спит? – спросил Мегрэ.
– Нет. Сидит в ночной рубашке на краю постели и с тех пор, как ушел врач, не произносит ни слова. Ванну принять отказалась и не разрешила себя причесать.
– Что вам сказал врач?
– Почти ничего. Наблюдать за ней.
– Она ела?
– Нет. Она только качает головой мне в ответ.
– А сами вы завтракали?
– Я не смогла. Мне кажется, что я присутствую при агонии. Что происходит, комиссар? Судя по всему, гроб принесли вниз…
– Верно. Мне бы очень хотелось, прежде чем я к ней пойду, чтобы вы, если сможете, надели на нее халат.
– Я, конечно, попробую…
Клер больше не проявляла к нему враждебности. Чувствовалось, что она растеряна. Двое мужчин расположились в гостиной, где ждать им пришлось долго. Приблизительно минут через пятнадцать горничная пришла за ними.
– Она в будуаре. Я была вынуждена дать ей ее бутылку.
Мегрэ вошел первым. Натали, как обычно, устроилась в глубоком кресле, в руке она держала бутылку коньяка. Взгляд у нее был решительный, на лице, однако, было написано почти спокойствие.
– Разрешите?
Она сделала вид, что не слышит, и Мегрэ уселся напротив нее. Она гладила бутылку, словно это самое дорогое, что у нее было.
– Я – с улицы Жана Гужона, – тихо произнес Мегрэ, как будто боялся ее напугать.
Натали наконец раскрыла рот и равнодушно произнесла только одно слово:
– Уже!
После чего глотнула из бутылки, как уже проделывала прежде на глазах у комиссара. Ее бледные щеки слегка порозовели, рот начал подергиваться.
– Предполагаю, что это больше не имеет значения, не так ли?
– Вы боялись, что, если его задержат, он выдаст вас как свою сообщницу, так?
Она отрицательно покачала головой.
– Нет, хуже. Он заставил меня прийти к нему вчера только для того, чтобы потребовать очень большую сумму денег, обещая, что затем он оставит меня в покое и вернется в Марсель.
– Вы любили его?
Она ничего не ответила, а в ее взгляде застыло глубокое отчаяние.
– Почему, если вы любили его, вы взяли с собой оружие?
Это, казалось, придало ей мужества.
– Я никогда не питала иллюзий на его счет. Он был моей последней надеждой. Вы, значит, ничего не поняли?
Она попыталась зажечь сигарету, но не сумела – так у нее дрожали руки. Мегрэ наклонился и протянул ей зажженную спичку. Она не поблагодарила.
– Вы всегда были гордячкой, правда?
Она поправила его глухим голосом:
– Я гордая. Вернее, была гордая. Теперь… – Фразу она не кончила.
– Вы чувствовали себя униженной, работая в кабаре, и чувствовали бы себя еще более униженной за прилавком магазина.
Она слушала его. Как только речь заходила о ней, Натали становилось интересно.
– Сабен-Левек влюбился в вас. Вам не потребовалось много времени, чтобы выяснить, кто такой господин Шарль…
Она не шелохнулась, напряжение по-прежнему не покидало ее.
– Вы надеялись на шикарную и блестящую жизнь, на коктейли, приемы, обеды.
– Вскоре я поняла, что это был самый большой эгоист, какого я встречала.
– Потому что он не предоставил вам первого места?
Это, казалось, удивило ее, а Мегрэ продолжал:
– Он был в доме всем, а вы – ничем.
Взгляд ее стал безжалостен.
– Меня все презирали, кроме Клер.
– Почему вы не потребовали развода?
Она повела глазами вокруг себя, и взгляд ее охватывал всю квартиру, весь дом, все состояние семьи Сабен-Левек.
– Потому что вы были жадны. Для вас не имело большого значения, что муж время от времени исчезает, отправляясь на поиски хорошеньких девиц. Вы были госпожой Сабен-Левек. И вам надо было ею остаться любой ценой.
Она отпила глоток. Проделывала она это машинально.
– Вашим прибежищем стал коньяк. Предполагаю, что любовники у вас тоже были?
– Интрижки. Мужчины, с которыми я встречалась в барах.
Теперь, когда она сдалась, Натали и не думала защищаться. Казалось даже, что ей доставляет удовольствие выставлять напоказ свою подноготную.
– Гостиничные номера… Некоторые ошибались и пробовали давать мне деньги…
Она поджала губы.
– Два года назад вы встретили Джо Фазио.
– Это другое. Я любила его…
– Он был барменом.
– Я сняла ему студию и содержала его.
И это опять был вызов, который она цинично бросала Мегрэ.
– В состоянии, до которого я дошла, я не могу надеяться, что меня будут любить просто так. Он делал вид, что любит, а я делала вид, что верю.
– Кто предложил избавиться от вашего мужа?
– Думаю, эта мысль пришла нам обоим.
– Фазио установил, какие ночные заведения посещает так называемый господин Шарль. Много раз он следовал за ним, выжидая благоприятного стечения обстоятельств.
Она пожала плечами. Это же настолько очевидно!
– Однажды ночью, когда ваш муж вышел из «Крик-крака», Джо Фазио воспользовался тем, что улица была пуста и убил его. Он запихал его в украденную машину и привез на берег Сены. Машину он потом бросил на строительной площадке в Пюто.
– Подобными деталями я не занималась.
– Затем он позвонил вам и сообщил, что дело сделано?
– Да.
– Какую жизнь могли бы вы вести с вашим экс-барменом?
– Я об этом не думала.
– Признайтесь, вы заставили убить вашего мужа не из-за чувств к любовнику?
– Не знаю.
– Вы хотели остаться госпожой Сабен-Левек. Отныне вы становились полновластной хозяйкой дома.
– Вы ведь плохо обо мне думаете, правда?
– Да. Но в то же время я не могу себя заставить не испытывать к вам чувства жалости, потому что вы одновременно хрупки и тверды.
– Я хрупкая? – усмехнулась она.
И Мегрэ повторил:
– Да, хрупкая.
– Вы меня, конечно, увезете?
– Это мой долг. Идите оденьтесь. Проследи за ней, Лапуэнт: у меня нет ни малейшего желания, чтобы она еще раз воспользовалась садовой калиткой.
Мегрэ медленно набил трубку, раскурил ее и начал мерить шагами комнату.
Ждать ему пришлось почти полчаса. Когда Натали вернулась, сопровождала ее Клер, которая несла чемодан из свиной кожи.
Прежде чем выйти на лестницу, Натали снова приложилась к бутылке, от которой долго не могла оторваться.
– Полагаю, там мне этого не дадут?
Было ясно, что она будет осуждена. Но, учитывая ее расстроенные нервы, отправят ее, по всей видимости, в больницу.
Дверь нотариальной конторы была открыта. Обойщики закончили возиться с драпировками. Она сделала два шага и увидела гроб.
Лицо ее осталось невозмутимо.
– Он там?
– Да. Завтра его хоронят.
– Меня – сегодня.
Чемодан был положен в багажник, и комиссар уселся рядом со своей пленницей. Она смотрела на набережные, мосты, прохожих, автобусы и машины, как будто все это принадлежало уже далекому прошлому.
Когда они прибыли во Дворец правосудия, Лапуэнт взял чемодан, который был для Натали слишком тяжел. Мегрэ постучал в дверь следователя Куэнде.
– Она ваша, – проговорил он дрогнувшим голосом.
Комиссар взглянул на арестованную. Но он уже перестал существовать для нее. Она уселась напротив следователя еще до того, как тот пригласил ее войти, и, судя по всему, чувствовала себя совсем неплохо.
