Глава 11. Последний скульптор
Хотелось почесать вены – каждую кровеносную трубочку по отдельности! Но кожа! Гадкая кожа не позволяла!.. Хоть рви её, чтобы добраться глубже, до вен...
Роберт выл: каждая секунда перемены близкого механического города отзывалась вибрацией в костях. Он чувствовал себя куклой, заводным человечком без воли, которому то и дело вставляют в спину ключ, чтобы понаблюдать, как он корчится не в силах остановиться.
Он шёл и шёл. Не видя дороги и не зная направления. Его тянуло, тащило, словно прибоем, а вкус стали вытеснил даже мысли. Иногда Роберт высовывал язык и словно щупал им жаркий воздух. Его почему-то не удивляло, что он чувствовал им нужное направление. Будто так было всегда.
Роберт не различал ничего – тьма была чернильной. Яркими вспышками её порой вспарывали скоротечные мысли, как обрывки прошлой жизни.
Вика!.. Назад!.. Назад!..
Но Роберт неумолимо шёл в подъём. Удалялся от неё и ничего не мог поделать. Его собственной воли уже не существовало. Каждая клеточка крови тянула вперёд, надувая вены, разгоняя вновь запустившееся сердце. Мир сузился до точки – голубой, пульсирующей – где-то далеко-далеко, к которой-то и вёл вкус стали на языке...
Воздух менялся, становился кислее. Жар шёл по коже волнами, Роберта трясло, но он не останавливался ни на миг. Его не пугало даже то, что где-то рядом – он чувствовал! – скрежещет по камню сотней лап сколопендра.
Но в конце концов Роберт остановился: точка, манившая к себе, теперь сама двигалась навстречу. Она приближала быстро, источая острый перечный запах – опасность! Кости в очередной раз завибрировали, но хруст суставов почему-то был приятен даже сквозь гудящую боль. Мышцы свело короткой судорогой, кровь зашумела в ушах, из раскрытого рта вытекли слюни – точка пульсирующего света была всё ближе!
Достать! Забрать! Поглотить!
Не понимая ничего, без остатка повинуясь незнакомым инстинктам и чувствам, Роберт шагнул вперёд и выставил руки.
Удар в лицо был неожиданным, но совсем безболезненным. Голова запрокинулась, хрустнула шея, и голубая точка на миг выпала из поля «зрения», оставив после себя короткий неоновый росчерк. А вот это уже было больнее тысячи ударов! Роберта скрутило, свернуло, он зарычал и ринулся обратно к ней, но тут же повис, поднятый за горло. Но теперь он хотя бы видел её - свою цель...
Опять хруст, теперь уже позвонков... Шея вытягивается – его отрывают от земли. И не страшно, ни капельки не страшно! Только бы коснуться точки, что пульсирует прямо перед ним, заключённая в чью-то плоть. Только бы коснуться... Вырвать! Поглотить!
Роберт ударил в чернильную тьму без замаха. Послышался стон, и по ней пошли трещины голубоватого света – манящего, тёплого, желанного... Воздуха не было, бесполезные глаза, казалось, вот-вот лопнут, а носом хлынет бушующая, будто бы живущая собственной жизнью кровь. Хилая шея почти уже надломилась, но Роберт, хрипя и пуская вязкие слюни, ударил вновь. И рука погрузилась во что-то липкое, влажное.
Тьма расползлась кляксами, истаяла, когда пальцы прикоснулись к заветному свету. Но пока только кончиками, надо ещё! Ещё! Сжать в ладони, завладеть!.. Роберт рванул руку вперёд, непонятно как вытягивая податливые суставы, разрывая сухожилия и мышцы, сомкнул пальцы на голубом свечении звезды и... прозрел.
По венам потекло убаюкивающее бой сердца тепло – всё дальше и дальше, заполняя каждую клетку обновлённого тела. Стали проявляться контуры предметов, заляпанные подвижными мутно-бордовыми пятнами – воздуха не было по-прежнему. Роберт вдруг понял, что если ничего не сделает, то погибнет, задохнётся. И, не выпуская из пальцев заветный свет, с силой потянул его на себя.
Крик боли заполнил тоннель. Душившие его руки ослабли, насыщенная кислородом кровь ударила в голову, отчего на некоторое время опять сделалось непроглядно темно. Кто-то выл рядом его же голосом, стонал также, как стонал он ещё недавно, страдая без тепла голубой точки. Но это уже было не важно. Всё стало неважным.
Вкус стали отступал. Возвращалась ясность мыслей и понимание, что только зажатое в ладони тепло и даёт ему право на жизнь. Без него он – тень. Медленно тающий призрак, способный только к одному – брести к цели невзирая ни на что.
Роберт не понимал, что с ним произошло. Да и не старался понять, дрожа от наслаждения и до судорог сжимая тепло в ладони.
Время шло, привычные чувства вернулись в полной мере. Роберт медленно поднялся, сел. Из ладони больше не изливался свет, как тогда, когда вместо зрения была тьма. Испугавшись, Роберт аккуратно разжал её.
Это было яйцо. Тот самый неправильный овал, который дал ему беловолосый. Невесомый, гладкий, он медленно остывал. Его тепло утекало сквозь кожу прямиком в вены, наполняло Роберта жизнью и... способностью мыслить.
В итоге яйцо потускнело, сделалось серо-каменным. И вдруг треснуло. Роберт хотел перевернуть его, но скорлупа распалась, явив внутреннюю пустоту... Он долго не мог отвести взгляда от праха на собственной ладони. А когда отвёл – вздрогнул.
Рядом лежало тело с развороченной грудной клеткой.
Мимик!.. – запоздало возопил страх.
Но Роберт не бросился прочь, а просто застыл, словно увидел рядом какую-нибудь змею или тарантула. Его недавний противник не подавал признаков жизни. Полумрак не позволял разглядеть его, ведь ближайшая прожилка голубой породы светила далековато. Роберт выждал несколько минут – ничего. Нужно было уходить, спускаться, возвращаться к Вике. Она там одна с... этим психом... Мысль о том, как ему удалось выжить, да ещё и голыми руками убить повторителя, шевельнулась вяло, несмело. Роберт испугался ответа.
Выжил – это главное...
Он встал. Колени тряслись, подкашивались ноги. Но не от усталости, нет. Совсем наоборот – от странного переизбытка энергии. Незнакомого, чуждого. Как если бы ему вшили бессмертное искусственное сердце...
Роберт не хотел разглядывать повторителя, но размер его головы... Она была большой, держалась на тонкой шее, а та в свою очередь на узких плечах. Слишком много раз он подходил к зеркалу после «прыжка» Антонова, чтобы увидеть и это в том числе...
– Нет, нет, нет... – отшатнулся Роберт и побрёл прочь.
Он не приблизился настолько, чтобы рассмотреть лицо. Потому как боялся увидеть широкие монголоидные скулы и узкие глаза, столь характерные для саха.
***
Роберт понял, что заблудился. Обычные человеческие чувства были несовершенными, а языком уже не получалось «прощупать» горячий воздух сумрачного тоннеля. Теперь он пересох и бесполезно лип к нёбу.
Страх за Вику и разошедшееся сердце гнали вперёд. Вскоре им компанию составила паника – Роберт окончательно потерялся, когда пролез сквозь какой-то узкий тоннель, думая, что это тот, в котором он очнулся после странного сна. Он сел и перевёл дыхание. Нужно было успокоиться.
Вокруг густел мрак. Чувствовалось, что помещение, в котором он очутился, было большим и... старым. Воздух тут казался каким-то законсервированным: прохладным, неподвижным и будто бы наэлектризованным. Горячий поток из тоннельчика почему-то не проникал сюда вслед за Робертом.
Он случайно нащупал за пазухой гриб, который убирал прозапас ещё при первом привале над подземным озером. Вытащил, понюхал и, скомкав, положил в рот. Совершенно безвкусный, он хоть немного смочил высохшие язык и нёбо – воды во фляжке больше не было. А вот проглотить его не получилось. Дважды сработал рвотный рефлекс, в конце концов пришлось выплюнуть, едва пережевав.
Роберт встал. Тут ему нечего было делать – абориген не вёл их здесь, точно. Значит, надо возвращаться, искать пути, по которым они проходили вместе, спускаясь в механический город. Но влезть обратно в нору он не успел.
Сначала вдалеке что-то блеснуло, и следом мелко задрожала земля – механический город под ним трансформировался. Роберт сжался внутренне, готовый терпеть боль. Зря. Кости больше не отзывались на движение в недрах планеты.
Блеск не отпускал его внимание даже когда вибрации по стенам и полу прекратились. Он не был похож на пульсирующую точку, к которой он шёл накануне – Роберта не тянуло к нему ничего, кроме любопытства. Ведь если присмотреться, прищуриться, можно разглядеть... иероглиф?
Путь к светлячку он прощупывал носками ботинок. Что-то менялось по мере приближения. Но не вокруг, нет. Внутри. В нём самом. Будто одну часть его естества вынимали, а остальные сдвигали, чтобы вставить её в другое место. Как в игре в пятнашки.
Роберт не дошёл до цели каких-то несколько шагов. Иероглиф пульсировал: волнообразно, подобно движениям медузы в воде. Сердце вдруг пропустило удар, замедлилось и... забилось с ним в унисон. Теперь Роберт смотрел на инопланетную проекцию, и знал её значение.
Это был не покинувший пределов этого помещения сигнал тревоги. Запоздалый клич.
Роберт шагнул, протянул руку в темноту рядом с иероглифом. Он не спрашивал себя откуда знает, что там что-то есть. Просто делал.
Пальцы погрузились в тепло. Тело отозвалось приятно-болезненной дрожью – он чувствовал себя наркоманом в момент введения очередной дозы. В стороны от пальцев устремились две дуги, быстро образуя светящуюся спираль. Послышался слабый свист и...
Вспыхнул свет.
Всё кругом было по-разному зелёным: малахитовая панель перед ним, в которой утопала кисть, буро-болотная гладкая стена прямо напротив с погасшими глазницами прожилин, неровный, покрытый выщербленным слоем изумруда пол и потрескавшийся потолок травяного цвета, на котором тоже виднелись разбросанные хаотично вкрапления светившейся когда-то голубым породы. Это был Изумрудный город!.. Или почти он...
Роберт потянул руку на себя – панель отдала её нехотя – и повернулся.
Будь Павлов Роберт прежним, наверняка бы закричал. А так, увидев нависшее над ним многорукое существо без головы, он испытал лишь глубокую жалость. Будто это существо было... родным ему, понятным.
Оно было мертво. Давно, очень давно. Роберт без труда понял, что перед ним такое же экзотело, как и те, что цепенели в массиве изумрудного стекла. У великана без ног и головы, но с множеством рук, звезда нашлась на «спине» – потрескавшаяся, как бы высохшая.
Это и был настоящий ксенос, его истинное тело. Теперь Роберт не догадывался, а знал это. Многорукий скафандр существа сливался с полом и не имел возможности перемещаться. Оно чем-то управляло тут, никогда не отлучаясь. Чем-то важным. Глобальным...
Едва Роберт прикоснулся к звезде, в сознание ворвался усеянный иглами ком обрывочных образов. Он пронзительно вскрикнул и отдёрнул руку.
Слёзы хлынули сами. Роберт опустился на колени, не в силах унять дрожь. Всё, что испытала перед смертью эта звезда, оказалось знакомо: неодолимая тяга к далёкому голубому свету, страшный голод до источаемого им тепла, боль от каждой перемены механического города и ещё большая боль от собственной беспомощности. Призванием звезды было завершить нечто очень важное, но в конце жизни она только и делала, что тщетно стремилась вырваться из плена собственного экзотела, влекомая неодолимым голодом. Только в отличие от Роберта, ей не удалось его утолить...
Якут огляделся. Большинство «рук» экзотела тянулись к прожилкам, которые виднелись тут всюду: на потолке, на гладких стенах, даже на полу под волнистым, тонким слоем изумрудного стекла. Но часть длинных конечностей спутанным пучком устремлялась в одном направлении – за центральную колонну. Роберт встал, приблизился к ней и выглянул.
Стекло попало в этот зал отсюда. Единственный вход был залит им, закупорен наглухо, и...
По венам хлынул жар, в язык вонзилась стальная игла – свет! Там мерцал тот самый свет! Но Роберта не потянуло, не поволокло, как раньше. Сейчас он имел власть над собой. Пока.
Он шёл ко входу, осторожно ступая по волнистой глади стекла, но взгляд его не сходил со светящейся точки. Это была пирамида, неправильная, вытянутая вбок, напоминавшая что-то вроде неумело выполненного наконечника копья.
Стало ясно почему зелёное стекло не затопило зал целиком. Вонзив мощные конечности глубоко в камень, похожее на плоского краба существо развернулось поперёк прохода и тем самым сдержало смертоносный поток, закупорило его собой. Одна лапа при этом тянулась вглубь спасаемого помещения. В ней-то, покрытой выпуклыми точками, словно буквами азбуки Брайля, и светилась пирамидка...
Роберт потянулся к ней, но, почти уже коснувшись, передумал. Подушечки пальцев лишь пощекотал ток. Положение экзотела этой звезды было красноречивым. Она пожертвовала собой ради сестры, пленницы вмонтированного в пол экзотела. И не было никаких сомнений, что пирамида предназначалась последней в качестве пищи...
Нужно было уходить. Вика одна, рядом с этим уродом...
Потребовалось усилие над собой, чтобы оставить в зале всё как есть и влезть обратно в узкий тоннельчик. Его тянуло назад, и на этот раз чудовищное любопытство взяло в союзники необъяснимую, и пока ещё неявную, тягу к светящейся голубым пирамидке.
Роберт не прополз и половины тоннельчика, как вместе с жаром в лицо ударил кислый запах. Что-то скреблось на той стороне, у выхода... Он замер и прислушался. Точно. Дюжина острых лап крошила породу.
Прошла минута. Затем другая. Роберт всё-таки решился ползти дальше, но вдруг спереди донёсся один-единственный короткий «смешок».
Страх вытолкнул его из тоннеля обратно в прохладу зала как пробку из бутылки шампанского.
Не теряя времени, Роберт принялся искать другой выход. Но вскоре понял, что всё без толку: отсюда вёл только залитый стеклом проход да тоннельчик, на том конце которого притаилось, клацая мандибулами, насекомое-переросток. Он оказался заперт.
Но Роберт не успокоился. Он бросился искать всё, что могло сойти за точки воздействия: кнопки, рычаги или что-нибудь подобное, ведь место, где он находился, совершенно точно являлось неким узлом управления. Возможно ему удастся открыть где-то другой выход...
Прожилины!.. Погасшие давным-давно, они наверняка были теми самыми точками воздействия!.. Роберт несколько раз обошёл многорукое экзотело, разглядывая каждую мелочь. Но единственным местом, достойным внимания, оказалась ниша с мёртвой звездой.
Тогда он подошёл к гладкой стене и дотронулся до одной из прожилин. Ничего не произошло. По наитию, не убирая руку с первой, он коснулся ещё одной. Что-то где-то загудело, заворчало, завибрировало. Роберт поморщился и застонал – боль прокатилась по всему скелету, от стоп до темени.
Он только что воздействовал на механический город... и тот отозвался!..
Роберт физически не мог дотянуться одновременно до чего-то ещё. Оставался только один вариант. Каким бы сумасбродным он ни казался, другого попросту не было. Роберт обошёл безногого гиганта, встал напротив потрескавшейся звезды и внимательно ещё раз всё осмотрел. Недаром же он почувствовал некую общность с ней... Возможно, он сможет привести этот огромный манипулятор в действие?..
Роберт аккуратно вынул невесомый труп инопланетянина и почти бегом отнёс его подальше. Но не потому, что боялся или ещё чего. Странные, страшные чувства обуяли якута в этот момент. Он в очередной раз ощутил всё, что испытало это дивное существо когда-то. И опасливо покосился на мерцавшую вдалеке за колонной пирамидку...
Внутри освободившейся ниши виднелась гладкая поверхность и ничего более. Роберт решительно запустил туда кисть и расправил пальцы, пытаясь пятернёй попасть именно в то углубление, в котором покоилась сама звезда. И почти уже сдался, смирившись с тем, что это невозможно физически, как руку вдруг зажгло.
Выдернуть её он не успел. Роберт не видел, но ощущения были такие, будто лопалась кожа, а кости запястья расходились в стороны, превращая кисть в окровавленную пятилучевую звезду. Но всё это длилось лишь несколько секунд.
Многорукое экзотело ожило. Но отнюдь не по воле наглого чужака. Оно содрогнулось, вскинуло разом десятки манипуляторов, Роберт с перепугу опять потянул зажатую кисть обратно, но тщетно.
Окончания «рук» ощетинились длинными острыми иглами и вонзились в несколько глазниц, заставив их вспыхнуть. В ту же секунду меж прожилинами пронёсся юркий огонёк, оставляя негаснущий след, и на потолке возник иероглиф, значение которого выплыло из тёплой тьмы, оставшейся на месте пребывания Ординатора. Один-единственный, он нёс объём информации, который люди вложили бы в целое предложение, не меньше.
Это был алгоритм безопасности. Фильтр.
И Роберт прошёл его. Вдруг стало ясно, что экзотело проверяло его ровно на то же, на что и белотелые в той ослепительно-симметричной комнате, когда его кровь окрасилась в фиолетовый, – на способность взаимодействовать.
По-разному зелёный зал стал темнеть. На фоне меркнущих стен проступали всё те же глазницы – просыпающиеся, набирающие цвет. И огонёк меж ними продолжал рисовать иероглифы. Роберт даже не читал их, этого попросту не требовалось. Стоило задержать взгляд, как в голову проникали образы.
Он увидел подземное озеро с ярко-голубой тягучей жидкостью, от поверхности которого то и дело отделялись капли, устремляясь вверх, к округлому потолку. Это было не то место, где он повстречал Пустого в облике Трипольского, но очень похожее. По берегам озера вились живые вихри, среди которых находился один, только что окунавшийся в голубую жидкость. Он замедлялся, прямо как тот, что был пленником колбы белотелых, оседал и быстро конденсировался крупными каплями, чтобы уже в следующий миг и вовсе затвердеть в пятилучевую звезду.
Следующий образ показал ему зал, в котором он находился сейчас. Множество манипуляторов кололи иглами вспыхивающие прожилины. Внутри экзотела находилась та самая звезда, что когда-то окуналась в голубое озеро и теперь лежала треснутой невдалеке. Она переполнялась жизнью и силой, несмотря на то, что была навечно встроена в узел управления и лишилась возможности менять форму. Каждое движение длинных «рук» сопровождалось вибрацией в недрах планеты. Именно она создавала ежесекундные перемены механического города. Звезда была скульптором. Одной из нескольких избранных, что обречены питаться плотью планеты взамен на способность творить.
Роберт увидел незнакомый пейзаж: город, к которому, как ни странно, подошло бы определение «диагональный». Словно бы он, этот город, располагался где-то на поверхности Анубиса, среди его накренённых в одну сторону скал. Все строения – узкие и вытянутые в огромные иглы – смотрели в одном направлении, крохотные тропки между ними имели перила с одной стороны и примыкали к поверхности планеты под углом сорок пять градусов. Словно бы планета вращалась настолько быстро, что центробежная сила порой оказывалась больше гравитации. Чудно, но выглядело именно так.
Неожиданно картина начала меняться. Роберт осознавал, что видит механический город, который частично подвластен воле звезды в многоруком экзотеле.
Иглы строений уступили место блестящим полусферам – приплюснутым, как бы вдавленным в посветлевший грунт. Их соединяли правильные шестигранники улиц, из-за чего картина в целом напоминала пчелиные соты с отливом слюды. Единственное, что объединяло этот пейзаж с предыдущим, так это туман, стелившийся понизу и поверху.
Но и этот город не просуществовал долго. Вскоре на его месте был другой, не менее причудливый. Затем ещё один. Смены декораций продолжались до тех пор, пока Роберт не ощутил вдруг, что цель достигнута. Это было похоже на рыбалку. Человек у пруда будет упорно менять снасти, пока не подберёт ту, что привлекла бы внимание конкретной рыбы.
Звезда-скульптор тоже была своего рода рыбаком. Вся эта чехарда всевозможных городов и видов требовалась только для одного: для привлечения чьего-то внимания здесь, на Ясной. Кого-то из глубин планеты.
Последний вариант города был ни дать, ни взять – земной. Словно какой-нибудь провинциальный английский городишко у побережья, он утопал в тумане. Но теперь этот туман не расслаивался надвое по полу и «потолку», а был сплошным, сине-серым, неоднородным. Он клубился, пульсировал, иногда прошиваемый фиолетовыми росчерками. И из него то и дело появлялись люди. Сначала они были похожи на статуи из белой глины, но со временем обретали вполне нормальный, привычный облик. Разве что лица их были... пустыми. Глаза людей не отражали ничего, как если бы у них начисто отсутствовал разум.
Роберт чувствовал исходящее от звезды удовлетворение. Словно бы проделанная ею работа была несказанно важной и очень сложной, словно бы...
Вспышка!..
Последний образ был подобен молнии. Звезда восприняла сигнал от себе подобной, но находящейся намного глубже, в самом сердце механического города. Неожиданная атака с орбиты вынуждала экстренно прибегнуть к запуску финальной стадии эксперимента, но...
В зал устремилась зелёная погибель. Часовой, несший звезде-скульптору пищу, пожертвовал собой, чтобы спасти её, но расплавленный песок Ясной всё же втёк в зал и уничтожил каналы коммуникации.
Звезда оказалась в одиночестве. Ей не оставалось ничего, кроме как повторять и повторять принятую из недр команду, пытаясь транслировать её дальше, на поверхность. Во что бы то ни стало нужно было запустить экстренный алгоритм, предусмотренный на случай возможной атаки.
«Изоляция. Запуск планетарного инкубатора».
«Изоляция. Запуск планетарного инкубатора».
