38
– Йоширо-кун, тебя Маринэ-сенсей просила подойти в учительскую на большой перемене, – с виноватым лицом тормознула меня у выхода из класса Зэта.
Просто прекрасно: обед и традиционно ужасный на вкус кофе из столовки накрылись медным тазом.
– Она не сказала, что от меня ей нужно? – без особой надежды спросил я у девушки-робота.
– Нет, – синта поджала губы. – Я попробовала узнать, но учитель… намекнула, что это не моё дело.
Совместно перенесённое в ночь с прошлой субботы на воскресенье заставило Зэту ещё больше воспринимать мои проблемы, как наши совместные. Неудивительно! Ситуация из серии «после такого я вообще жениться на ней должен!»
Разумеется, наши потеплевшие отношения не остались тайной для окружающих – я несколько раз ловил на себе понимающие взгляды. А когда мы в очередной раз собрались в медкабинете для самоподготовки по оказанию первой помощи, Мелисса ненадолго отозвала Зэту в сторонку. Улучив момент, я поинтересовался потом, что красноглазая спрашивала.
– Насколько у нас всё серьёзно, – не стала нагонять тумана андроид. Она помедлила, и призналась: – Я сказала – «очень серьёзно!»
– Всё правильно, – ободряюще улыбнулся подруге. – Так и есть.
Синта просияла и весь остаток занятий явно оставалась в приподнятом настроении. Ох, не знаю, куда нас с ней эта история заведёт, особенно в свете разговора про то, что в Японии мне мало чего в будущем светит. Мы так и не вернулись к нему, не поставили точку. Но, понятное дело, Зэта не забыла…
Учительская комната на самом деле была довольно большим залом – у каждого из классных руководителей тут стоял собственный стол плюс столы тех педагогов, что не имели спецкабинетов. Из-за обилия мебели (кроме стола и кресла на колёсиках преподавателю полагались ещё две тумбочки и шкаф) вся полезная площадь помещения съедалась. Зато у каждого учителя образовывался этакий офисный уголок, где можно и чаю спокойно выпить, и с учеником без одноклассников, если нужно, спокойно пообщаться, не оставляя подростка после уроков.
Собственно, подобные вызовы от классной не были событием из ряда вон, но обычно касались успеваемости. Если от старост и школьного самоуправления в целом требовалось организовать при необходимости товарищескую помощь одноклассников, то на плечах педагогов лежала идеология. Сиречь – промывка мозгов неуспевающим старшеклассникам на тему «ты же понимаешь, почему важно хорошо учиться?!»
Вот только с освоением учебной программы у меня, кажется, всё было пусть и не блестяще (сказывался ритм жизни) но нормально. А по некоторым предметам вроде английского так и вообще отлично! То есть лучше, чем у того же Синдзи и доброй половины класса – всё же в школу-интернат на социальном обеспечении пошли далеко не самые способные ученики. Вопрос – что классруку от меня надо?
– Йоширо-кун! – на столе Маринэ-сенсея высились целые башни из папок с бумагами, так что она искренне была рада поводу отвлечься от писанины. То есть мне. – Садись вот сюда!
Я послушно уселся на гостевой стул и вопросительно уставился на женщину, поставив локоть на стол. Машинально провёл большим пальцем по надглазной дуге – за несколько дней вошло в привычку делать это при всяком удобном случае. Эх… Вроде брови начинают отрастать, а то я сам себя в зеркале нервирую. Не знаю почему, но без волос на голове я, оказывается, выгляжу как последняя гопота с района. И смех, и грех: на последней тренировке в нинкё-додзё одногруппники общались со мной без обычного панибратства.
– М-м-м… Йоширо… Я хотела поговорить… о происходящем с тобой… – очевидно, моя внешность и сенсея не оставила равнодушной.
Хотя время привыкнуть с понедельника у неё было.
– Очень внимательно слушаю, учитель, – заверил я преподавателя, сверля глазами и стараясь понять, что у классной на уме.
Неужели до стрижки докопаться решила? Учитывая, что окружающие могут щеголять не только волосами неестественных цветов, но и рогами, и даже перьями, растущими из головы, очень странно.
– Я понимаю, прекрасное и удивительное чувство, особенно в твоём возрасте! Но нельзя забывать про всё остальное, Йоширо-кун, – наверное, сенсею показалось, что она очень круто и доступно выразила свою мысль, вот только я ничего не понял. – Учитель художественного восприятия жаловалась, что из трёх её последних занятий ты посетил одно – и то с половины отпросился! И посещение остальных предметов оставляет желать лучшего…
– Маринэ-сенсей, я все пропуски отрабатываю и всегда стараюсь уведомить заранее, – жестом остановив словесный поток, разом открестился я. – Тому свидетельство – мои оценки. А рисование так вообще развивающий предмет, по нему нет итогового зачёта, и аттестат пропусками не испортить, с него оценка не идёт.
– Восприятие важно для тебя, а не для аттестата! – патетично воззвала классрук. – Что касается отработок, я знаю, потому сама с тобой говорю, а не поручила старосте. Но темп жизни, который ты себе задал, он ненормальный. Для подростка – слишком напряжённый! Я понимаю, тебе кажется, что нет ничего важнее этого чувства, но учиться всё же надо на уроках, а отдыхать – после них…
Так.
– Какого чувства? – с подозрением переспросил я и убедился, что Маринэ-сан не разучилась довольно мило розоветь.
– Л-любви! – выдавила она из себя, и на невольно мною поднятую бровь… хорошо-хорошо, приподнятое место, где бровь ещё вырастет, с нажимом добавила: – Между тобой и Зэтой-тян!
– Поня-ятно… – протянул я, подавив первое желание послать сенсея куда подальше – со всем вежеством, конечно.
Как там моя подруга выразилась? «Намекнуть, что это не её дело». Вот только после подобного посыла меня ждёт поход к школьному психологу, чего все без исключения ученики старались избежать, а уж одарённые и подавно. Ничего личного, просто кратчайший путь в специнтернат лежит именно через кабинет мозгокрута.
Что ж, как я и сказал: не заметить наши с синтой изменившиеся отношения было сложно. Занятно другое – мои отлучки, моё вынужденное изменение стиля педагог с каким-никаким, но стажем приняла за выкрутасы от избытка, так сказать, удали молодецкой. Выкаблучиваюсь перед избранницей, если попроще. И ведь не расскажешь даже в общих чертах, чем я занимаюсь, что не случайно пропускаю дурацкое краскопачканье листов кистью, а выбрал наименее ценный предмет, чтобы заняться действительно важными делами. А свободного времени в другие часы у меня тупо нет – всё расписано стык в стык.
Нет, не поймёт. Будет твердить, что у меня вся жизнь впереди. А при попытке указать на Отряд, служба в котором делает будущее не столь однозначно длинным, потычет носом в статистику, как секретарь директора в начале апреля. Потычет – и оформит к психологу, как пить дать, потому что «у мальчика депрессивное восприятие мира и боязнь близкой смерти», тьфу!
– Маринэ-сенсей! – я постарался состроить умильную улыбку, в очередной раз забыв, как выгляжу. То-то классная вздрогнула. – Всё произошло так быстро и так внезапно! У меня были планы на начало учебного года, и так наложилось… Но я исправлюсь, честно! А рисова… художественное восприятие я тоже отработал – мы с Зэтой-тян ходили в музей и в Национальную Библиотеку Токио!
М-да. Глядя, как уходит напряжение из позы женщины, я не выпустил кривую грустную усмешку на лицо. Каждый судит по себе. Объясни происходящее в привычных человеку понятиях – он и разбираться дальше не будет. А все новые факты сам будет подгонять, чтобы вписались в понятный ему шаблон. Зато теперь смогу кормить классную «завтраками» формата «ну я вот уже почти справился, я очень стараюсь» хоть до конца выпускного класса, если только не сотворю совсем уж лютую дичь. Но я не сотворю, конечно – выкрутасы не по моей части.
* * *
– Признаться, вы меня удивили, – Ишимура прошёлся у доски туда-обратно, демонстративно заложив руки за спину. – Почти все справились с запоминанием основных положений Устава, а кое-кто даже научился понимать, что в нём написано.
Косой взгляд куратора достался мне. Из трёх часов устного опроса мне выделили аж сорок минут. Но как ни пытался подловить меня тайчо, ничего у него не вышло: параграфы я заучил так, что тарабанил их наизусть, а расшифровку с армейского юридического на нормальный японский всех сложных для восприятия мест документа мне сам же преподаватель и объяснил лично. Недаром я до него докапывался на каждом занятии.
– Что ж, – не дождавшись какой-то определённой реакции от выжатых внезапно устроенной проверкой парней и девчонок, мужчина хмыкнул. – Раз так, то переходим к следующей важной части вашей службы в Отряде Содействия: будем учиться получать, правильно понимать и правильно реагировать на мои приказы. Скажу сразу, чтобы не было потом слёз и заламывания рук: если кто эту «сложную» науку не освоит – поедет в специнтернат по моей путёвке. Без альтернатив. Я просто не возьмусь им командовать. К счастью для вас всех я ещё не встречал среди своих подопечных такого умственно неполноценного индивида, кто бы не справился…
Тут Ишимура дождался отчётливого коллективного облегченного выдоха и с мерзкой улыбкой добавил:
– А вот особо умные, кто пытался трактовать приказы, попадались, – и опять красноречивый взгляд в мою сторону.
Н-да, ну после выходки с плеером стоило ожидать ответной агрессии в мой адрес. Это ещё так, просто предупреждение, причём в самой что ни на есть лайт-версии.
Впрочем, если куратор ожидал увидеть хоть какую-то реакцию, то обломался: моя голова в этот момент была забита мыслями о предстоящем повторном рейде на городскую свалку, и в этот раз я пытался заранее предугадать, что ещё мог не учесть. А что до возможных проблем, специально созданных мне командиром… Буду решать, когда они возникнут. Подарок ценный там подарю или ещё как постараюсь загладить «вину».
К сожалению, даже максимальное расположение тайчо не избавит меня от выездов, а там без Силы я буду мишенью в любом случае – с благорасположением Ишимуры, или без него. Решать проблемы в порядке приоритета и живой очереди – ничего другого мне не остаётся. Но, хотя бы – я повернул голову и одними губами улыбнулся Зэте – я больше не один против целого мира.
