18

Я спрятал карманный томик Маяковского под полу рубашки доги и перехватил метлу двумя руками. Шурх-шурх. Повторить про себя слова. Шурх-шурх. Ещё раз. Солнце светит, ветер шелестит в кронах деревьев. Иногда мимо проходят, не обращая внимания, ученики нинкё-додзё разных уровней. Хорошо. Но куда более чем хорошо – СПОКОЙНО. И чем дольше я продолжаю мести и читать стихи, тем спокойнее становится. Кажется, я начинаю понимать, что же такое пресловутый дзен^[48].

Пушкин и Маяковский – это как два конца одной палки: недаром я их подсознательно выбрал. У каждого поэта в стихах своя, особая ритмика, но эти двое, разделённые столетиями, возвели работу с ней в какой-то особый, недосягаемый для других статус. Сделали инструментом творческого выражения, а не просто подпоркой для слов. Рассуждения дилетанта, конечно – но глубже пусть Зэта сама копает, если захочет. А мне пока достаточно звучания строф в голове и движения с инструментом чистоты в руках в такт. А вот сейчас – опять достать книгу и проговорить про себя следующие две страницы…

Только не думайте, что я не заметил своего, мягко говоря, необычного для меня состояния. Первый и второй вечер после разговора в компьютерном классе я банально заучивал стихотворения. Правда, скорее, просто освежал в памяти – логично рассудив, что в кои-то веки можно извлечь хоть какую-то пользу из зубрёжки стихов наизусть в школе на литературе. Столько лет лежало в голове мёртвым грузом – и вот, глядишь ты, пригодилось!

Начал я с Пушкина – ещё в детстве заметил, что строфы, вышедшие из-под его руки, словно сами остаются в памяти, стоит раз прочесть. Ну а Зэте, уверен, будет одинаково интересно слушать и «Руслана и Людмилу», и «Сказку о царе Салтане», и «Евгения Онегина». А тот, кто скажет, что на свидании надо цитировать одну любовную лирику, пусть пойдёт и убьётся о полное собрание сочинений Пастернака! В конце концов, эти поэмы мне самому нравятся – а цель совместной прогулки парня и девушки вроде как состоит в том, чтобы узнать друг друга чуть лучше. Во всяком случае, я стараюсь! А не попытался отделаться от придуманного себе задания чем-то вроде:

В школу я купленные в русском книжном тома не носил – только не хватало спалить сюрприз перед старостой заранее. Как я уже и сказал: раз взялся что-то делать – делать надо хорошо. А вот в додзё прихватил – карманник Маяковского, у него для этого оказался очень удобный размер. Самое то: монотонная работа руками без особой возможности занять голову чем-то полезным.

В прошлый раз, например, мне поручили восстанавливать целый штабель сёдзи, панелей-перегородок из наклеенной на каркас из тонких деревянных планок бумаги, сваленных прямо на пол в одном из неиспользуемых павильонов. В позапрошлый – банку с морилкой и кисть, промазывать деревянные столбики фундаментов для защиты от гниения. Ну а сегодня прямо повезло – нужно было просто и незатейливо смести весь мусор с выделенного участка уборки. Благо сыпался всякий сор со старых деревьев, прикрывающих своими кронами нинкё-додзё, в любое время года.

К слову, я уже справился с поставленной задачей, оставив после себя аккуратные кучки-холмики, выносить которые отправят другого бедолагу. Но возвращаться и сдавать инвентарь не хотелось, и я просто продолжил своё занятие дальше. В конце концов, если Вселенная что-то имеет против – пусть она пошлёт мне сигнал. А пока…

Раньше я никогда не понимал людей, способных «упороться» стихами, берущих с собой сборники любимых поэтов на отдых, перечитывающих их в электричках с одухотворённым видом. Но, видимо, вчерашний Пушкин под свежим Маяковским что-то сдвинул у меня в мозгах. И я начал ощущать. Стихи ведь – это не только слова, собранные вместе и имеющие какой-то смысл. Это и мелодия без нот, слышимая только тебе, и красота и элегантность конструкции. Японцы, придумавшие хайку^[49], определенно оценили бы. Впрочем, у меня как раз намечалась возможность проверить. А уж если дело дойдёт до лирики – мне будет, что девушке-андроиду сказать:

– …Кохай?!

Я неторопливо захлопнул книгу и поднял взгляд на подошедшего… судя по возрасту и почти новому тренировочному комплекту чёрного цвета, «простого» ученика Сукагавы-сенсея. Старшие ученики вроде все носят хакама, подчёркивая свой статус.

– Слушаю вас, семпай, – почему-то встретившись со мной взглядом, собеседник заметно вздрогнул.

– Ч-что ты такое читаешь?

Как бы адекватно ответить?

– О том, как один поэт столь яро и искусно взывал к Аматерасу-сама, что та соблаговолила принять приглашение и разделить скромную трапезу, – нараспев пересказал я адаптированное для местных содержание «Необычайного происшествия».

– Вижу, равнодушным тебя эта история не оставила, – теперь уже скорее задумчиво склонил голову к плечу мой неожиданный собеседник и кивнул сам себе. – Вот что, идём за мной.

– Хорошо, семпай.

Метлу я походя прислонил к дереву: всё равно никто не возьмёт.

Идти оказалось недалеко: у второго по счёту павильона мы завернули за угол и подошли к группе из пяти младших учеников, отрабатывающих ката. Точнее, филонящих и судорожно попытавшихся изобразить труд в поте лица при появлении наставника.

– Достаточно, – мой провожатый едва заметно поморщился и показал рукой на свисающую на цепи с крюка, вкрученного в угол выступающей над стеной крыши, боксёрскую грушу. – По одному показывайте, чего достигли.

Даже мне, полному профану в боевых искусствах, сразу стало понятно – достигли мои «коллеги» чего-то не того. Во всяком случае, груша на тычки открытой ладонью практически не реагировала – а вот счастливые владельцы как бы тренированных верхних конечностей как один морщились и потирали запястья.

– Понятно, – уже открыто скривившись, прокомментировал усилия пятого младшего ученика ученик обычный. – Ещё раз демонстрирую удар с выходом ки.

Это было немного похоже на то, как в боевиках с Брюсом Ли моего мира показывали тренировки шаолиньских монахов: семпай всё проделал нарочито-медленно, гипертрофированно подчёркивая каждый жест, каждое движение. Вот он вдохнул, напряг пресс, одновременно отводя назад прижатую к боку руку – и плавно, но стремительно, выбросил конечность вперёд, ударяя воздух вертикально раскрытой ладонью.

– Кохай.

– Йоширо, – машинально отозвался я, пребывая под впечатлением от увиденного.

Это вам не фильм смотреть, я буквально услышал сыгранную мышцами приведшего сюда меня молодого мужчины мелодию.

– Повтори, что я сделал, – я послушно встал в нужную стойку. – Нет, не тут – у груши.

Ладно. Встав напротив тренировочного «противника», я опять расставил ноги, вдохнул и с выдохом… толкнул. Просто толкнул – но по телу словно прокатилась прохладная и одновременно тёплая волна. И груша с лёгким скрипом качнулась от меня.

– Ещё!

Окрик совпал с моментом, когда спортивный снаряд качнулся назад – и я вновь его толкнул. Лёгкая какая, интересно, там опилки вместо песка, что ли?

– Давай двумя руками поочерёдно, – последовала новая команда. – Раскачай её как следует!

Чем-то это напоминало игру в пинг-понг со стенкой: сложность была не в том, чтобы отбить, а чтобы не допустить кручения подвешенного груза и смещения его вбок…

– Достаточно!

Я сделал шаг в сторону: раскачанная мною груша пронеслась за моей спиной, обдав ветром, потом назад.

– Семпай?

– Пожалуй, теперь – сенсей. Закончишь своё задание – зайди к Ибуки… Это он тебя принимал в додзё, скажи, что ты в моей группе. В группе Ичиро.

– Да, сенсей, – я поклонился и пошёл назад.

Помести ещё часок и добить томик или прямо сейчас домой?

От плавно скользящих мыслей меня отвлекла вибрация пом-пома – как раз в тот момент, когда я ухватил метлу за черенок:

Э-э-э… Серьёзно? Навык? Как в игрушке? И как мне его активировать – перед ударом в экран пом-пома тыкать? Я же просто…

В руках у меня по-прежнему была метла, но вызвать волну это не помешало – наоборот, палка в пальцах помогла задействовать обе конечности одновременно. А вот направлять прутья в сторону собранной кучи мусора определённо было излишне: жухлые прошлогодние листья взвились фонтаном в воздух, а сучки и прочий более тяжёлый сор красиво разлетелся метров на пять в сторону удара. И только тут я понял, что натворил. И почти услышал громкий хлопок, с которым моё отстранённо-поэтическое состояние приказало долго жить.

Эм… Упс!