Глава 6
Операция «Фотограф»
Аглая Павловна Динесс оказалась приятной высокой особой лет тридцати пяти — сорока. Широкая в кости с большими ладонями, она производила впечатление сильной женщины. Наверняка такой и была. Чтобы таскать современное чудо фототехники на большие расстояния, нужна была приличная сила и выносливость. Аппарат вместе со штативом весил килограммов десять-пятнадцать, да и бромосеребрянные фотопластины тоже весили прилично. Между тем за счёт грации и пластики движений, а также миловидного лица Аглая Павловна выглядела очень привлекательно.
Когда входили в фотосалон, я заметил, как поморщилась женщина-фотограф, увидев мундиры офицеров-жандармов. Но потом, доброжелательная улыбка не сходила с её лица, пока она составляла из меня, Савельева и Чижова композицию для фото. В это время надо было не просто сфотографировать, а ещё и разместить клиентов перед объективом так, чтобы получилось что-то красивое и достойное.
Савельева мадам Динесс разместила сидя на стуле, меня и Чижова поставила по бокам. Несколько раз примерялась к камере, крутя объектив. Возвращалась к нам, мне поправила орден и медали, Чижову его причёску. Потом попросила замереть. «Сыыыыыр!» — подумал я про себя, непроизвольно улыбнувшись. «Внимание снимаю, — произнесла Динесс и медленным, изящным движением сняла крышку объектива, провел ею по кругу и надела обратно. — Снято!» Съемка закончилась.
— Вот и всё, господа. Большое спасибо за ваше терпение. Фотографии будут готовы завтра после обеда, — с милой улыбкой произнесла мадам Динесс, показывая всем своим видом, что её работа закончена.
— Аглая Павловна, большое спасибо, — как было обусловлено заранее, вступил в разговор штабс-ротмистр Савельев. Опыта по вербовке у него было значительно больше, чем у Чижова, а тем более у меня.
— Будьте любезны, уделите мне пару минут вашего времени, — с этими словами Владимир Александрович, взял мадам Динесс под руку и отвел её чуть в сторону.
Я же направился к штативной камере. Такие я видел только в кино в прошлой-будущей жизни. «И чей это агрегат? — подумал я, разглядывая аппарат. — Надо же, кажется, наш отечественный или нет?!». Надпись на шильдике над объективом гласила: «К.И.ФреландтъНевск. пр. № 30–16 С.-Петербургъ». Я аккуратно провел пальцем по гармошке фотокамеры и резко отдёрнул руку, услышав громко произнесённую фразу: «Об этом не может быть и речи, господин штабс-капитан».
Я повернулся в сторону Савельева и Динесс, которые отошли в глубину зала ателье, и увидел, как Владимир Александрович, разведя руками, направился в мою сторону.
— Тимофей Васильевич, может быть, Вы поговорите с мадам Динесс, — штабс-ротмистр тяжело вздохнул. — У меня, к сожалению, убедить её помочь нам не получилось.
— Владимир Александрович, а Вы говорили ей, чьи бумаги надо будет фотографировать?
— Нет, Тимофей Васильевич. Это я бы ей сказал, если бы она согласилась.
— Ну что же попробую. Но если у Вас не получилось. Думаю, у меня тем более не получится, — с этими словами я направился в сторону первой женщины-фотографа в Благовещенске, а может быть и во всей России.
— Аглая Павловна, позвольте представиться хорунжий Аленин-Зейский Тимофей Васильевич обер-офицер личного конвоя Его Императорского Высочества.
— И что делает казачий офицер, Георгиевский кавалер в обществе жандармов? — задрав вверх курносый носик несколько презрительно, спросила Динесс.
— Можно сказать, тоже, что и они. Офицеры отдельного корпуса жандармов пресекают государственные преступления, а я пресекаю возможные покушения на Государя Наследника, — я сделал жест рукой, попросив женщину помолчать. — Прежде, чем Вы что-то скажете, я хотел бы уточнить одну деталь. Вы сможете переснять с небольшого листка бумаги текст написанный иероглифами, так, чтобы они не расплылись и были читаемы?
— Какие иероглифы? Вы о чём говорите, Тимофей Васильевич?
— Аглая Павловна, ещё раз Вас спрашиваю, Вы сможете переснять с небольшого листка бумаги текст написанный иероглифами, так, чтобы они не расплылись и были читаемы на фотографии? Если нет, то дальнейший разговор бессмыслен, — я холодно посмотрел на женщину. — Если же сможете, то прежде, чем я Вам всё расскажу, придётся дать подписку.
— Я этого не сделаю, — импульсивно воскликнула Динесс.
— Вы не дали мне договорить, Аглая Павловна. Подписку о неразглашении информации, которая Вам станет известной. Её разглашение приравнивается к государственной измене. Подписку можно будет дать либо штабс-ротмистру Савельеву, либо представителю дворцовой полиции Министерства двора Его Императорского Величества. Итак, я жду вашего ответа!
«Да, загрузил я мадам Динесс. Стоит глазами хлопает, ртом воздух глотает. Не знает, что ответить. И хочется, и колется, и мама не велит, — думал я про себя, глядя на мысленно подвисшую Аглаю Павловну. — Ну, давай, рожай быстрее госпожа фотограф. Тебе же такую конфетку подкинули — информация, связанная с государственной тайной. Неужели не поведешься?»
— Да, я согласна, — наконец-то выдавила из себя мадам Динесс.
— Да — это сможете сфотографировать, а согласна — это подписать документ о неразглашении сведений, которые Вам станут известны? Я правильно понял?! — произнося последнюю фразу, голосом я несколько надавил на женщину.
— Вы правильно поняли, Тимофей Васильевич. Какого размера будет бумага, которую надо будет сфотографировать?
Мадам Динесс довольно быстро пришла в себя. Начала задавать уточняющие вопросы. Но их пришлось чуть приостановить, пока Аглая Павловна не поставила свой автограф в подписке о неразглашении государственной тайны. Ну, как говорится, стоит только коготку увязнуть. Чувствую, скоро и другую подпись поставит мадам в агентурном деле. А поручик Чижов показал мне большой палец и изобразил лицом восторг, когда Аглая его не видела.
В общем, всё закончилось хорошо, даже, можно сказать, отлично. Мы получили замечательного специалиста. Как выяснили у Динесс, она занималась и пересъемкой фото и у неё были специальные приспособления-штативы-держатели, как для горизонтальной, так и для вертикальной съемки. Запас фотопластин был большой. Как раз недавно большая партия пришла по её заказу из Петербурга. Наша цена за каждую пластину и снимок Аглаю Павловну больше, чем устроила. А когда она узнала, что фотографировать придётся документы, которые тайком изымут на время у военного атташе Японии в Берлине, то женщина аж повизгивать начала от удовольствия. Видимо фотографы-японцы, как конкуренты её сильно достали.
Оставалось только дождаться прибытия майора Фукусимы. Он тоже не заставил себя долго ждать и прибыл на следующий день к вечеру. К этому времени Савельеву удалось сделать практически невозможно, он смог освободить два номера на одном этаже в гостинице. Из-за приезда в город цесаревича-наместника со свитой мест в гостиницах города не было, со словом вообще не было.
Японца представители корпуса жандармов разместили в гостинице, сообщив ему, что с ним собирается встретиться Государь Наследник для беседы. Я приставил присматривать за майором троих из пяти оставшихся у меня ребят из секретной части. Надо же было узнать с кем будет встречаться официальный разведчик в городе Благовещенске. На следующий день на утреннем докладе довёл до Николая информацию о приезде японского военного атташе в Берлине. А то как-то нехорошо получилось. И невеста, и родители согласны, а вот жениха как-то забыли предупредить. Хорошо, что господин наместник был несильно занят, заинтересован и даже заинтригован моей просьбой поговорить с майором Фукусимой, как можно дольше. Пришлось кратко рассказать Николаю о том, что мы затеяли с главным жандармом Дальнего Востока. Нехотя, цесаревич дал добро, но посетовал, что предлагаемые действия не вполне соответствуют понятиям чести.
Вышел от будущего императора несколько взвинченным, думая про себя, что вот это чистоплюйство и стало одним из факторов, которые привели Николая Второго вместе с семейством в Ипатьевский подвал. И хорошо бы у Фукусимы нашлись сведения, которые показали бы этому придерживающемуся рыцарским правилам поведения цесаревичу, что есть грязная и невидимая война. И на её фоне наши действия, это так — семечки. Ладно, отправляем к майору фельдъегеря с приглашением, а сами переодеваемся в партикулярное платье и потихоньку двигаем к мадам Динесс, а с ней в гостиницу. Надо же помочь с тяжёлым оборудованием. Это вам не двадцать первый век со смартфонами, планшетами и прочими гаджетами. Здесь потрудиться придется.
Через час разместились в номере, и мадам Динесс стала готовить оборудование. В номере кроме меня, Аглаи Павловны присутствовали поручик Чижов и один из моих секретных агентов Буров Пётр Фёдорович, который, оказывается, имел специализацию по тайным осмотрам помещений. У него даже имелся богатый набор отмычек. Это выяснилось сегодня с утра, когда старший агент из оставшейся пятёрки доложил мне, что майор Фукусима после размещения в гостинице заказал в номер переносную ванну для мытья, отдал в чистку и стирку одежду. Ужинал в номере. До утра из него не выходил. Сегодня в семь ноль-ноль вышел в город. Посетил ателье Като Сэтоши, где сфотографировался. В это же время фотоателье посетили еще два азиата, в которых приданный к группе наблюдения городовой опознал владельцев ещё двух фотосалонов Мигива Изаму и Мизухо Тэкео.
Выслушав этот интересный доклад, особенно про фотосалон Като Сэтоши, я вслух посетовал, что хорошо бы негласно проверить помещения этих японцев-фотографов. После моих слов, старший агент Макеев, который был в моей секретной части кем-то вроде администратора-завхоза, сообщил о Бурове. И теперь данный агент был готов вместе с Чижовым приступить к осмотру номера Фукусимы.
Дождавшись времени «Ч», когда майора должен был принять цесаревич, Буров и Чижов направились к номеру Фукусимы. Удивившись, как быстро Буров вскрыл замок, я выдвинулся к лестнице, по которой надо было подняться в коридор с шестью дверями в номера гостиницы. Всё было тихо.
Немного постояв перед лестницей, я вернулся к номеру, куда поселили японца, и постучал условным стуком. Дверь приоткрылась, и Буров передал мне блокнот. Взяв его, я быстро переместился в номер, где находилась мадам Динесс. Читаем.
«Пока я подъезжал к Казани, духота всё более усиливалась, и температура днём поднялась до двадцати пяти — тридцати градусов Реомюра. Едущий под палящим солнцем, конь, вскоре задыхаясь и проливая пот, словно как падающий водопад, через несколько ри уже переутомился».
Не то! Перелистнул несколько листов. Читаю.
«Так как я подвергался частым рвотам, то опасался о том, не случится ли со мной солнечный удар. Вот почему я решил, что от Казани на востоке буду отдыхать днём и ехать ночью».
Дальше. Листаю ещё пару-тройку листов. Скольжу по иероглифам глазами.
«Двадцать восьмого числа я приехал в Пермь. Расстояние между Казанью и Пермью равняется ста пятидесяти четырем нашим ри. Хотя пятнадцать дней было потрачено на всю поездку, но сам пробег на коне был совершён в течение тринадцати дней за исключением двухдневной остановки. Поэтому проехавшая за одну ночь дистанция в среднем равняется около двенадцати ри. Это означает то, что в этот раз я ежедневно проезжал почти по одному ри больше чем тогда, когда я проехал сто десять ри от Нижнего Новгорода в Казань в течение десяти дней. Это так и случилось благодаря удобству ночной поездки. Ночью везде так прохладно и тихо, что и конь поощряется к быстрому ходу. К тому же, он начинает бить копытом о землю и с испугом ускорять бег, услышав хотя бы малейшее звучание. Вся дорога на протяжении ста пятидесяти четырёх ри покрыта сплошным дремучим лесом и лишь в промежутках найдены два маленьких городка — Малмыж и Оханск».
«Стратегическими данными и не пахнет, — с усмешкой подумал я. — Расстояние между городами на любой карте просчитать можно. Если карта масштабная. Кажется, блокнот пустышка».
Я открыл лист блокнота почти в самом конце.
«Страшный мороз затруднял передвижение лошадей по льду рек и озер; из-за ураганов и снежных заносов копыта их глубоко увязали в снегу, пот тут же застывал, и лошадь вся покрывалась инеем. Выдыхаемый воздух на козырьке шапки, воротнике сразу же замерзал и как бы покрывал шапку сосульками; нос, брови, усы полностью покрывались инеем, и, если на какое-то время закрыть глаза, ресницы смерзлись бы. Кроме того, замерзали и покрывались инеем, как плесенью, металлические предметы в мешке и, конечно, сабля, шпоры и пистолет».
Я ещё раз пролистал блокнот. Посмотрел несколько страниц на просвет. Не думаю, что господин Фукусима писал невидимыми чернилами, типа молоком. «Может быть, попытаться нагреть один листок блокнота. Чем чёрт не шутит, — я с сомнением посмотрел на дневник путешественника. — Мать его ети!»
— Что там, Тимофей Васильевич? — поинтересовалась у меня Аглая Павловна.
— Записки о путешествии, — ответил я. — Красочное описание трудностей передвижения верхом по необъятным просторам России. Ничего интересного. Пойду, верну обратно.
Я не успел подойти к двери номера, как она приоткрылась, и в неё проскользнул Буров.
— Кажется, нашел, Вашбродь, — с этими словами агент протянул мне деревянный тубус-футляр диаметром около двух с половиной дюймов и длиной в полторы четверти. — Хороший мастер делал. Крышка отворачивается.
Я аккуратно отвернул крышку и, заглянув внутрь, увидел свёрнутые в рулон листы бумаги.
— Где нашёл-то, Пётр Фёдорович? В вещах?
— Никак нет. За шкафом. Тот к стене под углом стоит. Поэтому футляр на пол и не падает. Если бы в тот момент, когда я за шкафом смотрел, солнце не осветило бы комнату, я бы футляр и не увидел.
Слушая умельца по негласному обыску, я подошёл к столу и, аккуратно вынув бумаги, развернув, сложил их стопкой.
— Посмотрим, посмотрим, что это такое, — произнёс я, беря первый лист сверху.
На бумаге была изображена схема какой-то местности с надписями и значками. Всё было выполнено очень аккуратно. Майор Фукусима отличный картограф и мастер японской каллиграфии. Следующий лист. Весь исписан иероглифами, но смысла в них нет. Шифр?!
— Ну что, Вашбродь? То, что мы искали? — поинтересовался Буров.
— То, Пётр Фёдорович. То, что надо, — с радостью в голосе ответил я. — А в вещах у японца никакой книги не было?
— Есть одна. С картинками. Принести?
— Неси. А этот блокнот верни на место.
Когда Буров, предварительно осмотрев коридор, выскользнул за дверь, я повернулся к мадам Динесс, которая с нескрываемым любопытством наблюдала за нашим разговором с секретным агентом.
— Что же, Аглая Павловна, вот и ваше время пришло. Придётся быстро и много поработать, — улыбнулся я женщине-фотографу.
— Сколько листов? — деловито спросила меня Динесс.
Я быстро пересчитал уголки листов в стопке и ответил: «Сорок два».
— Около трех часов работы. У нас есть столько времени, Тимофей Васильевич?
— Надеюсь, что есть, но лучше бы нам поторопиться.
— Тогда помогайте, — Динесс решительно взяла первый лист из стопки и направилась к стоящему рядом с камерой штативу. — Сейчас я Вам покажу, как надо крепить лист. Остальные будете располагать для съемки сами.
Через пару минут в номере начался стахановский труд по фотографированию трудов майора Фукусимы. Пришлось даже приоткрыть окно, чтобы не задохнуться от дыма после вспышек магния. Пересняв все листы, сделали ещё четыре снимка разворотов любовного романа, страницы которого были наиболее заляпаны, и книга там легко раскрывалась. Потом Буров всё аккуратно вернул на место. До времени «Ч+3», когда должна была закончиться встреча японского дипломата и цесаревича, оставалось ещё полчаса, поэтому мадам Динесс отправили со всем оборудованием в сопровождение поручика Чижова в ателье. Я же направился к себе, чтобы переодеться и узнать новости у Тура и Лешего, которые были сегодня личниками цесаревича на его встрече с Фукусимой.
— Знаешь, Ермак, я бы не хотел с ним встретиться в открытом бою. Как ты говоришь, волчара ещё тот, — делился со мной впечатлениями Тур. — Двигается мягко, свободно, будто плывёт над полом. И взгляд такой контролирующий всё вокруг. Правда, после того, как вошёл в кабинет к цесаревичу и поклонился ему, несколько шагов до стула, на котором должен был сидеть во время встречи, сделал каких-то странных.
— Я тоже это заметил, — вклинился в разговор Леший. — Левая рука на рукояти сабли, правая на поясе. И какая нога шагает вперёд, такое же плечо выносится. Это что-то означает, Ермак?
— Это нанба-аруки или буси-аруки, то есть походка самурая. Предполагает, что вместе с правой ногой выносится и правая рука, а с левой, соответственно, левая. Такое движение не перекручивает тело и не вызывает болтания мечей из стороны в сторону при ходьбе или беге. Раньше японские самураи носили на левом боку заткнутые за пояс два меча, общим весом более четверти пуда. А ходить приходилось много. Лошадей в Японии было мало. Вот и придумали такую экономичную походку.
— И где ты об этом узнал, — поинтересовался Леший, он же Владимир Лесков.
— Джунг Ли надо было внимательно слушать, — ответил я.
— Нет, я от него такого не слышал, — немного поразмыслив, произнёс Тур или Верхотуров Антип.
— Я тоже, — подтвердил Леший.
— Значит, об этом он мне одному рассказывал, когда с Мэй Лин у меня дома жили, — сказал я. — В общем, в период Мэйдзи, когда проклятые гайдзины открыли Японию и стали перестраивать её под себя, многие самураи такой «аристократической походкой» выказывали презрение иностранцам.
— Это чего же получается, этот япошка презрение нашему Государю Наследнику выразил, — возмутился Тур.
— Не знаю, Антип. Может презрение. А может быть, забылся или разволновался и из-за этого прошёлся походкой самурая. Он родом из очень известного клана. Если сравнивать с нашей историей, чуть ли не Рюрикович.
— Вот это да! — от удивления Леший присвистнул.
— Ладно, спасибо за информацию, браты. Пойду к Головачеву, хочу пару казаков в охрану фотоателье поставить. Что-то у меня на душе не спокойно.
— Чуйка заговорила, — серьезно спросил Тур.
— Пока нет, но как-то тревожно.
— Отправь кого-нибудь из нашего десятка, — посоветовал Леший.
— Вы все сегодня в графике дежурства. Не будем его нарушать. Всё, я пошёл.
Найдя Головачева, договорился с ним о выделении четырёх казаков для охраны фотоателье мадам Динесс. Двое должны были охранять днём, а ещё двое ночью. Сам не знаю почему, но чувство тревожности возрастало.
Сотник Вертопрахов из взвода амурцев выделил четырех казаков односумов из станицы Пояркова, причём двое были братьями близнецами. С первой верховой парой казаков я на дежурной смирной кобылке, закреплённой за канцелярией наместника, отправился к Аглае Павловне.
Фотосалон был закрыт. На стук в дверь, её открыл поручик Чижов.
— Александр Павлович, принимайте подкрепление, урядник Столетов и казак Забелин. Дмитро или Пётро?
— Дмитро, Ваше благородие, — соскочив с коня и взяв его под уздцы, ответил один из братьев близнецов.
— Это зачем, Тимофей Васильевич? — удивлённо поинтересовался поручик.
— Не помешают для охраны, Александр Павлович. Что-то на душе у меня маятно. Беспокоюсь, а от чего не пойму. Вроде бы всё удачно прошло, — я нервно передёрнул плечами, посмотрев по улице вправо и влево. — Как долго печатать будете? Что Аглая Павловна говорит?
— Часов до одиннадцати вечера точно провозится. Это её слова, — ответил поручик.
— Хорошо, я к этому времени подъеду и смену казаков приведу. Пускай и ночью посторожат. Тем более квартира мадам Динесс на втором этаже над фотосалоном.
С этими словами вскочив на смирную коняшку, направился назад в канцелярию. Предстояла очередная бумажная работа. Чтение докладов, написание аналитической справки для Николая по золотопромышленности в Приамурье. Для этого вчера встречался со своими старыми знакомыми купцами Касьяновым, Патриным и Ельцовым. Кто как не золотопромышленники и контрабандисты золота в Китай знали все тонкости его добычи и реализации в Приамурье. Особо откровенного разговора не получилось, но завтра-послезавтра купцы клятвенно пообещали представить своё видение по данному вопросу. Ну а мы проанализируем, сведем официальные данные с неофициальными и доведём до наместника. Кстати, надо уточнить, откуда такой интерес прорезался у Николая к добыче золота. И по своему земельному участку надо заодно вопрос прояснить.
Надо сказать, что не сильное желание Николая работать в качестве наместника, его распоряжение и бумага от Петра Александровича Черевина, позволили мне получить доступ к очень многим бумагам, содержащих сведения об экономическом, политическом, административном положении дел в Приамурье и в целом по Российской империи. Признаюсь, этим беззастенчиво пользовался. Но чем больше узнавал, тем больше понимал, что Дальний Восток находится в такой …опе по всем направлениям, что даже не понятно зачем вот уже почти двести пятьдесят лет Россия пытается его освоить. Это если считать с занятия в одна тысяча шестьсот пятьдесят первом году казаками Ерофея Хабарова укреплённого селения даурского князя Албазы, будущего Албазинского острога — центра Албазинского воеводства.
Видимо, такая политика в отношении этих земель была позже определена Николаем I в словах: «Где раз поднят русский флаг, там он спускаться не должен». Вот так вот! Господин Невельский поднял флаг на остроге в устье Амура, который назвал Николаевск-на-Амуре. И всё. Назад пути нет. Будем эту землю, не смотря на все трудности осваивать. Хотя и в две тысячи восемнадцатом году, откуда переместилась моё сознание или матрица души, дела на Дальнем Востоке обстояли также на уровне …опы. Несмотря на все дотации из федерального бюджета. А жёлтая раса тихой сапой практически заняла его уже до Байкала.
В общем, увлечённо проработал в своём кабинетике до позднего вечера. Когда глянул на часы, оказалось, что время уже двадцать два тридцать. Пора было выдвигаться к фотосалону. Спустившись вниз, увидел в вестибюле двух казаков-амурцев, которые были должны охранять мадам Динесс и её недвижимость ночью.
— Готовы, братцы? — спросил я казаков.
— Так точно, Вашбродь, готовы, — дружно ответили они.
— Тогда догоняйте. Где фотосалон мадам Динесс знаете?
— Так точно, знаем, — ответил Забелин Петро.
Кивнув ему, я вышел на крыльцо и направился к коновязи, где стояло три дежурных лошади для офицеров канцелярии наместника. Казаки быстрым шагом направились за здание, где была коновязь для лошадей нижних чинов. Я же отвязав крайнего жеребчика, вскочил на него и неспешной рысью направился по улице. Та тревожность, которая отпустила меня, пока занимался бумагами, сейчас переросла в уверенность, что скоро случится или уже случилась большая неприятность. Чуйка начала подавать сигнал. Я непроизвольно дал шенкеля коню, ускоряя его бег.
Когда выехал на улицу, где располагался фотосалон, мне показалось, что от него послышался вскрик и звук захлопнувшейся двери. Наддав шенкелями, я перевёл коня в галоп. Подлетая к салону краем глаза заметил, как сбоку от входной двери отделилась тень и взмахнула рукой. От греха подальше я резко свесился на другую сторону лошади. Это меня и спасло. Сначала что-то пролетело надо мной, потом я почувствовал звук удара в потник под седлом рядом с моей ногой. Конь, издав какой-то звук, похожий на визг, пару раз взлягнул задними ногами и я вылетел из седла. Признаться вовремя, так как, падая, успел увидеть, что в том месте, где только что находилась моя голова, в тело лошади воткнулся какой-то предмет. Жеребчик же вскидывая задом, с ржанием помчался дальше вдоль улицы.
«Значит, нападают двое, с обеих сторон улицы», — подумал я, катясь после падения по земле, успев прижать к телу ножны с дедовским оружием. С трудом остановившись, успел только встать на одно колено и выхватить шашку, как меня атаковал какой-то кэндоист, только с катаной в руках вместо бамбуковой палки. С характерным выдохом он ударил мечом, который держал обеими руками, чётко сверху-вниз. Я ничего не успевал сделать, кроме того, как принять этот удар на шашку.
Волчок на дедовской шашке не подвёл. За моей спиной звякнула об землю передняя часть, развалившегося пополам лезвия катаны. Та часть лезвия, что осталась в руках нападавшего, изменив траекторию удара, прорубила папаху над моей левой бровью и располосовала кожу на лбу. Я же махнув шашкой справа-сверху-вниз, подрубил напавшему ногу и тут же откатился в сторону.
Вскочив на ноги, я развернулся в сторону двери салона. На меня также молча, быстро перебирая ногами, надвигалась еще одна фигура в темной одежде, которая в руках держала перед собой катану, лезвие которой блеснуло в свете падающего из окна фотоателье. Взмах клинка и неожиданный удар противника от его левого плеча. На одних рефлексах я выполнил приём, который в меня вбивал Джинг Ли, когда показывал основы защиты от техники боя самураев на мечах. Подшаг вправо, шашка встречает меч противника в расслабленной руке. Катана сносит мой клинок, но моя рука не останавливается и проходит дальше налево, волоком таща за собой оружие нападавшего. После того, как шашка проскочила под мечом, я нанёс сильный кистевой удар в спину вражеского клинка, заставив противника провалиться в ударе, возвратным движением снизу-вверх располосовал ему внутреннюю поверхность бедра, а последующим ударом сверху вниз вскрыл артерию на шее. Всё это заняло времени меньше, чем три удара сердца.
Подскочив к первому противнику, который пытался подняться, не смотря на почти перерубленную ногу, я закончил с ним бой коротким уколом в шею, который тот не успел блокировать своим обрубком меча.
«Всё хватит схваток белым оружием. Двадцатый век на носу! — Подумал я, перекинув шашку в левую руку. Правой рукой вынул из кобуры свой Наган восемьдесят седьмого года и взвёл курок. — Посмотрим, кто у нас внутри, тем более и казаки подоспели».
Не дожидаясь пока казаки спешатся, я толкнул дверь салона и, выставив шашку вперёд, шагнул в помещение. В глаза сразу же бросились две пары ног в казачьих шароварах и сапогах на полу, которые было видно из двери, ведущей в чулан. Там у мадам Динесс хранился всякий инвентарь и оборудование. Из салона раздался громкий мужской голос, но что было произнесено, я не разобрал. Сердце бухало, громко отдаваясь в голове. По левому виску и щеке стекала кровь.
Двинувшись приставными шагами вперёд, я шашкой чуть отодвинул штору, которая отгораживала комнату для фотографирования. Картина, которую я увидел, заставила меня немедленно действовать. Какой-то тип, стоящий ко мне спиной замахивался для удара коротким мечом на мадам Динесс, а в углу комнаты без движений лежал поручик Чижов, по левому виску которого струилась кровь. Не раздумывая более и мгновения, я выстрелил навскидку в спину нападавшего на Аглаю Павловну.
Почувствовав движение за спиной, начал разворачиваться через левое плечо, надеясь успеть шашкой, перехватить удар, но понял, что опаздываю. Я действительно не успел. Всё что мне удалось — это подставить под катану шашку, которую противник просто снёс своим ударом. Мало того, моё же оружие ударила меня по правой руке, и резкая боль заставила выпустить револьвер. Ну а напоследок, я получил классический прямой удар ногой в грудь с проносом, после чего оказался спиной на полу со сбитым дыханием.
Надо мной чуть наклонившись, встал молодой японец, в чьих раскосых глазах читалось торжество. Он занёс меч для удара, а я смотрел на его движение и понимал, что ничего не могу сделать. Удар ногой был настолько силён, что я не мог сделать вздох-выдох и пошевелиться. «Вот и всё, гвардии подполковник, — подумал я, глядя, как катана начинает движение вниз. — Недолго пожил в новом мире».
Додумать мысль не успел, так как в этот момент грохнул выстрел и брошенный силой удара пули вперёд японец свалился на меня, окончательно выбив из меня дух.
— Вашбродь, слава Богу, живы!
Это было первое, что я услышал, придя в себя. Времени, судя по всему, с момента моей отключки прошло немного. Казак Трегубов, свалив с меня нападавшего, ощупывал меня в поисках ранений.
— Трегубов, мать твою, я тебе что баба, чтобы меня щупать, — я с трудом вытолкнул слова из глотки.
— Ох ты, совсем в себя пришли, Ваше благородие. Хорошо-то как! А ощупываю, так Вы сами нас этому учили на занятиях по оказанию помощи. На голове у Вас всё в порядке. Чуток кожу рассекло. Кровь уже запекаться начала. Правую руку перетянул, чтобы кровь остановить. И забинтовал. Слава Богу, догадался прихватить с собой. По Вашему приказанию на дежурство всегда с собой малый медпакет носим в кармане.
С помощью казака я с трудом поднялся и сквозь шум в ушах услышал причитания с рыданиями.
— Братка мой, да что же я маманьке с батькой скажу. Да как же так. Дмитро, братка…
Я посмотрел на Трегубова.
— Оба наповал. Глотки перерезали, — ответил мне на невысказанный вопрос казак. — Хорошие казаки были.
Трегубов снял папаху и перекрестился. Я с трудом повторил его жест. Правая рука над предплечьем была перетянута куском супони. А само предплечье перебинтовано. Ещё в столице удалось протолкнуть через Черевина и Ширинкина в снаряжение конвоя индивидуальные пакеты. Сделали их просто, из куска марли нарезали полосы, кусок ваты в марлевой подушке. Всё это скатано в рулон и завёрнуто в вощёную бумагу. Без стерилизации, но для сегодняшнего момента, практически, индивидуальный перевязочный пакет из моего времени был прорывом в медицине. Князь Барятинский перед нашим отъездом на Дальний Восток намекнул мне, что я скоро получу кое-какую денежку от привилегии на данное изобретение и не только на него. Эффективность оказания медицинской помощи в бою с помощью похожего пакета князь оценил при нападении на цесаревича.
Встряхнув головой отгоняя воспоминания, я скомандовал Трегубову.
— Контролируйте с Петро вход. Револьверы не убирайте. А я пойду, посмотрю, как там остальные.
С остальными всё было в порядке. Мадам Динесс находилась без сознания. Сомлела. Не каждый день тебя убивать собрались. Поручик Чижов был жив. Череп, кажется, у него пробит не был. Во всяком случае, пропальпировав голову Александра Павловича левой рукой я на первый взгляд ничего страшного не обнаружил. На виске была ссадина и гематома. Кровь практически уже не текла. Экстренных мер к приведению в чувства к этой парочке применять не будем. Очнутся, как очнутся. Подошёл к убитому, который хотел зарезать Аглаю Павловну.
«Опыт не пропьешь, — подумал я, глядя на отверстие от пули под левой лопаткой. — Можно даже не контролировать. Жаль, никого живыми не взяли. И вообще, что это было? Какого хрена они на фотосалон напали?»
— Трегубов! Трегубов?! — громко позвал я.
— Слушаю, Вашбродь, — заскочил в комнату казак.
— Выйди на улицу, пальни вверх раза два-три. А потом через окно или дверь смотри, только аккуратно. Глядишь, городовые или наш казачий разъезд появятся. Меня позовешь тогда. А я пока посижу, что-то ноги не держат.
— Слушаюсь, Вашбродь!
Через несколько секунд на улице раздалось три выстрела, а потом скрипнула дверь. Сидя на стуле, я поиграл пальцами раненой руки. «Слава Богу, пальцы работают нормально, — подумал я. — Значит, сухожилия и нервы не перерублены».
В это время в себя пришла Аглая Павловна, вскочив со стула. Заполошно осмотревшись вокруг, она впала в какой-то ступор, смотря на меня пустыми, бессмысленными глазами.
— Мадам Динесс, Вы в порядке? Не ранены? — вежливо спросил я.
— Что это было? — как-то отстранённо спросила женщина.
— Нападение, как я думаю, для того, чтобы уничтожить снимки. А вот кто это сделал, меня сильно интересует, — ответил я.
— Это Като Сатоши, — Аглая Павловна показала на труп нападавшего, который мёртвым лежал у её ног. — У него самый большой фотосалон в городе.
— Что здесь произошло? — спросил я.
— Я печатала фотографии в специальной комнате. Поручик Чижов находился здесь, то есть в этой комнате. Здесь же были двое казаков. Потом я услышала какой-то шум, а через некоторое время ко мне ворвался Сатоши, вытащил меня за волосы в эту комнату. Посадил на стул и спросил где фотопластины и фотографии из гостиницы. — Динесс начала трясти по всему телу заметная дрожь. — Я ответила, и он замахнулся на меня большим ножом. Я закрыла глаза. Потом грохнул выстрел, и я потеряла сознание.
Я подошёл к женщине и обнял её левой рукой, чувствуя как Динесс сильно трясётся.
— Успокойтесь, Аглая Павловна. Всё хорошо. Всё закончилось, — начал я лепетать какую-то чушь, чтобы вывести из стресса женщину.
— Тимофей Васильевич, а что же мы такого важного сфотографировали, если такой успешный и обеспеченный человек, как Като Сатоши пошёл на разбой и убийство? — спросила Динесс, решительно отодвинувшись от меня.
— Вот и мне это хотелось бы узнать, Аглая Павловна. Очень бы хотелось!
