Глава десятая. Спорные границы
– Собрание хижин, изб, палаток на поверхности болота, нечто вроде лагеря с постоянной угрозой наводнениями Юкона и Клондайка, неправильные, грязные улицы с рытвинами на каждом шагу, не город, а какой-то хлев, годный лишь для тысяч собак, лающих всю ночь, – вот каким вы представляли себе, по слухам, город Доусон, господин Ским! Но хлев преобразился на наших глазах благодаря пожарам, уничтожившим старые постройки. Теперь Доусон – город с приличными домами, банками и отелями. Скоро здесь будут два театра, в одном из которых оперный зал рассчитан более чем на две тысячи мест, и так далее, и так далее. И вы даже не можете себе представить всего, что разумеется под этим «и так далее»!..
Так говорил доктор Пилкокс, англо-канадец, круглый, лет сорока, крепкий, подвижный, веселый и полный необыкновенного здоровья. Назначенный год назад директором госпиталя в Доусоне, он поселился в этом городе, где открывалось широкое поле для его профессии, так как здесь сосредоточились как будто все эпидемии, не говоря уж о золотой лихорадке, от которой он сам был застрахован не хуже, чем Сумми Ским.
Доктор Пилкокс был и терапевтом, и хирургом, и аптекарем, и зубным врачом. И так как его знали как хорошего и добросовестного практика, то пациенты массами стекались к его уютному дому, расположенному на Фронт-стрит, одной из лучших улиц Доусона.
Билл Стелл давно уже знал доктора Пилькокса, с которым он встречался, служа разведчиком в канадской армии. Пользуясь этим старинным знакомством, Билл рекомендовал обыкновенно доктору тех эмигрантов, которых он сопровождал из Скагуэя в Клондайк.
И на этот раз, через два дня после приезда, он не преминул познакомить Бена Раддла и Сумми Скима с доктором, который пользовался в городе всеобщим уважением. В Клондайке не было человека, лучше него осведомленного относительно всего, что происходило в области. Если кто-нибудь мог дать хороший совет или хорошее лекарство, то только этот превосходный доктор.
Первый вопрос, с каким обратился к нему Сумми Ским, относился к их спутницам. Что сталось с ними?.. Видел ли их доктор Пилькокс?..
– Не говорите мне о ней! Она просто феномен! – воскликнул с чувством доктор, волнуя Сумми Скима своим странным ответом. – Это просто перл, эта девушка – настоящая жемчужина, и я не могу сказать, как я рад, что мне удалось заполучить ее сюда. Всего два дня, как она поступила в госпиталь, и успела уже его преобразить. Сегодня утром, открыв один из шкафов, я был прямо поражен ее любовью к порядку, к чему я, по правде говоря, здесь не приучен. Заинтригованный, я открыл другой шкаф, третий, десятый – то же самое. И еще лучше: мои инструменты вычищены и разложены в порядке, операционный зал блистает такой чистотой, как никогда. Наконец, чему трудно поверить, этот полуребенок подчинил себе весь персонал. Всё совершается, как по команде. Братья и сестры милосердия – все на своих местах. Расставленные в порядке кровати приятно видеть. Даже сами больные, кажется, стали лучше себя чувствовать!..
– Наконец, чему трудно поверить, этот полуребенок подчинил себе весь персонал
Бен Раддл, по-видимому, был счастлив, слыша все это.
– Я в восторге, доктор, – сказал он, – от похвал, которые вы расточаете вашей новой помощнице. Это доказывает, что я не ошибся на ее счет. Думаю, что будущее готовит вам еще более приятные неожиданности.
Сумми Ским казался менее счастливым. Он уже как будто о чем-то беспокоился.
– Извините, доктор… – прервал он. – Вы говорите об одной девушке… Но ведь их было две?..
– А, это правда, – смеясь, сказал доктор Пилькокс. – Но я давно знаю лишь ту, которая поступила ко мне старшей сестрой милосердия, а с другой не знаком совсем. Поэтому я едва успел заметить последнюю. Прибыв в госпиталь со своей кузиной, она через десять минут исчезла опять и вернулась лишь к полудню, одетая, как золотоискатель, с заступом на плече и с револьвером за поясом. Вчера утром, когда я справился о ней, я узнал, что она, не сказав никому ни слова, тотчас же отправилась в путь. Уже от ее кузины я узнал, что она намерена заняться, как и мужчины, ремеслом золотоискателя.
– Значит, она уже отправилась?.. – настаивал Сумми.
– Самым серьезным образом, – подтвердил доктор и прибавил: – Я много видел оригинальных типов на своем веку, но, признаюсь, такого еще не встречал!
– Бедная девушка, – пробормотал Сумми. – Как это вы отпустили ее на такое безрассудное предприятие?
Но доктор уже не слушал Сумми Скима. Он заговорил опять с Беном Раддлом о Доусоне, и речь его лилась неудержимо. Доктор Пилькокс гордился своим городом и не скрывал этого.
– Да, – повторял он, – он уже достоин носить данное ему канадским правительством наименование столицы Клондайка.
– Столица, которая еще достраивается, доктор, – заметил Бен Раддл.
– Ну, она скоро достроится, так как число жителей в ней увеличивается с каждым днем.
– Сколько же их теперь? – спросил Бен.
– Около двадцати тысяч.
– Скажите: двадцать тысяч проезжих, а не жителей, доктор. Зимой Доусон должен быть пуст.
– Извините меня, двадцать тысяч постоянных жителей, которые поселились здесь со своими семьями и так же мало думают покидать город, как я.
Пока Бен Раддл с большой пользой для себя черпал различные сведения из живой энциклопедии, какой был доктор Пилькокс, Сумми молчал и грустил. Его мысли были сосредоточены на Жанне Эджертон. Он представлял ее себе на дикой, трудной дороге, одинокую, покинутую, безо всякой защиты, с одной только ее непоколебимой волей… Но, в конце концов, это его не касалось. Эта сумасшедшая, если таков был ее каприз, была вольна идти искать нищету и смерть… Пожав плечами, Сумми отбросил от себя печаль и вступил в разговор.
– Однако, – заметил он, чтобы поддразнить доктора, – я не вижу в Доусоне того, что встречаешь обыкновенно в столице…
– Как! – воскликнул доктор Пилькокс, надувшись, вследствие чего он казался еще более кругленьким. – Да ведь это резиденция генерального комиссара территории Юкона, майора Джеймса Уэлша, и целой иерархии служащих, какой вы не найдете в главных городах Британской Колумбии и Канады!
– Каких служащих, доктор?
– Главного судьи Мак-Гира, комиссара по золотопромышленности Фаусетта, эсквайра, комиссара государственных земель Уэда, тоже эсквайра, консула Соединенных Штатов Америки, вице-консула Франции…
– Эсквайры, – заметил весело Сумми Ским, – это в самом деле высокопоставленные лица… А торговля?
– У нас уже есть два банка, – ответил доктор, – Канадский Коммерческий банк из Торонто, которым управляет Вильс, и банк Британской Северной Америки. А что вы скажете, господин Ским, если я вам сообщу, что во главе полиции стоят здесь француз-канадец, капитан Стерне, и капитан Харпер, под начальством которых находится шестьдесят человек?
– Я скажу, доктор, – ответил Сумми Ским, – что такой личный состав полиции, принимая во внимание численность населения Доусона, должен быть далеко не достаточен.
– Он будет увеличен, смотря по надобности, – уверял доктор Пилькокс. – Канадское правительство сделает все необходимое для безопасности жителей столицы Клондайка.
Надо было слышать, как доктор произносил слова «столицы Клондайка»!
Сумми Ским ответил:
– Значит, все к лучшему… Но, впрочем, я не знаю, зачем я задаю вам все эти вопросы. Непродолжительность моего пребывания здесь помешает мне, надеюсь, оценить как следует все прелести Доусона. Если только в городе есть гостиница, я буду совершенно доволен.
Гостиниц здесь было три: «Юкон-отель», «Клондайк-отель» и «Северный отель». Сумми Ским не мог не знать этого, так как в последнем из них оба кузена сняли себе комнаты.
Владельцы этих отелей должны были сильно разбогатеть, если бы только наплыв эмигрантов остался прежним. Комната стоила семь долларов в день, а обеды – по три доллара; за услуги платили ежедневно один доллар; за стрижку бороды – доллар, за стрижку головы – полтора доллара.
– Мое счастье еще, что я не бреюсь! – говорил Сумми. – Что касается волос, то я не намерен их стричь до возвращения в Монреаль.
Приведенные цифры показывают дороговизну жизни в столице Клондайка. Кто не богател здесь каким-нибудь счастливым случаем, тот неминуемо разорялся. Можно судить об этом по местным рыночным ценам: стакан молока стоил два с половиной франка, килограмм масла – двенадцать франков, за дюжину яиц надо было заплатить двенадцать с половиной франков. Килограмм соли стоил два с половиной франка, а дюжина лимонов – двадцать пять франков.
Что касается бань, то за них платили: за простые ванны – двенадцать с половиной франков, а за русскую баню – сто шестьдесят франков.
Сумми Ским решил, что он будет пользоваться лишь простыми ваннами.
Ко времени настоящего рассказа Доусон простирался на два километра вдоль правого берега Юкона, на расстоянии тысячи двухсот метров от ближайших холмов. Занимаемая им площадь в восемьдесят восемь гектаров делилась на два квартала, отделенных друг от друга течением Клондайка, который ниже вливался в реку Юкон. Город имел семь проспектов и пять пересекавшихся под прямыми углами улиц с деревянными тротуарами. Эти улицы заполнялись в течение бесконечных зимних месяцев многочисленными санями, а летом по ним со страшным грохотом катились тяжелые повозки с грубыми колесами, около которых бежали стаи собак.
Вокруг Доусона тянулись огороды, на которых росли репа, кольраби, салат и пастернак, но далеко не в достаточном количестве. Вследствие этого овощи за большие деньги привозились из Канады, Британской Колумбии или Соединенных Штатов. Что касается мяса, то его после ледохода привозили из порта Сент-Майкл пароходы, снабжённые ледниками. Эти пароходы появлялись у города в первую неделю июня, и на набережной тогда беспрерывно раздавались свистки их сирен.
Но зимой закованный льдами Юкон несудоходен, и тогда Доусон в течение нескольких месяцев отрезан от остального мира. Приходится питаться консервами и сидеть в домах, так как страшные холода делают почти невозможным сколько-нибудь продолжительное пребывание на открытом воздухе. Поэтому с возвращением весны в городе начинаются страшные эпидемии. Скорбут, менингит, тиф косят население, ослабленное в течение замкнутой зимней жизни.
В этот год, как раз особенно суровой зимы, помещения госпиталя были переполнены. Личный состав служащих был далеко не достаточен, и доктор Пилькокс имел тысячу оснований поздравить себя, что в таком трудном положении он приобрел драгоценного помощника, каким оказалась его новая сиделка.
В каком ужасном виде были злополучные эмигранты, прибывшие из отдаленнейших мест, надорвавшиеся от усталости, лишений и холода! Число смертных случаев увеличивалось с каждым днем, и по улицам беспрестанно тянулись на кладбище запряженные собаками повозки с гробами. Умерших закапывали в почве, где эти несчастные лежали, быть может, среди золотых слитков!
Несмотря на эти печальные картины, жители Доусона или, по крайней мере, проезжие золотоискатели предавались всяким удовольствиям и разгулу. Как те, которые ехали на прииски впервые, так и те, которые возвращались на них, чтобы поправить свои дела, расстроенные за несколько месяцев разгула, проводили время в различных казино и игорных залах. В то время как эпидемии свирепствовали в городе, по ресторанам и кабакам сновали толпы людей. При виде этих сотен пьяниц, игроков, крепко сложенных авантюристов трудно было поверить, что умирает столько неудачников, что целые семьи – мужчины, женщины и дети – не выдерживают нищеты и болезней.
Весь этот люд, жаждущий сильных ощущений, собирался в разных «Монте-Карло», «Доминионах» и «Эльдорадо», причем трудно было бы определить, когда это было – днем или ночью, так как, во-первых, в это время года, во время солнцестояния, не было ни утра, ни вечера, а во-вторых, потому, что эти увеселительные места ни на минуту не закрывались. Здесь велась непрерывная игра в покер, в «моните» и рулетку. Здесь рисковали на зеленом поле не золотыми монетами, а золотыми слитками и песчинками, а кругом стоял крик, шум, ругательства, ссоры, иногда раздавались и револьверные выстрелы. Здесь происходили возмутительнейшие сцены, прекратить которые полиция была не в силах. Главные роли в них принадлежали разным Хантерам, Мэлоунам и им подобным.
Рестораны в Доусоне открыты день и ночь. Во всякое время в них едят цыплят по двадцать долларов за штуку, ананасы – по десять долларов, яйца – по пятнадцать долларов за дюжину; курят сигары по три с половиной франка за штуку; пьют вина по двадцать долларов за бутылку и виски, которое стоит дороже жилого дома.
Три или четыре раза в неделю золотоискатели с ближайших приисков возвращаются в город и в несколько часов спускают в этих ресторанах или игорных домах все, что они добыли в грязи Бонанцы и ее притоков.
Печальное зрелище! Здесь проявляли себя самые низменные инстинкты человеческой природы, и то немногое, что с первых же часов мог наблюдать Сумми Ским, только усилило его отвращение к этому миру авантюристов.
Впрочем, он надеялся, что ему недолго придется изучать этот мир. Не теряя времени, Ским принял все меры к тому, чтобы как можно больше сократить свое пребывание в Клондайке.
Тотчас же после завтрака в Северном отеле, в первый день по приезде, Сумми обратился к своему кузену:
– Прежде всего, нам нужно взяться за наше дело. Так как местный синдикат предложил нам купить у нас участок номер сто двадцать девять на Форти-Майлз-Крик, то следует повидаться и поговорить с руководством.
– Как тебе угодно, – ответил Бен Раддл.
К несчастью, в конторе «Американского общества транспортирования и торговли» им ответили, что директор, капитан Хэли, находился в поездках и что он вернется лишь через несколько дней. Таким образом, наследникам дядюшки Жозиаса волей-неволей пришлось ждать.
Тем временем они навели справки о местонахождении их прииска. Билл Стелл оказался в этом случае естественным проводником.
– Далеко от Доусона находится Форти-Майлз-Крик? – спросил его Бен Раддл.
– Я никогда не был там, – ответил Билл. – Но, судя по карте, эта река впадает в Юкон у форта Кудахи, к северо-западу от Доусона.
– Судя по номеру участка, – заметил Сумми Ским, – нельзя думать, чтобы прииск дядюшки Жозиаса был далеко.
– Он находится отсюда не далее как в тридцати лье, – объяснил Билл, – так как именно на этом расстоянии проведена граница между Аляской и Канадой, а прииск номер сто двадцать девять расположен на канадской территории.
– Мы отправимся туда, как только увидимся с капитаном Хэли, – заявил Сумми.
– Непременно, – ответил его кузен.
Но дни проходили, а капитан Хэли не возвращался. Седьмого июня, утром, выйдя из своего отеля, Бен и Сумми уже в десятый раз пошли в контору чикагского синдиката.
На улицах были толпы народа. Пароход из Юкона только что привез множество эмигрантов. В ожидании отправления на берега различных притоков Юкона они кишмя кишели в городе. Одни прибыли сюда, чтобы эксплуатировать принадлежащие им прииски, другие – чтобы наняться туда же за очень высокую плату. Из всех улиц на Франт-стрит, где находились главнейшие конторы, было больше всего народа. К толпе людей присоединялись стаи собак. На каждом шагу приходилось наталкиваться на этих едва прирученных животных, вой которых раздирал уши.
– Это настоящий город собак! – говорил Сумми Ским. – Его губернатором должна была бы быть дворняжка, и его следовало бы назвать «Собачий город»!
Среди толкотни, ругательств и шума Бен Раддл и Сумми Ским не без труда прошли по Франт-стрит до конторы синдиката.
Капитана Хэли все еще не было, и они решили обратиться к вице-директору, Вильяму Броулу, который спросил их о цели посещения.
Оба кузена назвали свои имена:
– Сумми Ским и Бен Раддл, из Монреаля.
– Очень рад вас видеть, господа, – заявил Броул. – Очень рад!
– Очень рады и мы познакомиться с вами, – вежливо ответил Сумми Ским.
– Наследники Жозиаса Лакоста, владельца приискового участка номер сто двадцать девять на Форти-Майлз-Крик? – спросил Броул.
– Именно, – сказал Бен Раддл.
– Если только, – прибавил Сумми, – со времени нашего отъезда в это бесконечное путешествие этот проклятый участок не исчез.
– Нет, господа, – ответил Вильям Броул. – Можете быть спокойны, он все на том же месте, на границе обоих государств… на вероятной границе, по крайней мере.
– Вероятной?.. Почему «вероятной»? Откуда явилось это неожиданное прилагательное?
– Милостивый государь, – продолжал Бен Раддл, не обращая внимания на географическое замечание Броула, – нам сообщили в Монреале, что ваш синдикат хочет купить участок номер сто двадцать девять на Форти-Майлз-Крик…
– Хотел. Действительно, господин Раддл.
– Мы приехали – я и мой сонаследник, – чтобы убедиться лично в стоимости этого прииска, и нам хотелось бы узнать, не изменилось ли решение синдиката?
– И да, и нет, – ответил Вильям Броул.
– Да и нет? – воскликнул пораженный Сумми.
– Да и нет? – повторил Бен Раддл. – Объясните, милостивый государь.
– Нет ничего проще, господа, – ответил вице-директор. – Да, если положение прииска одно, и нет, если оно окажется иным. Я в двух словах объясню вам…
Не ожидая объяснения, Сумми Ским воскликнул:
– Каково бы ни было положение прииска, милостивый государь, факт остается фактом. Наш дядюшка Жозиас Лакост ведь был же владельцем этого прииска! А раз так, то, где бы он ни находился, он принадлежит нам по завещанию.
В доказательство этих слов Бен Раддл вынул из своего бумажника документы, свидетельствовавшие об их правах на прииск № 129.
– О, – произнес вице-директор, отказываясь жестом от бумаг, – эти ваши права не подлежат ни малейшему сомнению. Вопрос не в этом, господа.
– В чем же? – спросил Сумми, которого лукавый вид Броула начинал раздражать.
– Участок номер сто двадцать девять, – ответил Броул, – занимает на Форти-Майлз-Крик место на границе между Канадой, которая принадлежит Великобритании, и Аляской, которая принадлежит Америке…
– Да, но на канадской территории, – заметил Бен Раддл.
– Это смотря по обстоятельствам, – возразил Броул. – Участок канадский, если граница между обоими государствами окажется там, где она была обозначена до сих пор. Но американский – в противном случае. А так как синдикат – канадский и может поэтому эксплуатировать лишь канадские прииски, то я могу дать вам лишь условный ответ.
– Значит, – спросил Бен Раддл, – в настоящее время возник спор из-за границы между Великобританией и Соединенными Штатами?
– Да, именно так, – объяснил Броул.
– Я думал, – сказал Бен Раддл, – что пограничной линией избран был сто сорок первый меридиан.
– Да, господа, и этот выбор был сделан не без основания.
– В чем же тогда дело? – возразил Сумми Ским. – Я не думаю, чтобы меридианы меняли свое место даже и в Новом Свете. Я не представляю себе, чтобы сто сорок первый меридиан разгуливал с востока на запад с тросточкой в руках!
– Конечно, – согласился Броул, смеясь над горячностью Сумми, – но, может быть, меридиан проведен не совсем там, где ему следовало бы быть. Вот уже два месяца, как по этому поводу производятся серьезные изыскания, и возможно, что придется перенести границу немного к востоку или к западу.
– На несколько лье? – спросил Бен Раддл.
– Нет, всего на несколько сотен метров.
– И из-за этого спорят! – воскликнул Сумми Ским.
– Спорят, и, по-моему, правильно, – возразил вице-директор. – Что американское, то американское, что канадское, то должно быть канадским.
– Какое же из государств возбудило этот вопрос? – спросил Бен Раддл.
– Оба, – ответил Броул. – Америка претендует на клочок территории к востоку, а Канада со своей стороны на такой же клочок к западу.
– Но, черт побери, – воскликнул Сумми, – нам-то, в конце концов, какое дело до этих споров?
– Дело в том, что часть приисков на Форти-Майлз-Крик сделается собственностью Америки.
– И участок номер сто двадцать девять в том числе?..
– Без сомнения, так как он первый находится на оспариваемой границе, – ответил Броул, – и в этом случае синдикат откажется от своего предложения.
На этот раз ответ был ясен.
– Но, по крайней мере, начали ли это определение границы? – спросил Бен Раддл.
– Да, сударь. Измерения уже ведутся, крайне спешно и с удивительной точностью.
Если оба государства спешили со своими претензиями на узкую полоску территории, примыкающей к сто сорок первому меридиану, то, очевидно, потому, что она считалась золотоносной.
– Итак, господин Броул, – спросил Бен Раддл, – если прииск номер сто двадцать девять останется к востоку от границы, то синдикат не отказывается от своего предложения?
– Да.
– А если, наоборот, он окажется к западу от границы, то мы должны будем отказаться от переговоров?
– Да.
– В таком случае, – объявил Сумми Ским, – мы обратимся к другим. Если наш прииск окажется на американской земле, мы обменяем его на доллары вместо кредитных билетов, вот и всё.
Беседа на этих словах прервалась, и оба кузена вернулись в «Северный отель».
Здесь они нашли Билла, которому сообщили о положении дел.
– Во всяком случае, господа, – посоветовал он им, – вы бы хорошо сделали, если бы как можно скорее отправились на Форти-Майлз-Крик.
– Это именно наше намерение, – сказал Бен Раддл. – Мы отправимся завтра же. А вы, Билл, что будете делать?
– Я вернусь в Скагуэй, чтобы проводить новый караван в Доусон.
– И вы будете в отсутствии?..
– …два месяца.
– Мы рассчитываем на вас для обратного пути.
– Хорошо, господа, но не теряйте времени.
– Надейтесь на меня в этом отношении, – горячо заявил Сумми, – хотя, по правде говоря, мы с самого начала терпим неудачу!
– Найдутся более покладистые покупатели, – заметил Бен Раддл. – А пока мы должны осмотреть прииск сами…
– Но вот что! – прервал его Сумми. – Я вспомнил, что мы встретим там нашего милого соседа…
– …техасца Хантера, – кончил за него Бен Раддл.
– И Мэлоуна. Этих образцовых джентльменов.
– Скажите, висельников, господин Ским, – поправил его Билл Стелл. – Они хорошо известны и в Скагуэе, и в Доусоне. Действительно, они ваши соседи, так как прииск номер сто тридцать один находится напротив вашего, по другую сторону границы. Это печальное соседство.
– Тем более, – прибавил Бен Раддл, – что Сумми уже имел случай жестоко наказать одного из этих господ. А это только может осложнить наши будущие отношения.
Билл Стелл казался озабоченным.
– Ваши дела меня не касаются, господа, – сказал он серьезным тоном. – Но позвольте мне дать вам совет. Возьмите с собой на прииск провожатых. Если хотите, я дам вам Нелуто. И отправляйтесь хорошо вооруженными.
– Вот приключения! – воскликнул Сумми, поднимая руки к небу. – Подумать только, что если бы мы спокойно остались в Монреале, то наш прииск был бы теперь уже продан, так как продажа была бы совершена до этих глупых разделений границы, и я блаженствовал бы в «Зеленой Поляне».
– Надеюсь, ты прекратишь свои упреки, – заметил Бен Раддл. – Ты ведь дал мне обещание, Сумми. К тому же, если бы ты остался в Монреале, то не совершил бы интересного, необыкновенного, захватывающего путешествия…
– Путешествия, которое меня совершенно не интересует, Бен.
– Ты не был бы в Доусоне.
– Из которого я всеми силами стремлюсь выбраться, Бен!
– Ты не оказал бы услуги Эдите и Жанне Эджертон.
Сумми крепко пожал руку своему кузену.
– Знаешь что, Бен? Честное слово, это твое первое разумное слово за два месяца, – сказал он, и его лицо осветилось широкой добродушной улыбкой.