Глава 30
Стоя под душем, я пытаюсь смыть водой, которая мягкими струями обтекает мое тело, то бедствие, что угрожает моей семейной жизни. Смотрю на капли, оседающие на стеклянной стенке, и жалею, что не могу быть такой же – ни от кого не зависящей, безвредной капелькой воды. Я вглядываюсь в одну, а потом смахиваю ее рукой. Все, нет ее. Исчезла. Вот такие мысли и прогнали моего мужа. Пальцы непроизвольно сжимаются в кулаки. Я встряхиваю руки и морщусь от боли в разбитом предплечье.
Доминик уехал к своим родителям. И забрал с собой нашу дочь. Я осталась одна в этом доме, который превратился в самодельную крепость, в тюрьму. Подняв голову к душу, закрываю глаза и стою не двигаясь. Не знаю, сколько я так стою. В конечном итоге мои мысли проясняются и уныние уступает место хоть и слабой, но решимости.
Кран скрипит, когда я поворачиваю его, выключая воду. Открываю дверцу и выхожу на коврик. На тыльной стороне двери висит влажное полотенце. Я вытираюсь им, осторожно промокая синевато-багровые синяки, потом иду в спальню и надеваю хлопчатобумажный сарафан, достаточно свободный, чтобы не раздражать поврежденную кожу.
Внизу снова пью воду, чтобы вывести всю отраву из своего организма. Я уже вылила в раковину сцеженное молоко, но не знаю, сколько еще понадобится сцеживаться, чтобы не подвергать риску Дейзи. Мысль о дочери причиняет мне физическую боль. Плачет ли она без меня? Скучает ли по своей маме? Мне страшно представить, что Доминик рассказал Джеффу и Одри. Они всегда баловали сына и сейчас наверняка примут его сторону, не задавая никаких вопросов. Я хорошо лажу с ними, я люблю их, конечно люблю. Только Доминик все равно остается их сыном, и в таких ситуациях, как сейчас, они с готовностью поверят ему, а не мне. В этом я абсолютно уверена.
Наливаю еще один стакан воды и иду в гостиную. На диване мне не сидится – уж больно неспокойно на душе, – поэтому я подхожу к окну и смотрю на наш тихий «анклав». Сегодня воскресенье, так что рабочих на стройке нет. Я перевожу взгляд на дом Мел, гадая, оправится ли наша дружба после всего случившегося. Почему она послала сообщение Доминику, а не мне? Наверное, она все еще обижена из-за денег. Я вздыхаю. Вероятно, я была слишком категоричной, слишком резкой. Вероятно, мне следовало бы давать ей взаймы с большим великодушием и не предъявлять никаких требований. Ведь, по сути, она почти член семьи. Однако сейчас я не могу размышлять об этом. Меня беспокоят другие, более важные проблемы, например что будет с моим браком, когда Доминик привезет Дейзи.
Забавно, но без Дейзи я не ощущаю настоятельной потребности проверять замки. Зачем? Может, это и хорошо, что она у родителей Доминика. Там ей безопаснее. Хотя дом Джеффа и Одри всего в пяти минутах езды, Мартин не знает, где они живут.
Замечаю, что машины соседа нет на площадке. Мое сердце сжимается от страха, когда я понимаю, что это значит… Мартин уехал. Но когда он уехал и когда вернется? Я не знаю ответов на эти вопросы, а это означает, что он может вернуться в любой момент. Решусь ли я на то, что нужно обязательно сделать? Разве сейчас, когда Дейзи нет в доме, не идеальный ли шанс? Только я еще не чувствую себя полностью нормальной. Мои мысли разбегаются во все стороны. Но одно я знаю наверняка: не успокоюсь, пока не выясню, кто или что находится в подвале у Мартина. Мне надо доказать самой себе, что я не повредилась в рассудке, что у соседа действительно что-то происходит. А еще, если уж совсем начистоту, у меня есть настоятельная потребность доказать Доминику, что он ошибался. И сказать: «Я же тебе говорила».
Беру с дивана свою сумочку с длинным наплечным ремешком и кладу в нее мобильный. Решаю выйти из дома через задний ход – на тот случай, если кто-то из соседей выглянет в окно. Открываю дверь, выхожу наружу и оглядываю сад и поля за забором. Вокруг полное спокойствие. Никого и ничего, кроме пожухлой травы, деревьев и неба. Я передвигаю тяжелый деревянный стол с плиток патио на траву, а потом тащу его к забору, разделяющему наши с Мартином участки. От ножек на лужайке остаются две полоски голой земли.
Я снова нервно оглядываюсь по сторонам, но пока меня скрывает мой дом. Паркфилды могут заметить меня, только если по пояс высунутся в окно. Бок болит, но я не обращаю на это внимания. То, что я делаю, гораздо важнее любого физического дискомфорта. Забираюсь на стол и, стоя на четвереньках, заглядываю через забор. Сад Мартина кажется пустым. Прислушиваюсь, не раздастся ли звук мотора и не хлопнет ли дверь. Пока все тихо.
Итак, я у точки невозврата. Готова преступить закон.
Осторожно хватаюсь за забор и покачиваю его туда-сюда, проверяя, насколько он надежен. С нашей стороны он серый и выцветший, а со стороны Мартина покрыт защитным составом. Дрожа всем телом, перекидываю через верх сначала одну ногу, потому другую и спрыгиваю в сад. Мне требуются огромные усилия, чтобы не заплакать и не вскрикнуть от боли в правом бедре. На глаза наворачиваются слезы, и я несколько секунд стою в ожидании, когда боль утихнет. Однако время не на моей стороне – Мартин может вернуться в любой момент.
Оглядываю задний фасад его дома, но открытых окон не вижу, поэтому прохожу к той стороне, где есть два окна с матовым стеклом. Оба закрыты. Передо мной выбор: либо вернуться домой и забыть обо всем, либо вломиться в дом Мартина.
Я зашла слишком далеко, так что отступать мне некуда.
Все окна в доме Мартина с двойным остеклением, поэтому разбить стекла мне будет трудно. Зато задняя дверь с одним стеклом. Его можно было бы разбить большим камнем и потом проверить, есть ли ключ в двери. Оглядываю сад в поисках подходящего предмета. У своих ног вижу маленькую металлическую лопатку в садовом ведре. Я беру ее. Ручка у лопатки цельнометаллическая. Одного удара ею по стеклу будет достаточно, чтобы разбить его. Я вдруг обнаруживаю, что до крови искусала свою нижнюю губу.
Подкрадываюсь к задней двери и на всякий случай дергаю ручку. К моей радости, дверь оказывается не запертой. От изумления едва не роняю лопатку. Неужели Мартин уехал, не заперев заднюю дверь? Маловероятно. Означает ли это, что он дома, несмотря на то что машины нет? Я холодею. Что мне делать? Что делать?!
– Ау! – произношу я в открытую дверь. Если Мартин здесь, я скажу, что кто-то бродил вокруг его дома и я решила проверить. Потом я принесу извинения и уберусь отсюда. – Ау! – уже громче повторяю я и прохожу на кухню. – Мартин!
Ничего. Ни шороха, ни стука.
Ладно, я уже в доме. Кладу лопатку на кухонный стол и иду в коридор. В нос ударяет запах освежителя. Миную дверь в подвал и подхожу к лестнице. Смотрю вверх, уверенная, что разгневанный Мартин стоит на площадке. Но там пусто и темно. Заставляю себя еще раз крикнуть «Ау!» и замираю…
Ничего.
Прежде чем спускаться в подвал, заглядываю в гостиную. В завешенное гардиной окно видно, что машины на площадке нет. Отлично. Возвращаюсь к двери в подвал и, набрав в грудь побольше воздуха, распахиваю ее. Что я рассчитываю там найти?
Щелкаю выключателем на стене, и свет заливает новенькую деревянную лестницу. Внизу еще одна дверь с торчащим из замка ключом. Что за той дверью и зачем ее нужно запирать? Я повожу плечами. Пальцы дрожат. Я проверяю, на месте ли моя сумка – в ней телефон на тот случай, если понадобится звонить в полицию.
Все, больше нельзя оттягивать. Пора идти вниз. От страха у меня начинает шуметь в ушах, когда я ставлю ногу на первую ступеньку. На середине пути оглядываюсь и прислушиваюсь, не раздадутся ли шаги наверху. Но слышу только собственное дыхание, усиленное тесным пространством.
Преодолеваю последние ступеньки и оказываюсь перед ничем не примечательной, облицованной шпоном дверью. Несмотря на то что воздух здесь прохладнее, я все равно обливаюсь потом и задыхаюсь. Мне кажется, что стены вот-вот сомкнутся надо мной. Здесь, внизу, я уязвима. Кстати, а пройдет ли здесь сигнал мобильного, если придется звонить? Ключ не поворачивается, и я понимаю, что дверь не заперта. Поэтому просто нажимаю на ручку и толкаю створку.
– Кирсти? Это ты?
Я вскрикиваю как громом пораженная.
За дверью стоит Мартин, на его лице озадаченное выражение.
– Что ты здесь делаешь? – спрашивает он, и его губы раздвигаются в слабой улыбке.