Глава 29

Я просыпаюсь с тяжелой головой и обнаруживаю, что лежу на диване в гостиной. На мне все то же красное платье, от которого попахивает блевотиной. Я пытаюсь сесть и едва не кричу от боли в правой стороне тела. Постепенно в памяти всплывают вчерашние события: Мартин, головокружение, падение. И самое ужасное – то, когда я выронила Дейзи!

– Доминик! – хочу крикнуть я, но получается какое-то хриплое кваканье. Горло саднит, желудок болит, меня подташнивает. – Доминик! – предпринимаю я новую попытку, но опять безуспешно: в моем голосе нет силы.

Робко встаю на ноги. Выпрямившись, задираю платье и осматриваю свое тело. Правая нога красная и вся в черных синяках. Бедро опухло, к нему больно прикоснуться. Предплечье тоже в таком же состоянии. Я и в самом деле вчера здорово загремела. Но сейчас об этом думать не могу. Мне надо убедиться, что с Дейзи все в порядке.

Картинки вчерашнего мелькают в голове, как покадровое видео. Доминик говорит, что я пьяна, что я упала, но никаких серьезных увечий не получила. Помню, как пыталась объяснить ему, что не пьяна, что даже не пила, но слова все никак не шли с языка. Только кто бы мне поверил, ведь я и сама чувствовала себя как при тяжелом опьянении, да и вела соответственно.

Иду на кухню, надеясь найти там мужа. Чтобы извиниться и сказать ему, что была сама не своя. Что со мной что-то случилось. Что-то, чему у меня нет объяснений. При каждом шаге мне в бок впиваются тысячи иголок, каждое движение отзывается в мозгу, который будто бьется о стенки черепа. В кухне Доминика нет. На кухонных часах пять минут девятого утра. Рановато для воскресенья, но Доминик всегда встает рано. А сегодня, наверное, проспал. Беру с сушки стакан и наливаю в него воду. Я делаю несколько глотков, чтобы промочить горло.

Все думают, что вчера я напилась. Но я не выпила ни капли алкоголя. А мог кто-то подсыпать мне что-нибудь в бутылку? Я пытаюсь вспомнить вечеринку во всех подробностях. Я выпила только две бутылки безалкогольного пива, которые Роза открывала у меня на глазах. Одну я на какое-то время оставляла на столике позади себя. Как долго она там стояла? Мог кто-то в нее что-нибудь подмешать? Не знаю. Могла ли это быть аллергическая реакция на что-то? Я залпом выпиваю воду и ставлю стакан на стол.

Через кухонное окно я вижу, что наступает еще один солнечный и ясный день, день для пикников и семейных празднеств, для веселья и отдыха. Но моему дню не суждено стать таковым. Я поднимаюсь наверх и захожу в комнату Дейзи. Мой пульс учащается, когда я вижу, что ее нет в кроватке. Ничего страшного, она, наверное, с Домиником. Я иду в соседнюю комнату, в нашу спальню, но там никого нет. Наверное, он с ней куда-то ушел. Я приказываю себе не паниковать.

С Дейзи все в порядке. А если нет? Что, если Доминика нет дома именно поэтому? Что, если он повез ее в больницу? Вчера она могла удариться головой, а последствия проявились не сразу. Вполне возможно, что она сейчас в интенсивной терапии.

Выбежав из комнаты, я устремляюсь вниз. Где мой телефон? Я должна позвонить Доминику, чтобы убедиться, что с Дейзи все в порядке. Но я не могу найти свою сумку. Я лихорадочно ищу ее, надеясь, что не оставила ее у Клиффордов. Я не смогу пойти к ним за ней. Я вообще не знаю, как мне показаться людям на глаза. Я беру стационарный телефон и набираю свой мобильный номер. Вот он! Звонит! Я иду на звук в гостиную и, слава богу, нахожу свою сумку под диванными подушками.

Я звоню Доминику, и он отвечает почти мгновенно.

– Как Дейзи? – выдыхаю я.

– В порядке, – коротко отвечает он.

Я испытываю облегчение и, садясь на диван, перевожу дух.

– Ты где?

– У Мел.

– У Мел? – По спине пробегает холодок. – А что ты там делаешь?

– Сегодня утром она прислала мне сообщение, спрашивала, как ты. Ты спала, и я решил пойти к ней на кофе.

– С Дейзи?

– Да, с Дейзи. Ты спала. И вообще, ты вчера напилась до потери пульса, и я решил, что негоже, чтобы ты с утра дышала на дочь перегаром.

– Ты решил, что это негоже? – Во мне клокочет гнев, ярость. – Я не напивалась, Доминик. Думаю, ты выпил больше меня.

– Ты была пьяна в стельку, Кирсти. Я сам видел. Все видели.

– Я пила безалкогольное пиво. Ты это знаешь.

– Пиво явно было не безалкогольным. И вообще, ты надолго скрылась в доме. Я не следил за тобой. Пила ты что-то или нет, ты была не в себе. Ты вообще могла нанести серьезное увечье Дейзи, когда выронила ее.

– Кто-то что-то подмешал мне в бутылку!

– И кто бы это мог сделать на вечеринке у соседей, а, Кирст?

– Я иду к тебе, – говорю я, поднимаясь. Меня всю трясет от злости.

– Не утруждайся. Я иду домой.

– Принеси Дейзи. – Я заканчиваю разговор, в сердцах нажимая на кнопку, отшвыриваю телефон на диван и принимаюсь расхаживать по гостиной, размышляя о том, как убедить мужа в том, что он ошибается.

Я знаю, что все выглядело как опьянение – заплетающийся язык, падение, рвота, – но разве Доминик меня так плохо знает? Разве он не знает, как внимательна и осмотрительна я с нашей дочерью? Что никогда бы по недомыслию не подвергла ее опасности?

Останавливаюсь у окна и смотрю на дом Мел. Вся вчерашняя радость по поводу возобновления нашей дружбы превращается в холодный ком ненависти. Как она могла принять сторону Доминика? Она даже не зашла меня проведать. Она просто приняла как факт то, что виновата я. И Доминик тоже. Как будто она само совершенство. Как будто все они непогрешимы.

Наконец парадная дверь Мел открывается, и на дорожку выходит Доминик, маленький, как игрушечная фигурка. Я протягиваю руку, словно хочу взять его двумя пальцами. В дверях стоит Мел. На ней коротенький халатик, а в руках – мой ребенок. Кто, черт побери, дал ей право брать Дейзи на руки без моего разрешения? Я опускаю руку. Мел закрывает дверь, и Доминик идет прочь без нашей дочери. Во мне все кипит.

Выхожу наружу. В воздухе витает запах углей. Доминик идет по улице, я иду ему навстречу.

– Я думала, ты принесешь Дейзи! – кричу я.

– Она с Мел.

– Я знаю, что она с Мел, а должна быть со мной!

– Кирст, нам надо поговорить об этом. Давай зайдем в дом. – Он хватает меня за здоровую руку, но я вырываюсь.

– Никуда я не пойду. Я никуда не пойду, пока не заберу свою дочь. – Я пытаюсь отпихнуть его, но он преграждает мне путь. Как мы дошли до этого? До того, что ссоримся посреди улицы. Словно в мыльной опере. Ведь мы совсем другие.

– Кирсти, пожалуйста, – говорит он тем тоном, которым обычно говорят с душевнобольными. – Ты была сама не своя. Я знаю, что ты нервничаешь, но ты не должна была подвергать такому риску нашу дочь.

Его слова для меня как пощечины.

– Это я подвергала риску свою дочь? – цежу я. – Да я только и делаю, что пекусь о безопасности Дейзи! – Я пытаюсь удержаться от крика. Пытаюсь оставаться спокойной, но это практически невозможно, мой голос поднимается сам по себе. – Ты, кажется, ничуть не забеспокоился, когда я услышала голоса в радионяне, когда мне позвонили с угрозами, когда я рассказала о чертовом подвале Мартина. И даже сейчас, когда я говорю, что вчера кто-то что-то подмешал мне в выпивку, ты отказываешься меня слышать. Ты предпочитаешь обвинять меня, а не верить мне.

– Взгляни на все с моей точки зрения, Кирсти. – Доминик вдыхает и медленно выдыхает через рот. – У тебя паранойя, тревожное состояние, перепады настроения… а вчера ты вообще потеряла контроль.

– Ты не веришь мне, – говорю я. – Ты совсем не веришь мне.

– Я хочу верить, Кирст. Я больше всего на свете хочу верить тебе, но я думаю, что то, что происходит с тобой… твоя мания, не приведет ни к чему хорошему.

– Мания? Черт побери, Доминик. Просто не верится. – Я по-турецки сажусь на дорожку и роняю голову на руки.

Мой муж думает, что у меня мания. Он думает, что я помешалась.

– Прости, Кирсти. – Доминик садится на корточки передо мной. – Мне больно видеть тебя такой. Честное слово, это убивает меня. Я всю ночь просидел рядом с тобой, проверял, дышишь ли ты, боялся, что ты захлебнешься рвотой. Но я больше не могу жить в постоянном напряжении. Думаю, тебе нужно сходить к врачу. Может… Может, твоей вины тут нет. Может, у тебя депрессия или что-то в этом роде. – Его голос дрожит.

Мой муж хороший человек. Он любит меня, я знаю, что любит. И именно поэтому меня и бесит, что он не верит мне. Он явно расстроен, только я не знаю, как убедить его, что все не просто так. Что кто-то подставляет меня. И мне нужно понять кто.

– Зачем ты пригласил на барбекю Тамсин Прайс? – спрашиваю я.

– Что? – Он хмурится. – Я бы никогда никуда ее не пригласил. Я видел ее там, но ее появление не имеет ко мне никакого отношения. Я даже с ней не разговаривал. С какой стати?

– Она сказала мне, что ее пригласил ты.

– Так все из-за этого? Из-за этого ты напилась?

– Сколько раз тебе повторять, Доминик, я не прикасалась к алкоголю.

– Послушай, Кирст, – ласково говорит Доминик, – я много лет не общался с Тамсин и удивился, когда увидел ее там, не меньше, чем ты. Думаю, тебе пойдет на пользу, если ты займешься собой. Завтра же иди к доктору. Отдохни, выспись. А я пока поживу у мамы с папой. – Он замолкает. – И Дейзи я заберу с собой.

– Нет. – Я резко вскидываю голову. – Никуда ты нашу дочь не заберешь.

– Это не обсуждается.

– Я нужна ей. Ей нужно мое молоко. – Кстати, я собираюсь сцедить все свое молоко и вылить – кто знает, что за дрянь мне подмешали вчера.

– В морозилке достаточно молока, хватит как минимум на неделю, – говорит Доминик, – к тому же она уже перешла на смеси, так что с ней все будет в порядке. Если понадобится, просто буду докармливать ее молоком.

– Никуда ты ее не увезешь, – говорю я. – Я не разрешу тебе.

– Прости, Кирсти. – Он выпрямляется и идет в дом.

Я вскакиваю на ноги и спешу за ним.

– Что ты делаешь?

– Собираю вещи Дейзи, – спокойно отвечает он. – Я уеду ненадолго. Не волнуйся. Я делаю это и ради твоего блага, и ради блага Дейзи. Тебе нужен перерыв.

Он носится по дому, собирая вещи, а я, как тень, следую за ним, умоляя, упрашивая, угрожая. Пытаясь помешать ему, выхватываю детские вещи из его рук. Но он с каменным лицом игнорирует меня. Я знаю, что выгляжу безумной, однако от отчаяния ничего не могу с собой поделать. И знаю, что чем больше я кричу, тем в худшем виде себя выставляю, а он тем сильнее убеждается в том, во что верит.

Рывком поднимаю сумку, которую он только что собрал, – ту, что с вещами Дейзи.

– Что ты собираешься с ней делать? – спрашивает Доминик.

Я не отвечаю. Не говорю ему, что решила пойти к Мел и забрать у нее дочь. Он хочет отвезти Дейзи к своим родителям, ну а я могу отвезти ее к своим.

– Кирсти. – Доминик вслед за мной выходит из комнаты Дейзи и спускается по лестнице. – Что ты делаешь? Куда ты идешь?

– Ты никуда ее не заберешь, – говорю я, хватая ключи от машины со столика в коридоре.

– Тебе нельзя за руль, – говорит он. – Ты вчера перебрала лишнего.

Я останавливаюсь. А может, он прав? Нет. Я абсолютно трезва. Может, слегка кружится голова, но это точно не от выпивки.

– Кирсти, не садись в машину.

– Я иду за своей дочерью.

– Нет. Если ты заберешь Дейзи, я вызову полицию… и социальную службу.

– Ты не посмеешь! – кричу я, поворачиваясь к нему.

– Тебе не позволят увезти ее, – говорит он. – После всего, что произошло вчера на глазах у соседей.

– Ублюдок. – Как же мне хочется, чтобы он понял, увидел, что я не опасна для нашей дочери.

– Нет, – говорит он, – я делаю это не для того, чтобы ты считала меня ублюдком. Я хочу защитить Дейзи и дать тебе шанс поправиться. Вот и все.

Я не могу допустить, чтобы он вызвал полицию и тем более социальную службу. Доминик знает, что победил. Ничего не могу поделать. Бросаю ключи от своей машины на столик и выпускаю из руки сумку. Она падает на пол. Моя жизнь разваливается, счастье утекает сквозь пальцы. Может, Доминик и прав. Может, у меня и в самом деле съехала крыша и я нуждаюсь в помощи. Ловлю свое отражение в зеркале и с ужасом вижу, как на меня смотри растрепанная женщина с запавшими глазами.