Ярослав Веров
Реакция отторжения
В терминале нуль-таможни оказалось многолюдно.
Тем лучше, решил Эрш Джокер, есть время упорядочить матерьял. Получив электронный жетон, прайм-репортёр «Гэлэкси-моушн» устроился в угловом мини-боксе, активировал «третий глаз». Свернул в тугой комок и зашвырнул куда подальше сладко кружившиеся в голове мысли о скором и немалом гонораре. Работа, работа.
Эпизод первый. Горящее здание. Несколько трупов мирных тхагов. Крупный план. Сюда чуть больше крови. Крови никогда не бывает много. Так, вот эту женщину… чёрт, ноги оторваны, это перебор. Ноги на место, ретушь на ожоги. Вполне аккуратный труп. Теперь выжившая. «Будьте прокляты, убийцы»! Вопрос: «Кто вас обстреливает»? Взгляд, полный презрения, на эмблему «Гэлэкси-моушн» и нецензурная брань. Варвары эти повстанцы, всё верно, чистые варвары. Так не уважать прессу… Взгляд отрезаем. С ругательством хуже. Подгонка артикуляции – его конёк. Он, Эрш Джокер, – мастер своего дела. Теперь женщина произносит: «Твари, наши же тхаги, будь они все прокляты»! Кадр вниз – у юбки аборигенши пятилетний малыш, не повезло пацану: взгляд стеклянный, изо рта тонкая струйка слюны. Попал, значит, под удар облучателя. Ничего, дебилом останется, зато живым. Может быть, останется.
Прогоняем через чип-контроль. Есть, вполне аутентичная сцена, хоть на главный мнемоскоп пускай.
В телепорт пачками грузят «тяжёлых» урхов. Где, интересно, им так вломили? И чем? Видел он, чем тхаги воюют – таким старьём только на эндилоп охотиться, где-нибудь на курортной Гнее, а не воевать в мятежной колонии. А, не всё ли равно? Урхи – шлак, расходный матерьял, так же, как и тхаги. Сжать всё это, спрессовать в комок и выкинуть из головы. Не хватало ещё…
Эпизод второй. Военный госпиталь урхов. Так, репортаж раненого героя, отлично. Вот здесь подчистить. Тяжёлый боец мечется на койке в бреду: «Сволочи! Какие же мы все сволочи»! И так далее, и в том же духе. Экий пустячок: были «мы», стали – «они». Не всё ли равно: и те сволочи, и эти. Видели – знаем.
Эпизод третий… Стоп, стоп, стоп…
Интересненько. Через зал ведут процессию. Прямо этот… Пит Брендон… Тьфу, Пит Брейгель. Эрш покидает бокс, переводит взгляд в режим сканирования и включает на запись резервный чип. Это надо отдельно и под личный шифр. Это пригодится…
Через терминал два поводыря ведут колонну… нет, не слепцов. Парни попали под излучатель. Только парни ох не простые. Имперские пехотинцы в полном боевом, вернее, в том, что от него осталось. Вон и шевроны спецподразделения «Громовержец». А нет на Ургее никаких имперских сил. Официально, по крайней мере. А у повстанцев нет излучателей. Как бы нет. «Ещё как есть», – подумалось, но Джокер сделал привычную свёртку и отправил мысль в утилизатор.
– Журналист! – Окрик, как щелчок курка.
Кр-расавец. Имперский таможенный офицер. Ну и верзила. Челюсть квадратом, глаза как прицелы.
– Вернитесь в свой бокс, журналист.
– А что с парнями?
– Несчастный случай, – цедит сквозь зубы таможенник. – Наблюдатели от Содружества. Дружественный огонь. Ещё вопросы?
Вопросов у Джокера не было, и он вновь воцарился в своём кресле.
Пока отправляли «Громовержцев» и несколько семей беженцев-тхагов – всё больше чумазые бабы с потомством, домонтировал третий эпизод – пытки пленных урхов, четвёртый – раздача продовольственных паёв на освобождённых территориях (с ликованием народа пришлось поработать) и пятый – эксгумация массового захоронения жертв повстанцев. Тут тоже пришлось потрудиться. Всё-таки туземцы макеты полуразложившихся трупов изготовили из рук вон плохо. Пришлось напрячь творческое воображение, но не сильно. Нервы зрителей надо щадить.
Последние формальности, досмотр, дежурное «счастливой сборки, мистер Джокер», и он в камере. Мысль о том, что тело его превратится в какой-то волновой пакет и тут же возникнет точно в такой же камере на Земле, никогда не посещала его голову. Технология – она везде технология. Дорого, но, когда фирма платит, – не всё ли равно?
Предчувствия ни разу не обманывали Джокера. Журналист сразу почуял неладное, когда после дежурной процедуры сканирования его пригласили пройти в медицинский бокс. Не приглашали – а тут пригласили. Нет, годное объяснение наличествовало: всякий, кто проваландался неделю среди голодных грязных повстанцев и таких же голодных и грязных правительственных регуляров на богом забытой планете, мог приволочь на себе – или в себе, любую дрянь.
Но Эрш Джокер не верил в подобную чушь. Он верил в универсальную сыворотку «ТриХит», циркулировавшую в его крови, как и в крови любого порядочного военкора. Не та планетка, чтобы придумать штуку, способную одолеть «три хита». Если только… Никаких только.
Пока, после рентген-камеры, истуканоподобная медсестра с лычками сержанта нуль-таможни брала у него кровь, Эрш развлекался придумками сюжетов для жёлтой прессы.
«Скажите, Джокер, откуда у повстанцев ракетное вооружение? Ведь Империя не поставляет тхагам технологий?» Сделать значительное лицо. Нет, снисходительное: «О, мисс, знаете ли, даже животные, когда их припрут к стенке, проявляют чудеса изобретательности. Вы слышали что-либо об их новейшей разработке»? Взять эффектную паузу. «Фекальный ускоритель»! – «Простите, мистер, Джокер, что? Что значит «фекальный»? – «О, мисс! Повстанцы развивают биотех. Но неужели вы думаете, что мне вот так (щелчок пальцами) раскрыли военные тайны? Хотя кое-что я разнюхал»! – «Расскажите же нашим читателям»! – «Вещество биогенного происхождения, которое они называют «фекалии», смешивают с другим биогенным веществом «дрожжи», и в герметическом корпусе ракеты происходит неизвестная науке реакция. Дальность стрельбы фекального ускорителя – до пятнадцати миль. Это варварское оружие они производят сотнями и тысячами единиц»…
И ведь сожрут, подумалось Эршу. Как миленькие слопают за чистую монету, и не поперхнутся. Фекальный ускоритель! Ха! Песня…
Облачившись в комплект новенькой формы, выданной взамен аннигилировавшей при переходе, он переступил порог кабинет начальника нуль-таможни, полковника Хёрста Оберста, как гласила голограммка на шлюзодвери. Нехорошие предчувствия никуда не делись.
– Рад сделать знакомство со знаменитым Джокером! – На полковнике, сверкая погонами, красовалась расстёгнутая чуть ли не до пупка белоснежная форменная рубашка, открывая могучую волосатую грудь.
Нижнюю часть полковника скрывал стол, он же рабочий пульт. Эрш включил сканеры, вперил взгляд в заплывшие жиром серы очи чиновника, точнее сказать – поросячьи глазки, и обнаружил, что сканеры-то заблокированы. Полковник между тем не представился – ну да, на шлюзодвери ж начертано – от кресла зад не оторвал и руки не подал. И, похоже, знакомство делать был вовсе не рад. Кстати, сам оборот речи выдаёт уроженца Кесарии, отметил Джокер. Изобразить возмущение или не дёргаться? Эрш выбрал второе.
Уселся в кресло и выжидательно уставился на Оберста. Тот, похоже, никуда не спешил. Извлёк из недр стола бутылочку чего-то запотевшего, изрядно приложился, крякнул.
Интересно, с чего бы в кабинете начальства стояла такая жара? Предположим, Кесария, планета холодная, и выходцы оттуда любят погреть кости, но не настолько же?
– Нарушаете законы Содружества, журналист? – наконец заговорил боров.
– С какого Бодуэна? – блеснул знанием древней лексики Эрш.
Ответом было жужжание пульта, полковник вытянул на свет божий, небрежно швырнул на стол рентгеновский снимок и расцвеченный голограммами официальный бланк, в котором Эрш без труда распознал судмедзаключение. Джокер поднял со стола снимок, глянул на просвет. Тазобедренный сустав – очевидно, его собственный – не вызвал у него никакого интереса, а вот выше… Что за чертовщина?
Хёрст Оберст уже раскуривал сигару – несомненно, контрабандную – и сочувственно кивал. Знаки безнаказанности и превосходства.
– Три почки, журналист! – Полковник выставил три жирных пальца. – Раз, два, три. Одна – «левая». Контрабанда человеческих органов из зон боевых действий под прикрытием профессиональной деятельности наказывается снижением общественного статуса вплоть до нулевого со всеми вытекающими, не так ли, друг мой?
«Гнейский птицерух тебе друг», – ответил пословицей Джокер, но про себя, вслух же ничего не сказал.
На снимке и в самом деле рядом с его законной правой почкой угнездилась ещё одна, и тонкая нить мочеточника смыкалась с его же законной нитью на входе в мочевой пузырь.
– Не сомневайся, журналист, никто тут не блефует, – продолжал полковник, несомненно, отточенную заранее речь. – Их три. Скоро ты в этом убедишься сам. Кстати, с тобой всё о’кей?
Джокер поёжился. Прав сукин сын, зябко. В кабинете, как в адском котле, а ему зябко. Неужто, уроды, впрыснули чего?
– Знобит чего-то.
– Гы-ы! – обрадовался полковник, веско пыхнул сигарой. – «Чего-то». Сейчас я тебе скажу – чего. Реакция отторжения, знаешь такую штуку? Не знаешь? А с виду неглупый. У тебя в теле чужой орган. Смекаешь? Чужой – значит, враг. Враг – значит, убить. Вот ты тут сидишь, на меня пялишься, а кровь разгоняет антитела, чтобы почку контрабандную угробить. И угробит… вместе с тобой. Только это… про адвоката там личного бодягу не разводи. Юристы, сам понимаешь. Мы это дело затянем на недельку – экспертизы, согласования, консультации, этот, как его… консилиум соберём, случай-то какой… гы. Особый. Ты и загнёшься тихо. Так что решай.
– Полковник, хватит тягать мышь за усы.
– Мышь, гы. Эх, как я вас, репортёришек, ненавижу. – Хёрст Оберст пыхнул сигарой и мечтательно воздел очи горе. – Вот тут, – приставил два пальца к горлу, – вы у меня. Наснимал хрени, думаешь – герой? Да не мышь ты, а дерьмо коровье. Думаешь, не знаю, какие дела на Ургее творят? Всё знаю. А ты за свой пузырь розовой воды хороший гонорар получишь. Да не пялься на меня, не пялься, всё заэкранировано. Захочу – весь твой грёбаный репортаж из твоих грёбаных мозгов высосу.
Он отложил сигару.
– Одним словом, парень, такое предложение. Сейчас поедешь в одну клинику. Там тебе эту твою контрабанду аккуратнейшим образом изымут и утилизируют. Половина твоего гонорара мне, половина, сам понимаешь, – доку. И без шансов. О’кей? Вижу, что о’кей.
Не то, что же здесь не то? Полицейский антиграв скользил так, что, собственно, и движения никакого не ощущалось, голову Эршу опутывала сетка-экран с застёжкой-самоликвидатором под подбородком, а Джокер все не мог поймать, что же не то в поведении таможенного чиновника, в дурацком, да что там дурацком – безнадёжном, его, Эрша положении, в чудесном появлении дополнительного органа выделения. Мысли путались, репортёра «Гэлэкси-моушн» бросало то в жар, то в холод, и предательская слабость то охватывала тело, то вновь отпускала. Реакция отторжения, будь она неладна.
Он, прайм-журналист могущественной медиакорпорации. С ним – как с каким-то полуправным то ли третьего, то ли четвёртого уровня рейтинга гражданином. Стоп. Вот оно. Вот.
Джокера замутило. Никогда начальник нуль-таможни не стал бы так вести себя с прайм-репортёром. Кроме одного случая.
Полковник Хёрст Оберст разговаривал с заведомым покойником.
– Вам плохо, господин журналист?
Охренец. Сама вежливость.
– Воздуху…
Конвоир дёрнул за верёвочку, и на колени Эрша упала кислородная маска. Джокер жадно схватил её и пару минут шумно дышал.
В сторону панику. Не с трупом разговаривал полковник. Потому что – репортаж. Начальство ждёт репортажа. Ай да, Джокер, ай да сукин сын. Чутьё, вот что значит чутьё. Как вовремя он всё смонтировал заранее. Хотел бы Оберст его трупа – зачем бы дал говорить с боссом? Ясно, босс от нетерпения на яйцах подпрыгивает, но знает же, что монтаж – дело тонкое. Аж позеленел, когда Эрш по подсказке Оберста двенадцать часов потребовал. «Даю, но надеюсь, это будет твой лучший репортаж, Эрш! Понимаешь – лучший»!
Где ж не понять. Джокер с тоскливой злобой вспомнил о пятистах юнитах, ушедших в карман начальника таможни и стольких же – на счёт клиники… Опять же – засветили счёт клиники, а не доктора. Хорошо это или плохо? С одной стороны, только мёртвые не выдают тайн, с другой – счёт наверняка подставной…
Перед глазами всплыло измученное лицо женщины тхарга: синяки под глазами, заострившиеся черты лица, два передних зуба выбиты. Губы шевелятся, она что-то говорит… «Прокляты… все прокляты…». Кто – все? А, это из репортажа… И то верно, будь они все прокляты… Кто – они? Память в корзине… Очистить корзину… очистить корзину к такой-то матери, не хочу память, будь они все прокляты, журналистов он не любит, боров, жирный боров…
Отпустило. Это бред. Реакция отторжения. А в сухом осадке – шеф должен через двенадцать часов получить репортаж. По личному каналу. Значит…
– Вам луч…
Гравилёт нешуточно тряхнуло. Вежливый охранник не мешкая замкнул на запястьях Джокера электронные браслеты, а второй забубнил неразборчиво в браслет связи. Джокер разобрал только слово «курса». А потом подушка отключилась, и всё заверте…
Свет. Мягкий и матовый, он льётся с высокого потолка и совсем не режет глаз, даже после того, как с третьей попытки удаётся раскрыть слипшиеся веки. Эрш Джокер обнаруживает себя в… да, пожалуй, апартаментах: мягкая удобная кровать, письменный стол с узлом связи, пол устлан теплым пласт-покрытием. Всё выдержано в ровных серо-фиолетовых тонах. Вот только окон нет. Но есть дверь.
Встать удаётся тоже с третьей попытки. За дверью – небольшой бассейн: вода изумрудно и призывно искрится; тут же изощрённо техногенная душевая – душ обычный, душ ионный, душ озонированный и прочие службы – вне зависимости от воли отмечает разум.
Тюрьма. С узлом связи? Эрш бросается к столу, запускает аппаратуру. Время: после катастрофы гравилёта прошло около восьми часов. Настраивает личный канал, и в голове раздаётся недовольный голос босса:
– Справился?
– Старался, мистер макКьюз.
– Сейчас, погоди. Давай трансляцию.
Эрш сливает боссу содержимое чипа. Откуда ощущение, что из головы льётся поток дерьма? Ах, это… «Наснимал хрени, пузырь розовой воды». Реникса. Забыть. Эрш закрывает глаза и тут же открывает их не без испуга: перед внутренним взором тяжелораненый боец, от бинтов – гангренозная вонь, запах давно не мытого тела и хриплый, протяжный то ли голос, то ли стон: «Сво-олочи»… Откуда, зачем? Очищал же корзину!
Пауза. Босс осознаёт полученное. Наконец, заветное – «дзинь-звяк» – сообщение о заходе суммы на счёт. Одобрил, значит, босс. Жаль, что денежек этих уже того… след простыл.
– Отлично, Эрш. Это твой лучший репортаж, без врак. То, что надо, парень. Завтра проснёшься знаменитым, – изрекает босс и гасит канал.
О, что-то новенькое. Скупой на похвалу Мэк Кьюз выдал. Эрш бросается в душевую, задирает перед зеркалом пижаму, поворотясь спиной пытается разглядеть поясницу – никаких шрамов. Впрочем, какие шрамы, при современной коллоидной-то медицине. Интересно, она ещё там, или уже того?..
– Почка в тебе! – Голос раздаётся, кажется, прямо из воздуха.
– Ты кто? Призрак забытого за́мка? – мрачно острит Джокер.
– Хранитель ключа и замка́, – в тон отвечает голос.
– Неужели я и ключ, и замок?
Голос бархатисто смеётся. Довольно смеётся.
– В каком-то смысле, малыш, в каком-то смысле. Ты пока отдыхай. Скоро тебе снова сделается нехорошо. Мы впрыснули тебе немного сыворотки, которая блокирует выработку антител, но совсем-совсем немного. Чтобы не навредить твоей… хм… беременности. Отдыхай. Питаться тебе сейчас тоже ни к чему.
Джокер метнулся обратно к узлу связи, уже понимая, что его ждёт: всё верно, терминалы обесточены. Бессильно выругался и рухнул на кровать.
Думать. Только это может его спасти. Спасти? Полноте. Им играют, как картой, пусть и козырной. Но думать. Джокер распаковал все материалы по поездке на Ургею. Заурядный колониальный конфликт. Две метрополии ведут войну руками идиотов-колонистов. Колония основана сто пятьдесят лет назад, первоначальное название Тхаргея. Дальше всё как обычно, столкновение интересов Высоких Шишек, крейсера Империи и линкоры Содружества остаются в орбитальных доках, колонистов переформатируют так и эдак, одну группу стравливают с другой, Высокие Шишки меряются пиписьками, и всё это носит гордое название «большая галаполитика». Попутно Мелкие Шишки делают свои мелкие гешефты, но при чём тут, дьявол её забери, третья почка?
Он не заметил, как провалился в зыбкий полусон, и в этом полусне реактивные системы залпового огня ровняли аккуратные дома тхагов, горели поля с несобранным урожаем, а у обочин дорог валялись неубранные раздутые сизые трупы урхов и тхагов, и торчали остовы разбитой бронетехники, а где-то поодаль страшно кричала беременная женщина, которую волокли в сарай двое молодчиков, а потом – протяжный свист, и кровавое месиво на месте всех троих, и он видит собственные прищуренные глаза-сканеры, прикидывающие направление и скорость снаряда, да какой же это снаряд, это фекальный ускоритель, который он же сам и придумал, и всё это – фекалии, боль, вывороченные внутренности, сожжённые дотла урхи и выпотрошенные тхаги – смерть, лицо смерти…
Он вынырнул на поверхность бреда. Выпотрошенные. Разархивированная память гудела, как улей. И услужливо подсказывала: аборигены, попавшие под излучатель, – пойдут на органы. Женщины-тхаги и солдаты-урхи – органы. Зародыши беременных тхагов – стволовые клетки. Вот и почка.
Он распаковал давно не используемый отдел «математика нуль-переходов». Тело превращается в информационный пакет вне времени и пространства. По сути – набор формул. Можно дописать ещё одну. Легко. На словах. При этом где-то надо эту формулу в информационном пространстве задержать. Нуль-переход в нашем пространстве-времени мгновенен, это квантовый процесс. Над решением такой задачи должен биться целый институт, и не один год. Значит, решили. Если бы две параллельные нуль-камеры сопрячь, и проводить два перехода одномоментно… тоже ещё та задачка. Впрочем, камера на Урхее одна.
Снова эта женщина, этот полный презрения взгляд на его эмблему, эмблему «Гэлэкси-моушн», он же стёр, стёр, этого нет в его памяти, откуда…
«Посмотрите на беднягу, он бредит… Да, сыворотку, конечно… Мы же не звери… Штурмовать бесполезно… Мои условия неизменны… Как вы говорите – время жить и время умирать…»
Камера… камера на потолке… его показывают… кому-то. Хозяину почки.
Из стены над изголовьем выдвинулась механическая рука, аккуратно отвернула ворот пижамы и впрыснула в предплечье Джокера порцию сыворотки.
– Голос! Отзовись, сукин сын!
– Зачем? – раздалось из воздуха.
– Эта почка. Она для кого-то очень… В общем, оттуда? – Джокер ткнул пальцем в потолок. – Так, что даже нельзя вырезать и доставить на льду?
Голос вздохнул – лирично так вздохнул, приторно.
– Сейчас это неважно. Уникальная операция – телепортационная подсадка, комар носа не подточит, а ты, малыш, здесь. Не волнуйся, скоро тебя обменяют, почка получит своего законного владельца…
– Законного?! – неожиданно для себя Джокер захохотал – истерически, до слёз. – Хотел бы я видеть действительно законного владельца.
– Ты видел его, сынок. Сержант «Громовержцев» в телепорту. Его ДНК-матерьял. – Голос сказал именно «матерьял», как любил называть свои репортажи сам Джокер, и снова сладко вздохнул. – Просто идеально совпал с матерьялом настоящего Хозяина. А зачем он ему после излучателя?
– Кто?
– ДНК-матерьял.
– Про дружественный огонь расскажи, – пробормотал Джокер еле слышно, однако же Голосу хватило.
– Умный мальчик. Такие нужны в моей команде. Когда победим, я тебя не забуду. Видишь ли, Президенту Содружества очень хочется жить. Собственные клоны его организм отвергает. Законы демократии суровы. А заварушка на Урхее – отличный полигон ДНК-матерьяла…
– Не произноси этого слова, сволочь! – рявкнул Эрш.
– Но это же твоё слово, – якобы удивился Голос. – Твою совесть недоработали, но мы это поправим.
Эрш пропустил мимо ушей странное слово «совесть». Пока Голос в настроении, надо его дожимать.
– Что дальше?
– Дальше – услада моего сердца. Мы изничтожим тхаргов на Ургее, даром что сто пятьдесят лет назад она звалась Тхаргея, кто теперь это помнит, кроме самих тхаргов, этой горстки глупцов? В моём распоряжении отныне – в обмен на жизнь Президента – вся вооружённая мощь Содружества. Я уничтожу Империю, этот рассадник зла, и мне помогут верные союзники – урхи. Они доблестно погибнут все до одного во славу Содружества – и заметь, малыш, добровольно и счастливо! Мы дадим этим недолюдям счастье – всем, даром. Но я не расскажу тебе весь план, да ты его и не поймёшь. Отдыхай пока, ещё один раунд переговоров мне предстоит, важный раунд. Воды можешь попить, но не увлекайся.
Эрш Джокер ждал. Ждал? Неправильно. Впервые в жизни прайм-репортёр ничего не ждал и ничего не хотел. Верно сказал полковник, коровье дерьмо. Дерьмо просто лежит на дороге и сохнет под лучами солнца. Ничего не ждёт, ни о чём не думает, и ничего от него не зависит. Потом кто-то подбирает его и топит печь. Как на Ургее. На разрушенной выпотрошенной планете, где упрямые тхарги бьются против всей Галактики за свою глупую, никому не нужную независимость… Но они хотя бы не коровье дерьмо. Они так захотели сами. Их толкали, но толкали не к этому. Их пока не победили. Пока. Джокер просунул руку под поясницу. Оно ещё там.
Сквозь расходящиеся волны вновь начавшегося бреда он ощущал лишь одно. И, пожалуй, название вертелось в голове, но он не спешил озвучить даже для себя. Действие сыворотки вновь заканчивалось, антитела взялись за свой адский труд, и что-то странное творили с башкой. Голос назвал это совестью. Нет. Голос не всеведущ.
Он снова видел цепочку «слепцов Брейгеля», свой сканирующий взгляд, и вот он – сержант «Громовержца» – здоровенный парень, в комбезе, но без шлема, спокойное каменное лицо, высокий лоб в залысинах, бессмысленный голубой взгляд. Что-то сместилось в памяти, что-то далёкое, какое-то интервью… Сержант имперской пехоты, позывной «Ара», герой трёх войн, образование высшее техническое… Взгляд… взгляд тяжёлый, но спокойный, взгляд умного и видавшего виды человека. И тебя, Ара, превратили в стеклянного дебила… ДНК-матерьял… матерьял… матерь…
Что случилось? Чего от него снова хотят? Зачем? Почему в камере пещера? Нет? Не пещера? Аха-ха, передвижной нуль-портал… а вы кто? Воины освобождения Тхаргеи? Что ты говоришь, Голос? Чтобы я не бузил? Я вижу, что у них нет сыворотки, откуда у них сыворотка, у них только фекальные ускорители… Аха-ха… Да не бейте по щекам, я пошутил. Что ты говоришь, Голос? Чтобы я не бузил?! А вот хрен тебе! Мне нравятся эти парни! Парни, я пойду с вами, об одном прошу: не режьте меня там у себя живьём, я скоро и так загнусь! Потом выпотрошите. Только мой вам совет: сожгите. Сожгите вы её к такой-то матери, не поможет она вам, сдохнет эта сволочь и ладно, а за почку вам всё пообещают: и ещё три планеты землеподобных в придачу пообещают, и десять астероидов платиновых, и тыщу сто десять железных, только потом всё едино наколют. Не, на почки, парни, не надейтесь, а на ускорители… фекальные. Ладно, не бейте. На излучатели, на ракеты, на силу свою надейтесь, а уродам – не верьте. И мне не верьте, я сам урод. Слышишь, Голос? Я пошёл! Да помню я! Там. Сыворотки. Нет.
Просто у меня эта…. Реакция отторжения.
