I. ЛАНКАСТЕРСКАЯ ФРАНЦИЯ
После английского вторжения 1417 г. и вступления бургундцев в Париж в 1418 г. было уже не две Франции, а целых три, подчиненные разным режимам: провинции, завоеванные и управляемые Ланкастерами; провинции, которые контролировал герцог Бургундский; и, наконец, провинции, которые еще сохранял за собой дофин. Следует рассмотреть их все по очереди.
Везде, где сила оружия дала ему власть, Генрих V со времен договора в Труа осуществил военную оккупацию и поставил автономную администрацию, в основных чертах существовавшую с 1420 г. и лишь немного модифицированную в 1422 г., когда королем Франции был провозглашен Генрих VI. Прежде всего это относится к герцогству Нормандии, которым он управлял не в качестве наследника Карла VI, а как вотчиной англо-нормандской династии, землями, возвращенными после двух веков капетингского владычества. Сюда же входили и «завоеванные земли», оккупированные с 1420 г., то есть Вексен с бальяжами Мант и Жизор до границ Понтуаза, часть Шартрской области и север Мена. Столицей этого провинциального государства, не очень обширного, но богатого и компактного, стал Руан. Здесь учредили Канцелярию, снимавшую копии с административных актов и составлявшую Казначейские свитки Нормандии, ныне хранящиеся в Лондоне; Большой совет, который должен принимать исполнительные решения; восстановили пост сенешаля Нормандии, под властью которого находилась вся гражданская и военная администрация; была также создана должность адмирала Нормандии. Суд Шахматной доски, который со времен капетингского завоевания представлял собой не более чем ежегодно приезжавшую на время делегацию парламента и Счетной палаты Парижа, был реорганизован. В Руане собственно Суд Шахматной доски стал верховным судом, постоянным учреждением. Специально для Нормандии была создана Счетная палата в Кане, которая после временного исчезновения была переведена в Мант. Финансами распоряжались казначей и генеральный сборщик налогов. Чтобы довершить отделение области от остального королевства, отделив от последнего и интеллектуальную сферу, позже, в 1431 г., Бедфорд организовал в Кане юридический факультет, несмотря на сопротивление парижских магистров.
Во всем этом ничего специфически английского не было. Генрих V удовлетворился тем, что перенял существовавшие институты, приспособил их к нуждам местного управления или восстановил те, что были упразднены при Капетингах. Административный персонал не тронули: местные чиновники, бальи, виконты, прево, делегаты, сборщики остались на своих местах. Таким образом, жители имели дело только с чиновниками собственной национальности. Даже в органах центральной власти преобладал французский элемент — точнее, нормандский. Лишь некоторые посты были отданы англичанам: канцлером стал Кемп, епископ Рочестерский, а адмиралом — граф Саффолк. Даже в Большом совете английский элемент не был ни самым многочисленным, ни самым активным. Ланкастерская власть сумела обеспечить себе сотрудничество нескольких преданных ей нормандцев, служивших ее делу и пользовавшихся ее милостями: это рыцарь Рауль ле Саж, владелец сеньории Сен-Пьер в Котантене, который, когда английскому владычеству придет конец, удалится за Ла-Манш и превратится в настоящего англичанина; это Робер Жоливе, аббат Мон-Сен-Мишель, — не в состоянии завладеть своим аббатством, монахи которого сохраняли несокрушимую верность дофину, он нашел в службе завоевателю удачную компенсацию своим огорчениям. Когда население оставалось лояльным, англичане не трогали ни людей, ни имущество. Высказанная в первые дни завоевания идея сделать порт Арфлёр английской колонией не нашла продолжения. Жители, поначалу изгнанные, получили возможность вернуться. Генрих V, а особенно, после его смерти, его брат и духовный наследник Бедфорд придавали большое значение хорошим отношениям с нормандцами. Они торжественно подтвердили местные привилегии, частные и общие вольности, особенно Хартию нормандцам 1315 г.; Бедфорд, стараясь снискать расположение горожан, сократил репарацию, наложенную на Руан.
В зависимости от военной организации режим оккупации мог выглядеть очень по-разному. Только гарнизоны из-за Ла-Манша могли сохранить Нормандию в подчинении и предотвратить любую попытку наступления сторонников дофина, желающих сюда вернуться. Покорившись грубой силе иностранной военщины, область забыла о благах упорядоченного правления, о внимании чиновников, избранных из числа сограждан. Когда земля «завоевана» в любом смысле слова, она острее чувствует бремя, которое на нее возлагают. Всякая забота об обороне и о поддержании порядка с самого начала оккупации стала делом англичан. Королевский наместник, чей первый титул был «граф Солсбери», получал общие директивы от военной администрации и жестко выполнял их, несмотря на попытки сенешаля соперничать с ним. Порядок поддерживался благодаря маленьким английским гарнизонам, разбросанным по замкам. Их численность в 1421 г. не превышала 5000 человек, а позже ее даже сократят до 1500-2000 воинов. Но они держали сельские коммуны под своей властью благодаря системе «выгонов» (patis), коллективных охранных свидетельств, продаваемых запуганным жителям за деньги и позволяющих накладывать тяжелые штрафы в случае восстания. Генрих хотел укоренить эти гарнизоны на нормандской почве, встроить их в местную феодальную систему. Почти вся земельная знать сохранила верность дофину, предпочтя изгнание рабству. Ее фьефы были без разбора конфискованы и позже переданы английским капитанам за обязательства снабдить замки гарнизонами и содержать в них воинские контингенты, соответствующие значимости фьефа. Тем самым над коренным населением поставили феодалов из числа завоевателей, оплатили, не затратив ни гроша, услуги, оказанные во время завоевания, безо всяких расходов обеспечили надзор над областью и ее оборону. Чтобы помешать этим новым колонистам уклониться от выполнения долга, Генрих V под страхом смерти запретил английским ленникам покидать Нормандию. Эта мера, слишком суровая, была отменена Бедфордом. Тогда кое-кто дезертировал, поскольку жить здесь было неприятно. Но на смену отъезжающим прибывали новые люди, до конца сохранившие этот режим жесткой военной оккупации. Поскольку за всякое противодействие беспощадно карали суровыми конфискациями, в конечном счете добрая часть нормандской территории, замки и сельские сеньории, попали в руки чужеземных пришельцев, жадных до богатств и жестоких по отношению к своим новым подданным. В какой мере население довольствовалось этим положением вещей или же оно было настроено враждебно? Ответ на этот вопрос может быть разным в зависимости от периода, от региона, от классовой принадлежности людей. Горя желанием поскорее упрочить свои завоевания, Генрих V шел напролом, без зазрения совести ущемляя чьи угодно интересы. В результате выселений, конфискаций, штрафов воцарился режим террора. После смерти Генриха V Бедфорд, как из корысти, так и по душевной склонности, повел себя мягче, пытался брать и снисходительностью, хотя в целом от общего направления не отступил; он избегал впрямую оскорблять чувства подданных, разрешал кому-то примыкать к англичанам, принимал сотрудничество отдельных лиц. В разных районах Нормандии также действовали с разной степенью строгости. В портах, стратегически важных пунктах высадки, был установлен чрезвычайный режим. Если, как мы отметили, в Арфлёре проводились массовые экспроприации, то в какой-то мере они задели и Онфлёр, а может быть, и Шербур. Наоборот, к крупным городам внутренней Нормандии — Кану, Лизье, Руану, — добившись их капитуляции, позже относились мягче. Если они достаточно активно сотрудничали с оккупационными властями, то сохраняли свои муниципальные свободы.
Столь же по-разному складывались отношения с общественными классами. Эффективно и в полной мере добиться сотрудничества удалось только от двух из них, чье влияние определяла скорее их значимость, нежели численность. С одной стороны, это духовенство, прежде всего высшие священнослужители, которые в силу системы конкордатов, введенной папством после Констанцского собора, практически назначались или контролировались правительством, епископы, аббаты, каноники-пребендарии. Именно в их среде Бедфорд найдет самых активных помощников, потому что на престол архиепископа Руанского сам посадит Людовика Люксембурга, сторонника и советника бургундцев. С другой стороны, это торговая буржуазия городов, после героического сопротивления захватчику легко примкнувшая к нему, как только возвратился порядок, а значит, началось процветание коммерции. Особенно характерный пример — Руан, резиденция правительства, Совета, Канцелярии, Суда Шахматной доски, благодаря такому отношению узнавший хорошие времена и заключивший выгодные сделки. Возобновление торговли с Англией окончательно определило симпатии горожан. Совсем иначе дело обстояло в деревне. Местная знать, за исключением крайне редких изменников, дружно не приняла захватчиков и ушла в добровольное изгнание, предпочтя потерять свои владения, но не подчиниться вражескому закону. Крестьянская масса в своей основе тоже была настроена откровенно враждебно. Для крестьянина новый режим воплощался лишь в иноземном сеньоре, жадно требующем оброков и исполнения повинностей, да в соседнем гарнизоне, обычно склонном к грабежам. Французские и нормандские хронисты, к какой бы стороне они ни принадлежали, подчеркивали непримиримую враждебность крестьянства, его мятежный дух.
В описании некоторых из них оккупанты выглядели варварами и палачами, чьи бесчинства народ скорее терпит, чем принимает с готовностью. Это сильное сопротивление не всегда было равно эффективным. Очень активная поначалу, но встречавшая жестокий отпор со стороны врага партизанская война, которую вела поставленная вне закона мелкопоместная знать при поддержке тысяч сообщников на местах, принесла немало успехов, но по мере того как надежды на скорое освобождение угасали, ее накал слабел. Когда в 1424 г. у врат Нормандии, в Вернее, дофин погубил единственную сильную армию, на которую еще можно было рассчитывать, упавшее духом население смирилось со своей судьбой. Отныне войну продолжали только отдельные упрямцы, сорвиголовы да приходящие с Юга дерзкие партизаны, наводившие страх своими стремительными рейдами. Крестьян их приближение пугало не меньше, чем английские гарнизоны. Чтобы справиться с этими патриотами, англичане окрестили их «разбойниками», что давало удобную возможность вешать их без всякого подобия суда, когда удавалось их схватить. Но бесконечно возобновлявшаяся борьба с этими таинственными партизанами изматывала оккупантов, напоминая им, что спокойствия на вражеской земле им никогда не будет. Все новые казни не укрепляли порядка, а лишь разжигали ненависть. Продолжались заговоры. В момент, когда на свое славное поприще вступила Жанна д'Арк, мятеж возник даже в среде мирных руанских горожан, и подавить его удалось лишь с грехом пополам. Такое обилие трудностей красноречиво свидетельствует о непопулярности и шаткости английского оккупационного режима. А ведь, по признанию самого Генриха V, Нормандия еще была провинцией, где его власть имела самые прочные основания. На смертном ложе он дал Бедфорду совет удержать Нормандию любой ценой, даже если придется оставить Париж. И на самом деле честный и энергичный регент сделал все возможное, чтобы сохранить это драгоценное приобретение. Но если эту провинцию он не потерял, то и переломить ее настроения не смог. Отдельные проявления милосердия, осуждение эксцессов некоторых особо одиозных гарнизонов не принесли ему лояльности населения. На этой глубоко враждебной земле англичане продержались тридцать лет — срок немалый, если учесть трудности, связанные с их задачей.