Глава 6

Шаловливый солнечный лучик тихонечко прокрался меж небрежно задернутых штор и уперся мне в лицо. Состояние было непривычное, поскольку вот уже на протяжении многих лет я просыпался в помещении, лишенном окон, и в непрекращающемся временном потоке ориентировался лишь с помощью своих «командирских», да электрического будильника. Закрыл рукой лицо, чтобы защититься от непрошенного визитера, чихнул и окончательно проснулся. Первым делом посмотрел на циферблат часов – половина седьмого утра. Хотел вскочить с постели, но, вспомнив, что торопиться сегодня мне некуда, расслабился.

Скосил глаз вправо и на соседней подушке увидел симпатичную женскую головку в обрамлении чудесных каштановых прядей. Девушка трогательно посапывала – мое раннее пробуждение ничуть ее не потревожило.

«Анастасия», – мысленно произнес ее имя и улыбнулся, воскрешая в памяти вчерашнее знакомство.

После прогулки по парку я заскочил в одно уютное местечко. Всего лишь хотел основательно подкрепиться, затем отправиться в свою берлогу. Но, как говорится: «Человек предполагает, а Бог располагает». Не успел я расправиться со второй порцией шашлыка, ко мне подошел официант и извиняющимся тоном спросил, не буду ли я против того, чтобы ко мне подсела дама. Вполне естественно, что столь грубая попытка сутенера впарить одинокому мужчине свой товар меня сильно возмутила, и я очень кратко, но весьма образно довел до сведения юноши кое-какие соображения на этот счет.

– Ну что вы, уважаемый, – ничуть не смутился официант, – это вовсе не то, что вы думаете. Анастасия Павловна не какая-нибудь вертихвостка, к тому же дама весьма состоятельная, между прочим, замужем. Все остальные столики в данный момент заняты, а вы, как я вижу, собираетесь вскоре нас покинуть. Ну, вот я и подумал… ну, чтоб клиентка не томилась в ожидании…

– И ненароком не свалила в соседнее заведение к конкурентам, тогда вам не достанутся хорошие чаевые, коими вас регулярно балует эта дама. Не так ли, уважаемый?

– Что-то вроде этого, – вылупив бесстыжие зенки, пожал плечами предприимчивый юноша.

– Ладно, валяйте, тащите сюда эту вашу «замужнюю даму», – махнул я рукой и вновь вернулся к прерванной трапезе.

Через минуту официант подвел к моему столику, нет, не какую-нибудь матрону пожилого возраста, как я изначально предполагал, а совсем еще юную особу – на вид не больше двадцати-двадцати двух лет. Мало того, девушка была чертовски хороша. Высокая, стройная с обворожительным бюстом и осиной талией. А ножки!.. уж их то я рассмотрел в первую очередь и уверяю самых искушенных ценителей – таких ножек на весь Нелюбинск и близлежащие окрестности (да не обидятся на меня прочие местные красавицы) всего одна пара. Лицо означенной дамы меня также не разочаровало: огромные синие глазищи, высокий лоб, правильной формы нос, в меру припухлые губки, четко очерченный подбородок. На голове пышная темно-коричневая копна непослушных вьющихся волос. Короче, нужно быть полным слепцом или конченым идиотом, чтобы не оценить в полной мере исключительные достоинства моей соседки по столику.

К счастью, со зрением и мозгами у меня было все в порядке, поэтому я тут же сообразил, какой подарок преподнесла мне Судьба. Отсыпала по полной, в награду за все долгие годы моего вынужденного целибата. Справедливости ради стоит отметить, что не один я здесь оказался зорким и сообразительным – большинство находящихся в зале мужчин также заметили и оценили неоспоримые достоинства Анастасии Павловны. На сей счет у меня было свое особое мнение. Скорчив рожу погнуснее, я обвел толпу потенциальных конкурентов таким взглядом, что большая их часть сразу же потеряла интерес к объекту моего вожделения. Забегая вперед, хочу отметить, что некоторыми особо настырными товарищами определенно кавказской национальности были предприняты довольно активные попытки ангажирования МОЕЙ ДАМЫ, но все они потерпели сокрушительное фиаско, ибо этим вечером я был вне конкуренции. Парочка особо отчаянных парней рискнула даже прищучить меня в туалете с целью морального воздействия на мою психику. Но на свою беду не на того нарвались. Одного я вырубил сразу и надолго. Второй попытался изобразить некий гибрид лезгинки и танца с саблями композитора Хачатуряна, в результате заработал закрытый перелом правой верхней конечности и, вполне вероятно, сотрясение головного мозга. Насчет сотрясения определенно утверждать не буду, поскольку даже на поверхностную диагностику у меня не было времени – в зале кишмя кишело джигитами, которые вполне могли во время моего отсутствия выкинуть какой-нибудь неожиданный фортель в отношении моей подруги. Короче, пришлось мне оставить парня на кафельном полу рядышком с его вострым кинжалом.

Анастасия Павловна (впоследствии просто Настенька) оказалась весьма общительной и раскрепощенной дамой. Мы познакомились, выпили сначала просто так, потом на брудершафт и перешли на «ты». Девушка честно призналась в том, что ее любимый муж в данное время упылил по неотложным делам в Туманный Альбион, и ей – слабой женщине на огромном холодном супружеском ложе крайне неуютно и даже страшно. Вполне естественно, что я тут же изъявил желание стать хранителем ее обворожительно шикарного тела. Предприимчивая Анастасия тут же предложила отправиться в ее уютное гнездышко и там продолжить знакомство вдали от этих неугомонных арциви. Данное предложение было мною с энтузиазмом поддержано.

Подробности нашего дальнейшего времяпрепровождения с дражайшей Анастасией Павловной мне придется опустить врожденной скромности ради. Отмечу лишь то, что и я и Настенька остались вполне довольны друг другом. Так или иначе, заснули мы лишь в четыре утра, и если бы не наглый солнечный лучик, вызвавший невыносимый свербеж в моем носу, вряд ли бы я проснулся в столь ранний час.

Чтобы избавиться от назойливого внимания дневного светила, перевернулся на другой бок и честно попытался заснуть. Однако легкое дыхание дамы и манящий запах, исходящий от ее тела, помимо воли взбудоражили мое мужское естество, заставляли кровь в жилах и артериях буквально кипеть от избытка тестостерона, адреналина и прочих гормонов. Не в состоянии обуздать неукротимое желание, я обнял спящую девушку и поцеловал ее в алый ротик. Настенька тут же открыла глазки, мгновенно все поняла и (вот же умница!) не стала корчить из себя изнуренную чрезмерными домогательствами супруга жену, которой, ко всему прочему, еще и на работу нужно успеть. К счастью, моей зазнобе не было нужды куда-то бежать, и мы с ней оторвались по полной…

Часам к десяти утра мне удалось все-таки выскользнуть из невыносимо притягательных объятий любвеобильной Анастасии. Откровенно говоря, чувствовал я себя как какой-нибудь героический звездоплаватель будущего, коему ценой неимоверных усилий удалось преодолеть тяготение железной звезды и направить звездолет к родной планете. Нарушительница святости семейных устоев, узнав о том, что у меня нет собственного мобильника, напоследок буквально навязала мне телефон с записанным на нем номером ее телефона. Заодно, подивившись моей дикости (за ненадобностью у меня никогда не было подобной игрушки), показала, как им пользоваться. Выйдя из подъезда, я повертел головой, чтобы убедиться, что в пределах слышимости никого не наблюдается, набрал в легкие воздуха и задушевно затянул:

Допеть мне не позволила какая-то древняя старушенция, вышедшая из-за угла обшарпанной пятиэтажки. Бабка посмотрела на меня, как на чокнутого, и язвительно прокомментировала мое выступление:

– Не, милок, Кобзон Иосиф Давыдыч все равно поет лучше.

Какова бабка?! А? Обидела! Чес-слово обидела. Впрочем, я моментально сообразил, как отомстить этой замшелой ценительнице народных талантов.

– Бабуль?!

– Ась?

– А кто такой этот самый Иосиф Давыдыч? – с серьезной миной спросил я и, не дожидаясь ответа, двинул дальше.

От подобного проявления дремучей необразованности старушка буквально опешила и, поставив на тротуар хозяйственную сумку, перекрестилась, будто неожиданно столкнулась нос к носу с самим Лукавым.

«То-то, старая кочерга, – злорадно подумал я, – слава Богу, окромя твоего Кобзона есть, кого послушать на Руси». – И ускорил шаг, мурлыча себе под нос недавно подслушанную где-то песенку: – гитарр гитарр гитарр гитар, кам ту май будуаррр, бейба, ю эва посабилити плей ю виз ми…

В половине одиннадцатого я уже имел беседу с дежурным офицером Пятого отделения милиции города Нелюбинска – капитаном с абсолютно лишенной волос и розовой, будто попка младенца, черепушкой. Поначалу высокое начальство не обратило на простого смертного никакого внимания. Пришлось немного покопаться в мозгах утомленного службой и хроническим безденежьем офицера. И буквально через четверть часа я изливал душу какому-то старлею по фамилии Бессмертных в кабинете с табличкой: «Оперативная группа. Майор Тарасов В.Ю.».

Душещипательный рассказ о том, как одного законопослушного налогоплательщика, возвращавшегося домой из длительной командировки, избили и оставили без денег и документов какие-то неизвестные хулиганы, на первых порах также не произвел на моего слушателя того эффекта, на который я рассчитывал. Впрочем, уже на пятой минуте нашей беседы опер (не без моего легкого вмешательства) сочувственно зацокал языком и начал проявлять трогательную заинтересованность…

– Значица, так, уважаемый Андрей Николаевич, – выслушав меня самым внимательным образом, констатировал старлей, – вам нужна справка об утере документов. Затем вам следует обратиться с ней в паспортный стол по месту регистрации и через месяц-два вам выдадут новые документы. Для начала изложите на бумаге все обстоятельства данного дела в произвольной форме, а также заявление на имя начальника отделения по форме…

Поскольку определенного места регистрации у меня не было уже лет как восемнадцать, пришлось «надавить» кое на кого, и всего-то через час я стал счастливым обладателем всех необходимых для предъявления в паспортный стол бумаг. Не лишним будет упомянуть, что буквально через полчаса после моего ухода, старший лейтенант Бессмертных по какой-то непонятной для него самого причине взял со стола папку с аккуратно выведенной на ней моей фамилией и инициалами и отправил ее в бумагорезательный агрегат, а еще через минуту и вовсе позабыл о том, что где-то на бескрайней Земле существует некий Шатун Андрей Николаевич.

Здание, в котором размещался паспортный стол, находилось в пяти минутах ходьбы от отделения милиции. Узкий душный коридор, толпа томящегося с самого утра до крайности обозленного люда. Чтобы добраться до заветной двери с надписью «Начальник паспортного стола Воробей Роза Нифонтовна. Без приглашения не входить» мне пришлось сделать наглую рожу, придать всей своей фигуре уверенный вид и во всеуслышание объявить, что мне назначено. Народ, конечно, возмутился, но, немного пороптав, смирился с явлением очередного блатного посетителя.

Роза Нифонтовна оказалась дамой весьма дородной лет за сорок. Несомненно она страдала каким-то патологическим пристрастием ко всякого рода драгоценным побрякушкам, ибо выглядела, как разряженная новогодняя елка. На каждом ее сосисочном пальце было по два, а то и по три перстня. Запястья украшены золотыми браслетами с камушками. На шее бусы, похоже, из натурального жемчуга. В ушах нечто колюче-искрящееся – немыслимо дорогое. Для полного комплекта не хватало кольца в нос и перед вами легитимный лидер какого-нибудь людоедского племени. Ассоциация с людоедами сформировалась в моей голове как-то сама собой, поскольку едва лишь я ввалился в начальственный кабинет, меня мгновенно просканировали, оценили, взвесили и прикинули, сколько во мне вкусного мяса, ценного сала и прочих полезных ингредиентов. Конечно, не в буквальном смысле, а в плане моей кредитоспособности и финансовой состоятельности, ибо Роза Нифонтовна была из той породы людей, которые ужасно не любят тратить свое драгоценное время на всякую непродуктивную ерунду. С помощью своих новых способностей я постарался сделать так, чтобы мои акции в глазах всемогущей паспортистки оказались на самом высоком уровне. Вопреки моим опасениям, «железная леди» изнутри оказалась мягкой и податливой, будто пластилин. Мне в считанные мгновения удалось сформировать в ее хитрющей, но не очень далекой головенке образ чуть ли не сказочного принца, появившегося в этом задрипанном городишке с одной лишь целью – осыпать Розу Нифонтовну Воробей всеми возможными земными благами.

Кроме означенной начальницы, в кабинете находилась троица жгучих брюнетов, весьма подозрительной наружности. Судя по тому, в каких вальяжных позах восседали эти парни, между ними и Розой Нифонтовной был достигнут полный консенсус. От моего наметанного взгляда не укрылось то, с каким проворством коротенькие ручонки паспортистки смахнули внушительного вида конверт в один из ящиков стола.

Поскольку дело, которое привело меня в этот кабинет, было сугубо конфиденциальным, джигитов нужно было срочно выдворить за его пределы. Я попытался взять сразу всех троих под контроль. Получилось, хоть как-то не по себе было находиться сразу в четырех (включая свою) ипостасях. Поэтому я надолго не задержался в их шкурах, а всего лишь приказал немедленно покинуть кабинет и погулять с часок на свежем воздухе. Возражений не последовало, парни беспрекословно поднялись со своих мест, даже по-военному подтянулись и чуть ли не строевым шагом направились к выходу.

Столь странное поведение гостей из солнечного Азербайджана ничуть не удивило Розу Нифонтовну, поскольку я уже сидел напротив ее стола и полностью контролировал ее сознание. В двух словах я объяснил, что мне от нее нужно, намекнув при этом, что размеры моей благодарности будут таковыми, что ей и не снилось. Начальница оказалась дамой весьма понятливой – недаром вот уже десять лет занимала столь ответственный пост. Трудно поверить, но, благодаря моему обаянию и деловым качествам энергичной Розы Нифонтовны, уже через минуту неповоротливая бюрократическая машина, вопреки законам физики, работала с коэффициентом полезного действия двести процентов, а может быть, и все триста. Без каких-либо проволочек высокое начальство тут же рассмотрело справки, принесенные мной из милиции (вообще-то, как я понял, можно было вполне обойтись и без таковых). Меня взяли под белы рученьки и отвели в смежное помещение, где сфотографировали. Потом, велев подождать с полчасика, посадили на мягкий диван за отдельный столик с журналами и заботливо угостили неплохим кофе. Наидобрейшая Роза Нифонтовна лично обежала все потребные кабинеты, собрала положенные подписи, проставила необходимые печати. Небольшая накладка получилась с регистрацией, поскольку мое нынешнее жилище не имело официального адреса. Впрочем, для умудренной жизнью паспортистки данное недоразумение не стало сколько-нибудь непреодолимым препятствием. Она быстренько прописала меня в маленьком домишке какого-то хронического алкоголика за компанию с пятью таджиками, вьетнамской семьей и дюжиной азербайджанцев. Подивившись предприимчивости Розы Нифонтовны, я представил, как выходцы с Индокитайского полуострова жарят на сковороде селедку пряного посола, и брезгливо поморщился. Как здорово, что мне никогда не придется тесниться на пятачке площадью двадцать квадратных метров в соседстве со столь разношерстной публикой.

В конце концов, мой хоть и не красный серпастый-молоткастый, а с золотым орлом на темно-бордовой корочке документ был готов и с торжественной помпой вручен мне в руки обходительной начальницей паспортного стола. В качестве заслуженной компенсации за ее труды на ее стол лег весьма солидный конверт с известным содержимым. Ну не совсем лег, но Роза Нифонтовна была в полной уверенности, что тот виртуальный образ, который мне удалось создать в ее сознании без особого труда и с ее же помощью, существует на самом деле. Она ловко смахнула «пакет с деньгами» в ящик стола. Затем на какое-то время задумалась, извлекла оттуда преподнесенный азербайджанцами конверт с бакшишем и от всего сердца вручила мне его в качестве ответного подарка.

После того, как дверь за моей спиной захлопнулась, Роза Нифонтовна Воробей какое-то время пребывала в полной прострации. Через минуту она встряхнула головой, уперлась непонимающим взглядом в застеленное ватманом дно опустевшего ящика стола и, недоуменно пожав плечами, задвинула его. Впрочем, в отрешенном состоянии она находилась какие-нибудь две, максимум три минуты. Очень скоро женщина заулыбалась, будто вспомнила о чем-то очень приятном, вышла из-за стола, подошла к двери, распахнула ее и бодрым приветливым голосом громко объявила:

– Уважаемые граждане, кто следующий? Проходите, пожалуйста!

При этом она так зыркнула на пытавшуюся прорваться в ее кабинет троицу кавказских джигитов, что у тех вполне хватило ума понять: сегодня с грозной столоначальницей что-то не так и благоразумнее всего будет перенести визит на другое время…

Оказавшись на свежем воздухе, я первым делом изучил полученный документ самым внимательным образом. Ага… все верно: Шатун Андрей Николаевич, серия… номер… дата выдачи… кем выдан – всё как положено. Возраст пришлось скостить на пятнадцать годков – на сорок пять я, конечно же, не выгляжу, а вот на тридцать – пожалуй. Во всем остальном, кроме семейного положения – всё верно: родился в Тамбове, военнообязанный, детей не имею и так далее. На самом деле жена у меня была, поскольку официально я с ней не разводился. Впрочем, Людмила и сама уже, наверное, не помнит, что когда-то состояла замужем за офицером Советской Армии и как ловко выписала своего калеку-мужа из квартиры, приобретенной на чеки, заработанные им в Афганистане. А потом и вовсе спровадила на улицу, мол, гуляй, Шатун, а мне свое женское счастье нужно устраивать.

При одной лишь мысли о белокурой стерве – моей бывшей, кулаки помимо воли сжались, аж до зубовного скрежета. Хорошо, что потомством не обзавелись – переживал бы все это время. А так – вольная птаха, куда захотел, туда и отправился. Ни тебе забот, ни головной боли. Живи и радуйся. Вообще-то на поверку оно все даже очень удачно получилось: побродяжничал вволю, теперь вот вернулся к нормальной жизни. А если бы предприимчивая женушка меня не выперла из моей собственной квартиры, сейчас, вполне вероятно, лежал бы во сырой земле на глубине двух метров в деревянной домине, а над моей заброшенной могилкой шелестела бы листочками белая береза, плакучая ива или еще какое дерево. Пил я тогда – заливал горе всем, что булькает и горит. Подсунула бы мне Людка растворенного в водке яду, каким фермеры и дачники колорадского жука травят – баба решительная, с нее станется. Никто даже экспертизу проводить бы не стал – помер воин-интернационалист и бог с ним. Мое возбужденное сознание услужливо нарисовало перед внутренним взором образ светловолосой голубоглазой девушки с фигурой древнегреческой богини. По виду – чистый ангел, а по сути – беспринципная тварь, каких поискать. Каким же слепым дураком я был тогда.

Убрав паспорт во внутренний карман пиджака, я побрел неспешной походкой в сторону центра города. Теперь, когда я стал счастливым обладателем паспорта гражданина Российской Федерации, делать в Нелюбинске мне было особенно нечего. Как-то неожиданно подошел к концу очередной этап моей нелегкой жизни. Прощай, стеклотара, прощай, цветмет, а вместе с ними славная Мармелада Иеронимовна и добрейшей души Никифор Аристопулос – он же Гариб, прощайте, местные бомжи – мои бывшие конкуренты в борьбе за место под солнцем, прощайте все прочие граждане этого славного города.

Весь мой внутренний настрой вполне соответствовал царящему на улице ясному солнечному дню. Ужасно хотелось развести руки и подобно древнегреческому Прометею осчастливить этот несовершенный мир чем-нибудь крайне полезным или, на худой конец, поделиться своей радостью с первым встречным. Но двигавшиеся навстречу мне и обгонявшие меня люди торопились по каким-то своим, по всей видимости, очень важным делам и не обращали на меня никакого внимания.

Неожиданно из толпы респектабельных горожан мой наметанный глаз вычленил неказистую женскую фигурку, облаченную в изрядно засаленную куртку, колготки и женские сапожки с основательно стоптанными каблуками. Ба!.. Да это ведь Жанна Дырк куда-то торопится. По крайне взволнованному состоянию дамы несложно было догадаться, что на ее вечно пьяную головенку нежданно-негаданно свалился целый ворох проблем. Дождавшись, когда Жанна со мной поравняется, я поймал ее за руку и развернул к себе лицом. М-да… лиловый желтушный на периферии бланш в пол-лица, припухшая верхняя губа, забинтованная кисть правой руки – всё свидетельствовало о том, что в данный момент у девушки не самый удачный период.

– Привет, невестушка! – улыбнулся я самой располагающей из моего богатого арсенала улыбок. – Куда чесать изволим?

– Чо, мужик? – непонимающе заморгала бомжиха.

– Куда, спрашиваю, торопишься, Жанна?

– А… Эта… Вьюну совсем невмоготу… помирает мужик, вот-вот даст дубу. – Вряд ли Жанна узнала меня в моем обновленном обличье, но со свойственной детям и маргиналам откровенностью поделилась со мной своими проблемами. – Ты того… дай на пузырь или лучше…

– Погодь суетиться, красавица! – я попросил пьянчужку заткнуть словесный фонтан. – Что с Вьюном? Неделю назад живее всех живых был, даже кулачками горазд махать.

– Позавчерась прищучили нас махтумовские, мол, деньги давайте. А где мы их возьмем? Лунь-то да Эбистос половчее оказались – слинять успели вовремя, а нас с Вьюном отметелили по полной программе, да еще пригрозили: если не заплатим этот… как его?… ну дань, и вовсе укокошат. Мне-то чо? Да ни чо. Я женщина привычная, а вот мужику крепко досталось – ажно на ногах стоять неспособный. Хрипит, кровью харкает. Принесла ему пожрать с помойки – нос воротит. Грит: «Выпить дай». В общем, выгребла последнее, а на Первомайской аптека как назло на учете, вот бегу на Заводскую, в общем… хоть настойка там на целый рупь дороже…

– Значит, азиаты и до вас добрались, – констатировал я и после краткого раздумья обратился к терпеливо переминающейся с ноги на ногу женщине: – Вот что, подруга, веди меня в ваш бомжатник. Я взгляну на пострадавшего, может быть, чем и помогу.

– А лекарство? – встревожено спросила Жанна. – Вьюну нужно, да и мне не помешает подлечиться. Вон как отделали чурки проклятые. – Женщина указала рукой на подбитый глаз и опухшую губу. – Хотели изнасиловать, да я не далась…

Насчет «хотели, да не далась» верилось с трудом – тоже мне мопассановская Пышка нашлась. Скорее не польстился никто на сомнительные Дыркины прелести.

– Не волнуйся, – беззаботно махнул рукой я, – водки по дороге купим, пузыря четыре – для дезинфекции понадобится или отбития запаха – уж больно ваш брат-алкаш невыносимо воняет.

– Четыре пузыря водяры?! – восхищенно воскликнула Жанна Дырк и одарила меня по-собачьи преданным взглядом своих нетрезвых глаз. Без всяких сомнений, сейчас он была готова последовать за мной и в огонь, и в воду.

– А теперь поактивнее шевели своими нижними конечностями.

– Чо? – переспросила Жанна.

– Ножками побыстрее топай, иначе твоему Вьюну наступит полный и бесповоротный кирдык.

Как оказалось, я зря считал Жанну Дырку бомжовкой. К моему несказанному удивлению, эта дама была самой настоящей домовладелицей. Избушка ее, хоть и небольшая, и неказистая, располагалась в непосредственной близости от делового центра Нелюбинска на крутом берегу широкой Оки. Даже удивительно, как при феноменальной хваткости современных чиновников даму до сих пор не выперли отсюда под каким-нибудь благовидным предлогом, а освободившееся место не продали за хорошие бабки кому-то из местных предпринимателей. Право слово, сверкающий зеркальными витринами супер-пупер маркет или, на худой конец, уютный кабачок здесь были бы более уместны, чем покосившаяся бревенчатая избенка.

Миновав висящую на одной петле распахнутую во всю ширь калитку, мы прошли вдоль основательно заросшего сорняками и малиной огорода к жилищу Жанны. Едва обшарпанная филенчатая дверь распахнулась, в нос шибануло так, что я едва на ногах устоял. По утрам в казарме перед подъемом личного состава пахнет значительно приятнее.

– Эко у вас тут и запашок! – я привередливо сморщил нос. – Ты, Жан, это… дверцу-то не закрывай.

– Дык изба выхолодится.

– Ничего, от свежего воздуха еще никто не умирал. Ну… давай же, веди к больному.

Изба была поделена деревянной перегородкой на две половины: жилую часть и кухню. Едва ли не четверть площади помещения занимала русская печь, к которой собственно и примыкали перегородки, разделявшие избу. Три небольших окна: два в жилой части и одно – на кухне были основательно загажены то ли мухами, то ли безалаберной хозяйкой и ее гостями. Да что там окна – во всем доме царил полнейший бардак. Выцветшие обои на стенах частично ободраны, частично изгвазданы, по всей видимости, отходами жизнедеятельности обитателей сего жилища. В углах и на потолке многолетняя паутина. Повсюду опустошенная тара: от бутылок из-под дешевого портвешка и пузырьков спиртовых настоек лекарственного назначения до пластиковых канистр из-под стеклоочистителя, а то и вовсе неведомой мне гадости. Окинув взглядом все это пестрящее этикетками разнообразие, я здорово подивился, до какой степени российская голь хитра на выдумку – вряд ли какому-нибудь иностранному алкашу пришло бы в голову лечить утренний тремор настойкой боярышника, жидкостью для полоскания рта или мебельной морилкой, а мы пьем и ничего, вон еще какие живчики (это я в адрес хозяйки).

В центре жилого помещения массивный стол и три стула вокруг него. На столе остатки трапезы: куски хлеба, сомнительного вида колбаса, сморщенные огурцы, подгнившие яблоки – всё с ближайшей помойки. В углу диван, с которого на нас из-под одеяла страдальчески взирает Вьюн, здорово исхудавший за истекшие со времени нашего последнего свидания дни и с основательно разбитой физиономией.

– Ну что, Жанночка, принесла? – жалобно спросил больной, но, увидев, что хозяйка пришла не одна, с опаской уставился на гостя. – А ты кто такой?

Я не успел и рта открыть, чтобы представиться, как прыткая Дырка успела доложить:

– Мужик какой-то. Зачем-то в гости напросился. Водяры накупил аж четыре пузыря! И закуси разной. Грит, лечить тебя будет… значица, врач или фелшар.

– Врач – это хорошо, – расслабился больной, – а что водки купил – еще лучше. Она радёмая для меня счас самое верное лекарство – если не сдохну после ей, то обязательно выживу – это, фельдшер, уж поверь моему слову.

– Жанна, – я указал рукой на стоявшее в углу у двери смердящее ведро с нечистотами, – это в срочном порядке на улицу, иначе мы все здесь задохнемся.

Пока женщина выполняла мою просьбу, я извлек из принесенного пакета бутылку водки, скрутил в нее пробку и налил примерно до половины в два граненых стакана: один для хозяйки, другой для Вьюна. Сам я по вполне понятным причинам пить не собирался. Дождавшись, когда Жанна вернется с улицы, я предложил страдальцам выпить. Те, конечно же, не отказались, лишь больной поинтересовался: по какой такой причине я не налил себе?

Я не ответил, а, когда он опорожнил стакан, стащил с него одеяло. Затем, не обращая внимания на его вялые протесты, раздел до трусов. Попахивал больной, скажу вам, так, что меня едва не стошнило. Ощущение было такое, будто на диване не человек, а куча тухлой селедки. Пришлось с помощью экстраординарных способностей понизить порог чувствительности моего обонятельного органа. Теперь можно было сконцентрировать внимание и на самом больном.

Погрузив предварительно пациента в легкий гипнотический транс, я минут пятнадцать изучал его телесную оболочку в различных диапазонах восприятия. Парню крепко досталось. Помимо разбитой рожи у него были сломаны три ребра, отмечались множественные внутренние ушибы и сотрясение головного мозга. И все было бы ничего, если бы не плачевное состояние его внутренних органов. Приплюсуйте к этому туберкулез, начальную стадию сифилиса и еще с десяток разнообразнейших болячек, каждая из которой сама по себе – проблема для любого здравомыслящего индивида, и вам станет понятно, что перед вами без пяти минут покойник.

Сзади, отвлекая меня от дел, звякнула бутылкой Жанна – похоже, решила еще немного тяпнуть, пока на нее не обращают внимание. Пришлось на мгновение отвлечься. Я, походя, взял ее сознание по контроль и, усадив в стоящее у окна кресло, велел спать. Хозяйка тут же мерно засопела, а я вернулся к куску нездоровой плоти, именуемому Вьюном…

Через два часа я вышел на свежий воздух и, присев на вкопанную во дворе дома еще в незапамятные времена скамейку, закурил папиросу. Жанна и Вьюн пребывали в восстановительном трансе и в дополнительном внимании с моей стороны пока что не нуждались. После того, как мне удалось запустить регенеративные процессы внутри изрядно потрепанного организма Вьюна, я осмотрел, с позволения сказать, даму и едва не грохнулся в обморок от обилия в ее организме разного рода инфекций, передаваемых чаще всего половым путем. Дырка представляла собой вопиющий образчик бактериологического оружия – впору забрасывать в тыл к противнику. Но самое главное, она, сама не подозревая того, умудрилась где-то подхватить ВИЧ-инфекцию. Болезнь находилась пока что в зачаточном состоянии, но очень скоро инкубационный период подойдет к концу со всеми вытекающими из этого факта последствиями.

Если какой-нибудь особо занудный и дотошный Эскулап задаст вопрос: «Откуда мне все так хорошо известно о бактериях, вирусах и вообще о строении человеческого организма?» – я лишь разведу руками и застенчиво потуплю глазки – ну не знаю, хоть режьте меня на части. Откуда-то само собой на меня свалилось, типа рояль из кустов выкатили, когда мимо оных знаменитый Ван Клиберн прогуливался. «А вот и ноты к вашим услугам, дорогой наш Харви. Не изволите ли чего-нибудь сбацать для души?» Короче говоря, нечто в этом роде происходит и в моем случае – вперил ум, алчущий познанья, куда надо – и нате вам: и про ВИЧ, и про туберкулез, и кое-что о венерических заболеваниях и так далее. Вообще-то мне и самому было бы интересно узнать, откуда что берется, но калечить психику в безуспешных потугах прямо сейчас найти ответы на все интересующие меня вопросы я не собирался. Самое главное, чтобы столь полезное умение не покидало меня никогда. Ко всему прочему, я – неисправимый оптимист и беззаветно верю, что когда-нибудь все тайное становится явным.

Поскольку регенеративные процессы в организмах обоих страждущих уже запущены, можно было бы отправляться восвояси, но меня так и подмывало сделать еще одну полезную вещь для этих двух людей – вылечить их от алкоголизма. Для этого требовалось, чтобы пациент находился в здравом уме и твердой памяти. Ничего, торопиться особенно некуда, подожду еще с полчасика, заодно кое о чем Вьюна порасспрошу. Как-никак, пока я отлеживался в своей берлоге, сильно от жизни отстал.

Стоял почти по-летнему теплый денек. Я повернул лицо к солнцу и расслабился, впитывая открытыми участками кожи его благодатные лучи. Кажется, на какое-то время я даже отключился. Очнулся, когда до моих ушей из приоткрытой двери дома донесся хриплый спросонья голос хозяйки:

– Ой, чой-то я посередь дня разоспалась?! Ух, ты! А водяры-то еще аж три непочатых пузыря, и в четвертом кое-что осталось! Эй, Вьюн, Вью-у-н, очнись, придурок! Вмазать хошь?..

Жанна не успела воплотить свое намерение в жизнь, поскольку, как только она собралась налить в свой стакан, я оказался тут как тут. Одного взгляда на хозяйку мне хватило, чтобы в полной мере оценить произошедшие в ней перемены. Лицо зажило и потеряло синюшный оттенок, взгляд прояснился, зубы побелели и выпрямились, а недостающие выросли, даже волосы на ее голове ожили и не свисали слипшимися неухоженными космами, а заблестели, будто их хорошенько помыли и выкрасили.

– Жанна, а ты хочешь завязать с этой бичевской жизнью? – присаживаясь на стул, спросил я. – Ты только взгляни на себя в зеркало – экой кралей стала. Эвон и фингала как ни бывало и от всех твоих трипперов и гепатитов лишь воспоминания остались. Ты только скажи, я тебя вмиг от алкоголизма излечу. И Вьюна заодно. Главное, чтобы вы сами того захотели.

В это время на своем диване заворочался бывший больной. Вьюна так же, как и хозяйку дома, невозможно было узнать. Физиономия полностью зажила, даже уродливый застарелый шрам на щеке бесследно исчез, многочисленные гематомы на теле рассосались.

– Эй, Жанна, чой-то там базарит этот блажной. Гля… сначала водку покупает, а теперь пытается нас от нее отвадить.

– А… Вьюн очухался! – констатировала дама и обратилась ко мне с явной надеждой в голосе: – Так ты можешь сделать так, чтоб мне даже смотреть не нее было противно?

– Как два пальца… – утвердительно кивнул я. – Тут главное – твое согласие.

– Слышь, Вьюн, – Жанна взглянула своими прояснившимися глазами на приятеля, и я автоматически отметил про себя, что в трезвом виде на мордаху она очень даже ничего, – может быть, закодируемся на пару. Одной мне стремно, а вдвоем оно спокойнее. А чо… заживем у меня… на работу устроимся… Сам грил, чо водить машину умеешь, а я швеей могу… Деток нарожаем… хозяйством обзаведемся… а, Вьюн?.. ты вообще-то мне всегда больше других нравился. Ну чо, Вьюн, согласен? Тебя ваще-то как по-настоящему звать, а то все Вьюн, да Вьюн?

– Женя я, Евгений Лукин, – сраженный ураганным напором боевой подруги, еле слышно промямлил Вьюн. – Значить, закодироваться?.. Да фигня все это!.. Пробовал давным-давно – три года «зашитым» проходил, в конце-концов не выдержал, сорвался…

– Так рискни еще раз! – подбодрил я. – Что тебе мешает. Водка она вон на столе стоит, никто ее у тебя не отнимает. Я вас закодирую, а вы попробуйте хотя бы глоток сделать. Получится – пейте дальше на здоровье. Не получится – сами же мне спасибо скажете.

– Ладно… согласный я, – махнул рукой Вьюн-Женя, – кодируй, фельдшер, только не обессудь, я после сразу стаканище вмажу – посмотрим, какой ты есть Алан Чумак.

Процесс излечения обоих пациентов много времени не занял. Для этого мне не пришлось даже вставать со своего места. Поочередно я внедрился в сознания Вьюна и Жанны и произвел там необходимые манипуляции. Иначе говоря, гармонизировал общую деятельность высшей нервной системы своих пациентов и заблокировал определенные участки головного мозга. Вся процедура заняла от силы пять минут. Выйдя из транса, я откинулся на спинку стула и посмотрел на притихших мужчину и женщину.

– Ну вот и всё, господа хорошие. Отныне вас будет мутить от одной лишь мысли об этой мерзости. – Я взял в руки бутылку с остатками водки. – Ну что? Кто-нибудь желает попробовать?

Мои подопечные сидели в полном недоумении. Кажется, они принимают меня за обыкновенного шарлатана. Человек не производил пассы над головой, не вводил никого в транс, не впаривал, на худой конец, заряженную водицу и после этого имеет наглость заявлять, что избавил кого-то от вредной привычки.

– А почему оцепенели? – Улыбнулся я и, разлив содержимое бутылки по стаканам, ободряюще подмигнул Жанне и Вьюну. На последнем задержал взгляд. – Ну что же ты, Женя, грозился после сеанса дерябнуть стаканище в ознаменование своего выздоровления.

– А что?! И дерябну! – с пол-оборота завелся уязвленный юноша.

Поднявшись с дивана, Вьюн, как был в трусах, прошлепал босыми ногами к столу. Осторожно двумя пальцами, будто величайшую драгоценность, поднял стакан и одним махом влил водку в свое бездонное нутро. Однако не успел он вернуть опустошенную емкость на прежнее место, как его довольную физиономию перекосило, будто он хлебнул не водки, а из того ведра, что недавно стояло у входа в избу. Затем побледнел – краше в гроб кладут, кожа его покрылась мелкими капельками пота. Не мешкая ни мгновения, он помчался к выходу и вскоре с улицы донеслись характерные звуки, сопутствующие процессу отторжения человеческим организмом недоброкачественной пищи. Насколько мне помнится, Жанна сетовала, что Вьюн на протяжении нескольких дней отказывался от еды, поэтому мне, как практикующему врачу, было интересно узнать, чем он там все-таки блюет. Но я преодолел профессиональное любопытство и не стал смущать человека, всей душой жаждавшего побыть наедине с самим собой, тем более что очень скоро невыносимые мучения страдальца закончились, и он хмурый, как пасмурный день, нарисовался в дверном проеме.

– Это что же получается, фельдшер, – Вьюн с видом государственного обвинителя воззрился на меня, – теперь мне нельзя будет и выпить? А как же я дальше жить-то буду? Не… давай кодируй наоборот, короче, снимай установку!

– Ничего, Женя, без водки и стеклоочистителя перетопчешься. Клятвенно обещаю, что годика через два тебя малость отпустит, и ты сможешь принять на грудь в меру винца хорошего, коньячку или той же водочки. Но предупреждаю, стоит тебе хотя бы раз злоупотребить этим делом, колбасить будет похлеще, чем наркомана во время ломки. – Переведя взгляд на перепуганную до смерти Жанну, я добавил для закрепления процесса кодирования: – То же самое касаемо и тебя, красавица. – После чего одарил парочку самой благожелательной улыбкой. – Прошу пардону, сами изъявили желание встать на путь исправления и вернуться к трезвому образу жизни. Так что с моей стороны никакого принуждения не было. Иными словами, все этические нормы мною соблюдены.

Вскоре до сознания Вьюна-Евгения окончательно дошло то, что нетрезвый образ жизни для него заказан до скончания его дней. Он перестал метать в меня молнии-взгляды, махнул рукой и, усевшись за стол, брезгливо взглянул на лежащие на нем объедки, добытые заботливой Жанной из мусорного бака.

– Пожрать-то хоть чего-нибудь имеется?

– А вот это совсем другой разговор. – Я одобрительно кивнул головой и, подобрав с пола принесенный пакет, начал выкладывать еду на предварительно расстеленную хозяйкой газету. – В вашем теперешнем состоянии жизненно важно хорошенько подкрепиться.

После того, как обессиленный праздником живота Вьюн откинулся на спинку стула, я приступил к допросу:

– А скажи-ка мне, Женя, кто это так лихо измочалил твою симпатичную мордаху?

Вообще-то ответ на данный вопрос мне был известен от Жанны, но нужно же было как-то разговорить парня – эвон хмурый какой, до сих пор в себя не может прийти оттого, что лишен радости пития.

– Махтумовские отметелили меня и Жанну.

– За что же они вас так?

– Должок говорят за нами. А какой с нас долг? Мы у них не занимали! И вообще, в последнее время чебуреки обнаглели. Что твои псы с цепи сорвались. Раньше такими вежливыми, тихими, незаметными были. Месили себе раствор на стройках, асфальт укладывали, по улице, опустив глазки, ходили, чтоб их менты, значить, не замели. Теперь данью обложили нашего брата – бомжа. Поговаривают, вчера с зареченскими у них разборка была: пятерых наших – то есть зареченских – положили. А ментам хоть бы хны. А все из-за того, что подполковник Исмаилов два дня назад стал начальником всей областной милиции.

– Вот это да! – Я был буквально ошарашен свалившейся на меня новостью. – А старого-то куда определили?

– Ну как же, на повышение в Москву. А Махтумка тем временем целый аул земляков из своей Чурестании приволок. Теперь нашему брату – бомжу полный и окончательный кирдык… Впрочем, не только нам. Судя по тому, как рьяно черные взялись за местных бандюков, скоро весь криминал окажется под ними, а потом и за легальный бизнес возьмутся.

– А начальство куда смотрит: губернатор, мэр, отдел собственной безопасности, наконец?

– Поговаривают, у них тут такая дружная компашка образовалась, – махнул рукой Вьюн, – все перекумились, перероднились, крупные дела вместях обделывают. Короче, сицилийская мафия отдыхает. А во главе всего этого бардака – начальник областной милиции. К тому же, опять-таки умные люди бают, будто бы у подполковника Исмаилова в столице ой-ой какие связи.

– Па-а-нятненько, – пробормотал я.

Все, что мне было нужно узнать от Вьюна, я узнал, и далее оставаться в избушке Жанны не было никакого смысла. Поднявшись из-за стола, я пожелал парочке совета да любви и направился к выходу, стремясь поскорее выбраться из затхлой атмосферы, надеюсь, теперь уже бывшего бомжатника. Но на полпути задержался и, покопавшись во внутреннем кармане плаща, извлек «подаренный» любезной паспортисткой конверт. Я так и не удосужился пересчитать, сколько там было денег. Ну да ладно – сколько б ни было… Ловким движением руки я отправил конверт прямиком на колени ошарашенной хозяйки.

– Держи, Жанна, это вашему семейству от центрального комитета профессионального союза Российских Бомжей в качестве свадебного подарка.