Косо летит баклан. С моря ползет туман.
В небе сухая взвесь, нам больше нечего делать здесь.
Медленно встань с песка, не доедай куска,
Выбрось курортный хлам, все это больше не нужно нам.
Все изменилось враз. Солнечный свет пригас.
Все лежаки пусты, хозяйский мальчик собрал зонты.
Только что поздний час тихо и сладко гас,
Медленно угасал, закатным медом тек по усам,
Весь санаторный пляж – дряхлый, как город наш, –
Тихо скользил в свое почти родное небытие.
Краска, песок и тлен сыпались с дряхлых стен,
Еле живой прибой лобзал песок голубой губой.
Только что наш курорт в гвалте заезжих морд
Мнил, что его закат еще рассчитан на век подряд, –
Но накренилась ось, нечто оборвалось,
Треснул старик-сандал, как будто только того и ждал.
Словно орда Москву, белых олив листву
Ветер беззвучно мнет и детям крик забивает в рот.
Берег, еще вчера липкий, как хванчкара,
Пеной оделся весь: нам больше нечего делать здесь.
Это – не тот аврал, шторм, о котором врал
Вестник минувших бурь, в котором бурно играла дурь:
Это не грозный рев ветра иных краев,
Шум обновлений тех, в которых слышался грозный смех:
Это обвал, пески, воля стереть с доски,
Вырезать из кино, как у цензуры заведено;
Тут вариантов нет. Морок последних лет,
Похоть его и спесь – нам больше нечего делать здесь.
В небе – когда бы впредь было кому смотреть –
Черно-седом с краев, наглядно видятся пять слоев.
Колер былых небес – тот, что почти исчез, –
Вскопан, истоптан, взрыт как будто рябью стальных копыт.
Вкось на него вползла прежняя свита зла –
С бледною саранчой, сегодня жалкой, почти ручной:
Бедный зверинец тот – лев, крокодил, койот,
Толстый гиппопотам, суливший кару земным скотам;
Весь этот бедный ад тоже смущен и смят,
Ибо куда скорей ползет погоня других зверей:
Если б земной язык много древней возник,
В нем бы остался след от этих тварей, а нынче нет;
В нем бы остался звук рева таких зверюг,
Тех пауков и жаб, от каких геенна с ума сошла б;
Следом из них возник прежнего Бога лик –
Бога, что испокон был скрыт под краской земных икон:
Бога, чей дымный взгляд выдержит только ад –
Лишь потому, что склеп хотя и жарок, но вечно слеп.
Правда, у нас в глазах только тоска и страх,
Только слеза и резь; нам больше нечего делать здесь.
Время бежать туда, в горы, куда вода
Может не досягнуть, хотя и горы легко согнуть.
Может, кому-нибудь нужен крученый путь,
Сизый, осипший глас, почти беззвучный рассказ о нас, –
Впрочем, небесный край, загнутый, почитай,
Приоткрывает слой не то предпервый, не то шестой,
Страшный, как весть и пасть, страстный, как жажда пасть,
Склонный к таким цветам, что боюсь, нам нечего делать там.
2019