Стук в дверь… И чувствую, что на кровати уже кто-то сидит и шепчет мне на ухо:

– Миледи, вставайте, уже пора, – это был радостный голос Рози, под такой надо всегда вставать с хорошим настроением.

А встаю я обычно очень тяжело, потому что не высыпаюсь. Вроде стараюсь ложиться не так поздно, но вставать рано всегда приходится с трудом. Моё сознание было увлечено сном, но то был какой-то дурной сон. Я не верю в приметы, не верю во все эти штучки, в которые верит моя матушка. Даже, возможно, у меня есть магический потенциал, но не хочу иметь с этим ничего общего, с миром, который неизвестен большинству живых людей.

Приснился молодой парень моего возраста, он проявлял ко мне чувства, а я проявляла в ответ, дарил цветы. Будто я была в другой жизни, в другой реальности. Парень позвал купаться к водопаду, мы были в воде, он протянул руку, чтобы я последовала за ним, я так и сделала, его обнимая. Он приблизился и коснулся губами, опустив под воду, я закрыла глаза, и мы стали целоваться. Вначале это было очень нежно, но не хватало воздуха, и надо было вынырнуть, чтобы вдохнуть глоток. Попыталась вырваться, но он не давал и крепко держал под водой, продолжая целовать. Если не отпустит, то утопит. Я уже переставала шевелить губами и пыталась вырваться из объятий, и тут Рози опять спасла, только теперь во сне. Я открыла глаза, когда услышала её шёпот.

– Это же просто обыкновенный сон, я не придаю значения тому, во что не верю. Эту фразу надо почаще повторять.

Я собранная, переживания усмиряют мой пыл, но только стоит отвлечься, становлюсь такой же, как всегда – ветреной, как юла, только повод дать повеселиться.

– Ты такая довольная, – обратилась я к Рози, – радуешься, что уезжаю? – прищурившись, её спросила.

– Миледи, нет! – громко сказала она, – я за вас радуюсь! За вашу личную жизнь!

– Мне очень приятно, что ты так говоришь, – ответила, – не забывайте меня. Иди сюда, – обратилась я, раскрыв руки для объятий.

Рози обняла, мы сидели на кровати. Раздался ещё стук.

– Миледи, разрешите, – зашли Марго, Бриджит и Софи.

– Идите, сюда тоже, – сказала я им, они довольные прыгнули на кровать, опять обнялись все вместе.

– Миледи, мы вас так любим, – сказала Марго.

– Мы будем скучать, – сказала Бриджит.

– Я тоже буду скучать. Ну, всё, пора… Надо одеваться, – прервала нашу идиллию.

Нянечки встали, Марго взяла приготовленное платье из шкафа. Бриджит вместе с Марго начали меня одевать: платье было тёмно-синего цвета, подол украшали большие золотые расписные узоры в виде цветов. Затягивая корсет плотнее, декольте на сантиметр было приспущено, обнажая верхнюю часть груди, она как бы выпадала из платья, что придавало определенного рода пикантность образу. Софи расчёсывала мне волосы, а Рози из буфета доставала заколки, которые украсят причёску на этот раз.

– Миледи, вы опоздаете на завтрак, – сообщила Марго.

– Софи, поторопись, – обратилась я, Софи не понравился мой тон, и исподтишка стала делать медленнее. Понимая это, я не хотела портить себе настроение перед поездкой и ругаться с Софи. Нянечки, видя происходящее, притихли.

– Рози, давай помогай, – позвала я Рози, которая искала украшения.

– Да, миледи, – сказала она, достав золотую тесёмку.

– Софи, отдай гребень Рози, ты сегодня лучше отдохни, – лицо Софи было сердитым, она передала гребень Рози и направилась к выходу.

– Софи, я тебя не отпускала! – покричала ей вслед, Софи остановилась, стоя спиной.

– Софи, повернись! – развернувшись, она смотрела в пол. Я хотела кричать, но сдержала себя.

– Сядь с Марго, – приказала, Софи присела на софу.

– Рози, продолжай, – Рози подбежала ко мне, доплетая причёску, с которой не справилась Софи.

Нянечки переглядывались друг с другом осуждающим взглядом, тем самым недовольно реагируя на действия Софи.

– Готово, миледи, – сообщила Рози.

– Ступайте, я спущусь минут через пять, пускай кучер отнесёт багаж в карету, – сказала нянечкам.

– Хорошо, миледи, – ответила Марго, нянечки ушли, кланяясь поочередно.

Волосы были завиты локонами, прядь сбоку заплетена тонкой косичкой с золотой тесёмкой. Я ещё находилась в комнате, хотелось попрощаться с ней. Присела за стол, на ум пришла пара строчек, которые стоило записать в дневник.

Взяла с собой дневник, чернила, перо и шкатулку, в которой находился пузырёк с кровью петуха, положила всё в небольшой сундучок. Взяв его с собой, прошлась ещё раз по любимой комнате, запоминая её, и прошла вниз. Спускаясь по лестнице, увидела кучера и рядом нянечек, которые о чём-то беседовали.

– Положите это в кабину со мной, – передала сундучок кучеру, направившись на завтрак в трапезный зал. Отец уже сидел и ждал меня.

– Что ты надела? – недовольно спросил отец, и внезапно встал комок в горле, страх пробежал дрожью по коже.

«Неужели он узнал о моих встречах с конюхом!» – подумала про себя и хотела провалиться сквозь пол, на котором держались мои милые ножки.

– Это платье? – спросил он нервничая.

– Платье, – ответила я, не понимая, но через секунду до меня дошло, что речь пойдёт о платье, и расслабилась, будто после облегчения, которое я сдерживала целый день, и повторила ещё раз ответ, – да, это платье, – потом посмотрела на своё декольте.

– Накинь наверх что-нибудь, а то уже опаздываем. Позорить ещё будешь! – грубо сказал отец, у меня испортилось настроение.

«Да что же это такое! Всегда что-то не так!» – подумала про себя.

Чуть погодя зашёл кардинал.

– О, кардинал! Как вам спалось? – отец, спрашивая о самочувствии, поменялся в лице, и уже улыбка была на его устах.

– Спалось хорошо, проголодался только, – ответил кардинал, садясь за стол.

На столе уже было подано всё вкусное для нашего удовольствия, мы лакомились свежими ломтиками овощей с сыром и отведали манный тыквенный суп.

– Доброе утро, кардинал, – сказала я.

– Миледи, – и обратив внимание на моё декольте, продолжил, – какое изумительное платье.

– Благодарю, – с улыбкой на губах обратилась я к нему, отец повёл бровью и сделал вид, что не слышал нас. Мы приступили к трапезе.

– Сегодня будет ясно, – сказал кардинал.

– Да, соглашусь. День в пути, – ответил отец.

– А вы, миледи? – обратился ко мне кардинал.

– Да, кардинал? – произнесла, отрываясь от трапезы.

– Вы всегда так прелестно выглядите?! – улыбаясь, смутил кардинал.

– Вы смотрели на часы? – ввязался в разговор отец, возмущённый тем, что кардинал пытался заигрывать со мной. Я же, покраснев, опустила глаза в пол, мне не хотелось отвечать на взгляд кардинала.

Это же кардинал, он мне как отец, только святой отец, в голове просто не укладывалось: это просто превратно и отвратительно.

– Уже время? – ответил кардинал, глядя на отца высокомерно.

– Уже пора, – настойчиво ответил отец. Меня охватили непонятные чувства, стало жутко и тревожно: не хотела больше находиться за столом, вытерев рот салфеткой, встала.

– Извините меня, забыла ещё одну необходимую вещь взять, – сказала, кланяясь кардиналу и отцу.

Выйдя из трапезного зала, выдохнула полной грудью, был неприятен взгляд старого кардинала на мой бюст.

«Отъел свои щёки на казну Святой Церкви, надел красную мантию и теперь думает, что ему всё дозволено. Мерзость!» – говорила себе.

Выходя, увидела Рози и велела ей принести накидку. Рози быстро подсуетилась.

Села в карету со своим сундучком и накидкой в руках, ожидая отца и кардинала, кучер уже был готов отправляться в путь. Через пару минут ко мне присоединились отец и кардинал и сели напротив. Карета тронулась, и мы поехали, я махала рукой нянечкам, которые провожали во дворе.

– Удачи, миледи! Счастливого пути! – доносилось из усадьбы.

Я смотрела на родной дом, мою любимую усадьбу с такой глубиной и серьезностью души, что увлажнились глаза.

«Ещё и матушка… Жалко, что она не может в этот момент быть со мной и поддержать свою единственную дочь. Мне так этого не хватает!

Не хватало материнских объятий и слов. Не хватало фразы от матушки, что всё будет хорошо, поддержки. За всё детство и когда её не стало рядом, за все юные годы пустоты, которую нельзя было заполнить никакой любовью, даже мужской, а только любовью матери. Можно, конечно, отвлечься на другую любовь, и в моём случае так и поступаю. С одной стороны, очень трудно и тяжко находиться в одной усадьбе с матушкой, с которой нельзя поговорить и нельзя помочь, а понимать, что с годами ей становится только хуже – угнетает и по сей день. Сердце обливается кровью, видя её в таком состоянии. Хочется протянуть руку, вызволить из этой болезни и печали. Но я не в силах помочь. Легко, но и непросто понять, что это неподвластно нам.

Может, я эгоистка, что вспоминаю об этом только тогда, когда появляются серьезные моменты в жизни. Но факт, что они появляются, и я осознаю, что у меня не всё так хорошо, как хотелось бы. Или я так думаю. Уф, запуталась!

Ты сейчас должна сидеть рядом в карете, и мы должны ехать в Ватикан, но тебя нет рядом, нет тебя, и никогда не будет. Маменька, надежда на твоё выздоровление никогда не гасла, её, может быть, и не было. Не знаю…

И эта грусть прошла со мной через годы, тоска по тебе… Ты вроде есть, но тебя и нет, это выводит из состояния равновесия. Переменчивое настроение… Всё, что происходит со мной, теперь воспринимаю острее, чем раньше. Может, я плохая дочь? Надо гнать эти мысли, долой!» – мысли бродили беспорядочно, глаза стали красными, и сдерживала себя, чтобы не разреветься на виду у всех.

Отвлеклась, перекинув взгляд на отца, который дремал сидя, и на кардинала, который пялился на мою грудь. У меня это вызвало недовольство, я надела накидку, прикрывшись.

«Кто знал, что кардинал окажется извращенцем, я же совсем юна! Может, у них все такие глупцы?! То Его Святейшеству подавай голые ягодицы невинной девицы, в этом случае якобы меня, то теперь этот кардинал, у которого всю дорогу текут слюнки. Это же просто такое платье, и всё! Может, кризис среднего возраста у кардинала? Это ответ?» – подумала про себя.

Я пыталась заснуть, ехала с закрытыми глазами, не хотела видеть, сидящего передо мной старого извращенца-кардинала. Передо мной появлялись всякие разные картинки, но направила мысли на Франческо, стало спокойней, и заснула.

К полудню мы заехали в деревню, чтобы напоить лошадей и перекусить.

Уже смеркалось, молчали всю дорогу: отец спал, я тоже временами просыпалась и видела отвратительную толстую рожу отъевшегося кардинала, который смотрел на меня, потом опять закрывала. Шестнадцать часов пути, и мы будем в Ватикане. Очень хотела увидеть Франческо, страх перед консуммацией брака, страх, что опозорю себя и семью, сдерживал мои эмоции, и было в тягость улыбаться. Но если велено, я не могу противиться уготованной участи, если отец сказал выйти замуж, хоть и со слезами на глазах у алтаря, мне придётся выйти замуж. Я – женщина, права голоса мне никто не давал, даже отец не будет слушать в случае провала с брачной церемонией. Он откажется от меня и оставит в какой-нибудь деревушке.

Пульс слабо прощупывался, я переволновалась. Оказалось, что упала в обморок, остановившись в одном из французских городов, когда садилась в карету после обеда, очнулась уже в ней. Приоткрыв глаза, увидела кардинала и очень сильно испугалась, побоялась, что причинит мне боль.

– Тихо, дитя, – сказал мне кардинал, заканчивая читать молитву, перекрестив.

– …Во имя отца, духа святого, аминь, – говорил кардинал.

– Ты меня испугала, – сказал отец, сидевший напротив, прощупывая пульс.

– Я просто переволновалась, – призналась, понимая, что упала в обморок, – мне стало дурно.

– Как сейчас самочувствие? – спросил отец.

– Благодарю, всё в порядке.

– Поехали, – выглянул из окна кареты отец, обращаясь к кучеру.

Карета тронулась, наш путь был уже не так далек. Я сидела молча, отец с кардиналом завели диалог, но я их не слушала. Настроение не радовало, и слушать их разговор не хотела.

Думала о том, что моим свидетелем будет отец, так как никого не будет из нашего рода в Ватикане. Это такой стыд… Но должна гнать эти мысли. Я люблю Франческо, и должна думать только о нём. В тот предстоящий момент, когда буду с ним, хоть меня и будут лицезреть те, кого видеть я не захочу.

Как мне успокоить свою душу, как её мне успокоить! Я не хочу мучить себя, Франческо! Я надеюсь на помощь своего будущего мужа. И должна верить, что в его объятиях не буду чувствовать своё бесстыдство, бесчестие, что никто не узнает о нашей связи с ним до венчания, что это будет всё лишь дуновение зависти нашему общему счастью.