Солнце вставало над Тартарском, освещая оживающий город золотистыми лучами. Фролов сидел на крыше многоэтажки и осознавал, что вообще-то давно вот так смиренно и не спеша он не наблюдал за рассветом. Много лет подряд восход терялся в суетливом пути на работу или за больничными окнами. Рядом сидел загадочный бородач, похожий на барда, и тоже молчал. Смерть в физическом мире избавила от насущных дел. Это походило на абсолютный отпуск длинной в вечность…

– Кто я такой вообще, если теперь я уже не Андрей Фролов? Блондинка говорила про какого-то Карателя.

– Я мог бы все рассказать, но в этом нет особого смысла. Тебе будет очень тяжело воспринять эту информацию. Она похожа на бред, даже несмотря на то, что ты уже познакомился с астральным миром и понял, что смертью физического тела жизнь не заканчивается. Ты должен вспомнить все сам. Это очень просто сделать в ментальном мире, но сначала туда нужно попасть.

– Сколько их всего, этих миров?

– В более или менее понятном для людей виде – три. Причем физический мир – это жалкая верхушка айсберга. Основная жизнь масса протекает за его пределами.

– А что нужно сделать, чтобы попасть в другой… ментальный мир? Умереть в этом?

– Можно и так. Но лучше если астрал распадется сам за ненадобностью. Его насильственная гибель, скорее всего, приведет к ментальной коме. Это, кстати, и случилось с тем парнем, которого до тебя разорвали демоны.

– Он жив?

– Непонятно, какой смысл ты вкладываешь в это слово… Его сигнал все еще питает Вселенную, но сейчас он впал в состояние похожее на летаргический сон. Сознание оказалось не готовым к столь быстрым шокирующим переменам. Я знаю, что ты винишь себя в его астральной смерти, но не переживай, мы позаботимся о нем.

– Кто мы?

– Это ты тоже должен вспомнить, но сейчас я назову это так – «твоя семья».

Снова настала пауза.

– Мне нужно есть? – вновь спросил Андрей.

– Нет.

– А как же торт?

– Это приманка, основанная на ритуалах физического мира. Недавно умершие люди на нее очень хорошо клевали… Ты получаешь энергию за счет напряжения, образующегося в твоем сознании при прохождении через него Божественной волны.

– Это как?

– Вот поэтому я тебе ничего и не рассказываю. Ты все равно не поймешь. Сейчас. Просто если сигнал тухнет, то доступ энергии прекращается. Такие астралы часто начинают рвать других, чтобы получить энергию, выделяющуюся при распаде астральных связей. Но эта энергия грязная. Их тела начинают преображаться и мутировать. Так знакомая нам Фрида Лехнер и превратилась в демона. Если тебя интересует вопрос, почему они рвут именно живые существа, то я тебе отвечу на примере использованной тобой же метафорой про «ректификационную колонну». Машина с бензиновым двигателем на мазуте не поедет. Вообще этот астральный мир очень отвратительный. По мне так даже хуже физического, несмотря на все его омерзительные процессы круговорота веществ в природе.

– А что хотели вытащить из меня эти демоны? Причем, я понял, что это находится прямо внутри меня, в районе груди…

– У них все равно бы ничего не вышло. Ты же был хирургом, так скажи: смог бы посредством скальпеля извлечь из человека астральное тело, в котором ты сейчас находишься?

– Нет, конечно! – Фролов даже слегка рассмеялся.

– Они собирались сделать нечто подобное. Демоны редко бывают адекватными.

– То, что у них не вышло бы, это я понял, но что они хотели достать?

– Мне нравится рвение во всем разобраться, но с момента твоей смерти не прошло и суток. Скоро у тебя начнется «бытовой шок». После смерти люди испытывают два шока. Первый сразу же, как только увидят свое тело со стороны, как сторонний наблюдатель, и осознают, что знака равенства между ними и их телом больше не существует. Этот шок сильнее проходит у тех, кто при жизни ассоциировал себя только со своим телом. Но ты, в чем я и не сомневался, был достаточно развитой личностью, чтобы легко пережить этот этап. Но грядет следующий – «бытовой». Сейчас ты все это воспринимаешь как ночное «пацанское» приключение, но как только твой труп найдут, и ты будешь видеть, как твои родственники убиваются над ним, а ты не можешь им даже сообщить, что в сознании и продолжаешь существовать, вот тут-то и начнутся мучения. А дальше будет еще хуже. Смерть человека зачастую вызывает кучу бытовых проблем у его родственников. И когда ты осознаешь, насколько им стало тяжело, а помочь ты уже никогда ничем не сможешь, это и будет «бытовым шоком».

И тут Фролов как будто очнулся. Действительно, Вера, родители, Соколова, в конце концов, как же они все будут? Что они испытают, когда увидят его в морге? И все это произошло только из-за его беспросветной тупости, когда он решил спасть в парке непонятно кого непонятно от кого. Вся его жизнь и жизнь близких была перечеркнута глупым порывом благородства, который, судя по брошенному телу, не оценила даже жертва…

– Блиииннн, – проронил Андрей, и почувствовал, как ощущение досады начинает овладевать им с каждой секундой сильнее.

– Я думаю, что ты справишься, – продолжил бородач, но его тут же перебил недавно умерший хирург:

– Какой же я дурак! Зачем, зачем я поперся туда….

В следующий момент Фролов переменился в лице. Края его рта опустились вниз, губы сжались в тонкую полоску, а брови сошлись на переносице. Он посмотрел обезумевшими глазами на своего собеседника и прошипел:

– Ты все знал! Тогда в парке, ты говорил о выборе. Я думал, что это выбор между женой и Соколовой, но теперь я все понял! Ты мог предупредить меня по-нормальному, а не этими дурацкими загадками! И я был бы жив! Жив! А так все, на что я потратил тридцать три года, все накрылось громадным медным тазом! Ты просто поиграл со мной, как будто моя жизнь была жизнью мухи! Без намека на сожаление или сочувствие! А теперь пришел, и делаешь вид, что помогаешь. Да пошел ты! Я даже не знаю, кто ты!

Бородач и глазом не повел.

– Как можно осуждать младенца, который возмущен, что навсегда покинул утробу матери? – совершенно спокойно заговорил он. – Через несколько недель ты будешь благодарен мне, что я вытащил тебя из этого ада. Хотя я и не вытаскивал. Выбор оставался за тобой. Но, видно, твоя душа уже не могла терпеть все это. А про жизнь мухи… Если ты немного успокоишься, я расскажу тебе одну притчу. Она подготовит тебя к еще более шокирующему осознанию реальности.

– Там моя жена, мои родители! – умерший хирург уже стоял и размахивал руками.

– Фролов, ты что, собирался жить вечно?

Это были не слова бородача, а та самая фраза, которую Андрей сказал себе перед попыткой подвига в парке. Тогда выбор делал сам. Он – Андрей Фролов – сын, муж и хирург, не думал в тот момент о своих близких и, тем более, не думал о странном старике из парка. Сейчас вообще не мог понять, о чем он думал, потому что в масштабе случившийся трагедии, его мотивы выглядели глупыми. Вспышка благородства, потухшая навсегда в темноте циничного мира. Скорее всего, уже никто и никогда не узнает его истинных стремлений, потому что все будет выглядеть как тупое маргинальное убийство в темном углу. Жестокое и бессмысленное. А оттого его смерть навсегда отпечатается в сознании близких с обвинением умершего в недисциплинированности и асоциальности, потому что «нечего ходить по темным углам, вместо того, что ехать домой к жене в день своего рождения».

Почему-то эти потенциальные осуждения умершего, незнающими всей правды родственниками, успокоили Андрея. Где-то закралась мысль, что он тоже чего-то не знает и судит о событиях так, как это будут делать его близкие. В меру своей испорченности и своего мировоззрения, а может быть просто невежества.

– Извини, – проронил Фролов, обратно садясь рядом с бородачом.

– Это начало того самого «бытового шока».

– Ты расскажешь притчу?

– Расскажу. Одно Божество зародило цивилизацию живых существ. Оно обеспечило свое детище всем необходимым для процветания, ресурсов было немерено, существа осваивали их, как могли, это походило на рай. Единственное, что со временем стало угнетать цивилизацию – стремительная переработка ресурсов и превращение их в отходы. В какой-то момент отходов оказалось так много, а ресурсов так мало, что угроза гибели стала вполне реальной. Но тут небеса раздвинулись, и над миром этих существ появился Бог. Он был в миллионы раз сильнее, умнее и могущественнее этих существ. Но спасения не наступило. Бог сварил все еще живую цивилизацию заживо, с его могуществом это не представляло большого труда, а трупы этих существ спустил в фикальные реки. Его сознание рисовало в голове уже новую цивилизацию, к созданию которой он намеревался приступить в ближайшем будущем… Все, конец истории.

– Это что, история погибшей цивилизации планеты Земля?

– Допустим. Что ты думаешь об этом Боге?

– Что-то в нем не чувствуется любовь, про которую так все говорят, это просто жестокий и безжалостный монстр.

– Так вот, эта не история планеты Земля. Эта история обычного мужика, который поставил брагу, чтобы сварить самогон. Он кормил миллионы дрожжевых грибов, чтобы получить спирт. И их судьба ему до такой степени была неинтересна, что он даже не задумался о том, что они живые, не говоря уже о моменте их смерти. И никто из подобных ему – людей, никогда не будет считать его жестоким и безжалостным монстром, потому что они сами пьют кефир, едят хлеб, а также растения и животных, включая млекопитающих…

– Я понял, к чему ты клонишь… Мы просто фляга с брагой. Для некоторых высших существ, которых мы бы приняли за Богов, наша судьба интересна не более, чем нам самим интересна судьба дрожжей.

– В принципе да, но я бы твои слова сформулировал во фразе: большое всегда проявляется в малом. Просто, когда ты все вспомнишь, эта притча поможет тебе понять, что Бог совсем не монстр, ему просто нужен определенный продукт…

Солнце уже полностью поднялось над горизонтом, вписывая черным в память близких Фролова день его смерти. Андрей задумался о том, что предпочел бы вообще не наблюдать за их страданиями, но чувство сопереживания не покидало его. Более того, ощущалась еще и какая-то невидимая связь с умершим телом. Потому что в определенный момент у Фролова появилась стопроцентная уверенность, что его труп кто-то обнаружил.

Утро следователя Романа Крестова началось с убийства. В принципе, это было довольно обычное утро, так как много лет подряд Тартарск лидировал в своем федеральном округе по их количеству на душу населения. Этой аномалией заинтересовались даже ученые, ведь социальных предпосылок для разгула преступности особо не было. Да и убийства зачастую носили не бандитский характер, а маниакальный. И вот снова… Кто-то гулял в парке с собакой и обнаружил тело мужчины. Когда Крестов приехал, как обычно – сотрудники группы немедленного реагирования дежурили у трупа, да и место было типичное – глуховатая необустроенная окраина парка. Зевак не наблюдалось. Предстояло вызвать судмедэксперта и найти понятых. Крестов сразу заприметил бодрую пенсионерку, которая и обнаружила тело, гуляя с овчаркой. Теперь она о чем-то беседовала с полицейским, внося в свою скучную жизнь криминалистическое разнообразие. После приветствия и звонка в морг, Крестов быстро уговорил пенсионерку стать понятой, отправил одного из полицейских искать ещё, а сам присел на корточки, чтобы отключиться от суеты и осмотреться. Следователь заметил, что эта поза ему помогает сосредоточиться и как бы дает знать другим, что сейчас его лучше не отвлекать.

Трупов Крестов насмотрелся много. Но этот вызывал странные ощущения. Умерший мужчина лет тридцати казался следователю знакомым. Но как Крестов ни напрягал память, никаких зацепок в голову не приходило. Возникло ощущение, что мертвого мужчину он видел в старом забытом сне. Крестов решил взять себя в руки и отогнать мешающие делу эмоции, нужно было сосредоточиться и понять, что же здесь произошло… Смерть, скорее всего, наступила от удара тупым предметов по голове. Рука сжимала горлышко разбитой бутылки – значит, убитый подозревал о надвигающейся опасности и готовился защищаться. Но зачем специально идти туда, где тебя могут покалечить или убить?

Взгляд следователя упал на соседние скамейки. На одной явно происходили алкогольные посиделки. Об этом говорила пара пустых бутылок из-под дешевого портвейна и три пластиковых стаканчика. Окурки свежие, не промокшие, что указывало на недавнее время, ведь вчера с утра был дождь, значит, курили и пили, скорее всего, вечером. Курили три вида сигарет, одни из них тонкие «женские», на окурках остались следы помады.

«Итак, зачем к трем выпивающим на лавочке людям подходить четвертому с «розочкой» в руке? – задал себе вопрос Крестов. – Если бы они оскорбили его, то «розочка» была бы заготовлена на расстоянии видимости наблюдателей со скамейки. Ведь странно оскорблять человека, которого ты не видишь». Но осколков нигде не было. Это означало, что убитый мужчина шел к месту преступления намеренно, зная заранее, что его там поджидает опасность.

«Если бы это была пацанская стрела, то женщину бы не брали, – продолжал рассуждать про себя Крестов. – Возможно, что ссора возникла из-за ревности. Мужик просто искал свою бабу. Но почему она бросила его здесь мертвого? Нет. Эта версия тоже не годится…»

Роман Крестов даже не мог предположить, что сознательная часть этого самого трупа сейчас следит за его действиями и читает все его мысли, которые физическое тело следователя было вынуждено пропускать через миллионы грубых и громадных нейронов головного мозга. Фролову, импонировала наблюдательность и дедукция следователя, но мотив появления убитого здесь и вправду был той еще загадкой. Андрей не выдержал и попытался вступить с работником следственного комитета в связь. «Изнасилование!» – буквально кричал он, но Крестов посыл астрала не ловил, пытаясь и дальше связать воедино фрагменты увиденного.

В это время подъехал судмедэксперт, что Крестова обрадовало. Он всегда старался не шевелить труп без эксперта, соблюдая нормативную базу судебной медицины. Судмедэксперт следователю был знаком, он помнил его фамилию – Берняк, и знал, что этот мужик в очках знает свою работу и часто действительно помогает следствию. Но тут Берняк превзошел все ожидания Крестова:

– Я его знаю, – заявил судмедэксперт. – Это хирург, Андрей, кажется, зовут. Тут недалеко вторая клиническая расположена, там патологоанатом есть Ломидзе, мой хороший знакомый. Так этот Андрей с ним в одной больнице работает… работал. Мы как-то пили вместе.

– Сумку можно снять? – спросил Крестов.

– Да ради бога. Хороший мужик, кстати, был, – подытожил Берняк и принялся за осмотр, отдав сумку следователю.

Бумажник, мобильный, все, что обычно забирают при уличном ограблении, было на месте… «Изнасилование!» – вдруг появилась мысль в голове Крестова. «Точно! Они выпивали втроем: двое мужчин и женщина, а потом подвыпившие мужики захотели бабу. Она звала на помощь, а хирург просто шел домой с работы».

– Ему висок проломили, – начал выдавать информацию эксперт, – очертания предмета вполне четкие, скорее всего – это был кастет. Убийство, сто процентов.

– У тебя есть этого грузина телефон, который патологоанатом? – спросил Крестов.

– Ломидзе? Да есть.

– Звони, пусть опознает.

А сам Крестов уже звонил участковому. Нужно было отследить все входы-выходы из парка, возможно, некоторые попадали под камеры. На записях следовало искать компанию из трех человек, скорее всего это были местные маргиналы, прекрасно знакомые участковому…

Вера Фролова была в ярости. Пропавший муж мало того, что не приехал под утро, так еще и телефон не включил. Работа в голову не шла. Вместо нее бесконечно крутились сцены, как муж сообщает, что уходит к Соколовой. И самое обескураживающее, что Вера не знала, как себя вести в этой ситуации! С одной стороны, хотелось его отправить к этой инвалидке, но с другой – как так, мужа увела какая-то калека?

Смс о том, что абонент Андрей Фролов снова в сети, только усугубило ситуацию. Что было делать? Тут же хватать телефон и набирать мужа? Или ждать, что вот сейчас-то он позвонит и попробует хоть что-то объяснить. Фролова гипнотизировала свой мобильный минут пять, когда он вдруг разразился мелодией. Но номер был незнакомый… – Алло, – неуверенно произнесла Вера. – Здравствуйте. Вас беспокоит следственный комитет. Крестов. Вы можете представиться?

– Вера Сергеевна Фролова.

– Вера Сергеевна, скажите, где сейчас находится ваш муж?

– Не знаю. Он не пришел ночевать, а телефон был недоступен.

– Сегодня в парке вблизи Городской клинической больницы № 2 было найдено тело мужчины. В его сумке был обнаружен мобильный телефон. Ваш номер введен в контакты под названием «жена». Вы можете приехать на опознание?.. Алло? Алло! Вера Сергеевна!

Вера сидела и тупо смотрела в экран монитора. Никакой Соколовой не было. Ее мужа просто убили. А она, как обычно, думала о нем только плохое…

– Я не хотел тебе звонить, пока не убедился бы, что это действительно он, – ели слышно сказал Ломидзе Фроловой, стоя возле трупа Андрея в морге.

– Знаешь, как мы расстались? Поговорили последний раз по телефону. Последние мои слова ему были: «Фролов, иди в задницу»… Это из-за меня он поперся в этот парк. Он не хотел ехать домой… Ломидзе вздохнул. По щекам Веры побежали слезы. Поджатые губы начали трястись…

Маргарита Мусина сидела и рыдала в маленьком кабинете участкового. Ее бесконечно терзали угрызения совести, поскольку она, запуганная двумя своими собутыльниками, бросила в парке умирать человека, который пытался спасти ее от изнасилования. Алкоголь помог забыться вчера, но утром страх стать соучастником преступления и желание наказать несостоявшихся насильников взяли верх, и Мусина отправилась в полицию. Она искренне надеялась, что с ее спасителем все в порядке, но новость о его смерти привела женщину в шок. Ведь вчера ей сказали, что он просто вырубился. А в случае доноса, угрожали всеми кругами ада.

Но пока она давала Крестову показания, СОБР уже ехал брать преступников. Дело было раскрыто сразу же, по горячим следам. Вот только Андрея Фролова, заплатившего за случайное попадание в глупую историю собственной жизнью, это совсем не радовало. Он был безмолвным и безучастным наблюдателем, и, видя, как нелепо была разрушена его жизнь, впадал все в большее уныние. Ломидзе, Вера, коллеги, родители… Этот поток горя и слез выносить было все сложнее. Но уже завершенная жизнь тянула как магнит. Ведь она была всем, что было у убитого мужчины. А перспективы, обещанные бородачом, казались туманными…

Не в силах более наблюдать за пьющей успокоительное матерью, Фролов отправился домой. Вера где-то разъезжала по ритуальным делам, квартира была пустая. Тихо и спокойно. Знакомая обстановка умиротворяла, охватывая иллюзией, что прежняя жизнь все еще продолжается. К тому же, в астральном теле можно было сидеть в самых неожиданных местах: на холодильнике, полках, комоде, столах, подоконниках, слишком узких для физических людей.

Вера пришла около девяти вечера. Она сняла туфли, бросила сумку, прошла в комнату и прямо в пальто рухнула спиной на кровать. Андрей попытался связаться с ней мысленно, как сегодня со следователем, но жена была слишком погружена в свои заботы, чтобы дать шанс умершему мужу. Полежав так несколько минут, Вера сняла верхнюю одежду, включила телевизор, отправилась на кухню, чтобы что-нибудь съесть. Андрей с удивлением узнал, что она постоянно думает о его изменах, и в этих мыслях фигурировала только одна любовница мужа Веры Фроловой – Любовь Соколова. Нет, Андрей подозревал, даже знал, что жена ревнует к Любе, что не одобряет его дружбу, считает излишней всю эту заботу об обычной пациентке, но то, что Вера была на сто процентов уверена в изменах и интимных связях с Соколовой, это стала для Фролова откровением. Ведь она даже не пыталась серьезно поговорить с ним на эту тему. Как-то обидно. Еще обиднее стало, когда в голове новоиспеченной вдовы проскользнула мысль, что она все равно бы потеряла мужа: не убили, так ушел бы к инвалидке-любовнице, что Вера воспринимала бы как позор.

Но Андрей понимал, что на самом деле сам давал повод жене. А последние его терзания по поводу Соколовой? Ведь были же мысли действительно уйти к ней! Фролов уже корил себя, что вообще связался после выписки из больницы с Любой, как заметил, что с его бывшей женой что-то не так. Она сидела за кухонным столом, достав бутылку с остатками коньяка, и беззвучно плакала, а ее руки нервно тряслись. Затем она схватила телефон и кого-то набрала, как оказалось, это был Ломидзе.

– Женя, ты можешь ко мне приехать? Мне очень плохо, – начала разговор Вера.

– Прямо сейчас? – переспросил Евгений.

– Да.

– Хорошо, сейчас соберусь.

– И привези что-нибудь выпить, у нас почти ничего нет… Привези коньяка, – подумав, добавила Фролова.

Пока Ломидзе ехал, Вера допила оставшуюся с какого-то застолья бутылку, причем без какой-либо закуски. Приятное опьянение начало расползаться по ее телу. В этот момент запиликал домофон.

– Как ты? – спросил Ломидзе, выкладывая из пакета на кухонный стол бутылку коньяка и набор скудной закуски.

– Сижу вот, думаю, как теперь ипотеку платить, – ответила Вера.

– Родители не помогут? – продолжал разговор друг семьи, открыв кухонный гарнитур в поисках второго коньячного бокала.

– Не знаю… Я думала – ты поможешь, все равно в съемной квартире живешь.

Андрея, который довольно флегматично наблюдал за сценой моральной поддержки вдовы своим другом, не находя в происходящем ничего такого, и даже напротив, одобрял Евгения за его внимательность, просто передернуло. Мгновенно Фролов осознал, что чего-то не знает, ведь фраза жены показалась весьма странной…

– Ты нашла тоже время обсуждать, – спокойно ответил Ломидзе, похоже, он вполне понимал, о чем идет речь.

– А что такого в том, что я хочу определиться со своим будущим? Тем более ты сам постоянно страдал насчет Андрея. А теперь его нет, и у тебя все карты на руках.

– А где же траур, оплакивающая вдова?

– К чему все это? Да, в этот раз он был не у Соколовой. И что с того? Разве это отменяет все его измены? И знаешь, что самое ужасное? Он не скрывал, что общается с ней, ходит к ней… Это совершеннейший цинизм!

Ломидзе что-то хотел сказать, но замялся. Но Андрей знал что. Его друг вспомнил вчерашний разговор о том, что никакого секса с Соколовой у мужа Веры никогда не было.

– Я все же за Андрея хочу выпить, – перевел тему Ломидзе, – не чокаясь.

Вера выпила все до дна в три глотка.

– Я устала от его вранья. Да, он был хорошим хирургом, наверное, неплохим человеком. Много чего для дома делал. Считал, что все делает правильно. В его понимании даже секс с Соколовой, наверное, как исполнение клятвы Гиппократа выглядело. Скажи, Женя, что он в ней нашел? У нее же ног не было! Мой муж, что, извращенцем был? – Фролова выглядела подвыпившей.

– Слушай, Вера, ты же знаешь: о мертвых либо хорошо, либо ничего.

Вера взяла Ломидзе за руку и проронила:

– Хорошо.

Одинокое слово звучало двусмысленно и глючно. Друг семьи тупо смотрел в стол.

– Я знаю, ты всегда напрягался. Ждал, что он появится в самый неподходящий момент. Все, Женя, он уже не придет. Никогда.

С этими словами Вера встала со своего стула и села на колени к Ломидзе. Он обнял ее, их глаза встретились, а затем они стали целоваться. Жадно и долго. Ночная рубашка Фроловой полетела на пол. Она томно дышала, пока ее любовник создавал слюной узор страсти на ее грудях и разогревал женское тело, сжимая руками бархатистую кожу.

Мир стал сужаться для Андрея Фролова. По краям обзора все темнело и растекалось, как на старой черно-белой фотографии. Наконец картинка стала походить на туннель, в конце которого его бывшая жена лежала обнаженная на столе и методично вздрагивая, повторяла: «Еще, еще!» Андрею казалось, что он сошел с ума.

Бородач в сером свитере снова помолодел. Но теперь, казалось, что он еще и перенес пластическую операцию. Но изменился ровно настолько, чтобы можно было безошибочно узнать. В свете тусклой желтой лампы его лицо было даже приятно видеть. Потому что оно не ассоциировалось с жизнью ничтожного человека Андрея Фролова, астрал которого валялся в каком-то подвале рядом с трубами и грязными кирпичными стенами.

– Сегодня похороны Андрея Фролова, – начал разговор бородач. – Заметь, я не говорю, «твои похороны». – Я что здесь три дня провел? – Ты хоть помнишь, что с тобой было? – Смутно. Это и был «бытовой шок»? – Тебе хочется посмотреть на погребение? – Чего я там не видел? – Твой ответ говорит о том, что шок заканчивается. Ты потерял интерес к своей прежней жизни. Это радует. Обычно он длится у умерших неделями, месяцами, а в особо тяжелых случаях – годами.

– После того, что я узнал: было бы странно сожалеть о потерянной жизни… Как мои родители? А можешь не рассказывать, и так понятно, что плохо.

– У Фролова будут шикарные поминки в ресторане. Слишком много людей его любили и уважали. Салимов и Лаврентьева очень переживают. Надежда, чтобы помочь в ритуальных делах даже золотое кольцо в ломбард сдала. Но все же, основной спонсор мероприятия друг Фролова – Евгений Ломидзе! Он никогда не был бедным человеком, ты же знаешь. А тут друг Андрей завещал ему и жену, и квартиру, с почти выплаченной ипотекой. Надо проводить с почестями!

– Проверяешь, буду ли я злиться или нет? – все-таки астральное тело выглядело точь-в-точь как некогда живой Андрей Владимирович Фролов. – Мне вообще пофиг и на Ломидзе, и на Зимину.

Андрей стал подниматься.

– Мне надо посетить только одного человека, – продолжил бывший хирург. – Одного из самых дорогих мне людей. Жаль, что я это понял только теперь.

– Соколову?

– Зачем ты спрашиваешь, ты же знаешь ответ.

– Ну что ж, действительно пора. Как-то ты забыл про бедную Любу. А она провела, между прочим, три ужасных дня. Сначала не могла дозвониться до Фролова, потому что его телефон отключен, затем его включил следователь, и Люба тут же набрала Андрея, но трубку никто не брал. Затем телефон опять отключили. По электронной почте и в социальных сетях ей тоже не ответили. Она уже поплакала, о том, что Фролов ее бросил. Думает, обиделся, что не приняла его в день рождения, и решил вычеркнуть ее из жизни.

– Может быть, это не такой уж и плохой вариант. Уж лучше, чем оплакивать покойника, – Андрей направлялся по ступенькам вверх, где за железной дверью ожидали солнце и свежесть, бородач следовал за ним.

– Но так ли она дорога тебе? Ведь ее вина в смерти Фролова тоже есть. Скажи она тогда ему: «приезжай», и все! Был бы до сих пор хирургом…

– Она сделала правильно. Если бы я тогда к ней приехал, мог бы с ней переспать и, получилось бы, что Зимина и Ломидзе правы… Я реально тогда этого захотел. Но в одном Зимина ошиблась, я бы не стал играть в благоверного мужа и врать ей, я бы с ней развелся!

– Вот видишь, превознесенная тобой Люба, по сути дела, лишила тебя, на тот момент – Фролова, не только жизни, но и возможности ее изменить. Ты уже сам выстроил цепочку событий в случае другого продолжения вечера… Того, которого ты хотел, – проходить сквозь двери, похоже умели все участники разговора.

– Она все сделала правильно – отправила женатого мужика к жене. Да, меня убили, а сама она, вполне возможно, лишила себя счастья, зато у нас с ней чистая совесть, а как обеспечить мучения этой парочке Ломидзе-Зимина я уже знаю. Ломидзе мучается, ему некуда отступать, и я заставлю его рассказать Вере один маленький нюанс, – свет и свежесть осеннего городского утра слишком разнились с затхлым унынием подвала, и поток восторженных переживаний тут же охватил чувствительные к эмоциям астральные тела собеседников.

– Неужели ты не понимаешь, что смерть Фролова была неизбежностью, – продолжил разговор собеседник Андрея, – потому что он оказался никому не нужным, никто не захотел спасти его, даже он сам. Если бы его смерть хотя бы избавила какую-нибудь приличную девушку от изнасилования, но даже этого не произошло. Он спасал обычную забухавшую с бичами шалаву, пока ее муж был на вахте. Не было ни одного мотива умирать в тот день. Кроме желания самого Фролова, потому что единственный человек, который его мог спасти – Любовь Соколова, его бросила. Хотя он столько лет возвращал ее к жизни ценой собственной семьи.

– Соколова ничем мне не обязана! – с расстановкой произнес бывший хирург. – Она сделала все, чего я ждал от нее в тот день – поздравила меня с днем рождения. Я не собирался к ней в гости, и она пригласила другого человека. Все, тема закрыта, – Фролов направлялся в сторону дома Любови.

– Ты сможешь подняться в ментальный мир, только когда отпустишь всех, – крикнул ему вслед бородач. – Приходи на поминки, тебе понравится, я обещаю.

– Ок! – крикнул Андрей, а точнее послал мощный импульс в сторону своего таинственного проводника по потустороннему миру, при этом он сказал именно «ок», две буквы, а ни как ни «окей».

«Вот это развлечения в астральном мире! – подумал Фролов. – Сходить на собственные поминки! Действительно, когда и где еще такой случай представится. Узнать, что о тебе думают и говорят те, кто еще совсем недавно был за темной завесой вежливости и лицемерия».

Люба сидела за компьютером, как обычно. Если заглянуть в монитор, то это напоминало создание сайта. Она продолжала зарабатывать деньги на новые протезы. Жизнь продолжалась и без Андрея Фролова. Хотя надежда, что он вернется, ее не оставляла. Это он научил ее бороться, веря, что черную полосу обязательно сменит белая. Очки не могли спрятать ее грустные глаза. Андрей попробовал прочитать ее мысли, но там была работа…

Астральный гость Соколовой просто сидел и смотрел на нее. Он жалел о многом. Что не сохранил ей ноги, что не купил ей хорошие протезы, что не ответил на ее знаки внимания, что просто не пришел к ней в свой день рождения и не выгнал этого Розенталя!

Но изменить было уже ничего нельзя. У Любы не было ног, у ее друга не было жизни. Все решили моменты – глупые и случайные, не вытекающие из логики их жизней. Как будто кто-то могущественный ненароком разбил стаканы – их судьбы, и, вздохнув, выбросил осколки в мусорницу…

– Андрей был не только настоящим профессионалом – хирургом от бога, любящим и заботливым мужем, – некролог говорил Ломидзе, – хорошим сыном, которым могли бы гордиться любые родители. Андрей был еще и человеком с большой буквы! Все мы помним историю спасения им в метро упавшей между вагонами девушки. И надо сказать, что Андрей не только спас ей жизнь и сам провел позже операцию, но и помог пройти девушке социальную адаптацию. Я думаю, что он вообще видел лечение пациентов не только в скальпеле, но и в их психологической терапии… Да и погиб он, теперь мы все это знаем, пытаясь спасти от изнасилования женщину… Что тут скажешь, эту утрату пережить будет нелегко, но, как известно, бог забирает лучших! Пусть Андрей тебе земля будет пухом. Мы не сомневаемся, что ты сейчас в раю.

Но Андрею было тяжело назвать астральный мир раем, скорее наоборот. А в данный момент его мир вообще мало чем отличался от физического, поскольку отказать себе в удовольствии присутствовать на собственных похоронах (правда процедура погребения была пропущена) Фролов не смог. Бородач уж как-то со знанием дела обещал развлечение и, надо сказать, оказался прав.

Если не считать родителей, остальные уже смирились с утратой, оттого ноты трагедии поутихли. Народу было много: родственники покойного, родственники вдовы, коллеги, друзья… Набралось человек сорок. Большинство вообще (особенно со стороны родственников, причем как Фролова, так и его жены) крайне мало общалось с убитым и пришло скорее для порядку. Нельзя было игнорировать столь масштабную трагедию.

Следующую траурную речь взялся произносить добродушный с виду толстяк – двоюродный брат Жора:

– Андрей часто видел смерть. И часто думал о ней. Мне казалось это странным, но иногда он говорил о том, как бы хотел, чтобы проходили его поминки. И он всегда говорил две вещи: чтобы все напились в хлам…

По залу пробежался легкий смех.

– …и чтобы поставили песню группы «Металлика» «Memory Remains»…

– Жора, заткнись, – прошипела недалеко сидящая Вера.

– Не знаю, кто как, а я считаю своим долгом исполнить последнее желание покойного. У меня есть флэшка с этой песней…

– Хорошо, Жора, – вмешался Ломидзе, – включишь в конце, еще не все сказали свои слова.

– Только не забудь, – заговорил папа Фролова, – мне очень интересно, какую песню хотел услышать на своих похоронах Андрей.

Траурные речи покатились дальше. Виновник мероприятия понимал, что чем дальше, тем меньше искренности и все больше клише. Было странно видеть здесь двоюродного дядю Веры, но не видеть одного из самых близких людей в последние годы жизни – Любовь Соколову. Конечно, появление ее здесь было бы очень эпатажным, если учесть, что ей давно был присвоен статус любовницы покойного, но из всего вытекал простой логический вопрос: для кого проводились поминки? Это напоминало день рождение годовалого ребенка, которому оно всегда нужно меньше всего из собравшихся. Фролов, смотрел и понимал, что поминки – они даже не для близких к умершему людей, они для узкой группы кровных и бумажных родственников, которые проводят их исключительно как ритуал в своем видении, а не мероприятие, объединяющие общим горем людей.

Но Жора был непреклонен. Когда дальние родственники разошлись, а остались самые близкие и коллеги, большей части которым не было сорока лет, песня рок-группы все же зазвучала. Папа Андрея очень хотел понять, о чем она, и Ломидзе, потихоньку, переводил ему с английского. Вера сидела в недоумении. Муж никогда не говорил с ней о своих похоронах. Ей даже казалось, что Жора сам захотел включить эту песню, но на такие перфомансы он навряд ли был способен. Так в голове Веры впервые появилась мысль, что она плохо знала своего покойного мужа…

Народ тем временем действительно хорошо напился. Лаврентьева упала со стула, когда пыталась дотянуться до чего-то съестного, Жора подпевал «Металлике», а Ломидзе вдруг перестал переводить и заплакал. Поминки удались…

Вдова Вера Фролова не пила на поминках по двум причинам: ей хотелось провести мероприятие достойно, а для этого нужно было все контролировать, и она уже смирилась с потерей мужа, и заливать горе алкоголем не имело смысла. В результате за это причитался еще и бонус – Фролова могла передвигаться на собственном автомобиле. Она ехала домой, рядом сидел пьяный Ломидзе.

Трезвость ума была Вере нужна во всем, ведь старые правила уже не действовали, а с новыми пока определится было затруднительно. Проблемы можно было поделить на две группы: финансовые и моральные. Как ни странно, за первые Вера переживала в меньшей степени, несмотря на то, что выплачивать ипотеку только из ее зарплаты нереально. Но было кому помочь несчастной женщине, хотя бы ее родителям. А вот внутри ясности не было.

Ведь на самом деле Вере ее муж был совсем не безразличен. Более того, сейчас приходило понимание, что Андрей был явно лучше ее любовника – Евгения. Да и как, собственно, появился любовник. Фролов периодически заезжал в гости к Соколовой, объясняя это тем, что у девушки тяжелое психологическое состояние, что она – необычная пациентка, потому что была спасена лично хирургом, в результате чего возникло чувство соучастия в ее трагедии. Сначала Фролова относилась к этому с пониманием, думая о том, какой чуткий у нее муж, через полгода это стало раздражать, через год – злить. В один из таких дней, когда муж опять был у Соколовой, в гости неожиданно без предупреждения заехал Ломидзе. Он приехал к Андрею, но поскольку мужа не было, Вера из вежливости пригласила его зайти. Фролова рассказала, что супруг у бывшей пациентки, а Ломидзе усмехнулся: «Ты что и вправду веришь, что он просто так ездит к ней? Да у них по-любому уже давно шпили-вили. Никакой другой причины я в этих поездках не вижу». Дальше начались речи о том, как несправедлив Фролов к Вере, что променял такую женщину на безногую инвалидку. Не верить другу мужа Фролова уже не могла. Зерно оказалось брошено в слишком благодатную почву. А потом Ломидзе начал оказывать знаки внимания. И устоять в ситуации, когда мужчина тебе нравится, а муж изменяет с калекой, оказалось сложно. В какой-то момент Вера бросила сопротивляться. Ломидзе приехал с шампанским, хорошим настроением и потоком комплиментов, когда Фролов был на ночном дежурстве, и у будущих любовников случился первый секс…

Но только сейчас, когда муж лежал в гробу, Вера вдруг задумалась над тем, а какие, собственно, у нее были доказательства измен супруга, кроме слов Ломидзе и фактов посещения Андреем бывшей пациентки? Никаких. И вероятность того, что Веру просто развели, вполне имела место быть. Но об этом думать не хотелось.

Ломидзе уже вполне освоился в квартире вдовы. Он понимал, что переезжать еще рано, нужно ждать, и ждать долго – хотя бы год, но в целом ситуация его устраивала. К тому же, Вера сама намекнула на продолжение отношений, говоря об участии в погашении ипотеки. Но потом приснился сон. Дурацкий сон. Во сне Фролов привязал своего друга к доске и пустил ее по пилораме. На моменте, когда крутящийся диск должен был вонзиться в причинное место, Ломидзе проснулся. Он был истинным атеистом, но сон, как медленнодействующий яд, начал отравлять реальность. Покойник был недоволен. И хотя в мире патологоанатома он просто уже разлагался в гробу, непонятное чувство его существования в потусторонних мирах привязалось как назойливая муха.

Вера и Евгений сидели на кухне. Есть после ресторана не хотелось. Разговор не клеился. Фролова вышла в коридор и вернулась с пакетом. Там были личные вещи убитого мужа.

– Следователь отдал, – прокомментировала вдова, – сказал, что они не являются вещдоками. Надо телефон Андрея включить, вдруг кому-то забыли о смерти сообщить.

На телефон посыпались смс о пропущенных вызовах.

– Почему ты плакал на поминках? – вдруг спросила своего любовника Фролова.

– Я виноват перед ним.

– Странно это. Значит, если человек живой, то можно ему всякую хрень делать, а как только умер, так сразу совесть просыпается? Ведь ему сейчас все равно, а тогда он был здесь, ты с ним на работе встречался, за руку здоровался. Ладно я, у меня был мотив, но тебе он ничего плохого не сделал. А ты с его женой стал спать. Друг! – на последнем слове Вера цинично улыбнулась.

Ломидзе молчал. В отличие от умершего супруга, он в мире Фроловой был «праздничным» человеком и еще не испытал на себе в полной мере ее «острый язык».

Тишину нарушил звонок на мобильный телефон покойного мужа Веры. На экране высветилась сухая надпись: «Соколова».

– Задрала, – раздраженно сказала Вера. – Все, умер твой Фролов. Никто тебя, безногую, теперь трахать не будет, – с этими словами вдова сбросила вызов.

– У них не было секса, – вдруг проронил Евгений.

Настала пауза.

– Что? – спросила Фролова.

– Перед смертью Андрея, на его день рождение… Мы разговорились про Соколову. Он сказал, что у них ничего никогда не было. Они действительно просто дружили. Я не думаю, что он врал. Он вообще возмущен был самим фактом, что я думал о них, как о любовниках.

– Ты же говорил мне, что они спят!

– Я ошибался. Я не понимаю, зачем ездить к бабе три с половиной года, если ты с ней не спишь…

– Но ты же говорил, что Андрей тебе, как другу, сам признался в этом?

– Я соврал. Для меня это было настолько очевидно, что я решил просто ради убедительности приврать. Понимаешь, Вера, я считал, что он поступает по отношению к…

Ломидзе не успел договорить, его оборвала хозяйка. Ее голос был отрешенный и полон решительности, интонация, как порыв ветра перед грозой, обещала, что скоро будет совсем громко:

– Убирайся!

– Вера…

– Пошел вон! – заорала Фролова. – Мразь! Из-за тебя я изменяла ему! Это ты вложил в уши всю эту хрень! Да тебе было наплевать на меня! Переживал он, видите ли, что я такая хорошая, а муж мне изменяет… Это все вранье! Ты просто мерзкий подлый человек, который предал своего друга, потому что захотел его жену.

Ломидзе смотрел на Фролову и понимал, что совершил ошибку. Нельзя было говорить о том разговоре с Андреем. Нельзя. Но его как будто кто-то подстрекал. Весь день. Проснувшаяся совесть завела свои бензопилы и начала свое адское дело. Ведь еще вчера он решил, что никогда не сознается Вере…

Когда за ушедшим любовником захлопнулась дверь, Вера все также сидела на кухне. На телефон Андрея пришла смс. От Соколовой. Сообщение было длинным.

«Андрей, я думаю, что зря на меня злишься. Ты же сам не захотел ничего, когда я к тебе приставала. И я считаю, что ты поступил правильно. Ты не стал изменять жене. Вере с тобой очень повезло. Поэтому, пойми, что я тоже поступила правильно, отправив тебя в день рождения к жене. Позвони мне, пожалуйста, я очень сильно переживаю из-за всего этого».

Телефон выпал из рук Веры и глухо стукнулся о крышку стола. Фролова издала протяжный и маловнятный звук, перерастающий в истерику плача. Она рыдала громко и искренне. Слезы бежали по искривленному страданием лицу и падали на мобильник покойного. Мужа, который никогда ей не изменял. Которого она ненавидела за несуществующие подлости, и который мог бы остаться живым, если бы она не устроила в день его рождения глупую ссору. Вера всей душой призирала себя. Но эти страдания уже ничего не могли изменить…

– Андрей, привет! Ну, наконец-то! – раздался в телефоне радостный голос Соколовой.

– Любовь, это не Андрей… Это его жена – Вера…

– Здравствуйте…

– Я должна тебе сообщить одну новость. Я знаю, что вы с Андреем дружили. Я думаю, это еще то немногое, что я могу для него сделать… Его убили три дня назад. В день рождения. Похороны были сегодня. Извини, что не позвали, телефон мужа следователь отдал несколько часов назад, а твоего номера ни у кого из знакомых Андрея не было…