Застонав, Маруся вывалилась в коридор, оставив скребущее угол чудовище в кровавом месиве ошмётков. Она надеялась, что обломок кия воткнулся монстру в сердце, и тот скоро сдохнет. Ушибленная во время падения рука пульсировала тупой болью. Она обхватила её, прижала к груди, оглядываясь. Направо пойдёшь – хрен редьки не слаще. Но выбора не было. Упрямая, мокрая чёлка лезла в глаза. Девушка побежала по длинному коридору, толкаясь в белые двери с надписями «Массаж», «Окулист», «Невропатолог» – всё равно, что долбить в глухо запертые склепы… Хрипя, массивно, из комнаты отдыха выпрыгнуло чудовище, поскальзываясь на разводах крови. Узкий коридор вмещал его тика в тику, монстр засеменил на четырёх лапах, толкая плечами стены. Оскаленная красная пасть никого не могла бы убедить, что эту собачку можно успокоить, погладив.

Маруся бежала мимо равнодушных дверей, хотела было – вверх по лестнице. Но что там? А дальше? Догонит, догонит… Поэтому заскочила в столовую, захлопнула створки, меж ручек впихнула ножку табуретки и, не отдыхая, повернула на кухню. Здание задрожало, громко рухнула в мойке на пол стопка тарелок. Маруся матюкнулась в развесёлые физиономии чаепития на стене, обогнула дюралевый стол, спихнула с плиты кастрюлю в надежде, что та помешает преследователю. С ещё большим грохотом бьющегося стекла рассыпались рифлёные двери, когда оборотень ворвался в столовую, выламывая массой косяк, весь в крупных осколках.

Стукнувшись больной рукой, девушка завернула за угол кладовки. Много поворотов. Много. Он не сможет развить скорость. Хорошо. Ванная. Чурки для разделки мяса. Где же топор? Ах да, он остался на пасеке. Нет. Не так… Маруся стала задыхаться, бег и рыдания – вместо необходимого регулярного вдох-выдох – делали своё дело. Дверь! Закрыто, блин! Отбежала, навалилась плечом. Треснуло. С той стороны обычно закрывали на маленький замочек. Служебный выход…

На кухне торнадо. Стайкой чмокали падающие стаканы, гремели кастрюли, мощная лапа накренила чан с прокисшими остатками чая. Уронить не смогла. Привинчено к полу… Ещё раз! Ну! Сдёрнутый со стены огнетушитель ударился в дверь. Отброшен. Забыв про боль в руке, Маруся ударила собой, прикусив язык. Отшатнулась. Соберись! Просто надо разбежаться. Разбег начался от комнаты отдыха. Помнишь? Коридор, столовая, кухня. Он уже рядом. Последняя попытка. Ты ведь уже вышибала двери. В общаге. Там козел с подружкой хотел… И в экскаваторе. Маха. Ну! Она пнула с разбега, щеколда снаружи выскочила, вырывая шурупы из косяка.

Оборотень вырулил в тесноту закутка, инерция впихнула его в ванную, ударив ляжкой о чурку. Зелёная кровь продолжала сочиться из раны, где застрял кусок палки, лапа не слушалась, немела. Вырвавшись, он выпрыгнул в дождь и ночь. Хрипя, развернулся…

Никого.

И побежал вокруг дрожащего здания, едва не сбив лестницу, которую давным-давно подставил к своему окну Спортсмен. На предпоследней ступеньке дрожащая девушка пыталась сдержать шумное дыхание до тех пор, пока оборотень не исчез за фасадом.

Ей хотелось кричать от боли и обиды, истерически хохотать – спасена, жива, но пальцы намертво вцепились в перила, а всхлипы проглотил дождь. Она нашла зэка, то, во что он превратился. Задание выполнено. А убить его? Как? Попробуйте сами. Но пробовать было некому. Рискуя упасть, Маруся обернулась, встала на цыпочки – кроме мельтешения прожекторов на вершине ничего нельзя было разобрать. Время от времени громкий скрежещущий звук резонировал по стенам санатория, они дрожали – и в этом она не видела ничего хорошего. Маруся толкнула окно, на свете ещё есть место чуду, створка распахнулась. Перебравшись с улицы в комнату Спортсмена, Маруся сначала запнулась о тумбочку, потом её обыскала. Нашла мятую сигарету, спички и пустую бутылку из-под водки «Журавли», которую недавно продавала сама. Странно, право: человека уже нет, мир катится в тартарары, вокруг санатория бродит оборотень, а бутылка, использованная тем человеком, стоит себе, как ни в чём не бывало. Маруся выкурила сигарету, расстегнув фуфайку, пощупала колющий бок. Надо добраться до мотоцикла во что бы это ни стало.

Она выдохнула, как перед нырянием, нажала ручку и вышла в коридор на третьем этаже. В жизни всегда есть место подвигу, не так ли? Но она чувствовала – если выживет, «подвиги» будут сниться долгими беспроглядными ночами. Монстр ждал её. Вычислил, учуял, прочёл мысли – суть дело не меняло. Маруся только-только потихоньку ступила в коридор, как из проёма лестничных сплетений послышалось недовольное глухое урчание. Тяжёлые прыжки. Скрежет когтей по ступеням. Таиться смысла не было, она побежала, соображая на ходу. Коридор заканчивался стеклянными дверьми – выходом в лоджию, нависающую над перекрытием крыльца. Отдыхающие избрали лоджию самым удачным местом для курения. Она не единожды курила там и знала, что двери закрываются на щеколду изнутри. Перила высокие. А сверху коньком крыши служил симпатичный деревянный медвежонок с поясом из олимпийских колец. Ещё одна загадка, на которую она никак не могла найти ответ. Почему санаторий называется «Три медведя», а фигурка изображает одного?

Монстра, кстати, это нисколько не интересовало, он вышагнул в коридор и, припадая на переднюю лапу, пустился вдогонку, увеличивая скорость. В темноте алый глаз внушал бы ей ужас, не говоря обо всем остальном, если бы Маруся тратила время на оглядывания и испуг. И она наверняка бы выиграла спринт, но вибротолчок исходящий от горы, более сильный, чем предыдущие, выпихнул пол из-под ног и выдавил из проёмов стекла. Она вскочила на ноги, сделав пару шагов, почувствовала толкающую тяжесть в спину, толстая пасть ухватила фуфайку. Но разбег вновь был начат, девушка рванулась, выскорлупившись из одежды. Хорошо, что на три размера больше! Вслед полетели куски ваты. Секунд пять оборотень вклинивался в ситуацию, но их хватило, чтобы от мокрой фуфайки остались клочки. А ей стало легче, либо обузы меньше на плечах, либо хладнокровия прибавилось. Лишь мелькнуло сожаление об оставленных в кармане папиросах.

Чуть не погубившая дрожь горы внезапно оказалась и спасительной. Маруся не потеряла драгоценное время открыванием двери, она перешагнула сквозь образованный проём, хрустя разбитыми осколками, кошкой вспрыгнула на перила. Руки вверх. Деревянный медведь услужливо подставил лапу. Ногу вверх! Кедр, она лезет на кедр, а не на мокрую крышу. Теперь переместить тяжесть… Но подобное мгновенно стало невозможным. Грузный оборотень выпрыгнул на балкон, тараня перила, пол со скрипом разверзся под тяжестью лап. Девушка потеряла точку опоры, заброшенная на крышу нога поползла обратно, скользя по железному листу. Ушибленная рука натянулась, потеряв чувствительность. Маруся взглянула вниз, куда рухнула лоджия. Неловко проехав спиной по навесу, оборотень шмякнулся мордой, осыпаемый изобилием досок. Ну а ей вниз не хотелось. Никак. Просто нельзя. Пальцы скребли выпиленные усердным столяром кольца на поясе медведя. Маруся поняла вдруг, что к чему, ткнувшись физиономией в неокрашенные, потому незаметные снизу цифры: 1980. Ага. Дата постройки. Мода на олимпийскую символику. Ногти впились в дерево, бестолково повисшая нога наконец-то упёрлось в твердое. Рывок! Однако вовремя скинула фуфайку…

Девушка лежала на спине, пачкая белую блузу, грудь высоко вздымалась, а рот жадно ловил воздух. Спине было больно, что-то мешало на пояснице, вдавливаясь в кожу, но она не находила сил посмотреть, потрогать, что это. Дождь проникал насквозь, ручейками сбегая с висков, с подбородка в вырез, пробегал между полушариями грудей и тонул где-то в джинсах. Природа свихнулась. Всегда знала, что гром идёт вслед за молнией, а не наоборот. Звук слышим позже. Целенаправленная стрела с неба поразила верхушку звезды на горе, разбиваясь, родила десятки синих молний, те заструились по рвущимся проводам, и столб начал падать. Невольный свидетель катастрофы даже села, забыв об усталости. Генка! Там Генка! Вот она – стреляющая палка!

Жёлто-голубой фейерверк потушил прожектора, оставшись ненадолго единственным в своем роде светилом. Она видела, как уполз вбок экскаватор, укутанный молниями; как падающий столб сорвал прямоугольник трансформатора. Последующий взрыв выстеклил в санатории уцелевшие окна. Маруся покатилась вниз, но сумела зацепиться за кровлю. Царапающий предмет немедленно был извлечён из-за пояса.

Им оказался пистолет.

Факел на вершине продолжал дарить свет, девушка увидела, что Звезда не остановилась, бульдозером вырывая кедрач, поползла вниз, опутанная синими искрами. Она решилась и, выглянув, свесив корпус, поискала монстра. Тот корчился на асфальте, непонятным образом изменяясь. Первая фаза оборотня перетекала в завершающую. Приплюснутая морда выплевывала пену, вытягиваясь в яйцо, хвост за ненадобностью отвалился, лапы приобретали человеческие сгибы, втягивая в себя когти.

Внизу не было волка. Там лежал Пахан, причём условием его узнавания могло быть допущение, что он полгода не мылся, столько же не стригся – не брился, отращивал зубы и ногти и упорно упражнялся штангой. И долго валяться в обломках он не собирался. Сел – кошмарная помесь. Лохматый, бело-рыжий, клыки, глаз и вытянутое ухо. Пасть ткнулась в подмышку, словно при ловле блох. Монстр выплюнул вытащенный из себя обломок кия и потрусил на четвереньках от крыльца.

«Их нельзя убить. Только рубить и жечь», – вспомнила Маруся, сжимая в ладони тяжёлую рукоятку. Шумно ломались деревья, сминая рухнувший подъёмный механизм… Пахан-оборотень обнюхал красный мотоцикл. Дальнейшее девушка перенести спокойно не могла. Существо вскарабкалось в седло, взвыло, подняв морду, и вполне осмысленно завело технику. Её «Хонда» под монстром! Разве для этого она холила её, смазывала, берегла? Хотя кто сейчас разберётся – что для чего? Всё запуталось, перемешалось. И нельзя исключить, что зверь вот так и уедет сейчас, а её мотоцикл станет помощником в продолжении дела ПБО.

«Хонда», которую так недавно она наполнила бензином, рявкнув, тронулась с места. Оборотень деловито крутанул ручку газа и ехидно посмотрел вверх, на крышу. Знал – она там. «Ну, – спрашивал, – что теперь? Говорили тебе – убирайся? И что? Деньги, ружьё, новая куртка, родной посёлок – где всё это? На тебе рваные джинсы и чужое белье. Для чего, спрашивается? Что и кому доказала? Не станешь ведь стрелять по единственной оставшейся у тебя вещи? Авось обойдется, а?» Она видела его мокрую рожу. Короста зэка на волчьем рыле. Одноухий, одноглазый, рыжие бакенбарды, красные клыки. И что? Генка, Борис, Шурик, Спортсмен – зря? Оно вырвалось, оно уезжает, используя Марусину любимицу. Оборотень доехал до бассейна, явно умело выруливал на аллею. Дальше ворота и автострада, города-дороги, где можно кусать, впрыскивать яд, копить массу, создавая нового Хозяина, становясь им. Но «Хонда»? На другой чаше – погибшие мужчины. Мёртвые. Они не узнают. А если и так? То простят? Поймут?..

Маруся побежала по крыше, спотыкаясь, сосредоточилась, подняла пистолет. Дождь замывал пространство, слепил. Три патрона. С лихвой. Прости, подружка… Тяжёлая рука, тяжёлое оружие, камень на сердце. Формула счастья. Прости! В конечном итоге: счастье, Танюша, не только владеть. Но и отдавать. Запиши…

Первая пуля чмокнула узют-кана в голень, он хрипло взревел, почти неслышимый из-за шума падающих деревьев. Мотоцикл вильнул, поймав вторую – включенной фарой. Облитый бензином корпус занялся голубоватыми язычками. Третья пуля ворвалась в бак раскалённым жалом. Мотоцикл взлетел на повороте, распадаясь на части внутри огненного шара, из которого вышагнула опутанная факелами фигура: упала, катаясь по земле, наматывая шкурой огонь. На этот раз рёв оборотня пересилил остальные звуки. Потому Маруся не поняла, что на этот раз сотрясло санаторий. Подъёмник? Дерево? Вой? Она поползла вниз. Мокрая кровля не претендовала на устойчивую поверхность. Пистолет гукнулся об асфальт, девушка последовала за ним, всё ещё цепляясь за воздух, не понимая почему крыша стала расти, утекая в небо… Упала на другую крышу, крышу белой машины, скатилась, сжалась в комок, унимая гудящие рёбра. Чёрт, она какая-то кошка! Всегда на лапы! Как же так? Отдача? Предательская склизь? Мощь взрыва? Прошло. Только перевести дух.

Надсадно кашляя, морщась, проволоклась до капота по-гусиному. Пылающие губы сразу набухли, их можно было увидеть, скосив глаза. Славно приложилась мордашкой – месяц без поцелуев! Рёбра, кажется, целы. Только ещё не выгнулись после удара, мешая дышать. Опираясь на колесо, она поднялась, открыла дверцу. В салоне мягкие кресла. Сергей Карлович – классный врач, даже его машина творит чудеса. Не то загремела бы по всем правилам. Так что не знаешь, где повезёт. В аптечке упаковки таблеток, пузырьки. Маруся заглотила двойную дозу анальгина. Не мешало бы прижечь йодом там-сям, но как-то не успевала. Ограждающий территорию забор натужно рухнул. Острогранная шапка столба достигла подножия, оставив за собой вспаханную просеку. Капец лыжне! Девушка завела машину и поторопилась убраться. Белая «Audi» обогнула крыльцо, въезжая в горящие, исковерканные внутренности «Хонды». Маруся собралась заплакать. Но решила – чуть позже, когда всё будет позади. Сейчас главное – быстренько заскочить на склад лыж, по адресу, так сказать, хватануть побольше шмоток, документы. А там… там всё будет хорошо, по-другому… Как? Она не знала, но зациклилась на мысли: надо только выбраться, выжить…

Дальнейшее не испугало её. Маруся ждала нечто подобное. Ведь она – герой боевика, так? А по законам жанра под конец всегда случается эдакое-такое, с перчиком, с перебором. Банальная преснятина… Машина застряла, скребя днищем по дымящемуся колесу. Въехала – не заметила. А возникшее перед капотом чёрное существо – оно должно было появиться. Или нет?

Может быть, в боевиках в подобных случаях и визжат, но она лишь досадливо хлопнула по панели, выжимая газ, дёргая накренённую машину. Чёрное продвинулось справа, обугленные, но достаточно прочные когти корябнули стекло. На него же облокотилась приплюснутая харя. Слипшаяся, сгоревшая шерсть, застывала, оплавленная, шишками-фурункулами. Из гнойника несуществующих ноздрей фыркалось зелёное. Слизанные огнём губы обнажили клыки до дёсен. Что радовало – чудовище ослепло и облысело, но симпатии из-за этого к нему, отнюдь, не прибавилось. Маруся нисколько бы не удивилась, услышав скрипучее: «ТЫ УБИЛА МЕНЯ! УБИЛА!» Да сколько можно?! Она ткнула кием в сердце, заманила, скинула с третьего этажа, получается, напрасно взорвала собственное имущество, бросила на произвол судьбы человека, которого любила. А до этого имела дело с ходячими мертвецами и галлюцинациями, драпала от безумных механизмов, сидела внутри них. И всегда казалось – вот теперь-то кончится… А что получилось?

Чуть живая образина по-прежнему хочет кусаться и обзываться. Надоело! И так всё болит. Выпить водки, чтобы пофигело. Предложить монстру. «Ты меня уважаешь? Давай договоримся? Разбежались и делу конец!»

Она продолжала газовать, приговаривая:

– Давай, давай. Поехали.

Машина тряслась, но прочно обняла шинами раскуроченные останки мотоцикла. Правая дверца вгибалась внутрь, стекло покрылось мелкими трещинами. И Маруся решилась впустить попутчика, раз так настойчиво просит. Толкнула дверь ногами. Медленно, как во сне, чудовище принялось карабкаться на сидение, попутно потроша энергией убийства. Вместо лап – чёрные култышки. Оторвало, погорелец? Не будешь чужое брать…

Девушка не стала дожидаться, пока оборотень влезет и сомкнёт челюсти на её колене. Она выскочила из машины, вдавила блокиратор и захлопнула дверцу. Удивлённо-обиженный череп приподнялся над «баранкой», голая пасть попробовала куснуть стекло. Маруся показала ей фигушку, попутно собираясь с духом. Соревнование на скорость. За первое место: приз – жизнь. Кто-то сейчас умрёт! Она не хотела проигрывать, но сомневалась в успехе. Не очень-то сегодня в спортивной форме: шмякнись с крыши, после безумной погони по этажам – сам поймёшь!

Белая машина приняла её тело с привычным одобрением. Маруся прыгнула на капот, перевернулась на спине. Монстр не успел среагировать, поворачивая мощный корпус в тесноте, а она уже заблокировала смятую дверцу и хлопнула ей по метнувшейся было к выходу морде. Опа-па! Попался?

Теперь начинается. Она шлепнула с азартом по бёдрам и припустила к багажнику, не обращая внимания на колики в груди. Она поймала ПБО! В ловушку. «На совок и в мусоропровод…» Может ещё, в зоопарк сдать? Это какая-то умора! В салоне опрокинулись спинки кресел. Слепой, но по-прежнему тяжёлый инвалид внутри сломал их, волочась следом и тычась головой наугад. Он даже не рычал, слизь шла горлом, выхаркиваясь на стекло. Маруся скрыла от себя мерзкое зрелище поднятой крышкой багажника. Всё повторяется: шланг и ведро. На этот раз ей не удалось легко отделаться: на подсосе хлебнула бензина по самое нехочу. Закашлялась, неприятно сдавило грудь. Согнулась, сжимая рёбра. Однако, всё-таки сломала одно-два… Слёзы навернулись на глаза. Моросящий дождик любопытно заглядывал в ведро и пузырил наполненный бассейн.

Маруся не собиралась тратить время даром, даже когда посыпались осколки. Треснувшее стекло вытолкнуло наружу белый оскал с пустыми провалами глазниц. Маруся схватила шланг, оценив объём сбежавшего в ведро топлива, и начала поливать неразумные мощи. Оборотень кусал струю, продолжая выгибать дверь. Бензин лился в салон, девушка видела разбитые приборы, сгрызенную панель с крошками печенья. Тёмные куски поролона хлопьями спадали с чёрного рыла. Потом бросила конец шланга на асфальт и взялась за ведро. Передумала. Генкина идея камикадзе ей не улыбалась. Рванула на себе блузу, скомкала, смочила в бензине. Побежала от машины. Ведро билось в голень. По шлангу из бензобака струилась маслянистая жидкость, перемешиваясь с тёмными лужами. В десяти шагах ещё дымилось заднее колесо «Хонды», которое она благополучно объехала, и надо же такому случиться?! – застряла на втором.

С ослаблением непогоды в бассейне слив заработал исправно, вода убывала на глазах. Где-то за зданием продолжала громыхать ползущая звезда столба, разбрасывая со скрипом железные конструкции и битые кирпичи. На её месте, на горе, столбик огня дожёвывал трансформатор. Чем не вулкан? Чем не дурдом? Перевёрнутый экскаватор не подавал признаков жизни. Тебе-то хорошо, Геночка. Твоё дело законченно. А тут ещё повозиться…

Плюясь привкусом бензина, она трясла ведро над асфальтом, расплёскивая дорожку от шланга до колеса. Так и знала, блин, что не хватит! Что там творилось за спиной – видеть не хотела. Некогда. Да и неудобно как-то. Пусть чудовище смотрит на загорелую спину, трясти перед ним бюстгальтером – увольте, не стриптиз-шоу. Оно не видит, слепое – вспомнила. Но чует. И чего? Мерзковато-гадкое. Помнишь, как он наблюдал за тобой в тайге, у костра? Ох, Гена, как без тебя не так! Что мне дальше делать? Как жить? И всё-таки свербело в спину, тихо стало. Она шагнула к колесу и оглянулась. Оборотень оставил попытку совладать с дверцей, узкое окно не выпускало широкие плечи. Что он делает, Маруся видеть не могла, мешал открытый багажник, который тут же захлопнулся. Трещины заднего стекла разлетелись, выпуская монстра на свободу. Передние уцелевшие лапы толкнули приподнятую крышку. Закрывшись, она показала Марусе фигуру обожжённого получеловека-полуволка. Тот скрёб когтями, выгребая металлическую стружку, готовясь к новому прыжку.

– Я – та ещё дрянь! И я убила тебя, – шепнула Маруся, поднося скомканную блузку к слабому язычку пламени на покрышке. В руке сразу образовалось горящее яблоко. Оно вспыхнуло резко, девушка даже отпрыгнула, чуть не выронив импровизированную гранату, которую сразу швырнула в устроенную дорожку бензина.

Могла бы кинуть и дальше, но… Соревнование на скорость. Полоска огня смело рванулась к машине. Маруся побежала за ней, краем глаза замечая барахтающегося на капоте оборотня, запоминая его навсегда, чтобы – не дай бог – не проглядеть при встрече. Поэтому видела вытягивающиеся черви когтистых лап; проваливающуюся в плечи чёрную лысину – омаристый слизень утекал под машину. Но её это уже не волновало.

Плюхнувшись с разбега в холодный бассейн. Маруся опустилась на дно, грязное от плавающих по нему разбухших листьев, что запредельно чётко разгляделись при громыхающем зареве несчастной «Audi». Затем в бассейн посыпалась всякая горящая ерунда, естественно, прекращающая гореть. Маруся поплыла, отталкиваясь от дна, устремившись к поверхности. Плюхнулась рядом покорёженная дверца, едва не задев ногу. Девушка забарахталась, паникуя. Воздух в лёгких заканчивался. Неужели после всего случившегося ей суждено утонуть? Дёргаясь, уцепилась за бортик, вынырнула, таращась на пожарище. Машина полыхала у тёмных стен, бросая на безглазые окна нездоровый румянец. Славно погуляли, Гена! Ох, как славно! Чёртовы герои боевиков!

Не поняла вначале – почему здание вдруг двинулось вперёд, словно решило поучиться ходьбе? Затем стена прогнулась, брызгаясь кирпичом и досками. Лоджия поцеловалась с крыльцом. Созревшими грушами попадали балконы. Куски фундамента вырвались из-под проклюнувшегося железного клюва, похожего на самолёт. Санаторий разваливался, опасно накреняясь в бассейн. Горящая машина, подпрыгивая, покатилась под уклон, расплёскивая и испаряя воду. Тут-то и настало время вопить, но сил уже не было. Маруся на четвереньках поползла от бурлящего водоворота, кругом шлепались камни, обломки рам, мебели. Она не удивилась, когда покачаться на качелях вздумала стоматологическая аппаратура, сминая их, продолжая катиться.

«Внатуре – извержение! Всё-таки вулкан? Или правительство спохватилось. И решилось бомбить всё к такой-то матери?» Она мотала головой, мокрые волосы закрыли глаза, ничего не видела, даже и хорошо – не хотела видеть. Ноги поползли обратно по грязи. Бурлящий бассейн утягивал её, крепко обхватив лодыжку. Увернувшись от горящего стула, она перевернулась на спину и застонала от отвращения. Оно ещё жило! Безобразное, в струпьях, щупальце, стуча, обвивалось вокруг ноги. Это невозможно! Это слишком!

Маруся колошматила пятками, захлебываясь всхлипами. Ноги погрузились в воду, где ими не очень-то постучишь. Тянут, тянут, там, под водой – пузыри. Она видела перевёрнутый жук сгоревшей машины. Кубик сейфа вывалился сверху и загромыхал, сминаясь. Теперь она узнала – поверженное Божество столба пробило собой здание, лапами соскребая его с поверхности. В бассейне плавала дружелюбная голова олимпийского медвежонка, стулья из столовой. Большая кастрюля с бульканьем погрузилась. Чёрт ещё разберёт, что падало сверху! Но главное – в воде ПБО. Сильное, жестокое и безобразное. Девушка поймала застёжку-молнию, дёрнулась, выползая из штанов. Это становилось смешным! Стриптиз для оборотня: фуфайка, блуза, штаны. А до этого – новая куртка, сгоревшая кофта, ружьё, мотоцикл. Кутерьма с этими чудовищами. Одно разорение! Маруся истерически забарахталась, не понимая – плачет или смеётся. Джинсы ушли под воду, а она шлепнулась в холодную грязь. И всё-таки, говорили же – убирайся? Не пора ли последовать совету. Поднявшись, Маруся побежала, петляя, прыгая через валяющиеся предметы.

Позади – пропоров, развалив санаторий, – в бассейн окунулась макушка столба, волоча за собой обрывки проводов, где ещё сохранились энергетические разряды. Маруся не узнала, что едва не погибла от электричества, вскипятившего воду в бассейне, сварившего всё живое, что там находилось.

Но и бывших случаев возможной гибели – с неё и так было предостаточно. Почти голая, в мокром нижнем белье, девушка не могла уже бежать, она перешла на шаг, запыхавшись, кашляла, хватаясь за грудь. Её покачивающаяся фигура выходила из пекла, что разворачивалось за спиной, обрушивая на все органы чувств сверхнепомерную дозу восприятия. Горел склад лыж. Видимо, что-то прилетевшее, подожгло его. И у неё не было уже дома. Ткнувшись в дно бассейна, столб прекратил разрушительное движение, погребённый останками санатория.

Еле передвигая замёрзшее, больное тело, она плелась по узкой полоске шоссе, цедя сквозь зубы обрывки слов, не имеющих отношение ни к чему, путая шорские междометия с русскими. Глаза упирались в бесконечную темень. Потом, словно опомнившись – вроде так и должно было быть; словно спускаясь с крыльца шикарного отеля к своему лимузину, Маруся шагнула к обочине, где увязла в кювете старенькая «Lada Kalina». Куклой уселась за руль, не задумываясь, высунулась, склонившись, пошарила на земле. Липкие грязные пальцы ухватили ключи за брелок, вставили в зажигание. Отвлечённый взгляд не заметил, что гнездо вспыхнуло ярко-зелёным. Цвет входящей в силу молодой листвы. Свечение пробежало по ключу, и он сам повернулся, заводя мотор….

Она проехала мимо моста, даже не посмотрев в сторону тёмного города – как и он, опустошённая. В машине было кое-что из женского гардероба. Она переоделась. Чулки, кокетливая юбчонка выше колен, лёгкая курточка на голое тело. Включила обогрев, радио. Под медленную композицию рулила в ночь. Жившие собственной жизнью слёзы скатывались по щекам и щипали разбитые губы.

Пустынная автострада слабо шелестела под колёсами. Машина удалялась от сумасшедшей тайги, где жили хаос и разрушение. Радио барахлило, она меланхолично покрутила настройку и вздрогнула, когда знакомый голос медленно, затем, необычно хлёстко нарастая, в бесшабашном ритме запел:

Резко затормозив, «Lada» приткнулась к обочине. Маруся откинула голову на спинку, и тут слёзы хлынули во всю. Пошарив по бардачку, не удивилась находке. Коробок спичек. Мятая сигарета. Пустая бутылка из-под водки. Это было когда-то. Сашка пел по радио. Но он умер. Она закурила, упав корпусом на руль, подставив под пылающий лоб прохладную руку. Лопатки вздрагивали. Но сигарета погасла, а она всё не оживала. Маруся, смертельно устав, спала. А Шурик пел для неё по старому радио…

Едва ли кто-то проезжал в то время по шоссе, ведущему в закрытый город. Но если бы и увидел жёлтую «Lada Kalina» на обочине, то весьма удивился бы исходящему от неё свету. Словно в салоне зацвела по-летнему трава, свежая и благоухающая после дождя, с капельками стекающей росы по листве. Зелёный свет тайги. Затем девушка на месте водителя подняла голову, пригладила перед зеркальцем всклокоченные волосы, да так и замерла с пальцами на затылке. Медленно повернула зеркальце, вглядываясь в отражение. Неспешно включила зажигание, и «Lada» начала свой далёкий путь навстречу неизвестности. Девушка улыбалась.

Маруся везла с собой узют-канов. Не злобных демонов, вышагнувших из катакомб подземелья, а милых лесных жителей. Искоса поглядывая на заднее сидение, не замечала там никого. Но зеркало не обманывало, рассказывая правду. В нём она видела мину небритого Спортсмена. Борис, размахивая руками, сосредоточено что-то доказывал ему, смешно морща лоб. А Сашка, сидевший между ними, чесал ухо и озорно подмигивал ей, Марусе. Та кивала ему, обратив внимание на то, как он здорово изменился, возмужал и что-то ещё… Неужели подстригся? К сожалению, зеркало не позволяло рассмотреть подобные нюансы. Светло-зелёная прозрачность пассажиров тоже не способствовала тщательному разглядыванию. Зеркало так же воровало звук. Маруся не знала, о чём они говорят, но по смеющимся лицам чувствовала – у них всё нормально.

Она слегка повернула зеркальце, пытаясь рассмотреть пассажира, сидящего рядом. Но либо угол зрения не позволял этого, либо на самом деле на переднем сидении никого не было. Лишь чуть-чуть иногда ей мерещилось содрогание зелёных искр в водоворотиках пыли. Пусть. Они вместе. Опять вместе. С такой компанией хоть куда! И Маруся на всякий случай сказала им, куда едет, хотя считала, что они и так знали об этом. С самого начала.

– В Таштагол, ребята. К маме. Хочу её увидеть. Кажется, я слишком долго ждала…