Всю ночь по мне гуляли слоны. Я смахивал их прочь одного за другим, а они вновь забирались на меня и топотали по груди и животу. И почему-то не было у меня никаких сил схватить первого попавшегося слона за хобот, раскрутить как следует над головой и отправить полетать, чтобы другим неповадно было. Такой вот сон.

Один сторож при воспитательном доме на Зяби учил меня толковать сны. Ну, увидеть горы – это к разным препятствиям и подлянкам, дерьмо – к богатству, дорога – к удачному побегу, а к чему снятся полицейские, и так понятно. Только о слонах он ничего не говорил. Подумал я, подумал и решил, что просто соскучился по Зяби, вот и снятся мне слоны, что шныряют у нас по канавам. В следующий раз, надо думать, приснятся кенгуролики.

А Ипату они уже снятся как пить дать. Только он в этом нипочем не признается.

Нет, лучше я расскажу все по порядку. А то кому, кроме меня, интересны мои сны?

На Хатоне наши дела сложились удачно, да так удачно, что я и через плечо плевал, и нарочно приказал «Топинамбуру» вырастить деревяшку, чтобы постучать по ней, – все не верил, что обойдется. Однако обошлось: Ипат вырезал опухоль из Имхамонова средоточия (что бы ни означало это слово), манипуляторы корабля зашили в брюхе монарха все, что Ипат там разворотил, и целых десять дней владыка владык пребывал у нас на борту – корабль выхаживал его. Ну и в конце концов выходил, хотя эти десять дней показались нам за двадцать – такие были манеры у этого Имхамона. Вздорный и визгливый старикашка, все ему не так: и поклоны не бьем, и ниц перед ним не простираемся, и еда ему не та. У нас на Зяби такого привереду в два счета поперли бы из архистарейшин за мозговые вывихи. Мне Ной талдычит: терпи, мол, делай все, что он говорит, а то еще обидится. А я заявил однажды, что больше к Имхамону не пойду, пускай Ной сам его развлекает, Ипат меня поддержал, да и женщины тоже. Ною делать нечего – пошел. Вышел – аж трясется от злости. А я ему с издевкой: терпи, мол, а то старикашка договор не подпишет. Тут Ной стал говорить такие слова, что женщины заткнули уши, а Ипат чуть не вышиб из Ноя дух, чтобы не сквернословил при Илоне. И вышиб бы, не заткнись Ной вовремя.

А когда «Топинамбур» решил, что теперь Имхамона можно выпустить под присмотр местных знахарей, тут-то наконец все и состоялось. Подписал Имхамон документ о вербовке, печать свою приложил, договорились мы со жрецами о паутинной дани с Хатона, и корабль отпочковал еще одного потомка. Только все это происходило не как на Даре, а тихо; никого из нас народу вообще не показали. Местному населению жрецы только себя показывают да еще изредка Имхамона. Одного парнишку из жреческого сословия назначили пилотом, я рассказал ему, как надо обращаться с зародышем звездолета и как объезжать его, когда подрастет, и мы отбыли. Опять на Новый Тринидад.

То, что я угнал там полицейскую машину и удирал на ней от полиции, – чистая правда. Каюсь, не сдержал себя. Ну вот на что мне, казалось бы, та машина, когда у меня «Топинамбур» есть? Все равно не утерпел, а почему – не спрашивайте. Не знаю. А только я не все время, что пробыл на Новом Тринидаде, смывался от полицейских, очень даже не все… Машину-то я угнал не сразу, а сначала хотел найти Ноя, любопытно мне, видите ли, стало, как он работает не на Зябь, а на себя.

И знаете что? Я его не нашел. Вообще. Хотя обошел, кажется, все игорные заведения столицы. В двух местах меня погнали было взашей, но я изобразил посыльного и все равно побывал внутри и все осмотрел. Не было Ноя нигде. То есть, возможно, один день он и околачивался в каком-нибудь казино, но основное время провел где-то в другом месте. В каком – не сказал, а я не стал допытываться. Соврет ведь, ясное дело.

Что-то очень легко он отдал Ипату полторы тысячи. Главное, сам вдруг взял да отдал. Если бы мне сказали, что на Зяби слоны начали летать сами по себе, а не когда их за хобот раскрутят, и вдобавок что полицейские все как один записались на курсы хороших манер, я бы и то удивился меньше.

Про то, как я угнал полицейскую машину, я подробно рассказывать не буду. Ничего интересного. И планета тоже неинтересная, чересчур ухоженная и скучная. Интереснее другое: почему Ной, узнав, что за нами гонится звездолет, сразу спросил о полиции?

А в самом деле: за кем бы она гналась, будь это действительно полиция, – за мной или за ним?

Я так и не придумал, как выудить у Ноя его секрет, и даже пробовать не стал. Видел только, что он как-то приободрился. Наверное, не без причины. А думать подолгу я не люблю, пусть Ипат думает подолгу, у него это хорошо получается. Толку, правда, от его дум маловато.

Три дня мы выбирались микропрыжками из системы Нового Тринидада, а потом я решил стряхнуть Ларсена с хвоста и бросил корабль одним нырком аж через четверть Галактики в такое место, где на пять парсеков вокруг не было ни одной звезды, так что никакое гравитационное поле не помешало бы мне немедленно нырнуть еще раз куда угодно. Думал, тут мы малость отдохнем и соберемся с мыслями насчет того, куда нам теперь направиться. Не тут-то было. Не прошло и пяти минут, как «Топинамбур» доложил мне: корабль Ларсена вновь в пределах чувствительности бортовых локаторов.

Что за чудеса? Откуда он мог знать, куда мы скакнем? Я и сам не знал этого за минуту до прыжка.

– При гиперпространственном переходе возникают флюктуации темной энергии, – начал объяснять мне корабль и понес такое, что мои мозги закипели бы, если бы поняли хоть десятую часть из всей той премудрости, что он на меня вывалил. Впрочем, главное мне стало ясно: если корабль уходит в большой нырок, а неподалеку от него находится другой корабль, то этот другой может вычислить по тем самым флюктуациям (провалиться мне на месте, если я знаю, что это такое!) примерное место, где тот должен вынырнуть. И конечно, нырнуть следом, если ему прикажут. Ну, Ларсен и приказал.

А на кой?

– Он нам гадить станет, – сказала Семирамида. А Ной кивнул.

Ипат погрузился в думу столь долгую, что я решил бы, что наш командир просто уснул, если бы он не шевелил бровями.

– А на кой? – спросил он, как видно, ничего не надумав. Точно как я, только я спросил это про себя, а он вслух. – Цезарь! Что он сейчас делает?

– Следует за нами, – сказал я.

– Ну вот зачем это ему, а? – недоумевал Ипат. – Что ему толку плестись у нас в хвосте? Нам же все сливки достанутся! А ему?

– Может, что и перехватит у нас из-под носа, – объяснил Ной. – А что не перехватит, то изгадит.

Ипат все равно недоумевал: зачем гадить другим, если тебе нет от того никакой пользы? А Илона вообще не понимала, зачем гадить другим хотя бы и ради пользы себе. Иные схватывают на лету, а другим – хоть в лепешку разбейся, нипочем не втолкуешь, что бывают на свете вредные люди. Я и пробовать не стал.

Ничего не происходило. Мы плелись потихоньку, а Ларсен шел за нами как привязанный, держась, правда, на солидном расстоянии. Я было попробовал внезапно разогнать «Топинамбур» и оторваться от преследователя, чтобы потом уйти в нырок, да не тут-то было: то ли Ларсен не спал, то ли, что вернее, приказал своему кораблю сохранять дистанцию. Я решил не обращать на него внимания и загнал «Топинамбур» в плотную темную туманность, из каких Вселенная делает звезды, если корабль не врет. Пусть пасется. А мы стали решать, что делать дальше.

Семирамида заикнулась было насчет того, что не худо бы нам устроить себе отпуск и вернуться на Зябь. Мол, она разучила несколько новых песен и хочет показать публике новую программу. Мол, две вербовки мы провернули, так что против нашего отпуска архистарейшины возражать, наверное, не станут. Ной был против, я и Илона тоже. Ипат помялся и тоже высказался против. Я так думаю, ему-то очень хотелось повидать своих кенгуроликов и показать их Илоне, но когда он понял, что та настроена по-деловому, скис, вздохнул и отказал Семирамиде. Та взвилась и орала на нас, пока не выдохлась. Тогда мы прочистили уши и принялись думать.

Ной предложил Альгамбру, до нее было недалеко. «Топинамбур» дал сведения: планета как планета, давно освоенная, благоприятная для жизни людей и довольно хорошо развитая, но вне империи. Корабль имел данные о четырех попытках ее вербовки – все они окончились неудачей. А Семирамида, отдышавшись, предположила, что неудачных вербовок, наверное, было гораздо больше, просто не обо всех имеются сведения. Вербовщик вообще не обязан докладывать о своих неудачах.

– Так оно и есть, – подтвердил Ной, а я подумал: ему-то откуда об этом знать? Не иначе, общался с другими вербовщиками. Ох, и тертый же тип!

– Ну и на кой нам туда лететь? – спросила Семирамида.

С ней было все понятно: на Зяби ее ждала публика.

– Попробовать-то можно, – сказал Ной.

– Ты избалован удачами, – заметила Илона.

– Я и не говорю, что получится, – возразил Ной. – Я говорю, можно попробовать. Много времени мы на этом уж точно не потеряем. А? Ну что, летим?

Ипат сказал, что летим, и я втолковал «Топинамбуру», куда нам надо. Звездолет только начал пастись, подъедая туманность, и выразил в ответ неудовольствие. Так выразил, что я сам почувствовал себя усталым и голодным. Еще и холодным, потому что мурашки по коже побежали. Понимай так, что корабль не отказался бы не только поесть, но и подзарядиться вблизи какой-нибудь звезды.

Опа, думаю, а ведь это идея. «Топинамбур» корабль молодой, потерпит, а его папаша, звездолет Ларсена, – старый мерин. Он, может, борозды и не портит, а в гонках на выносливость ему за нами не угнаться. Может, отцепится. В общем, я приказал «Топинамбуру» следовать прямо к Альгамбре.

То есть к дальней периферии той звездной системы, куда входит Альгамбра, потому что вблизи крупных гравитирующих тел опасно не только уходить в гиперпространственный нырок, но и выходить из него.

Сказано – сделано. Как я и думал, корабль Ларсена последовал за нами. Солнце тут оказалось огромное и красное, как накаленный кирпич, а планет всего две: одна горячая, чуть ли не дымящаяся, а вторая – Альгамбра. Я велел «Топинамбуру» двигаться к ней, а потом внезапно взял, да и ушел в нырок обратно к Новому Тринидаду. Оттуда – снова к Альгамбре, но уже с другой стороны от кирпичного солнца, и сразу бросил корабль через пол-Галактики в темную туманность. Корабль было обрадовался пище, но я велел ему заткнуться и метнулся аж к галактическому ядру. Звездолету и там понравилось, потому что потоки излучения от ядра – тоже пища, но опять я не задержался на этом месте больше минуты. Командую, приказываю, заставляю, а сам мысленно уговариваю звездолет: потерпи, малыш, потерпи, родимый… Сделал еще три прыжка и решил, что теперь можно успокоиться. Думал, что раз уж я на Новом Тринидаде удрал от полиции, то удрать от Ларсена для меня вообще не вопрос.

И уже спокойно приказал кораблю вернуться к красному солнцу Альгамбры.

Планету корабль нашел в два счета. Спустя несколько часов мы уже нарезали круги вокруг нее на низкой орбите и запросили по радио посадку.

– Цель посещения? – осведомился с планеты голос на вполне приличном общеимперском.

– Переговоры с правительством, – честно ответил Ипат. Ной вздохнул и выразительно покрутил пальцем у виска.

– На предмет чего?

– На предмет… э-э… присоединения вашей планеты к империи. – Как всегда, Ипат простодушно резал правду-матку. Даже я подумал о том, что неплохо было бы пожалеть ее и не рубить в мелкую капусту, а уж Ной и подавно.

Тут голос с планеты и выдал Ипату:

– Правительство Альгамбры не вступает в переговоры по данному вопросу. От имени правительства рекомендую имперским посланцам не тратить понапрасну время и отбыть из нашей системы как можно скорее.

Ной смотрит на Ипата с ехидцей: получил, мол? – а Ипат, простая душа, все еще думает, что внизу не поняли наших намерений.

– Но мы не посланцы империи…

– Значит, вольные вербовщики? – доносится голос. – Тем хуже.

– Мы посланцы планеты Зябь…

В ответ не то чтобы раздался смешок – была крохотная пауза, но обидная не хуже смешка. Прямо-таки взвешенная на специальных весах, какие только в аптеках бывают. А потом донеслось:

– Это где?

Ипат с раздражением объяснил им, где это, он еще на что-то надеялся, не понимая, что тот тип внизу попросту издевается над заезжим простачком из глухомани. Ну и получил в ответ:

– Правительство Альгамбры выражает свое почтение правительству Зяби и надеется, что ему никогда не придется иметь с ним никаких дел.

Ипат просто онемел от такого вежливого хамства. Это потому, что он почти не встречался с нашими судейскими, ну а я – другое дело. Ной тоже. Мигнул он мне, чтобы я велел кораблю отключить Ипата от связи, пока наш командир не взбесился, и переключить скорей на него. Я это сделал, решив, что хуже не будет. А если Ипат потом устроит мне за это головомойку, ну так что же? Меня только ленивый не ругал на все корки. Хуже, если Ипат обидится, – тут хочешь не хочешь, а почувствуешь, что виноват. По мне, хуже этого ничего нет, уж лучше побои терпеть.

Ной, однако, даром времени не терял. Пока Ипат соображал, как должен повести себя в этой ситуации настоящий командир, и понемногу наливался кровью, Ной этак солидно прокашлялся и сказал деловым голосом:

– Быть может, правительство Альгамбры заинтересовано ознакомиться с образцами товаров с планеты Хатон?

Тут голос снизу замолчал как раз на такое время, чтобы успеть прочесть самую короткую молитву Девятому пророку – ну, где про «спаси и сохрани» и животворящий рельс. Ипат как раз успел побагроветь до опасной кондиции, а Ной ему только сказал «тш-ш» и палец к губам приложил. Ипат покряхтел немного, но орать на нас не стал. Сообразил, что начал вить веревку не с того конца.

Ной тоже сообразил насчет веревок – тех самых веревок с Хатона, которые плетутся из той паутины, что туземцы высмаркивают из своих хоботов. Я порадовался тому, что он такой сообразительный. Образцов сверхпрочных веревок и тканей у нас было предостаточно; покажем их местным – может, и не завербуем планету, но уж наверное найдем, где сбывать паутинные изделия. Тоже польза.

Тут голос вновь ожил и без особой охоты разрешил нам от имени правительства посадку по радиолучу – чтобы, значит, не посадить корабль ни посреди пустыни, ни в океан, ни прямо на город. Как будто мы без него не разобрались бы! Ну ладно, по лучу так по лучу. Ипат нехотя кивнул, «Топинамбур» понял, чего мне от него нужно, и мы пошли вниз. Пока спускались, голос пробубнил нам какое-то приветствие и еще сказал, что с нами будет иметь дело правительственный инспектор по делам внешней торговли, специально уполномоченный как раз на такой случай, и без его ведома любые экскурсии по планете, исключая столичный округ, нам строго воспрещаются. Ну и ладно, думаю, не больно-то и хотелось. Не видали мы, что ли, чужих планет? Очень надо смотреть еще на одну!

Сели. Скучная пыльная планета, твердая корка почвы, камни да чахлые кусты, местами волнистый от ветра песок, красный от лучей кирпичного солнца, и даже небо какое-то грязно-желтое. Местность не лучше наших Дурных земель, хотя врать не буду, туда меня не заносило. Но близко к границе подбирался, видел. Однако же люди тут живут – на горизонте виден город, если только это не мираж. Лучше бы все-таки город! У нас на Зяби говорят, что тот, кто увидел мираж, нипочем не будет удачлив ни в каких делах, а тот, кто увидит его дважды, может сразу заказывать себе гроб – все равно долго не протянет. Я-то видел мираж единожды и что-то не заметил, чтобы со мной вдруг начала твориться какая-нибудь особенная пакость. Как было, так и осталось. Так что до сих пор я не очень-то верил в эту примету, а тут задумался: вдруг правда?

А Ипат, оглядевшись по сторонам сквозь прозрачные стенки корабля, сразу заявил, что ему тут не нравится.

– Ха, не нравится ему! – высказалась Семирамида. – Можно подумать, мне нравится! Чует мое сердце, зря мы сюда сели, вот что я вам скажу.

– Почему зря? – спросил Ной.

– А вот увидишь.

Ной начал задавать ей вопросы с этакой подковырочкой, и все мы вообразили, что сейчас Семирамида взорвется и завизжит на всю Альгамбру, ан не тут-то было. Она не захотела разговаривать с Ноем, да и с нами тоже. Мол, я сказала, все слышали, а дальше поступайте как знаете, мое дело сторона. Мол, спорить мне с вами лень, бестолочи вы, а были бы чуток поумнее, так взлетели бы прямо сейчас, да и умотали от этой Альгамбры как можно дальше…

Ной поковырял в ухе, скорее по привычке, потому что Семирамида все-таки не разоралась, помолчал, да и спросил, только уже не Семирамиду, а Ипата:

– Радуешься вербовке Хатона, да?

Ипат помедлил и глаз прищурил, соображая, где тут подвох (растет наш командир!), не сообразил и согласился: да, мол, радуюсь. А чего ж не радоваться?

– Один фермер, – говорит Ной и выразительно смотрит на Ипата, – решил разводить кенгуроликов, ну вот как ты. Только денег у него не было. Тогда он продал свой луг и накупил молодняка. Первым делом этот молодняк сожрал все, что росло у фермера в огороде, а потом стал шарить по наделам соседей. Тем это не шибко понравилось. Кто-то пристрелил кенгуролика-другого, чтобы посевы не портили, кто-то просто загнал скотину в свой загон и не отдает. Пошел фермер в суд, а там ему: сам виноват, и никто тебе кенгуроликов возвращать не обязан, это компенсация за потравы, вот и радуйся, что твои соседи сочли такую компенсацию достаточной…

– Ну и правильно! – перебил Ипат. – Луг-то он зачем продал? Чем кормить скотину думал? Дурак просто. Где только такие водятся…

– На «Топинамбуре», – объявил Ной и выразительно обвел нас взглядом. Тут Семирамида начала багроветь, и Ной торопливо добавил: – Пояснить?

– Ну поясни, – прогудел Ипат, тоже не шибко довольный.

Стыдно признаться, но я тоже пока ничего не понимал.

– Паутина с Хатона – материал уникальный, так? – Мы в ответ дружно кивнули. – Нигде, кроме Хатона, такого не делают, не умеют. Пока. Ну? – Тут Ной посмотрел на меня. – Долго ли такое будет продолжаться?

Ой…

Меня как пыльным мешком по голове ударили. Кто-то от этого, может, и тупеет, а у меня, наоборот, в голове прояснилось. «Топинамбур»! Он же это запросто! Дай ему поглотить и повертеть внутри себя любую штуковину, если она неживая, – и он в два счета наделает столько таких штуковин, сколько ему прикажешь, если только не забывать кормить его и заряжать время от времени каким-нибудь излучением, да хоть светом… Прав Ной! Никто его правде не рад, а только правда – она и есть правда.

Кто угодно, у кого есть биозвездолет, запросто сможет фабриковать хатонскую паутину и делать из нее что угодно, хоть веревки, хоть пряжу!

Одно только в нашу пользу: «Топинамбур» говорил, что копирование хатонских веревок для него процесс возможный, но энергетически невыгодный. Да так-то оно так, но что такое наш «Топинамбур»? Пока мы сидели на Зяби, он был для меня чудом и умел делать все, что ни попросишь, а только с тех пор я понял: наш корабль, хоть он и умница, – обычная дешевая модель. Бывают в империи и лучшие корабли, бывают и особые квазибиотехнологии…

Ну и где, спрашивается, мы будем сбывать хатонские нитки-веревки и всякую там пряжу, если каждый, кто имеет доступ к дорогому биозвездолету или еще к какой-нибудь умной биоштуковине, сможет наделать сколько угодно этого добра, коли получит образец? Ответ понятен: только в отсталых мирах. Дельцам из богатых миров будет достаточно купить или стянуть у нас одну-единственную нить, и можно горя не знать. Горе будет у нас.

– А эти альгамбрийцы, – спрашиваю, – или альгамбряне, как их там… в космос летают?

– О! – говорит Ной. – Один сообразил. Летают, но на железках. Не владеют квазибиотехнологией.

И смотрит победно: мол, не я ли советовал вам лететь на Альгамбру? Да понял я уже, понял!

Ипат – нет. Ну, Ной объяснил ему и женщинам, в чем тут подвох, и все мы здорово загрустили. Потом Ной и говорит: не все так плохо. Во-первых, наладим сеть сбыта, а начнем с Альгамбры. Во-вторых, еще на Новом Тринидаде Ной, оказывается, зарегистрировал наш товар в Торговой палате и даже имперскую пошлину уплатил. Теперь всякий, кто захочет мимо нас торговать хатонскими нитками-веревками-тканями, должен будет платить комиссионные в пользу Зяби. Понятно?

– Видела я тех торговцев, что прилетают к нам на Зябь, – скривилась Семирамида. – Эти точно платить не станут.

– И такие, как Ларсен, тоже, – добавил Ипат, подумав. – Но все равно. Законопослушных торговцев в империи тоже немало. Ной, ты это… ты… молодец!

Трудно далось ему последнее слово, просто силой его из себя вытянул, даже жилы на висках вздулись. Однако справился.

Тут я ему слегка подпортил настроение.

– Значит, комиссионные в пользу Зяби? – спрашиваю я Ноя этак невинно. – А в твою – тоже?

Тот, конечно, оскорбился и руками замахал: почему это, мол, в мою, да за кого вы меня принимаете и все в таком роде. Лучше бы он не говорил этих слов, потому что все наши принимали его за того, кто он есть, – ну, кроме, может быть, Илоны. Чтобы Ной упустил то, что само идет в карман? Ха-ха. Рассказывайте сказки дарианам, они поверят. Семирамида сейчас же подбоченилась и давай орать на Ноя: выкладывай, мол, а то хуже будет. Ну, тот помялся, поломался и начал сотрудничать со следствием:

– Ну чего набросилась? Ну да, и мне пойдет малый процент… Там в стандартном договоре есть специальный параграф насчет вознаграждения для физических лиц-посредников, а я кто, по-вашему? Не физическое лицо? Может, химическое или еще какое? Чего прицепились? Ни один из вас вообще не догадался насчет этого дела, так бы и пролетели мимо, как олухи. Кто, как не я, не дал обнулить выгоду Зяби от нашей второй вербовки? Ну то-то же!..

Закончил он с торжеством, и никто из нас не знал, что ему сказать. Ипат посопел, но и только, Семирамида еще немного покричала ни о чем и тоже затихла, ну а я и вовсе решил, что лучше уж помолчу. Словом, Ной вышел из спора победителем и если бы догадался изобразить обиду, то – зуб даю – Илона принялась бы его утешать. Тьфу на них на всех!

Ну да, ну да, любой из нас, кроме Ноя, первым делом поделился бы пришедшей ему в голову мыслью о регистрации с остальными и не стал бы действовать втихаря, а уж от специального вознаграждения либо отказался, либо разделил его на всех, да только Ной – это не мы. Уж каким его произвела природа, таков он и есть, а зачем природе надо было создавать такого, я и думать не стану.

Ну ладно, сидим, ждем, от нечего делать городом любуемся. В атмосфере прояснилось, и стало понятно, что это точно город, а не мираж. Я велел «Топинамбуру» приблизить изображение. Интересный с виду город: купола, колонны, арки, башенки какие-то сплошь в каменной резьбе, словом, любопытно и глазу приятно. Одно только не радовало: сколько мы ни вглядывались, а никакой торговой делегации, направляющейся к нам, не заметили. Значит, местный инспектор по делам внешней торговли ждет нас самих с визитом. Гордый, значит, а проще говоря – раздутый от спеси тип, сразу ясно. Просидели мы этак с час, посоветовались и решили идти в город.

– Далековато, – сморщилась Семирамида. – Чтобы я да потащилась в такую даль?

– И правда, – сказал Ипат. – Может, перелетим поближе?

– Ага, и местные примут это за агрессию, – подал голос Ной. – Мы сели там, где нам было указано. Так, Цезарь?

Я ответил, что так. Но можно приказать кораблю вырастить какой-нибудь самодвижущийся экипаж, ему это нетрудно, а материала вокруг сколько хочешь. Вряд ли местные власти всполошатся из-за лишней ямы в этой полупустыне.

– Вертоезд бы, – мечтательно проговорила Илона. – Давно я педали не крутила!

Кому что. А впрочем, песок вокруг корабля вроде слежавшийся, по такой почве вертоезд с широкими колесами как раз пройдет и не завязнет.

Я прислонился лбом к переборке, и «Топинамбур» в два счета сделал нам целых два вертоезда. Никто не захотел остаться в корабле, всех потянуло размять ноги. Само собой, напоследок я приказал «Топинамбуру» закрыться и до особого приказа не впускать в себя никого, кроме Ипата и меня, а всех прочих гнать от себя взашей так, как ему самому захочется, только, чур, без смертоубийств и отрывания конечностей.

И мы покатили.