Чего тут было не понять. Жулик есть жулик. Кто сызмальства убежден, что только так и стоит жить, того только могила исправит. Дариане для него вроде сметаны для кота. Кот один, а сметаны сколько хочешь. Коту – счастье, если только не лопнет с пережору.

Дариан было жалко. Ипат мне потом признался, что он и без того краснел от стыда, заключая договор с правительством Дара. Кто мы, а кто они? Им для нас, дорогих гостей, ничего не жаль, а мы получаемся вроде обманщиков. И без того как-то нехорошо на душе, а тут еще Ной Заноза с его чутьем на олухов, которых можно облапошить. А раз можно, значит и нужно. Что после этого дариане о нас подумают?

Тут я понял, что ничего плохого они о нас не подумают! Ну не умеют они думать о людях плохо, хоть кол им на голове теши. Ну ладно – а мы-то сами? На Семирамиду мне начхать, но вот мы с Ипатом – что мы-то сами о себе подумаем, а заодно и о Зяби?

Стыдоба, одно слово.

Ипат бы, наверное, пристал ко мне, чтобы я заставил «Топинамбур» соорудить какой-нибудь выпивки, да и напился бы в стельку от стыда, а я бы даже не возражал. Но только надо было что-то делать, чтобы Ипату захотелось всего лишь напиться, а не отравиться до смерти. Проще говоря, надо было найти Ноя и доставить его на борт.

– Где вы его потеряли? – спрашиваю.

Ипат сам не знал. Помнил только, что на переговорах Ной был, да что там был – он и вел эти переговоры, на банкете в честь подписания договора он тоже присутствовал и произносил такие тосты, что все кричали «ура», а вот потом… Ипат никак не мог вспомнить, был Ной рядом с ним во время фейерверка или нет, а когда я стал уговаривать его напрячь память, он начал рычать и назвал меня щенком и молокососом. Аж красными пятнами весь пошел. Ну понятно: он там не за Ноем следил, а таращился в небо на фейерверк, разиня. Вот и переживает теперь, на мне отыгрывается.

Дал я ему время успокоиться, а потом и говорю:

– Надо его найти.

– Ага, найти! Как ты его найдешь? Иди ищи…

– Нам вместе надо его искать.

Ипат опять стал браниться, но уже скисал. В смысле – стал мало-помалу прислушиваться ко мне. Я-то был прав, а он нет. Он подписывал договор с дарианами, его показывали по телевидению, и любой дарианин знает Ипата в лицо, а меня местные вообще не видели. Ему легче просить о помощи.

Все это я Ипату и выложил. Гляжу – доходит.

– Ну ладно… – пробурчал он, уже сдаваясь. – А Семирамиду куда? Здесь оставим?

Из душевой кабины доносились шум воды и пение. Ох, как мне не хотелось оставлять нашу сладкоголосую одну в звездолете! А брать с собой это сокровище на поиски Ноя – себе дороже. Мало того что пользы от нее никакой, так еще, чего доброго, закатит истерику или вцепится кому-нибудь в рожу – глядишь, местное правительство возьмет, да и аннулирует договор.

– Оставим, – согласился я, хорошенько почесав в затылке. – Взаперти. Она отсюда не выйдет. И в корабль никто не войдет, за это я ручаюсь.

– Почему это она не сможет выйти?

– Потому что я наложу запрет. Пилот – я, и корабль подчиняется мне.

– А я кто?! – возмутился Ипат. Ну совсем как ребенок, даром что здоровый мужик.

– А ты – наш командир и руководитель. – Я еще подумал чуток, пока он морщил лоб, собираясь ответить, и нашелся: – Ты видел когда-нибудь, как у нас на Зяби везут куда-нибудь на механической повозке какого-нибудь чина или, скажем, архистарейшину? Видел?

– Ну, видел…

– Так, по-твоему, архистарейшина сам управляет повозкой? У него на то водитель есть. Вот я и есть водитель, а ты – архистарейшина. Станет тебе архистарейшина рулить или, там, копаться в механизмах, ха!

Ипат насупился, но был заметно польщен.

– Я не архистарейшина…

– Это ты скромничаешь, – заявил я. – Ты больше, чем какой-то архистарейшина. От тебя, если хочешь знать, зависит в сто раз больше, чем от него.

– Я преступник…

– А одно другому не мешает.

– Как так не мешает?

– А так. Копни-ка каждого второго из наших чинов – они-то кто, по-твоему? Только ты попался, а они нет.

На том и порешили. Ипат все-таки велел мне сделать так, чтобы «Топинамбур» впускал и выпускал не только меня с теми, кого я хочу провести с собой, но и каждого из нас по отдельности. Я так и сделал, но добавил, чтобы Ноя без меня корабль не впускал ни за что, ни под каким предлогом, даже если его приведет Ипат. Да еще я разрешил кораблю крутить какие угодно местные телепередачи, чтобы Семирамида не скучала, а если ей захочется помузицировать – вырастить для ее забавы любой музыкальный инструмент, какой она захочет, и предложить те, каких нет у нас на Зяби. Пускай развлекается в этих пределах.

Семирамида было раскапризничалась, но, судя по всему, притворно. Ей понравился успех, которым она пользовалась на Даре. Хотя, по-моему, привези с другой планеты кота и ущеми ему хвост дверью – дариане и его пение вполне одобрили бы. Просто потому, что кот инопланетный. Да еще перед выходом я проверил, готов ли уже «Топинамбур» к первому почкованию, убедился, что готов, и велел начинать, только без спешки.

Да, я забыл сказать, что и сам взял у «Топинамбура» урок дарианского языка, пока сидел и ждал наших. После урока мне стало куда интереснее смотреть местное телевидение. А тот убивающий всякую заразу кисель, сквозь который нам с Ипатом пришлось продираться, чтобы выйти наружу, все-таки гадость. Во-первых, воняет не по-нашему, а во вторых, на ощупь липкий, как грязь. Я даже ощупал себя, оказавшись на площади. Думал, сам стану вроде липучки для мух, – однако нет, ничего такого. Неправильный кисель, не клейкий, но за это ему только спасибо.

Огляделся. Сто раз видел эту площадь, но одно дело видеть, и совсем другое – топтаться по ней. Выложена она плитами, не знаю из чего сделанными, красивыми на вид и чуть-чуть упругими. Вокруг, значит, дома стоят, если не считать всяких улиц и бульваров, впадающих в площадь со всех сторон, как каналы в озеро. Воздух хороший, дышать приятно, а только сразу чувствуется: не наш воздух, не зябианский. Лучше он нашего или хуже, я так и не понял, да особо и не старался, одно скажу: чужой.

Пешеходы идут – на нас смотрят и улыбаются. Одеты не по-нашему. Иные кивают нам прямо-таки ласково, но никто к нам не пристает и не останавливается поглазеть и пальцами не тычет, хоть мы для местных и диковина. Самобеглых повозок не видно – наверное, на этой площади быть им не разрешено. Мусора нигде нет, всюду чистота. Не очень-то это по мне, но я вот что решил: пусть местные живут как хотят, мне тут не жить. Отыщем Ноя, притащим его в корабль за шкирку, отпочкует корабль первого своего потомка – и отчалим. Нам еще четыре планеты вербовать.

Ипат потоптался, подышал у меня над ухом, да возьми и брякни:

– Куда пойдем?

Это он меня спрашивает! Ну чисто младенец, ей-ей. Ничего я ему не ответил, но на лице выразил. Гляжу – сердиться стал наш фермер.

– Я говорю, где тут полиция у этих клоунов?..

– У клонов, – поправил я. – Ты смотри не оговорись при них. Да и на что нам полиция?

– Как на что? Искать Ноя! Объясним им, кто он такой, полиция объявит розыск…

– Ага, объясним! Сами признаемся, что один из нас жулик. Выходит, Зябь послала на Дар отпетого мошенника! Какая вера нам после этого будет? И вообще местная полиция – это что-то вроде службы спасения. Зачем ей ловить жуликов, если на Даре их днем с огнем не сыщешь? У нее и навыка такого нет.

– А ты откуда знаешь?

– Кино ихнее смотрел.

Ипат задумался. Как обычно, ничего из этого не получилось.

– Что же делать? – спрашивает.

– Искать, – говорю. – Только забыть о полиции и вообще о всяких официальных рылах. Искать частным образом, понятно?

Он начал оглядываться, как будто мечтал вот прямо тут, на площади, обнаружить беглеца. Хотя, может, и мечтал, с него станется.

Так я и думал, что мне придется брать все в свои руки.

– Искать буду я, – говорю. – Ты при мне… ну, как представитель Зяби, что ли. Для солидности. Тебя местные знают. Только ради Девятого пророка – держи рот на замке! Говорить буду я. Идет?

Он послушно закивал, и я решил, что ладно, авось прорвемся. Как бы ни раздражал меня Ипат своей дубоватостью, Семирамида была во сто раз хуже. Этот хоть не станет визжать на весь город по поводу и без повода.

Визжать он, конечно, не стал, но спросил:

– Как же искать без полиции?

– Как твоих кенгуроликов. По следам. Что делает кенгуролик, когда сбежит?

– Как что? Траву жрет. – Ипат помрачнел. – Или не траву… если дорвется до чьего-нибудь огорода.

– А что будет делать Ной?

– Облапошит кого-нибудь, вот что!

– Правильно, – сказал я. – А как облапошивают людей? Не знаешь? Я тебя научу. Ищешь несчастных и делаешь их еще несчастнее.

– Это как? – заморгал Ипат.

Все ему приходилось объяснять, как маленькому. Я вздохнул.

– На Зяби есть несчастные?

Теперь вздохнул Ипат.

– Само собой… Я, например.

– Да тьфу на тебя и твоих кенгуроликов! Думай шире. Тут что главное? То, что у нас есть счастливые и несчастные. Если тебе не нравятся «счастливые», назови их «благополучными». Обжулить их тоже можно, но требует времени и сил. Они не станут за здорово живешь бросаться в сомнительные предприятия, у них и так все есть. В том числе здравый смысл. Несчастные – другое дело, их только помани – они на все пойдут и всему поверят, обирать их – одно удовольствие…

Вот это да! Вот это речь я сказал! Сам от себя не ожидал, однако Ипат не дал мне договорить.

– Не вижу в этом удовольствия, – заявил он.

– Ты не видишь, а Ной видит. Несчастные есть везде, где обитают люди, просто где-то их больше, а где-то меньше. На Даре, наверное, меньше. Но Ной их все равно найдет, если уже не нашел. Понятно?

Кажется, он понял. Прояснел лицом, а потом нахмурился и кулаки сжал. Попадись ему сейчас Ной – худо бы ему пришлось.

– С чего начнем? – спрашивает.

А я и сам еще не знаю. Думаю.

Вдруг вижу – катит через площадь этакая штуковина на трех колесах со спицами, два спереди, одно сзади, и сидит в седле над задним колесом этакое небесное златокудрое создание, ножками в брючках педали крутит. Ипат как увидел небесное создание, так и онемел, а я признал в механизме велосипед, только у нас на Зяби таких не делают. Ясно, что машина предназначена для троих, причем те двое, что сидят бок о бок впереди, тоже могут вертеть педали. Я такие механизмы здесь и раньше видел, на краю площади их целая стоянка, и никто ее не охраняет.

Ну, поравнялся, значит, механизм с нами, златокудрая нас увидела и давай улыбаться, и тут – бац! – лопнуло правое переднее колесо. Девушка сразу затормозила, сошла на землю, и нас обоих сразу потянуло туда – меня к механизму, Ипата к девушке. Я успел раньше.

– Нужна помощь?

Она очень мило улыбнулась.

– Если вас не затруднит, помогите дотолкать экипаж до стоянки.

У нее и голос был приятный. Ипат сразу впрягся и так погнал, что девушка едва успевала бежать рядом и подруливать. В полминуты мы оказались на месте. Златокудрая достала из притороченного к багажнику ящичка гаечный ключ, но тут уже я оказался на высоте: сказал, что мне хочется попробовать снять колесо самому (чистая правда) и что у нас на Зяби мне доводилось чинить в тысячу раз более сложные машины (вранье). Она отдала мне ключ, Ипат приподнял механизм, и я снял колесо. Как я и думал, ничего сложного в этом деле не оказалось. Златокудрая забрала колесо и сунула его в большой контейнер, что торчал на краю стоянки, а из другого контейнера достала новое колесо. Пока я ставил его на место, она щебетала о том, что вообще-то она отгонщица, а не механик, ее работа – отгонять обратно на стоянку велосипеды, оставленные там и сям теми, кто взял их во временное пользование, поэтому она все время колесит по городу, и для этого у нее есть специальный маленький велосипед, да вот он, лежит в багажнике, а механик, как видно, отлучился, и очень хорошо, что мы оказались рядом… Словом, она болтала, нисколько не смущаясь тем, что мы молчим: Ипат язык проглотил, а я крутил гайку и прикидывал, с чего начать разговор. Девушка была славная и уж точно не глухонемая, расспросить ее имело смысл.

Я так и не придумал подходящего начала и просто сказал:

– Меня зовут Цезарь. А это – Ипат, он у нас на Зяби кенгуроликов выращивает.

– Кенгуролики? – Она сразу заинтересовалась. – А это что такое?

– Такие животные. В давние времена у нас жили кролики и кенгуру. Уж какой скот переселенцы с Земли Изначальной к нам завезли, такой у нас и был. Потом их генетики скрестили, то есть, понятно, кенгуру с кроликами, а не с переселенцами…

Она прыснула.

– А зачем?

– На мясо.

– Ф-фу-у! – Девушка сморщила носик. – Неужели у вас не умеют выращивать искусственное мясо?

– Умеют, ну и что? Кенгуролики вкуснее. Ну и потом, их стригут еще… – Я хотел добавить, что и шкуры у них хорошие, однако решил, что лучше не надо.

– У нас не так, – заявила девушка. – Мы тут все потомки клонов, вы ведь знаете? И наши домашние животные тоже. Только мы их давно уже не убиваем, пусть живут. Поначалу на Дар были заброшены две автоматические фабрики клонирования, одна для людей, другая для животных… Ой, что это я! Я же не представилась! Как невежливо! Меня зовут Илона.

Ипат начал было через силу бубнить, что мы родом с Зяби, он командует экспедицией, а зовут его Ипат, но Илона весело рассмеялась.

– Это я уже знаю. Расскажите мне лучше о вашей планете. У меня есть немного времени.

Говоря это, она достала из открытого багажника свой маленький велосипед и прислонила его к колесу велоповозки. Я сделал Ипату знак молчать.

– Хорошая у нас планета, – говорю. – У вас, правда, тоже хорошая, мне нравится. Прямо так бы и остался тут жить.

Она расцвела. Все любят, когда их хвалят, и клоны с их потомками тоже.

А потом вздохнула:

– Теперь и от нас полетит кто-то к другим звездам… – И глаза такие мечтательные-мечтательные.

– Непременно, – говорю. – Как только наш корабль отпочкует потомка, так можно начинать готовиться. Бьюсь об заклад, ваше правительство уже решает, кого назначить в экипаж. Можешь и ты подать заявление. Вдруг возьмут?

Она покачала головой: не возьмут, мол, и мечтательность в ее глазах сменилась тоской. А я-то еще внушал Ипату, что несчастных на Даре меньше, чем у нас или вообще где бы то ни было! Когда твоя звезда торчит в «угольном мешке» вроде единственной свечки в темном подвале и даже в полдень выглядит красноватой от космической пыли, когда даже в самую ясную ночь на небе видны три, от силы четыре звезды и луны нет, даже маленькой-корявенькой, вроде огрызка, а натура у тебя романтическая, – тут затоскуешь о звездных безднах!

Я незаметно подмигнул Ипату, да и говорю:

– Можешь лететь с нами, если хочешь. Возьмем ее с собой, а, Ипат?

Она захлопала ресницами так, что, ей-ей, не вру, я ощутил ветерок.

– Как?!

– Это шутка, – говорю. – А может, и не совсем шутка. Потом об этом поговорим. Понимаешь, сейчас ты при всем нашем желании не можешь с нами лететь, а знаешь почему? Потому что не можем лететь мы.

Ипат, к счастью, все еще страдал параличом языка. Я принял скорбный вид, дождался еще одного «Как?!» и продолжил этак по-взрослому, с расстановочкой:

– Стыдно признаться, но… один из нашего экипажа сошел с ума. То ли космос на него так подействовал, то ли, прости, ваша планета, то ли еще что… Словом, он повредился в уме и сбежал, а мы его ищем. Не знаем только, с чего начать. Понимаешь, нам не хотелось бы примешивать сюда полицию и предавать дело огласке… ну, ты должна нас понять…

Она, конечно, сразу все поняла, как я и надеялся. А мне и правда было стыдно обманывать такую славную девушку, так что лицедействовать особо не пришлось, стыд получился на славу. Только тем себя и утешил, что Илоне от моего обмана хуже не будет.

– Несчастный… – пожалела Илона нашего «сумасшедшего». – Это тот, который брюнет? Худощавый такой, лицо узкое?

– Он самый. А ты откуда знаешь?

– По телевизору видела. Там еще женщина была, певица. Но ты сказал «он», а не «она», так что ясно, о ком речь.

Соображала она здорово, даром что красавица.

– Вот он и съехал с катушек, – сказал я. – Вообразил себя мошенником… ну, словом, таким типом, который без зазрения совести обманывает доверчивых людей себе на пользу. Понятно?

Рано я ее похвалил – ей было непонятно.

– Как так – себе на пользу? Только одному себе? Разве так бывает?

– Еще как бывает… То есть я хотел сказать, что на нашей планете такое сумасшествие иногда случается.

– Бедный… – сокрушенно покачала головой Илона, а я подумал, что ей бы следовало пожалеть кого-нибудь другого. Даже многих других. Наверняка уже сейчас Ноя нельзя назвать бедным. Тот еще фрукт. Пройдет совсем немного времени, и он станет очень даже богатым за счет туземных лохов.

– Короче, надо его изловить и вылечить, пока он тут не наделал дел, – твердо сказал я. – Только без шума. Если об этом станет известно, твои соплеменники могут подумать о нашей Зяби невесть что… Но мы тут чужие и ничего не знаем. Как бы нам… это… не наломать дров.

– Так вам подсказать, с чего начать поиски вашего товарища? – догадалась Илона. Мы усиленно закивали. – Тогда садитесь на вертоезд. Сейчас и начнем.

Вертоездом, как я понял, назывался тот самый веломобильчик, которому я только что менял колесо. Мы заняли пассажирские места и положили ноги на педали. Илона забросила свой крошечный велосипедик в багажник, затем порылась в кармане, достала монетку, бросила ее в притороченный к столбу ящик и уселась позади нас.

– Это что? – спрашиваю.

– Ты о чем?

– Что ты опустила в тот ящик?

– Как что? – удивилась она. – Деньги. Любой человек может взять вертоезд напрокат, но заплатить-то надо.

И ни слова о том, что платить-то, по идее, должны мы, а не она.

Вот так у них устроено. Ящик висит свободно, и никакого сторожа при нем нет, вертоезды тоже стоят свободно, бери да катайся. Накатался – бросай механизм где хочешь, Илона или кто другой непременно отыщет его и на стоянку вернет. Будь у нас на Зяби такие порядки, половина экипажей пропала бы навсегда в первый же час, да и ящик недолго провисел бы, я-то уж знаю.

– Спасибо за помощь, – говорю. – У нас ваших денег нет, но мы как-нибудь отдадим…

– Не стоит беспокоиться, – отмахнулась Илона. – Ну что, понеслись?

Я начал вертеть педали, заодно толкнув локтем Ипата, чтобы тот выпал наконец из столбняка, и мы поехали. Резво поехали, а пожалуй, что и помчались. Но когда проезжали мимо «Топинамбура», я возьми и крикни:

– Стой!

Хорошие тормоза у вертоезда, я чуть вперед не нырнул.

– Что такое? – пробасил Ипат.

– Одну минуту.

Когда звездолет по моему мысленному приказу сделал для меня все, что мне требовалось, я вернулся на свое место слева от Ипата и снова дал ему локтем под ребра, чтобы он не сидел дерево деревом. Честное слово, он так и сидел, и видно было: очень ему хочется оглянуться на Илону, однако боится. Ну ладно, это его дело. Нажали мы на педали, да так, что механизм тоненько загудел, а встречный ветер начал выжимать из глаз слезы. Силы у Ипата хоть отбавляй, и всю ее он вложил в кручение педалей. Почему вертоезд от такой нагрузки не развалился на полной скорости, я так и не понял – то ли кто-то там наверху услышал мои молитвы, то ли туземцы не дураки в механике. Ну, не важно. Четверти часа не прошло, как мы пронеслись через полгорода, хотя местная столица куда больше наших Пупырей. Остановились возле скромного на вид, но опрятного дома в окружении домов побольше.

– Нам сюда, – указала Илона на дом.

– А что там?

– Информаторий. В нем мой дядя работает.

Ну, дядя так дядя. Я от души понадеялся, что он не страдает болтливостью.