На следующий день, войдя в зал суда, Киа оглянулась на места, где уже привыкла видеть Тейта, Скока и Мейбл, да так и ахнула, увидев военную форму, кривую полуулыбку, шрам через все лицо. Джоди. Как же он узнал про суд? Наверно, из атлантской газеты. Киа отвернулась, ей было не по себе.

Прокурор поднялся.

– Ваша честь, с позволения суда, приглашаю миссис Сэм Эндрюс, свидетеля обвинения.

Раздался всеобщий вздох, когда на свидетельскую кафедру взошла Патти Лав, безутешная мать. И ее-то Киа представляла когда-то своей будущей свекровью – ну разве может быть что-то глупее! Патти Лав, облаченная в дорогие черные шелка, даже в столь мрачное место будто пришла покрасоваться. Горделивая осанка, изящная сумочка, прическа волосок к волоску, шляпка чуть набекрень, глаза скрыты черной вуалью. Не бывать босячке с болота ее невесткой.

– Миссис Эндрюс, знаю, как вам тяжело, поэтому долго вас мучить не буду. Правда ли, что ваш сын, Чез Эндрюс, носил на шее кожаный шнурок с ракушкой?

– Да, правда.

– И насколько часто он его носил?

– Постоянно. Не снимая. Последние четыре года я его без этой подвески ни разу не видела.

Эрик Честейн протянул миссис Эндрюс альбом в кожаном переплете:

– Узнаете эту вещь?

Прокурор раскрыл альбом так, чтобы увидели и присяжные. Киа смотрела в пол, потрясенная столь бесцеремонным вмешательством в свою жизнь.

Альбом она сделала для Чеза в первую пору знакомства. В счастье дарить подарки ей большую часть жизни было отказано – немногие представляют, каково это. Над альбомом она трудилась днями и ночами, а потом завернула его в коричневую бумагу, украсив сверток роскошными зелеными папоротниками и белоснежными гусиными перьями. И протянула Чезу, когда тот выпрыгнул из катера на берег лагуны.

– Что это?

– Это тебе, от меня, – улыбнулась Киа.

История их встреч в картинках. На первой странице – набросок тушью: она и Чез сидят, прислонившись к коряге, Чез играет на губной гармошке. На берегу блестят раковины, зеленеют болотные травы – их названия подписаны по-латыни рукою Киа. На другой странице – вихрь красок: катер Чеза скользит при луне по волнам. Дальше – любопытные дельфины облепили катер, а наверху, в облаках, витают слова негритянской песни. А вот Киа кружится в серебре: серебристые чайки, серебристый песок.

Чез, ошеломленный, переворачивал страницы. По одним рисункам он нежно пробегал пальцами, при виде других смеялся, но в основном молча кивал.

– Ничего подобного мне в жизни не дарили! – Он обнял ее. – Спасибо, Киа!

А потом они сидели на песке, завернувшись в одеяла, держались за руки и болтали.

Киа вспомнила, как радостно билось у нее сердце, ей и в голову не приходило тогда, что альбом попадет в чужие руки, тем более станет вещественным доказательством в деле об убийстве.

Когда Патти Лав отвечала на вопрос прокурора, Киа старалась на нее не смотреть.

– Здесь рисунки, что сделала для Чеза мисс Кларк. В подарок.

Патти Лав вспомнила, как нашла альбом под стопкой других, когда убирала у Чеза в комнате. Он явно прятал альбом от нее. Она села на кровать Чеза, открыла твердую обложку. А там, на первом же рисунке, – ее сын, прохлаждается возле коряги с той девкой. Болотой Девчонкой. Ее сын – с отребьем! Она так и задохнулась от гнева. Вдруг люди узнают? Ее трясло, бросало то в жар, то в холод.

– Миссис Эндрюс, объясните, пожалуйста, что изобразила на этом рисунке подсудимая, мисс Кларк.

– Здесь Чез и мисс Кларк на пожарной вышке.

По залу пробежал шепоток.

– И чем они заняты?

– Вот, видите – она передает ему подвеску из рук в руки.

“И с тех пор он ее носил не снимая, – думала Патти Лав. – Я была уверена, что у него от меня секретов нет. Думала, мы с ним ближе, чем матери с детьми в других семьях, так я себе внушала. Ничего-то я не знала”.

– То есть с его слов и по рисункам в альбоме вы знали, что ваш сын встречается с мисс Кларк и что подвеска – ее подарок?

– Да.

– Когда ваш сын двадцать девятого октября пришел к вам ужинать, была на нем подвеска?

– Да, и уходил он от нас в двенадцатом часу, и подвеска никуда не делась.

– А на следующий день, когда вы пришли в клинику на опознание, была ли подвеска на нем?

– Нет, не было.

– Как вы думаете, была у кого-то из друзей Чеза или у кого-либо еще, не считая мисс Кларк, причина снять с него подвеску?

– Нет.

– Возражаю, ваша честь, – поспешно сказал Том Милтон. – Показания с чужих слов. Домыслы. Свидетельница не может говорить от лица других.

– Принято. Господа присяжные, прошу не учитывать последний вопрос и ответ. – И, вытянув шею по-гусиному в сторону прокурора, судья сказал: – Осторожней, Эрик, ради всего святого, вы же профессионал!

Эрик Честейн как ни в чем не бывало продолжал:

– Хорошо, как свидетельствуют рисунки, подсудимая, мисс Кларк, поднималась с Чезом на пожарную вышку по крайней мере один раз; как известно, подвеску с ракушкой Чезу подарила она. И носил он ее постоянно, до самой смерти. После чего подвеска исчезла. Все верно?

– Да.

– Спасибо. Больше вопросов нет. Слово защите.

– Вопросов нет, – сказал адвокат.