В первых числах сентября, больше недели прошло после нападения Чеза, Киа бродила по пляжу. Ветер рвал у нее из рук письмо, и она прижимала его к груди. Редактор, с которым она работала, приглашал ее в Гринвилл, писал, что хочет с ней увидеться, хотя и понимает, что дом она покидает редко, обещал, что все расходы издательство возьмет на себя.

День стоял безоблачный и жаркий, и Киа отправилась на моторке к болоту. В конце узкой протоки, обогнув травянистый мыс, она увидела Тейта – тот, сидя на корточках у кромки широкой песчаной косы, брал пробы воды. Его экспедиционный катер, пришвартованный к бревну, перегородил протоку. Киа вцепилась в румпель. Опухоль на лице уже спала, но под глазом еще темнел уродливый синяк, лиловый с зеленцой. Киа всполошилась. Еще не хватало, чтобы Тейт увидел ее такой.

Но Тейт уже поднял голову, помахал:

– Причаливай, Киа! У меня новый микроскоп, хочу показать тебе.

Точно так же когда-то школьная инспекторша заманивала ее пирогом с курицей. Киа замедлила ход, но ничего не ответила.

– Давай сюда! Такого увеличения ты еще не видала! Даже псевдоподии у амеб можно разглядеть!

Киа ни разу в жизни не видела амебу. И, как всегда, рядом с Тейтом ей стало спокойно и уютно. Пряча от него разбитое лицо, она вытащила на песок лодку и побрела по мелководью к его катеру. Она была в белой футболке и обрезанных джинсах, с распущенными волосами. Тейт, уже стоя на корме, подал ей руку и помог забраться. Светло-бежевый катер сливался с красками болота; тиковая палуба, бронзовый штурвал – никогда еще Киа не видала такой роскоши.

– Пойдем, – сказал Тейт, спускаясь в рубку.

Киа окинула взглядом рабочий стол, камбуз, обставленный лучше, чем кухня у нее дома, и кают-компанию, превращенную в бортовую лабораторию, с микроскопами и пробирками в подставках. Все приборы блестели на солнце.

Тейт настроил самый большой микроскоп.

– Сейчас. – Он капнул на стекло болотной воды, прикрыл другим стеклышком, подкрутил окуляр. – Смотри.

Киа склонилась над микроскопом осторожно, будто над колыбелью. Блики от зеркальца отразились в глубине ее зрачков, и она затаила дыхание, увидев настоящий карнавал мелких созданий – немыслимых, причудливо украшенных, жаждущих жизни, словно не в капле воды, а под куполом цирка.

– Не знала, что их так много и что они такие прекрасные, – прошептала она, прижав руку к сердцу.

Тейт назвал несколько видов и отступил, глядя на Киа. “Она чувствует самую суть жизни, – подумал он, – ведь между нею и планетой нет преград”.

Он показал Киа другие препараты.

Киа сказала:

– Это все равно что впервые в жизни увидеть звезды.

– Кофе хочешь? – мягко спросил Тейт.

Киа подняла голову:

– Нет-нет, спасибо. – И попятилась в сторону камбуза, неуклюже, пряча за волосами подбитый глаз.

Тейт давно привык к настороженности Киа, но на этот раз держалась она особенно замкнуто и отчужденно, на него ни разу не взглянула.

– Не стесняйся, Киа, выпей кофе.

Тейт уже перебрался на камбуз, налил в кофеварку воды, и через минуту потекла ароматная струйка. Киа стояла у лестницы на палубу, и Тейт, протянув ей кружку, жестом предложил подняться. Он указал на мягкую скамью, но Киа осталась на корме. Подобно кошке, она всегда заботилась о пути для бегства. Сбоку от катера изгибалась белоснежная песчаная коса, затененная дубами.

– Киа… – начал Тейт и тут увидел синяк. – Что у тебя с лицом? – Тейт шагнул к ней, Киа отпрянула.

– Ерунда, в темноте наскочила на дверь.

По тому, как рука ее взлетела к щеке, Тейт понял: неправда. Ее ударили. Чез? Она по-прежнему с ним встречается, хоть он и женат? Тейт стиснул зубы. Киа поставила кружку на скамейку, явно намереваясь уйти.

Тейт подавил смятение.

– Ты уже начала новую книгу?

– Заканчиваю о грибах. Мой редактор в конце октября собирается в Гринвилл, хочет со мной встретиться там. Но я не знаю…

– Поезжай обязательно, тебе надо с ним познакомиться. Из Баркли туда каждый день ходят автобусы, дневной и ночной. Ехать недолго, час двадцать или около того.

– Я не знаю, где купить билет.

– Водитель подскажет. Просто приходи на остановку на Главной улице, он тебе поможет. Кажется, в лавке у Скока висит на стене расписание. – Тейт едва не проговорился, что много раз ездил тем самым автобусом из Чапел-Хилл, но вовремя одумался, решил не напоминать о тех днях, когда она ждала его на берегу.

Некоторое время они молча прихлебывали кофе, слушали, как попискивает в вышине пара ястребов.

Тейт хотел предложить Киа еще кофе, но побоялся спугнуть. Расспрашивал про книгу о грибах, рассказывал о простейших, которых изучал. Говорил и говорил, неважно о чем, лишь бы удержать ее подольше.

День клонился к закату, повеяло прохладой.

– Мне пора, – сказала Киа.

– А я вино хотел откупорить. Присоединишься?

– Нет, спасибо.

– Погоди минутку, не уходи. – Тейт спустился в камбуз и вернулся с пакетом хлебных крошек и остатков печенья. – Передай от меня привет чайкам.

– Спасибо.

Когда Киа шла к своей лодке, Тейт крикнул ей вслед:

– Киа, похолодало, может, возьмешь куртку?

– Нет, мне не холодно.

– Ну хоть голову прикрой!

Тейт бросил ей красную кепку. Киа поймала ее и кинула ему. На этот раз Тейт запустил кепку подальше, на берег, за отмель, Киа подобрала, со смехом залезла в лодку, завела мотор и, подплыв к катеру, швырнула кепку обратно. Тейт широко улыбнулся, Киа снова рассмеялась. Отсмеявшись, они посмотрели друг на друга, еще немного покидали друг другу кепку. Наконец Киа направила лодку прочь от катера.

– Нет, – бормотала она, – нельзя снова терять голову. Не хочу новой боли.

Тейт так и стоял на корме. И сжимал кулаки, думая, что кто-то поднял на нее руку.

Киа обогнула мыс и двинулась вдоль линии прибоя на юг. Этот путь пролегал мимо ее пляжа к протоке, ведущей сквозь плавни к хижине. Обычно на пляже она не задерживалась, а пробиралась через лабиринт ручейков к своей лагуне, а оттуда – пешком.

Но ее заметили чайки и слетелись к лодке. Рыжик примостился на носу, мотнул головой. Киа засмеялась: “Ладно уж, твоя взяла”. Вспарывая волны, повернула она к берегу и, спрятав лодку в зарослях морского овса, встала у кромки воды и начала бросать крошки, что дал ей Тейт.

На закате, когда волны подернулись розовым и золотым, Киа села на песок, и чайки окружили ее. Вдруг послышался звук мотора, в море показался Чезов катер. Лодка была надежно спрятана, но сама Киа была на виду, посреди пляжа. Она распласталась на песке, повернув голову, чтобы наблюдать за судном. Чез стоял за штурвалом – хищная улыбка, волосы треплет ветер. Не заметив ее, он свернул в протоку, что вела к хижине.

Едва он скрылся из виду, Киа приподнялась. Если бы она не остановилась покормить чаек, он застал бы ее дома. Па вечно повторял: последнее слово должно оставаться за мужчиной. Киа повалила Чеза на землю, да еще на глазах у двух старых рыбаков. Как сказал бы Па, ее следовало поставить на место.

Скоро Чез убедится, что в хижине ее нет, и вернется к пляжу. Киа кинулась к лодке, завела мотор и повернула назад, к Тейту. Нет, жаловаться ему на Чеза она не станет – стыд перевешивал любые доводы рассудка. Киа замедлила ход и, покачиваясь на волнах, смотрела, как заходит солнце. Надо переждать, убедиться, что Чез уплыл. Если она не увидит, как он возвращается, то и не узнает, что опасность миновала.

Киа зашла в протоку, страшась на него наткнуться в любую минуту. Приглушив мотор, чтобы не прозевать его катер, свернула в тихую заводь, над которой нависали деревья и кусты. Продвинулась задним ходом поглубже в заросли, раздвигая ветви, и наконец листва и сумерки скрыли ее.

Тяжело дыша, Киа прислушивалась. Вскоре вечернюю тишину прорезал знакомый скрежет двигателя. Киа пригнулась и тут же встревожилась, что из зарослей торчит нос ее лодки. Рев нарастал, и спустя секунды Чезов катер пронесся мимо. Выждав полчаса в темноте, Киа при свете звезд поплыла домой.

Свою постель она вынесла на берег и устроилась рядом с чайками. Те, будто не замечая ее, расправляли крылья, чистили перья, а потом застыли на песке пуховыми комочками. Они тихонько ворковали, пряча головы под крыло, и Киа подобралась к ним поближе. Но даже под тихое курлыканье и шелест крыльев ей не спалось. Почти всю ночь она ворочалась и вскакивала, каждый шорох принимая за звук шагов.

На рассвете поднялась волна, порывистый ветер обжег ей щеки. Киа села. Вокруг прохаживались чайки, расправляли крылья, рылись в песке. Рыжик выпучил глаза, изогнул шею, будто нашел у себя под крылом что-то интересное, и при иных обстоятельствах Киа рассмеялась бы. Но сейчас даже птицы ее не радовали.

Чез не оставит ее в покое. Одно дело жить в одиночестве, но жить в постоянном страхе – это совсем другое.

Киа представила, как шаг за шагом входит в пенное море, погружается в спокойную глубину, где уже нет волн; как колышутся под водой пряди ее волос, будто в бирюзовое море плеснули черной краски; как ее длинные пальцы тянутся к серебристой поверхности. Мечты об освобождении, пусть даже через смерть, всегда ведут к свету. Покой мерцает впереди, до него рукой подать. И вот ее тело идет ко дну, обретает покой в темных глубинах. Вдали от опасностей.