Киа – девятнадцать лет, длинные ноги, огромные глаза – сидела на пляже Пойнт-Бич, глядя, как пятятся крабы, зарываются во влажный песок. Услышав с южной стороны голоса, она мгновенно вскочила. К ней приближалась, подбрасывая мяч, та самая компания, давно знакомая ей издали, – теперь им уже по двадцать с небольшим. В страхе, что ее увидят, Киа устремилась к деревьям, поднимая клубы песка, и притаилась за толстым стволом дуба, сознавая, что выглядит по меньшей мере странно.

Опять та же история, думала Киа, они смеются, а я прячусь в норку, как песчаный краб. Дитя природы стыдится собственных повадок.

Белобрысая-долговязая, Конопатая-с-хвостиком, Вечно-в-жемчугах и Пухлая-щекастая резвились, хохотали, шагали в обнимку. В свои редкие вылазки в город Киа не раз слышала их насмешки: “Болотная Девчонка донашивает обноски черномазых, меняет мидий на кукурузную крупу, чтоб с голоду не подохнуть”.

Надо отдать им должное, их дружба за эти годы не разрушилась. Достойно уважения. Смеются, дурачатся, но, как говорит Мейбл, друг за дружку горой. “Без подруг, деточка, нельзя, подруги – это навсегда. И никаких клятв тут не нужно. Нет в мире места теплей и надежней стайки подруг”.

Хохоча, они брызгались водой, и, наблюдая за ними, невольно рассмеялась и Киа. С визгом девушки бросились в набежавшую волну, а выйдя на берег, снова обнялись, и улыбка слиняла с лица Киа.

Их смех подчеркивал тишину, в которой она жила. Их сплоченность оттеняла ее одиночество, но о том, чтобы выйти из-за дерева, не могло быть и речи, ведь для них она голь болотная.

Киа невольно залюбовалась самым рослым из ребят. В шортах защитного цвета, без рубашки, он чеканил мяч. Киа смотрела, как играют мускулы под его загорелой кожей. Она знала его имя, Чез Эндрюс, и с тех пор, как он чуть не сбил ее на велосипеде, она не раз видела его с друзьями – то на пляже, то в кафе за молочными коктейлями, то на заправке у Скока.

Когда они поравнялись с ней, Киа уже смотрела только на него. Если кто-то подавал мяч, он бросался за ним, взметая босыми ногами раскаленный песок, так он и оказался совсем рядом с дубом. Занеся руку с мячом, он вдруг оглянулся и встретился глазами с Киа. Подав мяч, снова повернул голову, задержал на Киа взгляд. Волосы у него были черные, как у нее, а глаза светло-голубые, лицо чеканное, очень красивое. По губам скользнула легкая улыбка, он отвернулся и направился к друзьям – уверенный шаг, развернутые плечи.

Но он ее видел. Глядел ей в глаза. Киа бросило в жар, дыхание перехватило.

Компания удалялась вдоль берега, а Киа смотрела на них – точнее, на него. Желание боролось с рассудком. Она следила за Чезом Эндрюсом, и к нему ее влекло тело, но не сердце.

Назавтра она вернулась – опять во время прилива, только в другой час, – но пляж был пуст, лишь кулики попискивали да семенили по мелководью крабы.

Киа решила обходить пляж стороной, держаться ближе к болоту, искать птичьи гнезда и перья. Жизнь научила ее гасить любые чувства, не давать им разгореться всерьез.

Но у одиночества свой компас. И на другой день она вернулась на пляж, надеясь увидеть Чеза. И на третий тоже.

Как-то под вечер, так и не дождавшись Чеза Эндрюса, Киа выходит из хижины, ложится на узкой песчаной косе, омытой волной. Устраивается на мокром песке, раскидывает руки и ноги. Закрыв глаза, перекатывается на бок, к морю поближе. На влажном песке остаются вмятины от ее рук и бедер, поблескивают и тускнеют. Подкатившись к самой кромке воды, она чувствует кожей, как рядом бурлит океан, и внутри возникает вопрос: когда коснется меня волна? Где она меня коснется?

Набегают на песок пенные волны, будто тянутся к ней. Трепеща в ожидании, она дышит всей грудью. И не спеша подбирается к воде. Едва не ткнувшись лицом в песок, приподнимает голову, вдыхает соленый, прогретый солнцем воздух. Я близко, совсем близко. Волна уже здесь. Когда же мы встретимся?

Жар нарастает внутри. Песок под ней влажный, все слышней рокот прибоя. Киа замедляет движение, ждет, когда ее лизнет океан. Скоро, скоро. Она заранее предвкушает.

Так и тянет приоткрыть глаза, посмотреть, долго ли еще. Но Киа терпит, жмурится крепче и сквозь полуприкрытые веки видит лишь кусочек солнца.

Вдруг она ахает – волна подталкивает ее, лижет ноги, омывает спину, затекает под голову, и волосы полощутся в воде чернильными струйками. Киа бросается навстречу волне, несущей осколки раковин, и океан заключает ее в объятия, прижимает к могучей груди. Не одна.

Сев на песок, Киа открывает глаза – вокруг пенится океан, плетет мягкую белую вязь, всегда изменчивую.

С того дня как Чез встретился с ней взглядом, прошла неделя, Киа успела побывать у Скока дважды, втайне от себя самой надеясь встретить там Чеза. Ее заметили – и упрочилась связь между нею и людьми. И вот она расспрашивает Скока: “Как там Мейбл? А внучата ваши дома?” – как в старые добрые дни. Скок заметил в ней перемену, но из деликатности ничего не сказал. “Да, четверо у нас гостят. Верещат на весь дом, сладу с ними нету”.

Но несколько дней спустя, когда Киа поутру причалила к заправке, Скока она не застала. Бурые пеликаны, сидевшие на сваях, будто охраняли причал. Киа улыбнулась, глядя на них.

Чья-то рука опустилась ей на плечо, и Киа вздрогнула.

– Привет!

Она оглянулась – за ее спиной стоял Чез. Улыбка сбежала с ее лица.

– Я Чез Эндрюс. – Глаза его, льдисто-голубые, смотрели в упор. Он бесцеремонно ее разглядывал.

Киа молчала, переминалась с ноги на ногу.

– Я тебя вижу иногда. То тут, то там, на болоте. Тебя как зовут? – Он и не надеялся на ответ, ходили слухи, будто она немая или изъясняется по-звериному. Будь он робкого десятка, просто взял бы и ушел.

– Киа. – Видно, он забыл тот случай с велосипедом, для него она всего лишь Болотная Девчонка, у которой нет имени.

– Киа… редкое имя. Зато красивое. Хочешь, съездим на пикник? В воскресенье, на моем катере?

Киа глядела в сторону, гадая, что стоит за его словами, но так и не поняла, к чему он клонит. Главное, вот случай с кем-то сблизиться.

Наконец она ответила:

– Хорошо.

Он назначил ей встречу в полдень, на дубовом мысу к северу от Пойнт-Бич. А потом вернулся на свой катер, сине-белый, блестящий, и умчался прочь.

Киа оглянулась на звук шагов. К причалу спешил Скок.

– С добрым утром, мисс Киа! Вы уж простите, я тут ящики таскал. Лодку заправить?

Киа кивнула.

На полпути до дома она заглушила мотор и качалась в лодке на волнах, не теряя из виду берег. Подложив под спину старый рюкзак и глядя в небо, она по давней привычке читала вслух стихи. Одно из ее любимых – “Морская лихорадка” Джона Мейсфилда:

Вспомнились ей и строки другого поэта, менее известного, Аманды Гамильтон, – ее стихи она прочла в местной газете, купленной в “Пигли-Вигли”:

Эти строки напомнили ей о Тейте, и она задохнулась от обиды. Присмотрел кого-то получше – и только его и видели. Даже попрощаться не пришел.

Киа не знала, что Тейт приходил ее повидать.

За день до его отъезда домой на Четвертое июля доктор Блум, профессор, предложивший ему работу, зашел в лабораторию протозоологии и пригласил его на выходные в экспедицию с группой известных орнитологов.

– Вижу, вы интересуетесь орнитологией, вот и спрашиваю, хотели бы вы поехать? Я могу взять только одного студента и подумал о вас.

– Да, конечно, я поеду.

Оставшись один среди лабораторных столов и микроскопов, Тейт думал под гул автоклава, почему сразу уступил, почему так старался произвести на профессора впечатление. Из гордости, что его заметили, выбрали из всех студентов?

Новая возможность съездить домой, всего на одну ночь, представилась лишь через пятнадцать дней. Он рвался извиниться перед Киа, но когда она узнает о приглашении доктора Блума, то все поймет.

Он сбавил газ и свернул в протоку, где на бревнах, поблескивая панцирями, грелись на солнце черепахи. Почти на полпути он заметил ее лодку, спрятанную в зарослях высокой спартины. Тейт замедлил ход и впереди, на широкой песчаной косе, увидел Киа – стоя на коленях, она завороженно следила за маленьким крабом.

Припав к земле, она не видела Тейта, не слышала гула мотора. Бесшумно направил он лодку в тростники, подальше от ее глаз. Он давно знал, что Киа подглядывает иногда за ним, – теперь и он будет подглядывать.

Босая, в обрезанных джинсах и белой футболке, Киа выпрямилась, потянулась, выставив обнаженную полоску живота. Затем снова опустилась на колени, зачерпнула пригоршню песка, пропустила сквозь пальцы и засмотрелась на живность, что осталась в ладони. Тейт улыбнулся: юный биолог – сосредоточилась, забыв обо всем! Он представил Киа в экспедиции, среди ученых, – наверняка держалась бы особняком, зато первой замечала бы и определяла птиц. Робко, вполголоса перечислила бы все виды растений, из которых сплетено каждое гнездо, определила бы по цвету концевых перьев, сколько дней самочке-слетку. Жемчужины, которых не встретишь ни в одном справочнике, неизвестные даже маститым экологам. Мелочи, что составляют основу жизни. Самое главное.

Тейт вздрогнул от неожиданности – Киа вскочила, подняв облако песка, и устремила взгляд вверх по течению. Тейт расслышал едва различимый гул подвесного мотора – должно быть, рыбак или болотный житель направляется в город. Знакомый мирный звук, будто голуби воркуют. Но Киа схватила рюкзак, в несколько прыжков пересекла песчаную косу и забилась в высокую траву, опустилась на корточки. Поглядывая, не видать ли лодки, заковыляла к своей моторке по-утиному, задирая колени чуть ли не к подбородку. Когда она поравнялась с Тейтом, он увидел ее глаза, дикие, безумные. Добравшись до своей лодки, Киа притаилась у борта, пригнув голову.

Рыбак – добродушного вида старик в шляпе – проплыл мимо и, не заметив ни Киа, ни Тейта, скрылся за поворотом. Но Киа все прислушивалась, не шевелясь, пока не стих рокот мотора, и только потом выпрямилась, вытерла лоб. И долго еще глядела в том направлении, где скрылась лодка, – так лань вглядывается в чащу, где исчезла пантера.

Тейт догадывался, что она живет в страхе, но впервые со времен игры в перья он увидел ее страх воочию. Это было странно, дико, мучительно.

В университете он провел меньше двух месяцев, но уже с головой окунулся в мир, о котором мечтал, – изучает совершенную структуру двойной спирали ДНК, будто взбирается по винтовой лестнице, виток за витком, под сияющие своды собора. Теперь он понимал, что жизнь держится на тончайшем замысловатом коде, впечатанном в хрупкие органические элементы, – среде достаточно лишь чуточку измениться, стать немного теплее или холоднее, и они погибнут. Он вплотную приблизился к миру великих вопросов, его окружают люди, жаждущие, как и он, найти ответы, он на пути к осуществлению мечты – стать биологом, основать свою лабораторию, работать с другими учеными.

Дух Киа вполне мог бы обрести себя в этой среде, но сама она – нет. Стоя в зарослях спартины, Тейт размышлял над выбором: Киа или остальной мир.

– Киа, Киа, не могу, я просто не могу, – прошептал он. – Прости.

Когда Киа скрылась, он сел в лодку и повернул назад, в открытое море, кляня себя за трусость: он даже не попрощался.