Книга: Правда истории или мифология?
Назад: Искажённые страницы истории
Дальше: II

I

Если говорить об исторической памяти в России о прошедшем XX веке, то нет никаких сомнений в том, что ключевым её событием является память о Великой Отечественной войне, а не об Октябрьской революции 1917 года, как это считалось ещё несколько десятилетий назад. Именно поэтому восприятие войны до сих пор является той точкой, вокруг которой выстраивается историческая политика: не утихает борьба «за» и «против» мифотворчества, за старую или новую идентичность, за принятие или непринятие советского прошлого, за отношение к Сталину, к старому советскому и новому постсоветскому патриотизму.
В силу этих причин, в последние десятилетия тема Великой Отечественной войны стала полем неимоверно острых споров и дискуссий представителей разных политических партий, исторических школ и направлений. Если попытаться дать чисто субъективную оценку состояния современных исторических исследований на эту тему, то можно констатировать, что сегодня, по сути, идёт непримиримая война, с одной стороны, между большой группой учёных и публицистов, которые по-прежнему идеологизируют и мифологизируют эту проблематику, продолжая популяризировать сомнительные стереотипы сталинской историографии, а с другой – сторонниками так называемых ревизионистских взглядов на большинство исторических событий того периода. Между этими диаметрально противоположными течениями самостоятельно развивается ещё одна группа относительно молодых учёных и публицистов, способных мыслить незаангажировано, но вынужденных при освещении основных событий Великой Отечественной войны маневрировать между старыми и новыми подходами.
Не вдаваясь в анализ каждого из вышеперечисленных направлений современной историографии о Великой Отечественной войне, можно со значительной долей уверенности утверждать, что подобный разброс мнений является, с одной стороны, результатом сокрытия на протяжении многих десятилетий политическим руководством СССР, а затем и России всей правды о тех далёких годах нашей истории, а с другой – следствием несколько большей открытости российских архивов, позволившей ввести в научный оборот новые, ранее не известные архивные документы.
Некоторые исследователи утверждают, что за последние три десятилетия в общественном сознании восприятие темы войны менялось как минимум трижды. С началом перестройки в СССР происходило довольно интенсивное отторжение от официальной картины войны, поскольку основной пафос времени – это стремление узнать, наконец-то, скрывавшуюся все предшедствующие десятилетия, правду о преступлениях сталинского режима. В этот период были опубликованы секретные протоколы к советско-германскому пакту о ненападении, свидетельства о расстреле пленных польских офицеров в Катыни, приказы органов государственной безопасности, проводивших репрессии, расстрельные списки на десятки тысяч человек, подписанные самим Сталиным, и многое другое. Также стало возможным сказать о Великой Отечественной войне то, что до сих пор не пропускала цензура – об огромных потерях не только на фронте, но и в тылу, об ответственности за это сталинского руководства, о репрессиях во время войны в армии, о штрафных ротах и батальонах, о заградотрядах и сталинском знаменитом приказе от 28 июля 1942 года №227.
С распадом СССР и возникновением на постсоветском пространстве новых независимых государств, а также начавшихся демократических преобразованиях в бывших странах социалистического лагеря, в центре дискуссий стало то, что до сих пор нельзя было высказать вслух: что советская армия смогла ценой огромных потерь избавить народы Восточной Европы от нацизма, но не принесла и не могла принести им свободу. В этих условиях совсем в ином свете представал и традиционный образ советского солдата-освободителя. В тот период, казалось, что это только начало широкого пересмотра советского прошлого, что это повлечёт за собой ещё более глубинные изменения в коллективной памяти и исторической политике.
Однако, к середине 90-х, всё более заметным явлением общественного сознания становится ностальгия по советской эпохе. Причины этой ностальгии были разными, но главным было сильнейшее недовольство распадом СССР, экономическими и социальными последствиями реформ, очень тяжело ударившими по населению. К тому же, начатая в 1995 году и затянувшаяся на многие годы, кровавая и бесмысленная чеченская война вызвала к жизни не только риторику и лексику сталинской эпохи, вдруг зазвучавшую в военных репортажах, но и тоску по методам Сталина, который смог быстро справиться в 1944 году с непокорными чеченцами, департировав весь народ. Да и власть, становясь всё более популистской, озабоченная поисками «собственного» пути, и, главное, национальной идеи, и таким образом консенсуса в раздираемом непримеримыми противоречиями обществе, всё активнее обращается к советским символам, главным из которых стал образ Победы.
После ухода Ельцина с поста президента, с началом 2000-х годов эта тенденция только усиливалась. Тем более, что власть, уже практически полностью отказавшись от идеи демократии, интенсивно меняла векторы, рисуя, как прообраз будущего, сильную державу с элементами авторитаризма. Выстраивалась прямая линия российской истории: от царской империи с «православием, самодержавием и народностью», через созданную Сталиным мощную советскую державу, прямо к новой России. Главной же точкой консенсуса для народов страны должен стать новый патриотизм, выражающийся в гордости за прошлое, настоящее и будущее России. В этот период начинается идеологическая работа над созданием нового позитивного образа российского прошлого. Учитывая то, что успехи сталинской модернизации были связаны с огромными человеческими потерями и террором, которые отрицать было невозможно, в этот период как главное позитивное событие в российской истории XX века выдвигается победа в Великой Отечественной войне. При такой концепции, естественным образом, возникает фигура Сталина, который в сознании большинства населения прочно связан с победой в войне.
Всё это вылилось в то, что память о войне вновь стала разменной монетой официальной пропаганды, а «архивная революция» сменилась повторным засекречиванием ряда документов, часть из которых, к тому моменту уже были опубликованы. К этому времени также относится ошибочное, по моему твёрдому убеждению, решение руководства страны о создании комиссии по противодействию попыткам фальсификации истории в ущерб интересам России. На этой волне активизировались историки и публицисты, полностью или частично оправдывающие как внутреннюю, так и внешнюю политику сталинского руководства накануне и в годы войны. На полки книжных магазинов хлынул огромный поток книг, авторы которых настойчиво пытаются убедить читателей в том, что история Великой Отечественной войны, написанная в 50—70-е годы прошлого века, – самая правдивая, а всё, что идёт вразрез с ней – козни внутренних и внешних врагов России.
Но даже на их фоне явным диссонансом выглядит позиция тех исследователей, которые пытаются реабилитировать не только Сталина и его политику в 30—50-х годах прошлого столетия, но и его ближайшего сподвижника – Наркома внутренних дел СССР Л.П.Берии. За последнее десятилетие огромными тиражами изданы книги известных историков и публицистов Ю. Мухина «Убийство Сталина и Берии», А. Мартиросяна «Неизвестный Берия», «Сто мифов о Берии», С. Кремлева «Берия. Лучший менеджер XX века», трёхтомник «Лаврентий Берия. Личный дневник» и ряд других, в которых руководитель НКВД в 40—50-е годы предстаёт перед читателями мудрым государственным деятелем и крупным советским военачальником.
Чтобы убедить читателей в своей правоте, авторы указанных работ то и дело обращаются к героической истории пограничных войск накануне и в годы Великой Отечественной войны, приписывая Л.П.Берии все мыслимые и немыслимые заслуги в деле их строительства и повышения боевой готовности незадолго до начала войны. Утверждается, что при Л.П.Берии один пограничник в бою стоил 7 – 10 солдат Красной армии и 3—4 солдата вермахта, что практически никто из них в плен не сдавался, а за первые два дня войны пограничники уничтожили более 100 тысяч солдат и офицеров и одну танковую дивизию вермахта. На основании этого делается вывод о том, что уже в первые недели войны пограничные войска НКВД сыграли не оперативно-тактическую, а стратегическую роль в войне с Германией и её союзниками.
Но, как говорится, во всяком деле надо и меру знать. То, что Л.П.Берия был неглупым человеком и хорошим организатором, никто не отрицает. Но при этом не стоит забывать, что на его совести кровь сотен тысяч замученных и расстрелянных невинных людей. Очень убедительно все преступные деяния Л.П.Берии против собственной страны показаны в сборнике документов «Политбюро и дело Берии», вышедшем в издательстве «Кучково поле» в 2012 году, в котором на основе архивных документов очень подробно освещается подготовка и проведение процесса над ним и его окружением. Перед читателями в показаниях известных в стране людей, а также его ближайших соратников, предстаёт человек без чести и совести, готовый ради своей карьеры и политических амбиций идти на любые преступления. И после этого «лепить» из него образ русского государственника, спасителя страны в годы войны и крупного реформатора в послевоенное время – верх цинизма. Нередко для достижения этих целей некоторые историки прибегают к грубой фальсификации, а свои собственные догадки и версии подают как неопровержимые исторические факты.
Вот один из таких примеров. Как уже ранее отмечалось, в 2011—2012 годах увидел свет трёхтомник «Лаврентий Берия. Личный дневник». Концептуально и структурно первые два тома дневника, которые охватывают период 1937—1945 гг., выдержаны в духе официальной советской историографии об основных событиях предвоенной поры и в годы Великой Отечественной войны. Немало лестных слов в «дневнике Берии» и в комментариях С. Кремлёва – публикатора дневника, сказано в адрес пограничных войск НКВД СССР. Делается это, как правило, для того, чтобы подтвердить гениальность и особые заслуги перед народами СССР руководителя Наркомата внутренних дел. Читать этот труд интересно, но у меня лично сложилось впечатление, что это хорошо состряпанная фальшивка и не более того.
Свои сомнения в подлинности так называемых дневников Берии продемонстрирую на некоторых конкретных записях, относящихся к деятельности только пограничных войск в годы Великой Отечественной войны. Начну с короткой записи за 20 июня 1941 года. «…В своих пограничниках я уверен. Так Кобе и сказал. Если начнётся, боюсь достанется нам крепко…». Судя по этой записи за чуть более суток до начала фашистской агрессии против СССР Л.П.Берия был твёрдо уверен в том, что война неизбежна и начнётся она в самое ближайшее время. Так ли это было на самом деле? Попробуем разобраться. Если эти слова в дневнике принадлежат Л.П.Берии, то возникают вопросы: почему же он не приказал привести пограничные и внутренние войска на западной границе в состояние полной боевой готовности? Почему на сообщения перебежчика, немецкого солдата А. Лискова о том, что войска фашистской Германии в 4 утра 22 июня 1941 года нападут на СССР, он никак не отреагировал? Ответ может быть один: Берия, так же как и Сталин, был глубоко убежден в том, что Гитлер не решится в ближайшее время развязать агрессию против СССР. В подтверждение своих слов приведу всего лишь два примера.
21 июня 1941 года, выступая на совещании с офицерами 86-го (Августовского) пограничного отряда Белорусского пограничного округа, начальник Главного управления пограничных войск НКВД СССР генерал-лейтенант Г.Г.Соколов заявил следующее: «…вы обстановку на границе сами очень усложняете, никакой войны не предвидится, вы просто проявляете трусость и шлёте донесения, от которых несёт паникой, мы их направляем в ЦК партии, в Генштаб и Правительство. От ЦК партии, Правительства и Генерального штаба получаем замечания по вашим донесениям, поэтому мы приехали к вам и поедем на границу и проверим, какая обстановка на самом деле ночью и днём на заставах…». Надеюсь каждому понятно, что генерал-лейтенант Г.Г.Соколов озвучил не свою личную точку зрения по этому вопросу, а мнение руководства НКВД СССР и лично Л.П.Берии.
А вот небольшой отрывок из воспоминаний личного секретаря Л.П.Берии А. А.Гваришвили. Он свидетельствует, что «…осенью сорокового число донесений о подготовке Германии к войне продолжало расти, и я старался их обобщить так, чтобы выводы оставались тревожными, требовавшими принятия мер. Однажды нарком потребовал все последние донесения, бегло просмотрел их, сделал на некоторых короткие пометки «деза» (дезинформация. – А.С.) и, отдавая мне, сказал мне: «Много вранья. Стараются запугать». Я, воспользовавшись моментом, решил проверить себя: мне казалось, что Германия действительно готовится к войне. «Не могут же все, товарищ нарком, сообщать неправду». Лаврентий Павлович посмотрел на меня так, что у меня похолодела спина. «И ты веришь всему этому? Они отрабатывают свой хлеб. И не только хлеб, а кое-что ещё. Англия и Франция специально спланировали и активно проводят операцию по дезинформации, хотят запутать нас. К операции подключен даже премьер-министр Англии Черчилль».
После моего не совсем удачного зондажа нарком несколько дней не приглашал меня на доклад особо секретных документов – присылал работника по особым поручениям, тот молча брал красную папку и так же молча возвращал её обратно. Я перепугался: недоверие наркома для меня могло окончиться в лучшем случае лагерем…
Нарком при мне звонил начальнику Политуправления РККА А.И.Запорожцу и настоятельно требовал усилить борьбу с разрастающимися слухами о якобы готовящемся нападении немцев на СССР.
– Немедленно информируйте все политорганы Красной армии, штабы, разошлите своих политработников в войска с одной-единственной установкой: никакой войны с Германией не будет! Надо калёным железом выжигать все провакационные слухи. Распространителей слухов передавайте НКВД, а там с ними разберутся!
Теперь я видел, что нарком не остановится ни перед чем, если узнает, что кто-то верит в готовящееся нападение Германии; его лицо багровело, взгляд становился ещё грознее, как только он начинал говорить о слухах и провокациях. Он приказал немедленно арестовать одного очень опытного оперативного работника только за то, что тот позволил себе поразмышлять: «Первая мировая война была развязана Германией. Если разразится Вторая мировая, то её начнёт именно Германия».
…Я уже не знал, что делать с разбухшей папкой донесений о войне, а они всё прибывали и прибывали: от послов, секретарей, агентов, резидентов. Вечером не без боязни перешагнул кабинет наркома.
– Опять враньё принёс! – Он зло раскрыл папку, бегло просмотрел информацию, взял авторучку и написал: «В последнее время многие работники поддаются на наглые провакации и сеют панику. Секретных сотрудников «Ястреб», «Кармен», «Алмаз», «Верного» за систематическую дезинформацию стереть в лагерную пыль как пособников международных провакаторов, желающих поссорить нас с Германией. Остальных строго предупредить. Л. Берия. 21 июня 1941 года»…»
Надеюсь, что эти два приведённых примера снимают всякие сомнения в том, что нарком внутренних дел Л.П.Берия до утра 22 июня 1941 года не верил в то, что Гитлер нападёт на СССР. Кстати, свидетельства подобного плана можно встретить также в воспоминаниях о войне бывшего командующего Черноморским флотом, вице-адмирала Ф.С.Октябрьского и одного из руководителей Украинского пограничного округа накануне войны, генерал-лейтенанта Н.А.Антипенко.
Вторая запись в так называемых дневниках относится к 9 июля 1941 года. После очередной встречи со Сталиным Берия, якобы, записал в своём дневнике: «…Коба говорит, твои Пограничники нас спасают. Все бы так воевали. Так что давай Лаврентий, формируй дивизии НКВД из пограничников. Нужны как воздух, больше чем воздух…». Далее С. Кремлёв, в развитие этой темы, утверждает, что дивизии НКВД формировались прежде всего за счёт лучшего кадрового состава Грузинского, Армянского, Азербайджанского, Казахского, Среднеазиатского, Туркменского и Забайкальского пограничных округов, а также уже обстрелянных воинов-пограничников, вышедших из окружения, из личного состава частей Ленинградского, Прибалтийского, Белорусского, Украинского и Молдавского пограничных округов. Итого – более 15 тыс. человек на 15 дивизий. «В июле-августе 1941 года, – пишет С. Кремлёв, пограничные дивизии НКВД стали хребтом нашего отпора вермахту…». Любому человеку, прослужившему в пограничных войсках хотя бы срочную службу, очень лестно слышать подобные оценки боевой деятельности пограничников в годы войны. Беда лишь в том, что многое из «дневника» не соответствует действительности. Учитывая, что этот вопрос очень подробно мною будет рассмотреть в одной из глав этой книги, ограничусь лишь короткими общими замечаниями.
Во-первых, к моменту, когда рукой Л.П.Берии якобы делалась приведённая запись, он уже точно знал, что ему предстоит сформировать не 15 дивизий НКВД, а точно такое же число стрелковых дивизий для передачи их в состав Красной армии. А это, как известно, не одно и тоже.
Во-вторых, указанное количество стрелковых дивизий формировалось не только за счёт пограничников перечисленных выше округов, но и за счёт других войск НКВД СССР. А, как известно, наряду с пограничными войсками к ним также относились оперативные и конвойные войска, войска по охране железнодорожных сооружений и особо важных промышленных предприятий. Главному управлению пограничных войск было поручено сформировать всего лишь шесть стрелковых дивизий, выделив на эти цели не 15 тыс., а 9 тыс. военнослужащих. Для формирования остальных дивизий поступило более 13 тыс. военнослужащих из других войск НКВД. Все эти нюансы, связанные с формированием 15 дивизий, Л.П.Берия знал в совершенстве, поэтому в своём дневнике вряд ли бы допустил подобные неточности.
Третья запись, которая вызвала у меня сомнение по поводу подлинности дневника Л.П.Берии, относится к 16 июля 1941 года. Звучит она так: «… Создаётся Резервный фронт. Командовать будет Георгий (Г.К.Жуков. – Прим. автора), если дойдёт до боя. А дойдёт. Шесть армий, из них четыре берут мои орлы (Генералы-пограничники Масленников, Хоменко, Ракутин, Долматов. – Прим. автора.)». Насчёт четырёх генералов-пограничников, возглавивших в тот период 24, 29, 30 и 31-ю армии, сказано верно. А вот в остальном запись в дневнике не соответствует действительности и вот почему. Резервный фронт (в составе пяти, а не шести армий), который возглавил генерал армии Г.К.Жуков, был создан лишь 30 июля 1941 года. Из этого следует, что на момент, когда Л.П.Берия якобы делал запись в своём дневнике, в Ставке ВГК об этом ещё даже не думали. По всей видимости, в данном конкретном случае речь идёт о создании Фронта Резервных армий. Но его возглавил не Г.К.Жуков, а бывший начальник Белорусского пограничного округа генерал-лейтенант И.А.Богданов. Не знать об этом Л.П.Берия, конечно же, не мог. Тем не менее, в своём дневнике он даже словом не обмолвился о столь показательном факте особого доверия Сталина к генералу его ведомства. На тщеславного Л.П.Берия это явно не похоже.
Но вот запись в указанном дневнике за 9 ноября 1943 года больше, чем другие, убедила меня в том, что все эти «дневники» липа. Цитирую: «Сообщили сегодня погиб Хоменко. На переднем крае, при обстреле, осколком сразу насмерть. Это у чекистов уже третья большая потеря. Саджая, Ракутин, а теперь Василий. Год в год с Алексеем. Теряем кадры. Вечная ему слава. Я бы Хоменко дал героя, но кто напишет представление? Жалко. А так не дадут».
Наверное, тот, кто писал эти псевдодневники, не знал о двух очень существенных моментах, которые Л.П.Берия знал в деталях и упустить их в своих дневниковых записях никак не мог.
Во-первых, если говорить о погибших генералах НКВД на тот момент, то их было не три, а, как минимум, четыре. К троим, названным им, следует добавить ещё генерал-лейтенанта И.А.Богданова. В начале войны, как уже отмечалось ранее, он занимал должность начальника Пограничных войск НКВД БССР, затем командующего фронтом Резервных армий, командующего 39-й армией Калининского фронта, а впоследствии – заместителя командующего этой армии. Он погиб 22 июля 1942 года при выходе из окружения северо-западнее г. Вязьмы.
И, во-вторых, это обстоятельство, якобы, гибели самого генерал-лейтенанта В.А.Хоменко, командующего 44-й армией 4-го Украинского фронта. В директиве ГКО за подписью Сталина от 7 ноября 1943 года по этому поводу сказано следующее: «6 ноября командующий 44-й армией генерал-лейтенант Хоменко и командующий артиллерией генерал-майор Бобков при выезде в штабы корпусов потеряли ориентировку, попали в район расположения противника, при столкновении с которыми в машине, управляемой лично Хоменко, заглох мотор, и эти лица были захвачены в плен со всеми находящимися при них документами». После этого происшествия Сталин распорядился расформировать управление 44-й армии и передать её соединения и части в состав других объединений фронта.
Об этом факте упоминается в мемуарах маршала СССР С.С.Бирюзова «Когда гремели пушки». Другими словами, об этом позорнейшем случае знали сотни и даже тысячи людей, а нам предлагают поверить в то, что руководитель НКВД по истечении двух суток после произошедшего «ЧП» об этом ничего не знает и со спокойной совестью пишет в своем дневнике, что генерал Хоменко достоин звания Героя Советского Союза. Полный абсурд.
К этому следует добавить, что в «дневниках Берии» ничего не сказано о задержании на участке 90-го (Владимир-Волынского) погранотряда Украинского округа немецкого перебежчика ефрейтора А. Лискова, который первым сообщил о том, что в 4.00 22 июня 1941 года начнётся война. Ни слова не сказано о том, что 25 июня руководством страны было принято решение о создании института начальников войск по охране тыла Действующей армии и о передаче в подчинение командующих фронтов всех войск НКВД СССР, находящихся в прифронтовой полосе. А ведь именно вечером этого дня Л.П.Берия, вместе с начальником Главного управления пограничных войск НКВД СССР генерал-лейтенантом Г.Г.Соколовым около часа провёл в кабинете Сталина, где решался этот вопрос. Не нашли никакого отражения в «дневниках Берии» и другие, весьма заметные события в деятельности пограничных войск и других войск НКВД СССР в годы войны.
Следует также отметить, что сторонники подобных взглядов на роль Л.П.Берии в истории страны настойчиво проводят линию на охаивание Красной армии и её генералитета в той войне и чрезмерную, порой надуманную, героизацию органов и войск НКВД. Тон дискуссии представителей этой группы историков отличается грубостью и агрессивностью по отношению к оппонентам, безаппеляционностью суждений, что вряд ли способствует поиску правдивых ответов на сложные вопросы той эпохи.
Эти и другие факты невольно наводят на мысль о том, что отдельные группы исследователей Великой Отечественной войны пытаются использовать авторитет пограничных войск того времени в своих, узкокорыстных политических интересах. Таким способом они пытаются реабилитировать в общественном сознании не только Сталина, но и его верного соратника Берию.
Назад: Искажённые страницы истории
Дальше: II