Глава 16

В Падихаме начался базарный день, оживленные жители высыпали из домов, деревня наполнилась криками торговцев и нестройными стонами испуганных животных. Я заехала на конный двор паба «Рука с челноком», едва заметив брошенные на нас с Паком любопытные взгляды. Я вошла с ним в зал и попросила полового с тряпкой в руках сходить за хозяином. Он удалился в тот самый коридор, куда не так давно проводили меня, еще до того как совет Алисы помог мне открыть глаза на мою семейную жизнь. Теперь мне хотелось бы закрыть их.

Вскоре появился уже знакомый мне розовощекий здоровяк с любопытным взглядом и гнилыми зубами.

– В прошлый раз, заходя к вам, я не представилась, – тихо сказала я, – меня зовут Флитвуд Шаттлворт. Я живу в Готорп-холле.

– Я знаю, кто вы, – ответил он вполне любезно, – а я Уильям Тэфнелл, владелец паба.

В этот момент взгляд его упал на стоявшего рядом со мной Пака, и он отскочил, точно укушенный.

– Госпожа, сюда не позволено заходить с собаками. Извините. Даже вам нельзя.

Я кивнула, оглядев зал и заметив очаг, который Алиса могла бы чистить, и столы, которые она могла бы протирать.

– Я не собираюсь надолго отвлекать вас от дел, мне лишь надо задать вам один вопрос, – сказала я, – вы когда-нибудь слышали о Джоне Фаулдсе или о его дочери Энн?

Он озадаченно посмотрел на меня.

– В Падихаме нет никого с таким именем. А ежели у него не отсохла рука, чтобы поднять кружку пива, то он не преминул бы заглянуть сюда.

– Говорят, в Колне есть еще постоялый двор. По-моему, он называется «Герб королевы»?

– Да вроде того, – осторожно ответил он.

– Полагаю, нуждаясь в работе, Алиса Грей перешла к вам оттуда.

– Ну да, мне присоветовал нанять ее мой свояк. Хотя больше она у меня не работает.

– А как зовут вашего свояка? Он владелец того постоялого двора?

– Питер Уорд, госпожа. Верно. Ежели он вам нужен, то вы найдете его там.

* * *

«Герб королевы» находился на окраине деревни, в нескольких милях выше по течению реки, и я представила, как Алиса помогала немощному и оцепеневшему Джону Лоу, растерявшему свой товар на здешней торговой дороге. Постоялый двор оказался совсем небольшим, не больше паба, и, едва переступив через порог, я узнала неизбывный пивной запах. Пивная была почти пустой, скамьи и столы чисто выскоблены, хотя служили постояльцам явно не один десяток лет, пол посыпан свежими опилками.

Я оставила Пака во дворе, привязав к столбу. В дверном проеме за барной стойкой стояла женщина с метлой, громко рассказывая кому-то какую-то историю. Сцепив руки перед собой, я ждала, когда она закончит. Женщина, видимо, почувствовала, что за ней наблюдают, повернулась и, увидев меня, вытаращила глаза и разинула рот.

– Что вам угодно? Могу я помочь вам?

Она оглядела меня с головы до ног, сжимая своими покрасневшими руками палку метлы.

– Меня зовут Флитвуд Шаттлворт. Я ищу господина Уорда, здешнего владельца.

Она с легкостью могла бы просто позвать его, но женщина быстро скрылась в дверном проеме, и до меня донесся ее взволнованный шепот. Чуть погодя оттуда вышел здоровенный толстяк с копной седых волос. Он был таким тяжеловесным, что от его шагов содрогался утрамбованный земляной пол.

– Чем могу?

– Господин Уорд, у вас служила Алиса Грей?

– Если бы я вставлял по перу в шляпу после каждого заходившего сюда человека, который спрашивал про Алису Грей, то уже стал бы похожим на петуха. Что там она еще натворила?

Меня удивили слова этого толстяка.

– Ничего не натворила. Я хотела узнать, где могу найти ее отца.

– Джо Грея? А что это вам от него понадобилось?

– Хочу поговорить с ним.

– Вряд ли он скажет нечто, достойное ваших ушей. – Я молча ждала. – Ну да, живет он в полумиле отсюда, всего-то и надо проехать по торговой дороге, потом, выбравшись из леса, свернуть направо и подняться по склону холма. А что, интересно, вам нужно от него?

– Это мое дело. Кто же еще интересовался Алисой?

– Ох… – он широко развел руками, – на той неделе заходил какой-то судья. Я спросил: «Вы уверены, что вам нужна именно эта женщина?» А до этого, лучше бы вам и не знать… одна грязная уродина, один глаз ее таращится в райские выси, а другой пялится в преисподнюю. Да еще ейная мать, визгливая, как свинья на скотобойне. Бог знает, чего они хотели от бедняжки.

– Вы имеете в виду старуху Демдайк? И Элизабет Дивайс?

– Как пить дать, Демдайк. А вы знаете, что ее прозвище означает Дьволица? Верите ли, в наших краях уже упекли за решетку целых две семьи, и все за колдовство… Дивайсов и старую Чаттокс с дочерью. Кое-кто говорил мне, что они, живя по соседству, отчаянно враждовали, однако же обе семейки связались с дьяволом. И та их девчонка все шастала тут несколько месяцев назад, выспрашивая про беднягу, его удар разбил по ее же проклятию. Вот уж поистине счастливое избавление от всего этого отродья скопом. Я сюда таких не пущаю… народ не захочет ко мне ходить, если узнает, что тут бывали ведьмы. Потому-то мне и пришлось отпустить Алису: они постоянно шлялись сюда по ее душу. А ведь она много лет тут у меня служила. Но вот, поди ж, стала отпугивать клиентов, опасно, стало быть, держать такую служанку.

– Поэтому вы уволили ее, – сухо заметила я.

– Так она ж сама вляпалась в дурную историю, и не важно, по дурости или по совести.

– А ведь она всего лишь помогла дойти сюда тому бедняге.

– Лучше бы не утруждалась. Этот постоялец не принес мне ничего, кроме несчастий. Все стонал и выл про собак в своей комнатухе, изводился проклятиями. Его самого надо было запереть в бедлам, но она упросила меня пустить его на постой.

Я окинула взглядом пустые столы и скамьи, полные бочки, готовые наполнить пивные животы отсутствующим завсегдатаям. Хозяину приходилось заботиться о популярности своего заведения, и в его словах была сермяжная правда, но он поступил плохо, уволив Алису, ведь тем самым подразумевалось, что она в чем-то виновата.

– Вы знаете Джона Фаулдса? – наконец спросила я.

– Ох, так вам еще и он нужен? Вот уж не везло ей с мужиками, нашей Алисе, что с ее престарелым папашей, что с этим Джоном Фаулдсом.

У меня на затылке зашевелились волосы.

– Простите?

– Да он захаживает сюда время от времени. Ну, раньше захаживал, до тех пор, пока… В общем, давнененько не видел его. И не знаю, где он обретается.

– Как давно вы его не видели?

Питер потянулся и почесал свой объемистый живот.

– Не так давно умерла его дочь. Сколько уж, Мэгги, минуло с тех пор? Должно быть, месяцев шесть иль около того.

– Так он и Алиса…

– Ну, они хороводились, вроде как понравились друг дружке. Он-то раньше при жене был… да померла она. Она-то не раскрывала своих карт, а наша Алиса все больше отмалчивалась. Однако они так и не поженились. Жаль вас разочаровывать, но все одно Алису вам тут не найти. И ежели вы обратитесь к ее папаше, то он тоже вам ничего толком не скажет. Лучше уж попытайтесь в «Руке с челноком» что-то разузнать… теперича она работает там, в Падихаме.

– А как он выглядит? – Во рту у меня пересохло.

– Джон-то? Высокий такой, брюнет. Красавец парень, пока не зальет лишнего, верно, Маргарет? Я видел, как ты на него заглядывалась!

Маргарет закатила глаза к потолку и шлепнула его по плечу.

Значит, тогда в коридоре «Руки с челноком» Алисе угрожал именно Джон Фаулдс. Заявление о том, что Алиса убила его дочь, – полная ерунда. Был ли он ее любовником? Лицом его, конечно, бог не обидел, однако все его существо испускало флюиды ленивого распутства не менее ясно, чем солнце свои лучи.

Я вяло поблагодарила Питера и его жену, и, прежде чем сесть на лошадь, взглянула на оконца второго этажа их постоялого двора. Из какого же из них, подумалось мне, осторожно выглядывал тот несчастный торговец, Джон Лоу?

Боковая дорога, ведущая к окраине Колна, бежала между лугами, перемежавшимися рощицами. Вокруг щебетали птицы, их радостный хор звенел у меня в ушах, пока я медленно выезжала из деревни. Дорогу развезло, и копыта моей лошади слегка разъезжались в жидкой грязи. Тяжело дыша, Пак тащился рядом со мной, день выдался безветренный и ясный, и я представила, как Алиса ходила по этой самой дороге, такой же знакомой ей, как мне парковые аллеи Готорпа.

Я так мало знала о жизни Алисы, хотя сама она успела узнать обо мне достаточно много. Однажды она упомянула, что едва не вышла замуж, должно быть, имея в виду Джона. Ей очень не хватало любимой матери, и она нашла родственную душу в ее давней подруге, Канительщице. Алиса редко упоминала о своем отце, да и то без особой теплоты. Я знала лишь некоторые мелкие подробности, но они были подобны мазкам кисти по краям картины: а центральный образ пока оставался не выявленным.

Дорога пролегала по лесистой местности, и среди этих огромных деревьев наш Готорп показался бы игрушечным домиком. Меня пробрала дрожь при мысли о том, что именно под их шелестевшими кронами Джон Лоу столкнулся с Элисон. Я упорно смотрела только вперед, и наконец могучие стволы с раскидистыми ветвями расступились, и, вновь увидев ширь зеленеющих лугов, я постаралась отделаться от смутного ощущения того, что за мной кто-то следит. Как и сказал Питер, справа поднимался холм, и на его склоне притулился приземистый, невзрачный домишко. К нему вела грязная дорожка, и я, управляя лошадью, побуждала ее обходить самые топкие лужи. Поднимавшаяся над крышей струйка дыма быстро рассеивалась ветром. Эта глинобитная лачуга под соломенной крышей выглядела ненамного выше моего скромного роста, даже ниже, чем наша домашняя кладовка. Свет проникал внутрь через открытые ставни окошек, очевидно, не имевших никаких стекол. Вокруг домика тянулась низкая ограда, за ней на клумбах лежали подсохшие или сгнившие цветы. Несколько ярких головок выглядывали из сорняков, точно фонарики. Я вспомнила, как Алиса рассказывала об огороде своей матери, и подумала, что он, должно быть, находится где-то с задней стороны. На склоне холма этот дом выглядел на редкость уязвимым, нелегко, наверное, вырастить здесь целебные травы, открытые всем ветрам и дождям.

Я громко постучала в дверь, и она довольно быстро открылась. Джозеф Грей оказался старше, чем я ожидала: даже старше Роджера. Или, возможно, его старила бедность. Спина его сильно сгорбилась, и он, похоже, сам того не сознавая, пребывал в странном движении, хотя стоял на месте; видимо, его била дрожь, и рот тоже непрерывно двигался, словно он что-то пережевывал. Его золотистые и вьющиеся, как у Алисы, волосы, спускались к плечам. На лице поблескивали ясные голубые глаза, а тело напоминало обтянутый кожей скелет: одежда висела на нем мешком и выглядела так, словно ее надо было вымачивать в щелоке неделю.

– Мистер Грей? – сказала я, – Меня зовут Флит…

– Да знаю я, кто вы такая, – пробурчал он, – она ведь работала у вас, верно? Заходите. Видно, у вас есть что порассказать мне.

В доме было очень тепло: огонь посреди комнаты горел так весело, словно за окнами стоял декабрь, а не июль. Поднимающийся дым уходил в дыру, проделанную в середине крыши, и мне подумалось, что из-за этого отверстия в непогоду по их дому гуляет холодный сквозняк. С двух сторон от очага стояли кровати – одна не заправленная – земляные стены скрывались за ткаными полотнищами, наверняка влажными и холодными на ощупь. Помимо кроватей, скудную обстановку дополняли стол, два стула и буфет. Вокруг очага, на покрытом тростником земляном полу, стояли оловянные кружки, котелки и сковородки, ими явно часто пользовались, но редко чистили. Значит, Алиса и ее отец готовили, спали и жили в этом доме, полном дыр и щелей, сквозь которые со свистом проникал ветер.

– Вы небось пришли из-за клячи? – проскрипел Джозеф.

– Какой клячи? – удивилась я.

– Ну той самой, что вы дали Алисе. Хотя теперь-то вы ж получили ее обратно, а то нам тут и без того неприятностей хватает.

Я в недоумении смотрела на него.

– Вы говорите о той пропадавшей лошади?

– А то. – Его рот продолжал двигаться, даже когда он молчал, и я подумала, не жует ли он табак. – Я ж вернул тому типу все деньги. И, думаете, как она отблагодарила меня? Разоралась, злющая, как мегера.

Он доплелся до своей кровати и сел. Я осталась стоять у двери, с трудом переводя дух в этом томительно жарком доме. Джозеф облизал губы, взял с пола пивную кружку, обследовал ее содержимое и залил его в рот.

Так вот что случилось с нашей серой упряжной лошадью: отец Алисы продал ее. А ей удалось вернуть. Внезапно я почувствовала стеснение в груди и едва справилась с охватившим меня волнением. Однако, расправив плечи, я машинально пригладила юбки.

– Мистер Грей, я пришла сюда не из-за лошади. Что бы там ни было, теперь она опять у нас в конюшне. Я пришла потому, что Алису арестовал судья Роджер Ноуэлл, у него, видимо, сложилось впечатление, что она убила какого-то ребенка.

Он рассеянно пялился на языки пламени остекленевшим взглядом, но через пару мгновений поднял глаза на меня.

– М-да? – изрек он.

– Мистер Грей, ваша дочь попала в большую беду. Я сделаю все возможное, чтобы помочь ей, но, по-моему, вы должны знать об этих губительных обвинениях. Ее отвезли в тюрьму Ланкастера, где она будет содержаться до выездной сессии суда в следующем месяце, однако, надеюсь, до этого не дойдет. Я не допущу этого. Мистер Грей, вы слышите меня?

– Небось та лошадь вам и вовсе без надобности? Что для вас еще одна старая кляча? Почитай, у вас их там целая конюшня, стоят себе в ряд, точно солдаты, ожидая приказов. – Он отдал вялый салют и вновь опрокинул в рот содержимое своей грязной кружки, хотя она уже явно должна быть пустой.

– Мистер Грей! Вы слышите меня? Вашу дочь обвинили в колдовстве и заперли в тюрьме. Вы что-нибудь об этом знаете?

– Значится, – рыгнув, пробурчал он, – видно, пойдет по той же дорожке, что ейная мать.

Он чиркнул по шее пальцем.

Мой рот открылся в невольном изумлении.

– Ее могут повесить, а вас это не волнует? Разве вы не заинтересованы в том, чтобы помочь ей?

– Нет… интерес у меня есть… – Он растерянно умолк, и взгляд его вновь стал бессмысленным, – мне интересно, где взять еще эля? Уж она-то, значится, теперича мне его не принесет. А я уже стар, госпожа Как-Вас-Там…

Жара от этого едкого, ослепляющего огня действовала одуряюще, да и сам Джозеф вел себя так возмутительно и странно, что мне отчаянно захотелось немедленно покинуть его лачугу. Но я пришла сюда по важной причине и ради Алисы должна была все выдержать. Я осторожно направилась к незастланной кровати в самом сыром углу комнаты. Даже в большом амбаре Готорпа было уютнее и суше… неудивительно, что Алиса с такой легкостью согласилась поехать со мной в дом моей матери.

На кровати что-то лежало – какой-то тряпичный сверток, хотя, возможно, его притащила сюда их домашняя кошка. Я взяла эту влажную, непонятную вещицу – странная кукла, грубо сшитая из свалявшейся шерсти. Обернутая чем-то вроде носового платка, вещица имела форму человечка, набитого волосом, с головой, двумя ручками и ножками. К ней было что-то привязано, и, несмотря на ужасную дымную жару, я вдруг похолодела, осознав, к животу этой куклы привязан волосами ребенок. Черными волосами. Мне вспомнилось, как однажды мои выпавшие волосы исчезли с подушки. Я уловила легкий запах лаванды, но он тут же рассеялся. Мои глаза невольно наполнились слезами, и я положила куклу обратно на кровать.

– Мистер Грей, – сказала я, вернувшись к кровати, где он сидел, подергиваясь и бурча что-то себе под нос, – Алиса рассказывала мне о своей матери, Джилл. – Так и не дождавшись отклика или хоть какой-то перемены в его бессмысленно остекленевших голубых глазах, я продолжила: – Она очень сильно скучает по ней, безусловно, как и вы. Вашей семье уже пришлось потерять одного родного человека. Разве вы не готовы сделать все возможное, чтобы уберечь Алису от такой участи? Ведь, кроме нее, у вас никого не осталось…

Голова мужчины резко поникла, словно он задремал. Его странный взгляд устремился на что-то, неведомое мне. Подобрав юбки, я с трудом присела на корточки.

– Ваша дочь поддерживала меня, и за последние месяцы оказала мне огромную помощь. Мне жаль, что я увезла ее от вас, – солгала я, – но мне хочется помочь ей. Она помогала мне, и теперь я должна ответить на добро добром.

От едкого дыма у меня уже начали слезиться глаза; может, Джозеф подумает, что я тронута до слез.

– Мистер Грей, – повторила я.

Его взгляд прояснился, и сам он внезапно сосредоточился. Его губы приоткрылись, и я уже подумала, что он наконец заговорит, но вместо этого он оскалился, показав все свои гнилые зубы, и я не сразу поняла, что он беззвучно смеялся.

– Они ить сжигают ведьм, верно? – прохрипел он, тыча пальцем в огонь.

– О чем вы говорите?

Я встала, еще больше встревожившись.

Теперь он указывал тем же пальцем на мои юбки.

– Они сжигают ведьм!

Пламя лизало подол моего платья. Пак начал лаять, а меня охватил такой дикий ужас, что даже в глазах потемнело. Выбежав из дома на свежий воздух, я принялась сбивать тлеющие язычки пламени. Огонь унялся, но не погас. В отчаянии я оглянулась кругом, ища хоть какую-то воду, и нашла у стены старую бадью, наполненную дождевой водой. Пак с лаем метался вокруг меня, и я резко опрокинула всю емкость, залив водой подол моего платья, у ног образовалась мутная лужа, но огонь потух.

Из лачуги по-прежнему доносился хриплый хохот Джозефа Грея. Я стояла, переводя дух, и Пак с угрожающим видом пританцовывал вокруг меня, словно отгонял невидимых врагов. Обдувающий меня ветер уносил тонкие темные ошметки моего испорченного платья. На рубиново-красных юбках зияла ужасная черная дыра. Не знаю, долго ли я простояла там, но Джозеф Грей так и не вышел, но зато я перестала дрожать и достаточно успокоилась, чтобы суметь забраться на лошадь. Мы понеслись легким галопом, и Пак мчался по нашим следам. Я не могла бы скакать быстрее, даже если бы убегала от самого дьявола.

* * *

В ту ночь я спала одна, и мою спальню посетил таинственный гость. Я проснулась, почувствовав, как руки моей коснулся теплый мех. Вокруг стояла непроглядная тьма, и я слышала лишь собственное дыхание. Некто весомый прошелся по моей кровати ближе к изножью. Затаив дыхание, я почувствовала, как таинственный гость, похоже, устраивался там поудобнее. Мне вдруг представилось, что в моей темной спальне маячит фигура Джозефа Грея, зажавшего в грязной руке уши убитого кролика.

Закрыв глаза, я постаралась успокоиться, замедлить биение колотящегося сердца. Ведь это всего лишь сон. Однако я точно знала, что не права.

В промежутке между двумя ударами сердца, я почувствовала, что с моих ног исчезла тяжесть, и уловила еле слышный звук… кто-то спрыгнул на пол. Пак для столь легкого и тихого приземления был слишком большим и тяжелым. Мои руки по-прежнему лежали на одеяле, я боялась даже пошевелить ими. Ребенок в животе начал пихаться, словно говоря: «Я тоже это чувствую».

Я ждала, затаив дыхание: либо больше ничего не случится, либо я умру от страха. Несмотря на темноту, я разглядела, как некто направился к двери и исчез за ней.

Вернувшись домой сегодня вечером, я украдкой, завернувшись в плащ, точно вор, вошла в дом и быстро поднялась к себе. Запихнув плащ в шкаф, я разыграла сценку с упавшей свечой, якобы подпалившей мое платье.

Для начала я принялась громко охать и ахать, и у меня получилось так достоверно, что я сама почти поверила в реальность несчастного случая.

Задув свечу, чтобы жар и запах от нее еще витал в комнате, я положила ее возле ног.

– Ах, мое платье! – вскричала я, когда в гардеробную вошла одна из горничных.

На миг она замерла с перепуганным видом; вероятно, подумала, что я потеряла ребенка. Потом помогла мне сесть, а я пыхтела и задыхалась, притворяясь испуганной, что не составило труда: в моей голове по-прежнему мелькали картины больших остекленевших глаз Джозефа Грея и моего подола, пожираемого язычками пламени.

Сон улетучился, я лежала, сдерживая эмоции и постепенно успокаиваясь, и мой ребенок тоже успокоился и заснул. Я задумалась о жизни Алисы. Кошмары приходили ко мне только во сне, когда мои глаза закрывались, но Алиса реально жила в них. Из памяти всплыли слова ее отца: «Они ить сжигают ведьм, верно?»

Я попыталась представить детство Алисы, как она росла в том продуваемом сквозняками домике с таким странным отцом и доброй матерью. Да, теперь я познакомилась с двумя людьми из ее жизни, но вряд ли начала лучше понимать ее, девочку, не знавшую дня своего рождения, не умевшую произнести по буквам свое имя, но при этом обладавшую не по-женски развитым умом, знавшую свойства всех земных растений, да еще умевшую взмахом руки успокоить заартачившуюся лошадь.

Смежив веки, я помолилась о ее благополучии.