Глава 13

Мы с Алисой жили в комнате с фасадной стороны дома, из окна нам также открывался вид на склон подъездной дороги, обрамленной лесами, где в изобилии водились куропатки и фазаны. Однажды утром я услышала стук копыт с подъездной дороги и подумала, что наконец соизволил приехать Ричард. Но, остановившись около оконного переплета и приглядевшись к тому, что происходит за стеклом, я увидела спешившуюся молодую даму в прекрасном платье цвета зеленого горошка, с такой тонкой талией, о которой я теперь могла только мечтать, а рядом с ней стояла в ожидании другая дама в красном, менее привлекательной наружности. Узнав эту парочку, я изумленно ахнула.

– Приехали сестры Ричарда, – в замешательстве сообщила я Алисе сдавленным голосом.

В то утро я встала поздно, разнежившись в жаркой спальне, и еще в неглиже только успела закончить завтрак.

Отскочив от окна, я принялась делать прическу. Моя мать отправилась в деревню, и я не знала, когда она вернется, поэтому, видимо, роль хозяйки придется сыграть мне. Экономка, миссис Энбрик, уже энергично стучала в нашу дверь.

– Госпожа, к вам с визитом прибыли ваши золовки.

Экономка была сердечной, миловидной женщиной с добрым лицом и сияющими глазами – как она уживалась с моей матерью, я понятия не имела. Сейчас она выглядела взволнованной, даже потрясенной; в этот дом редко наезжали гости. Я поблагодарила ее, и когда шаги экономки затихли, повернулась к Алисе и тихо сказала:

– Тебе не стоит показываться им. Будет разумнее остаться здесь.

– Разве им известно, кто я такая?

– Нет, но они жуткие болтушки, а нюх на сплетни у них не хуже, чем у взявших след ищеек, поэтому от них надо держаться подальше.

Я плотно закрыла за собой дверь.

Элинор и Энн уже сидели в гостиной моей матери, где всегда было весьма свежо, вернее, просто холодно. Из окон открывался славный вид на разбитый за домом старомодный регулярный сад, правда, стиль его в основном подчинялся целесообразности, поскольку в этой обдуваемой ветрами горной местности выживали только самые неприхотливые и морозостойкие цветы.

Обеим сестрам Ричарда достались по наследству такие же, как у него, светлые волосы и ясные серые глаза, только Элинор была хорошенькой, а Энн – невзрачной.

– Флитвуд! – проворковали они, когда я вошла в гостиную.

Обе мгновенно заметили мой живот, полы распашной юбки не скрывали обтянутую серебристой парчой округлость. Обменявшись с гостьями поцелуями, я села возле окна, где мое лицо приятно согревали слабые лучи северного солнца.

– До нас дошли слухи, что вы приехали сюда, и они оказались правдивыми! – весело прощебетала Энн. – Причем одна, без Ричарда?

– Верно, без Ричарда. – Я вымученно улыбнулась. – А от кого вы об этом услышали?

– Мы жили с друзьями в Кендале… вы знаете Беллингемов из Левенс-холла? – Я покачала головой. – Кузина одной из их служанок служит на вашей здешней кухне. Мы не смели поверить, когда она заявила, что вы перебрались сюда на лето, но много ли найдется женщин с именем Флитвут Шаттлворт? И вот, оказывается, вы и правда здесь! И в гордом одиночестве?

– Да, в гордом одиночестве.

Успокоившись, я поудобнее устроилась в кресле. Торопясь спуститься к золовкам, я не успела почистить зубы, и во рту еще оставался кисловатый привкус.

– Оно не продлится долго. – Элинор явно намекнула на мой живот. – Ах, милочка, вы ведете себя на редкость подозрительно, покинув мужа незадолго до рождения ребенка. Видимо, в этих краях женам мелкопоместного дворянства позволительно вести себя как им заблагорассудится.

Она издала легкомысленный переливчатый смешок. Слушая ее, можно было подумать, что она всю жизнь прожила в одном из шикарных лондонских дворцов.

Мне хотелось спросить, что же еще им поведала та служанка, однако Элинор тут же продолжила щебетать:

– Какая восхитительная новость: новый наследник рода Шаттлвортов! Надеюсь, вы хорошо подготовились? У вас уже есть акушерка? – Я кивнула. – Отлично, вы пошлете ее ко мне, когда она освободится от ухода за вами. В последнем письме я намекнула Ричарду на одно возможное событие, но тогда еще у меня не было полной определенности. А теперь, могу сказать наверняка, что выйду замуж еще до конца нынешнего года!

Я изобразила восхищение.

– Какая чудесная новость… и кто же ваш будущий муж?

– Сэр Ральф Эштон.

Энн и Элинор были старше меня. Когда мы с Ричардом поженились, я с восторгом ожидала, как проведу с ними в Лондоне полгода, но, проживя тринадцать лет практически в затворничестве, я не привыкла к бесконечным разговорам, нежностям и поддразниванию. Всю жизнь я мечтала о сестрах, а когда они появились, уже не могла дождаться, когда избавлюсь от них с их болтовней, пронырливыми ручками и неуемным любопытством.

– Флитвуд? – с шутливым огорчением протянула Элинор. – Венчание, как я сказала, скорее всего, состоится на Михайлов день. Успеет ли ваш малыш родиться к концу сентября?

– Возможно.

Я размышляла о том, что им известно – если вообще известно – о Джудит, той самой любовнице Ричарда, но прежде чем я набралась решимости что-то спросить, миссис Энбрик принесла графин хереса и три бокала венецианского стекла. Она окинула одобрительным взглядом нашу маленькую женскую компанию, довольная, что манор распахнул двери для общества. Я щедро разлила вино по бокалам и подняла тост за грядущую свадьбу Элинор. Энн улыбалась, но я заметила в ее взгляде грустное осознание того, что ей пока свадьба не светит. Хотя, как и Алиса, невольно подумала, что ей повезло. Я осушила бокал; несмотря на сладость, херес приятно обжег мне горло.

– Флитвуд, почему же вы приехали сюда без Ричарда? – с еле заметной улыбкой спросила Энн, расправив складки юбки.

Взгляды их бледных лиц устремились на меня, а белые рафы блеснули на солнце. Сейчас они напоминали цветочные головки двух маргариток. Закинув руку за голову, я слегка почесала шею под своим рафом.

– Я…

Малыш позволил мне оттянуть сложный ответ, неожиданно начав пихаться, и мои руки мгновенно сползли на живот.

– Он уже шевелится?

– Да.

– Можно нам потрогать?

Меня так удивила их просьба, что отказать я не сумела, и через мгновение четыре белые ладошки прижались к обтягивающему живот платью. Испытывая неловкость, я думала лишь о том, чтобы они побыстрее убрали свои руки.

– Какое удивительное ощущение, – лопотали они, изумленно глядя на меня.

Я мысленно пожелала малышу успокоиться, и он меня послушал.

– А как поживает ваша матушка? Элинор, наверное, ей будет не хватать вас, когда вы уедете из Форсетта?

– Спасибо, она вполне здорова, но теперь реже выезжает с визитами, – ответила Элинор, – конечно, без меня ей будет тоскливо. Но все-таки с ней еще останется Энн, – самодовольно добавила она.

– Какие новости в Йоркшире? – поинтересовалась я.

– Ничего особенного. Не то что в Ланкашире.

– И что же у нас интересного?

– Вам-то наверняка все известно… про пенделских ведьм! Говорят, их будут судить и многих отправят на виселицу. Слуги в Левенсе говорили, что в Англии еще не бывало таких жутких дел. Должно быть, вы уже слышали об этом.

– Да, немного, – подавив волнение, ответила я.

Мне вспомнилась Алиса, сейчас она, наверное, вооружившись пером, старательно учится писать буквы. Бумаги в доме не нашлось, поэтому она практиковалась на полях трактата «Демонологии», уже освоив имя, и теперь перейдя к фамилии.

– Ладно, может, расскажете нам подробности?

– Я их не знаю, поскольку давно живу здесь, – сухо ответила я, – а на досужую болтовню слуг я не обращаю внимания.

Элинор мгновенно покраснела, и Энн вздрогнула.

– Да просто интересно, как они выглядят. Но, слава богу, у нас в Йоркшире нет никаких ведьм, иначе меня замучила бы бессонница, – заливисто рассмеявшись, Элинор глянула на сестру, – хотя не думаю, Энн, что вам грозит опасность. Похоже, они проклинают только друг дружку да своих беспутных соседей. Говорят, они хоронят кошек прямо в стенах своих домов, пускают кровь младенцам и пьют ее. Судя по всему, в Ланкашире их полным-полно. Вы уверены, Флитвуд, что хотите вернуться и растить там вашего сына? – насмешливо спросила Элинор.

– Точно, они убивают детей, – весело подхватила Энн, – а еще, говорят, держат животных, в которых вселяется сам дьявол.

– Да-да, у них полно всяких жаб, крыс и котов! – пронзительно крикнула Элинор, и они обе затряслись от смеха.

– Вы знаете женщину по имени Джудит? – спросила я, не дожидаясь, пока они угомонятся.

– Джудит? Нет, а она кто, ведьма?

Вместо ответа я вновь наполнила наши бокалы. Херес легко пился, и я надеялась, что его расслабляющее действие развяжет им язык.

– Не желаете ли прогуляться по саду? Солнце уже достаточно хорошо греет.

На самом деле мне стало невыносимо сидеть с ними в этой убогой гостиной. Мы все встали, и у меня вдруг слегка закружилась голова. Я вывела их под бледное голубое небо, день выдался теплым, но ветреным. Мы отправились на прогулку вокруг дома, Элинор, набрав букетик цветов, прижала его к груди.

– Я похожа на невесту? – спросила она.

– Ах, я впервые вижу такую прекрасную невесту! – воскликнула Энн.

Кружась и пританцовывая, они носились по саду в своих широких юбках, но Энн вдруг замерла, удивленно взглянув на меня и осознав, что я не смеюсь и не резвлюсь вместе с ними.

– А знаете, Флитвуд, вы изменились, – заметила Энн, – не могу сразу сообразить, в чем именно… но в вас появилось нечто… оригинальное.

– Энн, это ваше красноречие, как всегда, оригинально. – Элинор пренебрежительно фыркнула.

– Так что же во мне изменилось? – решила уточнить я.

– На самом деле вам всегда была свойственна некоторая меланхолия. Но теперь она кажется… более основательной.

– Меланхолия?

– Да, легкая грусть, даже печаль. Но теперь в вас появилось нечто новое, как будто вы повзрослели… обрели новое жизненное знание.

– Жаль, что мне не удалось остаться в неведении, – проворчала я, – такого знания я предпочла бы избежать.

Элинор недоуменно глянула на меня.

– Какого знания?

Природа вокруг нас застыла в полной неподвижности; ветер неожиданно стих. От выпитого хереса мной вдруг овладело странное легкомыслие, а яркие солнечные лучи и зеленеющие холмы начали покачиваться.

– О жизни вашего брата, – с невинным видом ответила я.

Энн тоже остановилась, и теперь уже они обе тупо уставились на меня.

– И его любовнице. О ее будущем ребенке. Разве вы не знали?

Очаровательный букетик выпал из руки Элинор и рассыпался по дорожке. На их лицах застыли одинаково потрясенные выражения.

– Вы шутите.

– Я видела ее собственными глазами. Она живет в Бартоне, в доме моего отца. Там Ричард поселил ее.

Стайка птиц вылетела из листвы ближайших деревьев и с шумом пронеслась над нашими головами. Ну вот, семена я посеяла, и теперь, хочу я того или нет, они будут прорастать.

– А вы уверены в этом? – слегка дрожащим голосом спросила Энн.

– Более чем, – с трудом выдавила я.

– Но вы же только недавно поженились…

– Четыре года.

Сейчас мне всего семнадцать лет, но на мою долю выпало уже столько испытаний, что хватило бы лет на тридцать, а то и на все пятьдесят. Мой муж завел любовницу, хотя мне далеко до старой седовласой и морщинистой матроны. Подозреваю, что я даже моложе его новой пассии, но всякий раз, когда я представляла ее, она казалась мне еще более красивой. Ребенок, которого мне хотелось подарить Ричарду, стал теперь значительно большей драгоценностью: он мог сохранить мое место в доме, в семье. Без него я всего лишь бессмысленное украшение, чисто номинальная жена. Теперь я отлично поняла свою роль. Если это дитя погибнет во мне, как и предыдущие, то я так же могу постоянно жить в доме моей матери, поскольку тогда моя бесполезность станет вопиюще очевидной. От этой ужасной мысли во мне вдруг все окаменело. Ради собственного будущего я должна выносить ребенка Ричарда, и, если он умрет, то это будет равносильно моей смерти.

В гнетущем молчании мы дважды обошли сад по кругу, правда, изредка Энн или Элинор в явном замешательстве пытались разрядить напряжение, рассуждая о превратностях здешней погоды, о необычайной северной удаленности Уэстморленда от более южного Йоркшира и от Лондона с их модами и о том, что вряд ли кто-то из Беллингемов за последние пять лет заказал себе новое платье.

Они не задержались надолго, высказав сожаление по поводу того, что не смогут дождаться возвращения моей матери из деревни, так как им давно пора забирать с постоялого двора своего управляющего и отправляться домой в Йоркшир. Направившись к конюшне, мы проходили мимо задней кухонной двери, она вдруг открылась и в дверном проеме появилась Алиса.

Она стояла там в своем обычном платье и старом фартуке с корзинкой в руке и удивленно открывшимся ртом. Мы с ней обменялись долгим взглядом, и Энн с Элинор заметили эту странность, поскольку обычно слуги не заслуживали нашего внимания.

– Кто это? – спросила Энн.

Я облизнула губы.

– Никто. Алиса, иди в дом.

Я глянула на нее с натянутой улыбкой, и мы пошли дальше своей дорогой. Только заметив, что она не тронулась с места, я осознала, что именно сказала. Мне показалось, что я оступилась, земля вдруг словно качнулась передо мной и вновь застыла. Чуть погодя Алиса ретировалась, закрыв за собой дверь кухни.

Во мне поднималась волна страха, противного и скользкого, как угорь, я не смела взглянуть ни на Энн, ни на Элинор, не зная, насколько они осведомлены о судебных делах. Я понимала только, что должна вести себя так, будто ничего не случилось, и Алиса была обычной незаметной прислугой.

– Странно, – вяло произнесла я, – представляете, на меня вдруг навалилась ужасная усталость, – Не пора ли нам приказать вывести ваших лошадей? По-моему, мне нужно прилечь.

Когда, после поспешного прощания, лошади гостей скрылись из вида, спустившись с продуваемого ветром холма, я вернулась в гостиную и допила остававшийся в графине херес. Произошло нечто ужасное, хотя не понятно пока, насколько ужасна моя оговорка. Я поступила глупо, рассказав им о Ричарде; это ничем не могло помочь моему положению, зато могло жутко разозлить самого Ричарда. И так бездумно назвать имя Алисы… Разумеется, они могут не знать, что она та самая Алиса Грей, чье имя занесено в какой-то список в соседнем графстве, и что именно она, возможно, разыскивается для дознания. Но, может быть, все-таки знают?

Еще до полудня, уже сильно опьянев, я поднялась в свои покои. Алиса куда-то ушла, и я присела на кровать и сбросила туфли.

Сестры и мать Ричарда – если она еще ничего не знала – несомненно, захотят поговорить с ним о Джудит, и тогда он может еще больше разозлиться на меня. Вероятно, меня начнут обсуждать не только в Ланкашире, но и в Йоркшире, мое имя будут склонять в приемных залах и столовых. Но, с другой стороны, больше я злилась на него, чем на саму себя. Это все его вина, да еще моей матери, ведь она скрывала от меня то, что ей известно о Джудит, упорно твердя только о том, что я должна произвести на свет ребенка, словно я сама не хотела того же, словно не понимала, как это важно. Я привыкла думать, что все предыдущие выкидыши происходили по моей вине, но сейчас, лежа на кровати, согретой лучами солнца, я осознала, что они тоже виноваты в предательстве.

Все мы не без греха.

Должно быть, я уснула, когда вдруг почувствовала, что к моему лицу прижалось что-то влажное. Открыв глаза, я увидела, что надо мной склонилась Алиса, державшая в руках чашу с водой и салфетку.

– Мне показалось, что у вас жар, – сказала она.

Во рту у меня пересохло, опьянение еще не прошло. Подмышки взмокли от пота.

– Я выпила слишком много хереса, – призналась я.

Ребенок во мне тоже притих, убаюканный сладким вином. В ушах бились слова сестер Ричарда о том, как много интересных событий происходит в Ланкастере.

– Меня снедает беспокойство, – призналась я, садясь на кровати.

Легкая озабоченная морщинка прорезала ее лоб между бровей, в глазах загорелся тревожный огонек.

– Из-за того, что случилось в саду?

– Да. Я назвала твое настоящее имя. Прости. Не знаю, известно ли им… Увы, я правда не знаю, что им известно. Но более важно то, кому они об этом расскажут.

– Но ведь им нечего рассказывать. Для чего им думать о том, как вы назвали служанку.

– Только если им не известно, кто ты на самом деле. Ох, ну почему я забыла, что мы переименовали тебя в Джилл? Лучше бы я держала свой болтливый язык на замке.

Алиса окунула салфетку в воду. На ее лице проявилось беспокойство.

– Алиса, – озабоченно произнесла я, – моя мать может вернуться с минуты на минуту, поэтому я должна выяснить все как можно быстрее. Необходимо, чтобы ты рассказала мне, почему оказалась в тот день в лесу с Элизабет Дивайс.

Ее руки замерли над водой, пальцы слегка покачивались у самой поверхности. К обычно исходящему от нее лавандовому духу добавился более земной запах, запах самой земли и усердно выращиваемых ею растений.

– Я не стала бы тебя спрашивать, если бы не считала, что это крайне важно.

Нерешительно помедлив, она подошла к изящному комоду на ножках и поставила на него чашу с водой. Стоя ко мне спиной, она вздохнула и спросила:

– Помните, когда мы сидели в вашей гостиной, вы спрашивали, где я работаю, и я ответила, что в «Руке с челноком»? И еще вы тогда спросили, давно ли я там работаю, и я ответила, что недавно?

– Да, помню.

– Тогда я проработала там всего лишь около недели.

Чуть дыша, я ждала продолжения.

– А вы помните, когда мы встретились в первый раз, вы тогда застали меня с кроликами?

– Да.

– Тогда я действительно заблудилась в лесу. Как раз в тот день я и приступила к работе в «Руке с челноком» и еще толком не знала дороги.

Продолжая свой рассказ, Алиса не оглядывалась, она по-прежнему стояла лицом к стене, так что я видела лишь ее длинную шею, узкую спину и тонкую талию.

– Раньше я работала в пивной Колна. Однажды утром, идя на работу, я увидела лежавшего на земле мужчину. В тот час на дороге было тихо и безлюдно. Выглядел он, вроде бы, как странствующий торговец. Рядом с ним по дороге валялись беспорядочно разбросанные товары, коробочки с булавками и иголками, да лоскуты разных тканей, как будто он шел, пошатываясь, и ронял их. Я подумала, что он уже умер, однако он еще мычал и бормотал что-то невнятное. Одну половину его лица, похоже, парализовало, даже глаз не открывался. Я видела такое лицо раньше у моей матери.

Мне вдруг стало душно, дыхание перехватило, и я никак не могла сглотнуть подступивший к горлу комок.

– Я дотащила его до постоялого двора, хозяин помог мне поднять его в комнату на втором этаже и послал за лекарем. Торговец продолжал бормотать что-то про черную собаку и встреченную на дороге девочку, но его лепет казался каким-то бредом, и мы не могли понять, что он имел в виду. Позже в тот вечер на постоялый двор зашла одна девушка.

Словно для устойчивости, Алиса держалась руками за комод.

– Она вела себя как-то странно, все всхлипывала и просила прощения. Я не могла ничего понять, пока она не упомянула, что сегодня прокляла какого-то торговца. Вся ее одежда испачкалась, будто она целый день бродила по лесу под дождем. Я предложила ей зайти и обсушиться, но хозяин и слышать ничего не хотел, заявил, что такую нищую попрошайку он и на порог не пустит. В общем, велел ей убираться подобру-поздорову. Перед уходом она сказала мне, что ее зовут Элисон, и что она вернется завтра узнать, как здоровье того торговца.

– Элисон Дивайс, – прошептала я, – и она вернулась?

Алиса кивнула, по-прежнему не поворачиваясь ко мне.

– И на следующий день, и через день. Но Питер, хозяин, не впускал ее, говорил, что от нее могут быть одни неприятности. К тому времени торговцу стало лучше, он смог сказать нам, что его зовут Джоном. Я ухаживала за ним, поила пивом, кормила и обтирала рот, когда пища вываливалась. Его лицо выглядело оплывшим и размягченным, нормально двигалась только одна половина. Но он уже мог говорить достаточно внятно, назвал нам имя своего сына и попросил написать ему, и в итоге Питер отправил письмо с курьером.

– Однажды утром я зашла проведать Джона, а та девушка, как обычно, опять топталась во дворе, она заламывала руки, плакала и просилась навестить больного. Она вела себя как безумная, все твердила, что она во всем виновата. Я решила рассказать ему, что она пришла и умоляет его о прощении, а когда спросила, хочет ли он, чтобы я впустила ее к нему, он согласно кивнул.

– Питер куда-то уехал, и я обслуживала клиентов. Поэтому я спустилась во двор и сказала ей, что она может по-быстрому зайти к нему. Вскоре она вернулась и, пробежав мимо меня, исчезла, тогда я решила заглянуть к Джону. Он жутко разволновался, рыдал, трясся и, показывая на дверь, все твердил: «Она ведьма, она ведьма…»

Алиса подошла к окну и выглянула в сад. За стеклом тихо шелестел вереск: за оконным переплетом негромко и одиноко подвывал ветер.

– И что же случилось дальше? – спросила я.

– Он рассказал мне, что с ней приходила черная собака, та же самая, что была с ней тогда на дороге. Хотя я не видела никаких собак; подумала даже, не приснилось ли ему все это. А потом пришла еще одна просительница: бабка той девушки. Весь постоялый двор сразу точно помертвел. Все сразу почувствовали ее приход. И все поняли, кто она.

– И кто же?

– Ее обычно называют старухой Демдайк. Жила она по большей части затворницей, но местные знали ее. Я тоже иногда видела ее в округе и слышала, что говорили о ней люди.

– А что они говорили?

– Что она жуткая чудачка, ведьма, в общем, всякую всячину. Говорили, что от нее лучше держаться подальше. Но она заявилась туда не ради Джона Лоу. Она пришла посмотреть на меня.

– Но почему?

– Должно быть, Элисон рассказала ей, что это я нашла Джона и присматривала за ним. И тогда она принялась угрожать мне. Заявила, что проклянет меня, если я не совру ради Элисон. Она просила меня сказать, что я никогда не видела ту девушку, что старик все придумал, повредился в уме и несет теперь полный бред.

Но Питер уже отправил письмо сыну Джона, и вскоре он приехал вроде бы из Галифакса. Джон сказал сыну, что простил Элисон и что, будучи богобоязненным человеком, он верит в милосердие, и его прощение угодно Господу. Да, Джон Лоу хороший человек. Но его сын, Абрахам, не захотел послушать его. Он послал за Элисон и принялся расспрашивать ее о случившемся. С ней пришла и старуха Демдайк, и, видимо, их вид сильно напугал сына. Демдайк все отрицала, вопя и ругаясь на всю пивную, а Элисон только плакала. Я словно оцепенела, не зная, что делать. Тогда сын повернулся ко мне и спросил: «Ты видела раньше этих женщин? Эта девушка наслала порчу на моего отца?»

Я потеряла дар речи, а сидевший в углу Джон верещал, точно резаный. Его сын, Абрахам, побагровел и так разъярился, словно собирался кого-то убить, и тогда я тоже перепугалась. И подтвердила, что уже видела их.

Он пытался заставить их снять порчу, но Элисон не смогла, а Демдайк заявила, что снять порчу может только тот, кто наслал ее. Вот так все и вышло. Абрахам обратился к судье, а Питер уволил меня, поскольку я навлекла на него кучу неприятностей. – Ее голос стал хрипловатым. – Я прослужила у него почти десять лет. Но, зная меня как хорошую работницу, он нашел мне место в «Руке с челноком», тем пабом управлял его свояк.

В голове у меня царила пустота. Мысли, казалось, уснули. Я пристально смотрела на свои ступни, маленькие и изящные в белых шелковых чулках. Алиса умолкла, и мы довольно долго хранили молчание, пока в голове у меня наконец не забрезжила одна мысль.

– Но как все это связано с Элизабет Дивайс? Зачем вы встретились с ней в тот день?

– Однажды вечером она тоже пришла уже в «Руку с челноком». Не знаю как, но она нашла меня и там. Элисон и Демдайк арестовали, и она разом потеряла и дочь и мать. Когда она подошла ко мне, клиенты стали бросать на нас странные взгляды. В общем, их можно понять. Я испугалась, что опять потеряю работу, и попросила ее уйти. А она пригласила меня прийти в Страстную пятницу к ней домой и сказала, что там соберутся соседи, будут обсуждать, как можно помочь арестованным. Она заявила, что я должна помочь, ведь из-за меня… – ее голос задрожал, – заявила, что из-за меня ее дочь и мать упекли в тюрьму.

– Но ведь ты же как раз пыталась помочь, – покачав головой, возразила я.

– Она выглядела жутко… расстроенной. И я поняла, что ей просто необходимо хоть что-то делать. Короче, мне захотелось им помочь. И я пошла туда как дура. Да и надо же было как-то избавиться от них, чтобы они перестали являться ко мне на работу и навлекать на меня неприятности. Но даже после той пятницы, после того, как я побывала в Малкинг-тауэр, она поджидала меня в лесу поблизости от вашего дома. Я не представляю, как мне от них отделаться.

Теперь в ее голосе прозвучал настоящий страх. Мне вспомнилось, как она всхлипывала во сне.

– А что происходило в Малкинг-тауэр? О чем они говорили?

– Ну, нас там угощали разными блюдами, и все обсуждали, как можно помочь Элисон и Демдайк. Там просто собрались все их знакомые, соседи и родственники. Не считая меня и еще одного человека.

– Какого человека?

Тут Алиса опустила голову.

– Пришла еще подруга моей матери, Кэтрин. Та самая, которую прозвали Канительщицей.

– А зачем она пришла?

– Она же всегда помогала мне, даже когда…

Тут мы обе вздрогнули, поскольку дверь вдруг распахнулась, и в комнату вплыла моя мать с видом явного негодования.

– Почему же вы не подумали послать кого-то за мной в деревню? – гневно вопросила она.

Я напряженно выпрямилась и ответила ей не менее пылким взглядом, возмущенная столь бесцеремонным вторжением.

– Сестры Ричарда не могли задерживаться. Они заехали сюда по пути из Кендала в Форсетт.

– Как они узнали, что вы здесь?

– Кузина одной из здешних служанок работает в том доме, где они гостили.

Ее черные глаза прищурились, она проницательно посмотрела на меня.

– Что вы им рассказали?

– Ничего, – солгала я.

Ее выразительное молчание явно показывало, что она не поверила моим словам.

– Ужин почти готов, – наконец лаконично обронила она и удалилась, оставив дверь открытой.

Я встала и тихо закрыла ее, а потом медленно вернулась к Алисе. Тишину отягощало множество созревших в моей голове вопросов. Я могла задать самый страшный из них и получить ответ, но выбрала первый, что пришел мне на ум после ее незаконченной фразы.

– Алиса, ты сказала, что Канительщица помогала тебе, даже когда… когда что?

Алиса молчала, усилившийся ветер раскачивал вереск за окном, завывая, точно расплакавшийся ребенок. Она закрыла лицо руками.

– Алиса! Скажи, в чем дело?

– Я не могу говорить об этом, – прошептала она, – это невыносимо.

– Что бы там ни было, это не может быть настолько плохим.

Но она не хотела больше ничего говорить, и я вдруг почувствовала, словно у двери плещутся волны возмущения, оставленного моей матерью. Меньше всего мне хотелось очередного конфликтного вечера. Пребывая в тревоге, я спускалась в столовую, и мне вдруг показалось, что в наш дом стремится прорваться не только разыгравшийся за окнами ветер.