Катастрофа: Ливония, Антверпен, Англия

В середине XVI в. Европа оказалась в центре политических потрясений, которые имели далекоидущие последствия. Эти события причинили Ганзе серьезный вред. В конце XV в. наступление русских на Балтике было остановлено ливонским отделением Тевтонского ордена. Падение Новгорода принесло процветание ливонским городам, к которым перешла основная часть новгородской торговли с Западом. Однако 50 лет мира закончились после того, как Иван IV Грозный возобновил политику экспансии. В 1558 г. он неожиданно напал на Ливонию, которую не в силах был защитить Тевтонский орден. Русские завоевали Нарву, Дерпт, который был полностью уничтожен, и почти всю страну. Захвата избежали только Рига и Ревель. Ландмейстер Тевтонского ордена искал союзников. Любек и другие ганзейские города ограничились тем, что прислали деньги и снаряжение. В обмен на территориальные уступки военную помощь оказали Дания и Польша, но им не удалось остановить развитие событий. В 1562 г. ландмейстер Кеттелер секуляризировал то, что осталось от его государства, под именем герцогства Курляндия и Семигалия, вассальное по отношению к Великому княжеству Литовскому. Остров Эзель (Сааремаа) перешел под власть Дании, а Ревель попал под шведский протекторат. Наступил конец Тевтонского ордена.

Русско-ливонская война имела серьезные последствия по всей Европе. Вначале предлагали крестовый поход, затем разрыв торговых отношений с Русью. Но события обернулись иначе. Иван Грозный пощадил Нарву; вместо того чтобы разрушить город, как он разрушил Дерпт, он помог ему восстановиться и сделал Нарву русским портом на Балтике. Торговля в Нарве стремительно развивалась; скоро Нарва затмила Ревель, поскольку ее посещали купцы из стран Прибалтики, датчане, голландцы, англичане, шотландцы и даже французы и испанцы. Все они привозили ткани и соль, а вывозили меха и воск, который они покупали в Нарве дешевле, поскольку им уже не приходилось вести дела через посредников-ливонцев. Спустя короткое время в Нарву ежегодно заходили сотни кораблей. Нарва превратилась в важный международный порт на Балтийском море.

Любек не замедлил воспользоваться создавшимся положением. Город был серьезно встревожен известием об экспедиции Ченслера. Мореплаватель обогнул с севера Скандинавию и Кольский полуостров и в 1553 г. достиг устья Северной Двины. В Москве его принял Иван Грозный; Ченслер получил грамоту на право свободной торговли с Московским государством. Вскоре после возвращения Ченслера в Лондон была создана Московская компания. Все выглядело так, будто англичане, получив новый торговый путь через Архангельск, скоро перехватят всю торговлю России с Западом. Уже в 1556 г. Ганзейский собор строго запретил своим членам ездить новым путем. В результате Любек постарался как можно быстрее установить отношения с Нарвой. Любекские купцы прекратили ездить в Ревель, где за последние полвека они претерпели немало притеснений. Любек посылал все больше своих кораблей в новый русский порт, чтобы возобновить прежнюю торговлю. Любек даже обвинили в том, что он, вопреки имперскому запрету, продает русским стратегические военные товары. Впрочем, все обвинения Любек с негодованием отвергал.

Едва успели привыкнуть к новому положению, как возникла новая угроза: на сцене появились шведы. Шведам как защитникам Ревеля и его интересов хотелось господствовать в Финском заливе и получать свою долю прибыли от торговли с русскими. Их столкновение с Любеком было неизбежным. В 1565 г. шведы захватили 32 любекских корабля, возвращавшихся из Нарвы. Когда на следующий год, в начале северной Семилетней войны (или Войны трех корон, как ее называли, потому что войну объявили под ложным предлогом, что Фредерик II Датский якобы упорно размещает на своем гербе три скандинавские короны), начались военные действия между Данией и Швецией, Любек решительно встал на сторону Дании, упрекая Швецию в том, что она домогается их владений на Балтике. Любек выступал поборницей ганзейских прав и свобод. Такое отношение не вызвало ни сочувствия, ни подражания со стороны других городов сообщества, которые не желали разрывать торговые отношения со Швецией. Встав на сторону Дании, Любек оказался в еще более изолированном положении, чем при Вулленвевере.

Тем не менее Любек вел войну с поразительной энергией. Он оснастил четыре военных корабля, в том числе «Адлер», один из крупнейших в тот период 68-пушечный трехпалубный корабль грузоподъемностью в 3 тысячи тонн, и какое-то время ему сопутствовала удача. Но в 1566 г. Любек потерпел решительное поражение у берегов Готланда, когда затонул его флагманский корабль «Мориан». С ганзейской точки зрения красноречивее всего безжалостная ярость, с какой два члена сообщества нападали друг на друга. В 1569 г. любекская эскадра бомбардировала Ревель и захватили или сожгла 100 судов.

Хотя условия Штеттинского мира (1570) нельзя назвать неблагоприятными, они остались только на бумаге. Любеку не удалось сохранить торговые отношения с Россией. В 1581 г. шведы оккупировали Нарву, и все надежды на развитие торговли с этим городом подошли к концу. Ревель вернул себе функции города-посредника и снова начал процветать. Торговля Любека с русскими землями всегда зависела от доброй воли либо Швеции, либо Польши. Война снова сыграла на руку купцам тех стран, которые сохраняли нейтралитет, то есть голландцам и англичанам, и окончилась новым наступлением конкурентов Ганзы. Кроме того, война лишний раз продемонстрировала отсутствие единства в Ганзейском союзе и показала, насколько невозможно примирить разные интересы его членов. Ливонские города, подвластные Швеции или Польше, больше нельзя было считать ганзейскими.

С военной точки зрения хуже всех пришлось Любеку. Жертвы, на которые готов был пойти город, оказались напрасными. Любек усвоил урок и оставил все попытки отстаивать свои коммерческие интересы с помощью силы. Таким образом, Война трех корон знаменует собой конец Ганзы как военно-морской державы на Балтике.

В то время как на Востоке сила Ганзы подвергалась суровому испытанию, большие надежды возлагались на реорганизацию конторы в Антверпене. С начала XVI в. ганзейские купцы, как и купцы из других стран, оставили Брюгге и перебрались в Антверпен. Город процветал, и купцов там оказалось столько же, сколько раньше было в Брюгге, – в обычные времена больше ста. Но они больше не составляли организованного сообщества, отчасти потому, что Ганза так долго сохраняла фикцию конторы в Брюгге. Три старшины, которые образовали совет конторы, не обладали никаким авторитетом, и в их распоряжении была лишь смехотворно малая сумма денег, так как никто, кроме кёльнских купцов, не удосуживался платить налог на деловые операции. Средства, необходимые для содержания принадлежащих Ганзе зданий в Брюгге, приходилось занимать у городов. Немецкие купцы, которым не терпелось образовать компании с гражданами Антверпена или иностранцами, позволяли своим компаньонам пользоваться ганзейскими привилегиями и облегчали им торговлю с Северной Германией.

Возможным представлялось единственное решение. Ганзейским купцам пришлось перегруппироваться в сообщество, организованное в соответствии с традициями. В 1540 г. начались переговоры с Антверпеном в надежде получить подтверждение и продление прежних привилегий. После значительных отсрочек город обещал Ганзе важные льготы в том случае, если в нем появится постоянная контора. Дело сдвинулось с мертвой точки, лишь когда его исполнение поручили синдику Зюдерману. На Ганзейском соборе 1555 г. постановили восстановить контору. В том же году в Антверпен послали делегацию; так учредили новый совет конторы, состоящий из трех старшин и четырех советников. Они имели власть над всеми ганзейскими купцами в городе. Главной задачей конторы были начисление и сбор налога с оборота (schoss).

Воплотить принятые меры в жизнь оказалось непросто. К тому времени многие немецкие купцы прочно обосновались в Антверпене, женились и завели компании с иностранными партнерами, то есть делали то, что Ганза всегда запрещала. Этим husgesetene («обитателям-домовладельцам»), как их называли, приказали переехать в любой ганзейский город по их выбору вместе с женами и детьми, а свои дела в Антверпене передать неженатому агенту. Тринадцать из них, включая очень богатых, отказались, предпочтя такому исходу лишение всех ганзейских привилегий.

Однако этого оказалось недостаточно. Было очевидно, что даже те купцы, которые подчинились приказу, продолжат вести запрещенные коммерческие операции в компании с гражданами Антверпена. Чтобы положить конец такой деятельности, Зюдерман задумал честолюбивый план построить крупный центр, где они обязаны будут селиться и вести торговлю. Так было всегда заведено в других конторах, за исключением Брюгге. В 1563 г. Антверпен согласился с его замыслом, выделил участок на краю нового города, взял на себя треть расходов на строительство и передал Ганзе полное владение построенным зданием.

Работу поручили антверпенскому архитектору; она была завершена через четыре года (1564–1568). Здание стало самым большим ганзейским гражданским строением. Сохранился рисунок ван Удена, который дает представление о его размерах. Здание было в форме четырехугольника, окружавшего большой внутренний двор на 5 тысяч квадратных метров, а длина фасада составляла 80 м; окон в здании было «столько, сколько дней в году», в нем имелось 23 кладовых, 133 спальни и 27 погребов, а также дортуары, трапезные и кухни. Оно стало подходящим символом возрождения ганзейской мощи и как будто сулило блестящее коммерческое будущее.

Но Ганзе не везло. Еще до того, как здание было достроено, начались иконоборческие беспорядки, которые стали предвестниками междоусобицы, и экономическая активность города начала ослабевать. Вскоре контора столкнулась с неразрешимыми финансовыми трудностями, которые усугубились в 1576 г. после разграбления города испанцами. Долги, которых к тому времени накопилось на 18 тысяч фунтов, невозможно было заплатить, как надеялись, из взимаемого налога с оборота. Ганзейские города пришли на помощь конторе с помощью «взноса», который в 10 раз превышал обычный налог, но даже такая мера принесла лишь 5 тысяч талеров. Осада Антверпена Александром Фарнезе в 1584 г. вызвала бегство последних купцов. В 1591 г. пришлось прибегнуть к новому «взносу», в 40 раз превышавшему обычный ежегодный налог. Ганзе даже пришлось продать табличку конторы; правда, ситуацию это спасло.

Серьезнее финансовых затруднений стала полная неудача попытки восстановить ганзейскую торговлю в Нидерландах через антверпенскую контору. Пришлось глубоко сожалеть не только о разрушении Антверпена. Кёльн и Гамбург выгадали на иммиграции иностранных купцов. Но со строго ганзейской точки зрения безуспешная попытка воссоздать контору в Нидерландах, которая вполне могла возродить увядающую солидарность городов, нанесла смертельный удар по Ганзейскому союзу.

В Англии ганзейская торговля в первой половине XVI в. продолжала процветать, и немецким купцам в целом успешно удавалось требовать соблюдения своих привилегий. Как и прежде, такие льготные условия проистекали из доброй воли, выказанной по отношению к ним королевской властью. Но во второй половине века положение начало меняться. Монархия стала поддерживать «Купцов-авантюристов» и поощрять английскую торговую экспансию в континентальную Европу. В таких условиях ганзейская торговля в Англии не могла не сократиться.

В 1553 г. Эдуард VI объявил о прекращении ганзейских привилегий. Понятие Ганзы, по его словам, было настолько туманным, что выгодами членства в Ганзейском союзе мог пользоваться кто угодно. Через несколько месяцев королева Мария I официально восстановила права ганзейцев, хотя их по-прежнему не соблюдали. В результате Ганза объявила о приостановке торговли. Однако в следующем году Ганзейский союз уполномочил немцев торговать с англичанами в Нидерландах и сохранил блокаду только по отношению к самой Англии. Принятые меры способствовали тому, что блокада стала неэффективной.

После восхождения на престол Елизаветы I обстановка на время разрядилась. В 1563 г., когда началась война между Англией и испанскими Нидерландами, Ганза продемонстрировала свойственную ей нерешительность. Несмотря на усилия Зюдермана, Кёльн и Гамбург, которые главным образом и были заинтересованы в сохранении торговли с Англией, отвергли попытку образовать альянс с регентом Нидерландов. Хуже того, поскольку англичане учредили основной оптово-экспортный рынок для своего сукна в Эмдене – неганзейском городе, – Гамбург предложил им привилегированные условия в своем городе. В 1567 г. подписали соглашение сроком на 10 лет, и Зюдерману не удалось его предотвратить. «Купцам-авантюристам» передали два дома, правовые гарантии и освобождение от налогов более или менее на тех же условиях, что предоставлялись и своим гражданам. Им запрещалось лишь торговать в розницу, вести коммерческие операции на Эльбе и самим красить и отделывать свои ткани. Хотя в одной статье оговаривалось, что данное соглашение не должно идти в ущерб ганзейским привилегиям в Англии, оно стало настоящим предательством сообщества. Гамбург поставил свои интересы выше интересов других городов. Соглашение оказалось для Гамбурга очень выгодным, но в остальном ганзейская торговля в Англии сократилась, в то время как английская торговля в Германии расширилась. Ганза лишний раз продемонстрировала свою слабость, не посмев принять решительных мер против Гамбурга. Союз ограничился лишь давлением на город и требованием аннулировать соглашение, что в конце концов удалось. Тем временем в Англии немецких купцов, в том числе из Гамбурга, постоянно донимали, и в 1578 г. городской совет Гамбурга решил не продлевать привилегии «Купцам-авантюристам». Но они продолжали свои операции, сделав сначала Эмден, а затем Штаде центрами импорта для своего сукна.

Английские купцы проникали не только в Западную Германию, но и на Балтику, где им удалось обернуть к собственной выгоде соперничество между ганзейскими городами. Когда Данциг, который они посещали чаще остальных городов, начал проявлять к ним враждебность из-за того, что его гражданам в Англии чинили препоны, англичане перебрались в Эльбинг. После долгих переговоров «Купцы-авантюристы», объединившиеся в Восточную компанию, в 1579 г. получили привилегированное здание в городе. Ганзе не хватило решимости для того, чтобы публично осудить Эльбинг. Правда, впоследствии город, очевидно, не считали членом Ганзейского союза. Судя по всему, это не слишком повредило городу. Когда несколько лет спустя обсуждался вопрос о его повторном приеме в Ганзейский союз, Эльбинг предъявил такие непомерные требования, что в 1618 г. его заявку отклонили.

Английские привилегии, предоставленные Эльбингу, оставались в силе до 1628 г. Сначала они оказались весьма выгодными для города. Более сотни английских кораблей заходили туда в 1586 и 1587 гг., а затем до 1612 г. – до 50 кораблей в год. Англичане ввозили ткани и вывозили зерно и лен. Зловещим признаком стало то, что Гамбург преуспел, предав ганзейскую солидарность.

Тем временем Любек пытался помешать торговым успехам англичан и не придумал ничего лучше, чем обратиться к императору Рудольфу II и обвинить «Купцов-авантюристов» в образовании монополии вопреки законам Священной Римской империи. Любек даже получил от рейхстага решение об изгнании англичан, которое, правда, император отказался подписать. Англичане остались непреклонными и, особенно после разгрома Непобедимой армады, стали все более неподатливыми. В 1589 г., обвинив Ганзу в том, что она поддерживает испанцев, они захватили возле Лиссабона 60 ганзейских кораблей. После того немецкие купцы почти совсем покинули «Стальной двор».

Гамбург, раздраженный благосклонностью, какую англичане оказывали Штаде, присоединился к Ганзе во втором обращении к императору, надеясь принять против Штаде энергичные меры. В 1597 г., после долгого периода нерешительности, Рудольф II, возможно подстрекаемый Испанией, запретил «Купцам-авантюристам» приезжать в Германию, а немецким купцам вести с ними дела под угрозой объявления вне закона под тем предлогом, что «Купцы-авантюристы» преследуют

монополистическую политику и препятствуют свободе на море. Почти сразу же последовала контратака. 13 января 1598 г. Елизавета I приказала закрыть лондонский «Стальной двор» и запретила ганзейцам торговать и даже просто находиться на территории ее владений. Исключение сделали только для купцов из Данцига и Эльбинга, которые не были подданными императора. Вскоре здания «Стального двора» были конфискованы.

Этот произвол вызвал в Германии большие волнения, но на самом деле, как и в случае с новгородским «Немецким подворьем» столетие назад, закрытие «Стального двора» лишь официально подтвердило непоправимый закат ганзейской торговли в Англии. Конфискация «Стального двора» стала просто видом репрессалий, и в 1606 г. «Стальной двор» вернулся владельцам. Но спасать контору было уже поздно.

В континентальной Европе Ганзе пришлось перенести еще более серьезное поражение, когда Штаде отказался смириться с потерей выгодной для него торговли с Англией и, не тронутый исключением из Ганзейского союза, в 1601 г. успешно повел переговоры о возвращении «Купцов-авантюристов». Шесть лет спустя император подтвердил привилегии этой английской компании. В 1611 г. Гамбург, после некоторой заминки, также решил возобновить льготы для «Купцов-авантюристов» примерно на тех же условиях, что и в 1567 г. Это соглашение оказалось очень выгодным как для англичан, так и для Гамбурга, однако Ганзе был нанесен очередной удар. Ганзейских купцов, которые веками контролировали торговлю с Англией на севере Германии и на Балтике, вытеснили из туманного Альбиона, а конкуренты заняли их место даже в самой Германии.