Жизнь купцов

Главные стороны купеческой жизни в XV в. до некоторой степени раскрываются в уставах купеческих объединений и контор, в требованиях компенсации за причиненный ущерб, но главное – в письмах. Семейные хроники были бы бесценными, но до наших дней дошли всего две: Якоба Люббе, предпринимателя из Данцига, который родился в 1430 г. в деревне возле Мариенборга, и Франца Бесселя, бургомистра Штральзунда, рожденного там в 1487 г.

Меньше всего известно о первых годах жизни этих купцов. Примерно в шестилетнем возрасте ребенок шел в приходскую школу. Примечательно, что юный Люббе, крестьянский сын, научился читать и писать в своей родной деревне. Бессель же продолжил образование и после того, как получил начальные знания, и научился «склонять и спрягать, чтобы немного понимать латынь». Обучение заканчивалось между 12 и 15 годами; едва ли будущий купец учился в университете, хотя хорошее знание права становилось все более необходимым для человека, который в будущем надеялся занять важный государственный пост.

Далее начинался период ученичества, которое юноша проходил под руководством какого-нибудь купца, обычно родственника. За годы, проведенные в разных странах, молодой человек знакомился с бухгалтерией, счетами, осмотром товара, покупкой, продажей и системой кредита. Через два или три года он становился клерком и начинал торговать за свой счет и на свой риск, в то же время выполняя поручения хозяина. Он мог остаться клерком до конца жизни, но обычно, после некоторого времени, которое значительно варьировалось в зависимости от характера и достижений, молодой купец основывал собственную компанию.

После того купец селился в каком-либо городе и не так часто путешествовал, ведя дела из конторы. Письма братьев Векинхузен дают яркую картину типичных занятий. Купец принимал партии товаров, посылаемых его клерками или компаньонами, осматривал их, зорким глазом проверял качество, а также руководил пересылкой других товаров, заключал контракты с перевозчиками и капитанами. Важное место в переписке занимают различные полезные сведения.

Почти в каждом письме купец рассказывает о политической обстановке, о войнах и их влиянии на мир коммерции. Он называет цену разных товаров, высчитывает количество таможенных пошлин и расходов, обсуждает чистую прибыль, вкусы и финансовое положение клиентов. Если, как часто бывало, тот или иной товар не пользовался спросом, купец приказывал отправить такой товар в другое место, а иногда продать его по любой цене, и отменял отправку определенных товаров. Часто он делится с компаньонами своими опасениями по поводу предстоящего отчета, из-за нависших над ним долгов, из-за отсутствия наличных денег. Во многих письмах рижских купцов за 1458 г. содержатся одни и те же жалобы. Русские отказываются покупать сукно, особенно фламандское, предпочитая ему более дешевое, английское. Меха не находят покупателей в Брюгге. Большую тревогу вызывали нападения пиратов, которые во время войны с Тевтонским орденом базировались в Данциге. Поэтому они вздохнули с облегчением, когда в порт благополучно зашли корабли из Любека и Фландрии, особенно те, что везли соль из Бурньёфа, потому что теперь они могли рассчитывать на хорошую прибыль – однако при условии, что не объявятся голландские суда с солью, которые собьют цену и вынудят их торговать себе в убыток. Эти письма создают впечатление, что типичный ганзейский купец XV в. жил в постоянной тревоге, все время думая об излишках товаров, которые необходимо продать. Излишков купцы, похоже, боялись меньше, чем убытков из-за кораблекрушения или грабежа. Призывы к помощи Всевышнего, которыми пронизаны письма, конечно, вставлялись не просто красоты ради.

За пределами конторы купец проводил время в профессиональных объединениях, похожих по духу и структуре на купеческие гильдии. Почти каждый день купец ходил в штаб-квартиру своего объединения, где в общем зале (Schiitting) он встречался с коллегами, сидел на своем обычном месте, говорил о государственных и личных делах, собирал сведения, пил, ел и, время от времени, принимал зарубежных гостей и голосовал на общих собраниях, когда выбирали старшин и присяжных.

Устав данцигского «Артурова двора» (Artushof), более подробный, чем уставы других купеческих сообществ, демонстрирует заботу о сохранении доброго имени объединения: в уставе предписывается определенная линия поведения и содержатся призывы избегать экстравагантности. Под угрозой штрафа и даже исключения запрещалось бросаться тарелками и блюдами в других членов общества, вытаскивать нож, играть в кости на деньги, подливать в кубок соседа смешанные напитки с целью напоить его допьяна, сплетничать, особенно о женщинах, или оскорбительно отзываться о ком-либо, особенно о представителях власти. Количество блюд во время трапезы строго лимитировалось, как и количество шутов. Вино приберегалось для гостей. Компания должна была окончить пир в десять часов, когда звонил «пивной колокол», и т. д. Одним из любимых развлечений были пари, условия которых тщательно записывались. Ставками обычно были деньги или штуки сукна. Купцы бились об заклад обо всем: о скорой свадьбе, о продолжительности войны, о цене на сельдь, о результатах выборов или турнира. Иногда спорили по самым нелепым поводам. Например, один человек поспорил, что некая кухарка признается, что ее хозяин – отец двух ее детей; еще один поставил десять гульденов на то, что не будет причесываться целый год. Иногда повседневную рутину скрашивали роскошные пиры.

Купец не всегда вел такую мирную и размеренную жизнь. Временами, особенно в молодости, ему приходилось отправляться в трудные и опасные путешествия. Франца Весселя, когда ему было не больше 12 лет, отправили на ярмарку в Сканию. Следующие восемь лет, несмотря на болезнь, которая периодически приковывала его к постели, он дважды ездил в Голландию, дважды в Сканию, а также на Готланд и в Ригу. Даже в зрелом возрасте большинство купцов отправлялись в длительные деловые поездки. Некоторые из них, обосновавшиеся в Скандинавии или странах Балтии, почти каждый год приезжали в Любек и покупали товары.

Перед отправлением в путь купцы испытывали необходимость привести в порядок свои мирские и духовные дела. Они часто выбирали именно это время для того, чтобы составить завещание, куда никогда не забывали включить несколько пожертвований церкви. Иногда в завещании особо оговаривалось, что та или иная сумма предназначается на спасение души завещателя, если в пути его постигнет смерть. «Пусть те, кто готовится сесть на корабль, исповедуются. Нам требуется так мало времени для того, чтобы лишиться жизни», – написано под картиной в приделе Мариинской церкви в Любеке, на которой изображено кораблекрушение «бергенских гостей». В самом деле, за долгие недели утомительного плавания путника не покидал страх шторма или нападения пиратов. Купцы не чувствовали себя в безопасности, пока корабль не входил в порт.

Почти все ганзейские купцы ездили в одну из четырех главных зарубежных контор, где дела могли задержать их на несколько месяцев. Здесь, под защитой льгот и привилегий, предоставленных зарубежными правителями, они чувствовали себя в безопасности. Но жалованные грамоты становились бесполезными, если в стране вспыхивали междоусобицы – довольно частое явление во Фландрии – или если тамошние власти конфликтовали с Ганзой. История Ганзы отмечена рядом арестов и конфискаций, часто сопровождавшихся насилием. Последнее было особенно характерно для Новгорода. В 1424 г. всех немцев в конторе бросили в тюрьму; 36 человек умерли. В 1494 г. Иван III выслал в Москву 49 купцов с «Петрова подворья». Их продержали в неволе три года, а когда наконец освободили, все они погибли при кораблекрушении.

Однако такие насильственные действия со стороны зарубежного государства все же были редкостью. Гораздо чаще отдельные купцы несли урон из-за нападений или ссор из-за цены и качества товаров или платы за них. В официальные запросы компенсации включены длинные списки таких жалоб. Они служат лишним доказательством того, насколько рискованной была жизнь купца.

Отчасти для того, чтобы гарантировать защиту своих купцов, Ганза требовала от них строгой дисциплины за границей и старалась по возможности изолировать их от контактов с местным населением. Однако образ жизни в разных конторах сильно различался. В Брюгге, где у Ганзы не было собственного дома, купцы снимали дома или квартиры в городе и жили среди местного населения, чей язык почти не отличался от их собственного. В Брюгге ганзейцы чувствовали себя почти так же свободно, как у себя на родине. Того же нельзя сказать о трех других конторах; там купцы становились предметом постоянного надзора и обязаны были жить и питаться в своем кругу. Самыми суровыми условия жизни были в Новгороде, особенно для тех, кто там зимовал. Из-за различий в языке, религии и поведении немцы жили там еще более изолированно, чем в других местах, в постоянном страхе нападений и ограблений. Днем русским позволялось заходить в пределы «Петрова подворья» для купли-продажи. За пределами подворья никаких сделок не допускалось. Но по ночам ворота наглухо закрывались, территорию охраняли сторожевые псы, а сторожа запирались в церкви, где хранились самые ценные товары, архивы и казна. Хозяева, с одной стороны, и клерки и ученики – с другой, образовывали отдельные общества, каждое со своей общей спальней и трапезной. Немногие развлечения были доступны этой чисто мужской группе, состоявшей из нескольких десятков или сотен обитателей. Долгими зимними русскими вечерами они могли только разговаривать да пить в большой обогреваемой общей комнате. Однако все излишества строго пресекались под угрозой штрафа или тюремного заключения.

Строгий распорядок конторы время от времени оживлялся несколькими традиционными праздниками. Среди них по всей Северной Европе славились бергенские игрища – как своей жестокостью, так и пышностью. Они происходили каждый год вскоре после прибытия ганзейской флотилии и сочетали весенний праздник с карнавальными шествиями, маскарадами, танцами и пирушками. Главным событием становились испытания, каким подвергали молодых подмастерьев перед принятием в полноправные члены общества «бергенских гостей». Им предстояло пройти три испытания. Первое – испытание дымом. Кандидата вздергивали на веревке к отдушине дымовой трубы, откуда шел едкий дым; он подвергался шуточному перекрестному допросу и лишь спустя какое-то время его, полузадохнувшегося, опускали вниз. Вторым было испытание водой. Кандидата трижды бросали на глубину в заливе; ему нужно было самому забраться в лодку, а старейшины, сидящие в нескольких рядом стоящих лодках, били его; кандидата защищал только приятель, вооруженный палкой. Третьим и самым суровым было испытание поркой. Кандидата поили допьяна, раздевали догола, завязывали ему глаза и пороли до крови. Остальные заглушали его крики, били в тарелки и барабаны. После порки испытуемый еще должен был спеть шуточную песню для членов общества, сидевших за столом.

В начале XVI в. грубость этих игрищ вызвала осуждение церкви (иногда испытания дополнялись богохульными «исповедями»), датского правительства и даже самой Ганзы. Игрища подвергали критике за их жестокость, за происходившие время от времени несчастные случаи – хотя они, очевидно, были редкостью – и за безнравственность. Но главным поводом для жалоб было то, что игры вредили торговле: жестокие испытания отваживали сыновей богатых купцов. Впрочем, отчасти именно этого и добивалось общество «бергенских гостей». Большинство членов общества Bergenfahrer было скромного происхождения; им не хотелось принимать к себе выходцев из богатых семей, которые могли захватить в нем власть. Поэтому жалобы, наказания и правила, призванные смягчить жестокость игрищ, какое-то время не приносили результата. Для того чтобы положить им конец, потребовалось исчезновение самой Ганзы. В течение XVII в. количество ганзейских купцов в Бергене значительно сократилось. В 1671 г., через два года после последнего Ганзейского собора, указом короля Дании подобные забавы запретили под угрозой сурового наказания. На сей раз купцы послушались. Бергенские игрища, которые в некотором смысле отражали взлет и падение самой Ганзы, прекратились навсегда.

Едва ли можно было найти средневекового купца, который хотя бы раз в жизни не отправлялся в паломничество. К святым местам ходили в качестве епитимьи, для исцеления от болезни или во исполнение обета, принесенного в минуту крайней опасности. Самой большой популярностью среди ганзейцев пользовалось паломничество в Ахен, где их привлекала не могила Карла Великого, а мощи Богоматери. Привлекали их и многие другие раки, особенно в эльзасском Танне, в швейцарском Айнзидельне, в Риме и Сантьяго-де-Компостеле. В хронике Франца Весселя описана настоящая одиссея, паломничество будущего бургомистра Штральзунда в собор Святого Иакова в Сантьяго-де-Компостеле, предпринятое в 1506 г., когда ему было 19 лет. На корабле вместе с ним находились 500 паломников, не считая женщин и девочек. Корабль заходил примерно в 50 портов в Норвегии, Шотландии, Фландрии, Англии и Франции. В Плимуте одного паломника зарезали двое его спутников, которых позже повесили. Несмотря на запрет, корабль покинул порт, и ему пришлось вступить в морской бой с двумя английскими кораблями, посланными в погоню. Наконец Вессель прибыл в Сантьяго-де-Компостелу, где присутствовал на коронации короля Филиппа Красивого. Он вернулся в Штральзунд целым и невредимым, и его с радостью встретили родители, «потому что он был их единственным сыном, и они были убеждены, что он погиб в море или в другом месте».

Опасности, путешествия и тревоги такого рода были свойственны всем средневековым купцам. Ганзейцы, наверное, отличались от своих собратьев тем, что их жизнь и мышление были заключены в более строгие рамки. Дисциплина, которая была особенно строгой в зарубежных конторах, имела одно преимущество. Она развивала в них сознание общности, более выраженное, чем у купцов из других стран. Но при этом строгая дисциплина ослабляла личную инициативу, уменьшала их способность применяться к обстоятельствам и порицала любые индивидуальные действия, которые шли вразрез с правилами сообщества. Правила призваны были поддерживать строгое равенство между членами сообщества и неукоснительного соблюдения их прав. В своем жизнеописании Вессель вспоминает один случай, симптоматичный для такого подавления инициативы. Поскольку в 1485 г. в Бурньёфе не было соли на продажу, вся данцигская флотилия вернулась домой с пустыми трюмами. Ни представители в Бурньёфе, ни капитаны не смели в таких непредвиденных обстоятельствах пойти наперекор распоряжениям судовладельцев и взять на борт другие товары, чтобы получить хоть какую-то прибыль. Едва ли можно представить, чтобы итальянские или даже английские купцы так кротко подчинялись в сходной ситуации. Из-за строгих правил, в рамках которых они вынуждены были действовать, ганзейские купцы частично утрачивали вкус к рискованным предприятиям. Такой недостаток пагубно сказался на судьбе сообщества в целом.