Глава 23
– Чего ржешь? – спросил Игорь, меняя магазин.
– Да так… – Паша продолжал всхлипывать. – Потом расскажу.
– Если не сдохнем, – кивнул Чинар. – Обязательно расскажешь.
В этот момент снова начался интенсивный обстрел. Шабалин на четвереньках перебрался к лестничной клетке, где в проем ему хорошо был виден угол здания за завалом, и вовремя: оттуда выглянула голова. Паша встал на локти, прицелился и дал короткую очередь, взбившую пыль с угла дома.
– Борз, на связь! – Паша схватил рацию.
– Ответил!
– Если ты, тварь, сейчас нам не поможешь, я тебя лично потом расстреляю!
– Да помогаем мы уже, – отозвался Борзов. – С крыш уже человек шесть сняли, скоро закончим очистку… держитесь.
– За углом у меня, перед завалом…
– Только что там троих положил.
– Что же ты раньше молчал?
– Раньше духи вокруг меня были. А сейчас они все к вам ушли.
– Ты понял, короче, да?
– Виноват. Исправляюсь.
– Справа пехота пошла! – крикнул снизу кто-то из спецназовцев. – Не удержим!
Паша на четвереньках вернулся в комнату, чуть привстал и осторожно, из-за угла проема, выглянул наружу: со стороны бывшей позиции Бушуева, прижимаясь к стенам домов, двигались перебежками боевики.
– Атака с тыла, – крикнул тот же голос. – Кранты нам, мужики… прощайте!
Шабалин, пригнувшись под оконный проем, метнулся в противоположную сторону здания и увидел, как через хозпостройки и пустырь к ним приближаются боевики.
Барченко уже стрелял из углового окна, Кузьмичев выбирал позицию для отражения атаки с тыла, Бушуев сидел возле стола и вкручивал в гранаты запалы.
– Дай, – крикнул Паша.
Артем кинул ему одну за другой пару «Ф-1», которые Паша тут же забросил через проем за ближайший сарай, где уже находилось несколько боевиков.
– Еще!
Артем кинул ему еще две гранаты. Паша выглянул наружу, пересилив естественное желание оставаться в укрытии. Боевики попрятались, но они были где-то здесь, не далее чем в тридцати метрах от здания. С первого этажа слышалась стрельба длинными очередями и громкие маты.
Сознание разрывалось от ясного понимания приближения конца. Духи, несмотря на потери, продолжали настойчиво приближаться к шестиэтажке, шквальным огнем не позволяя защитникам здания высовываться в окна, не позволяя им контролировать ситуацию. Справа и с тыла враг уже подошел на дальность броска гранаты, и эти гранаты не заставили себя ждать – на первом этаже раздалось несколько взрывов. Кто-то истошно закричал.
Бесконечно бесило еще и то, что в основном не было видно, откуда ведется огонь, и подавить огневые точки не представлялось возможным. Уничтожение гарнизона шестиэтажки стало лишь вопросом времени.
Ба-бах!
Брызнув во все стороны яркими искрами, прямо в помещении разорвалась граната. Почувствовав на себе несколько ударов, Паша машинально отметил, что это была граната от подствольного гранатомета.
– Я ранен, – непроизвольно крикнул он, но крик потонул в грохоте боя.
Ба-бах! – еще один разрыв «ВОГа» наполнил комнату осколками и поражающими элементами.
Бушуев завалил набок стол и вместе с Барченко укрылся там от гранат. Кузьмичев вжался в угол стены.
«Сейчас будет еще один взрыв, потом еще», – мелькнула в голове мысль. Паша остро чувствовал, как невозможность сопротивления постепенно и неотвратимо лишает жизни и его самого, и его друзей.
Ба-бах!
Третий взрыв, и в комнате от дыма и пыли уже ничего не было видно.
Паша чуть не побежал на четвереньках к лестничной клетке, надеясь там найти спасение от разрыва гранат. Он вывалился из комнаты на лестничную площадку, надрывно дыша. Откатился за угол, где его не могли бы достать гранаты.
«Все, осталось совсем немного», – билась в голове только одна мысль. «Ты уже ранен, ты истекаешь кровью, сейчас пропадет сознание и придет она…»
Внизу снова грохнули ручные гранаты, и снова раздался нечеловеческий вопль.
– Меня убили-и-и… – кричал кто-то внизу… – Помогите!
Пашу трясло, от страха и осознания своего безвыходного положения он чувствовал, что еще немного и он просто сойдет с ума. Обстрел усилился настолько, что казалось – даже за укрытием не поднять было головы.
Вдруг он вспомнил про Егора. Вспомнил, как приезжал к роддому, а супруга показывала в окно завернутого в пеленку кроху. Вспомнил, как впервые взял его на руки. Вспомнил, как сын, на радость отцу, сделал свои первые шаги. Подумал: жить осталось всего несколько минут, а маленький сын, где-то далеко-далеко, наверное, сейчас играет в детском саду… и стало нестерпимо обидно за то, что не удастся поставить его на ноги, что не удастся даже просто увидеть его…
– Что ты сидишь? – спросил кто-то рядом.
Паша быстро обернулся, думая, что это Барченко. Но вокруг никого не было.
– А ну встать! – голос звучал настолько жестко и твердо, что Шабалин не смог ему не подчиниться.
– Решение разгромить противника должно быть твердым и без колебаний доведено до конца! – казалось, что прямо в ухо кто-то ему зачитал строчку из Боевого устава, которую он совсем недавно и сам цитировал Чинару.
– Есть, – вяло ответил Паша. – Так точно. Решение должно быть твердым…
Машинально он отстегнул от автомата полупустой магазин и присоединил новый. Встал на колени. Вокруг над головой летали пули, осколки и каменная крошка, внизу выли от ранений, боли и безысходности его боевые товарищи. Шабалин сделал последнее над собой усилие и поднялся на ноги.
– Бездействие, неиспользование всех сил, средств и возможностей для достижения успеха, нерешительность и пассивность в бою ведут к поражению… – ступая на лестницу, проговорил он то, что выучил еще в военном училище.
И вдруг Паше стало совершенно безразлично – убьют его или нет. Этот вопрос стал настолько ничтожен, что вдруг сжался до крохотной точки и затерялся в глубине сознания. В одно мгновение он увидел другой смысл существования, который не соприкасался с его телом, да и вообще, со всем этим материальным окружением. Душа воина не может умереть. Душа воина не рождается, не умирает, она есть всегда. Приходит время – и она вселяется в человека и позволяет этому человеку действовать в бою за гранью человеческих возможностей. С этим озарением жизнь и смерть его больше не волновали – Шабалин четко осознал, что его время пришло…
– В атаку, пацаны! – заорал он, бросившись вниз по лестнице. – Мочи гадов! Ура-а-а!
На площадке первого этажа длинной очередью он свалил двух духов, прорвавшихся в здание – увидев его, они попытались оказать сопротивление, но тут же были снесены градом пуль.
Паша не мог прятаться, не мог стоять – его неудержимо несло на простор, он жаждал действий – решительных и активных, – и он стремительно выскочил из здания. За углом, под стеной, изготовившись к последнему броску, стояли несколько боевиков, которые тут же легли под фланговым непрерывным огнем автомата Шабалина.
Упиваясь смертями врага, Паша уже не прятался, не искал укрытия – ему плевать было на то, что с ним могут сделать боевики. Он просто шел, видел врага и убивал его. Ничего другого сейчас для него не существовало.
– А-а-а! – орал он в безумном исступлении, поливая огнем тех, от кого минуту назад он искал укрытия.
А они падали, разбегались, но даже не пытались ему сопротивляться.
Щелк. Кончились патроны. Паша подскочил к одному из подстреленных боевиков, который, упав, пытался подняться, но Шабалин с разбегу впечатал ему в спину свой ботинок, а когда тот полностью растянулся на земле, командир снайперской роты, перехватив «АКМ», несколько раз ударил врага по голове, пока у того не вмялась черепушка.
– Кто еще? – орал разъяренный морпех.
По нему стреляли, и Паша видел, как пули секут стену, выбивая пыль. Он спокойно перезарядил автомат и, припав на колено, несколькими ответными очередями заставил врага замолчать и спрятаться. Снова сменив магазин, он подскочил и побежал вдоль здания, стремясь добежать до угла, за которым была улица, ведущая к бывшей позиции Бушуева.
– Стой, придурок, – услышал он голос Барченко. – Обожди меня!
Чинар бежал за ним следом, на ходу стреляя в сторону, чтобы просто не дать врагу высунуться.
Шабалин остановился перед углом. Там, за поворотом, он точно знал, были духи. Глубоко и часто дыша, Паша опустился на колени – вдруг все его тело наполнилось слабостью и крупной дрожью. Он обернулся – за Чинаром, увлеченные внезапной атакой, бежали Ерофеев и Кузьмичев.
– А ну, – Чинар размахнулся и бросил за угол гранату.
Ерофеев выглянул за поворот и пустил туда длинную очередь из пулемета.
– Все, сейчас мы их… – весело крикнул Толя.
Кузьмичев стрелял из автомата по пустырю, не давая духам прийти в чувство.
– Подрывай! – заорал Ерофеев.
За углом раздался взрыв, сопровождаемый громкими воплями. Толя высунулся за угол, стреляя из пулемета, потом шагнул на открытое пространство, увлекая за собой остальных.
– Пошли, – Барченко подхватил Пашу под плечо, помогая подняться.
Они вышли на улицу, обошли здание и вошли вовнутрь, перешагнув через тела боевиков, которых сразил Шабалин.
– Держать оборону! – крикнул Чинар. – Оказание помощи раненым – на первом этаже!
Паша стоял на карачках, уперев руки в пол. Его рвало, но на пустой желудок это плохо получалось…
– Отогнали уродов, – резюмировал Ерофеев. – И на минное поле мы их хорошо загнали, – радовался спецназовец. – В аккурат между домами вошли, где я две «монки» поставил… все, по ходу, там и легли!
Сплевывая кровавую слизь, Паша наконец-то пришел в себя, стал снимать бронежилет и тактическую рубашку, изодранную и окровавленную. На теле, руках и ногах было несколько мелких ранений, полученных, скорее всего, от разрывов «ВОГов» на четвертом этаже, да на спине набухал огромный синяк – как оказалось, в броне застряла пуля.
Кузьмичев, тоже раненный осколками, оказал Шабалину первую помощь – замотав бинтами и заклеив пластырем раны, предварительно насыпав в них гемостопа. А Паша все не мог отдышаться, и ему тяжело было даже просто пошевелить рукой или ногой. Силы окончательно оставили его.
– Ты как? – спросил Барченко.
– Норм… – кивнул Шабалин.
– Вот ты придурок, – повторил свою мысль Чинар. – Если бы не ты, кранты нам всем уже бы случились…
– Угу, – согласился Паша и добавил: – Все благодарности – эгрегору войны…
Снаружи раздался крик:
– Эй, не стреляйте!
– Кто там еще? – спросил Игорь и крикнул: – Борзов, ты?
– Я!
– Проходи!
Из-за завала к зданию быстро бежали четыре человека. Они влетели в подъезд и тут же попадали на пол, тяжело и надрывно дыша. Слава, немного отдышавшись, вяло указал на боевиков, лежащих у входа:
– Вот, а мы молодцы – мы попросили в нас не стрелять.
– Слушай, заткнись, а? – Паша посмотрел на своего подчиненного. – Ты пропустил самое главное, и за это будешь наказан.
– Я? Пропустил? – возмутился Борзов. – Да я двадцать семь духов за все это время лично оприходовал, мне еще все завидовать будут! Мне Звезда Героя положена!
– Дайте ему в рожу, – попросил Паша. – Кто-нибудь.
У Ерофеева оказалось прострелено плечо и шлем, Барченко получил шесть легких ранений от «ВОГов», Кузьмичев – четыре. Бушуев сверху не спускался, но крикнул, что перевязал две раны на руке и ноге, а разрез на лбу заклеил пластырем. Хуже дело обстояло у водителя-спецназовца, которого в «Тигре» Паша бил ногами в нос – парень получил пулевое ранение таза, и все понимали, что перевязка и вколотое обезболивание далеко не то, что ему требовалось немедленно. У второго спецназовца пуля навылет прошла под правой ключицей, к счастью, не задев магистральные сосуды, кроме того, у него было несколько осколочных ранений, одно из которых разорвало щеку и вынесло два верхних зуба. Пока перевязывались, Костя Бурман сверху принес бачок с водой, получивший еще несколько пробитий, отчего воды в нем осталось всего несколько литров, которые и были все выпиты страдающими от жажды людьми.
Кузьмичев помог Шабалину натянуть рубашку и надеть бронежилет. Охая и ругаясь, Паша затянул ремешки.
– Еще одной такой атаки мы не выдержим… – осмотрев свое воинство, заключил Игорь Барченко.
В проеме входа появился водитель БТР-82, который всю зарубу просидел в своей машине. В тишине он прошел к своему товарищу, раненному в живот:
– Саня, ты как?
– Больно.
– Там второй бэтээр можно от плит освободить, – сказал он тоном, в котором ясно чувствовалось извинение за проявленное малодушие.
Его никто не упрекнул в трусости: в этом бою каждый сполна смог насытиться собственным малодушием…
Тут же выяснилось, что «Тигр», стоящий у входа, в результате обстрела утратил свою подвижность – пули и осколки разорвали его скаты, и теперь и он стоял на дисках, как и БТР-82. Барченко оценил предложение водителя и послал его изучить обстановку и возможность высвободить боевую машину из завала. Парень, потоптавшись у входа, ушел.
Барченко связался с Сомовым, для чего ему пришлось подниматься выше на пару этажей – на нижних этажах проходимость радиоволн была ничтожной. К этому времени Шабалин, Бушуев и Кузьмичев забрались на шестой этаж, откуда можно было бы вести наблюдение. Группу Борзова разделили: спецназовцев оставили на первом этаже, а снайперов посадили на пятый. Тяжелораненого пристроили в глухой комнатушке на втором этаже, не пострадавшей от обстрела, что убеждало в том, что и при повторном обстреле там будет безопасно.
– Бронегруппа за нами вышла, – сообщил Игорь результат разговора с генералом.
– А я уже поверил, что нам повезло, – выдохнул Паша.
– Продержимся, – уверенно сказал Игорь.
– Наблюдаю танк и четыре БМП, – сообщил Бушуев. – Подходят к мосту.
– Может, это шестой отряд? – спросил Паша. – Колмыков?
– С зеленым флагом? – сыронизировал Артем.
Паша переключил на радиостанции волну на частоту «музыкантов»:
– Я Барс, кто меня слышит?
Почти сразу в шипении эфира появился голос:
– Я Боярин, слышу хорошо.
– Нахожусь в точке с координатами… у меня много раненых, техника перебита, отбил три атаки боевиков, началась четвертая атака… если можете, прошу помощи.
В этот момент танк выстрелил, и в стену, словно гигантским молотом, ударил снаряд. На этаже все заволокло дымом. Хорошо, что никто не пострадал.
– Все вниз! – приказал Барченко.
Пока танкисты заряжали орудие, все успели спуститься на пару этажей ниже, где не было прямой видимости на танк.
– Лобаев! Где пусковое? – крикнул Барченко.
– Внизу… – ответил откуда-то ракетчик.
– Надо убить танк!
– Не получится, – ответил Лобаев. – Установка разбита при обстреле – рядом с ней разорвалась граната.
Паша снова связался с Боярином.
– Нас обстреливает танк с моста между островами, еще четыре БМП…
Вдруг вместо Боярина он услышал бодрый голос Жени Колмыкова:
– Что, Барс, жарко?
– Есть немного, – ответил Паша.
В этот момент вверху снова прогремел взрыв – на этот раз танк выстрелил осколочно-фугасным снарядом, отчего содрогнулось все здание.
– Слышу, – подтвердил Колмыков. – Ну, ты, Барс, потерпи немного, я уже к мостам подхожу. Сейчас устрою им праздник…
– Мы потерпим, – согласился Шабалин.
– Недобитки какие-то наводят стрельбу танка, – предположил Игорь. – Наводчик точно знает, какой дом надо молотить…
Раздался третий взрыв, после которого часть шестого этажа обрушилась на пятый, а часть пятого – на четвертый, к счастью, никого не придавив.
– Слева на улице духи, – крикнул Бушуев.
Чинар вышел на Цунами:
– Дима, брат, выручай. Надо накрыть мосты…
– Чинар, я пустой, все, что было на огневой, по задачам отработал. Ждем, через час должны подвезти…
– Как же так…
– Не рви мне душу! – крикнул в эфир майор Ермаков.
– Огня не будет, – сказал Барченко.
Внизу начали стрелять автоматы спецназовцев, отражая очередную атаку боевиков. Духи атаковали со стороны пустыря и с северо-запада. После обрушения этажей танк стрельбу прекратил, и Бушуев, забравшийся на крышу, сообщил оттуда, что четыре БМП прошли по мосту через протоку и приближаются к бывшей позиции Борзова.
– Сейчас они нам устроят, – предположил Паша. – Надо валить в соседнее здание, чтобы они хотя бы ненадолго нас потеряли…
– Да куда ты свалишь, – возразил Чинар. – Нам пехота не даст отсюда выйти.
Вскоре стали слышны рев моторов БМП и железный лязг гусениц. Они приближались – неотвратимо и бесповоротно. И это уж точно приближалась смерть… без всяких оговорок.
– Бушуев, – Паша поймал взгляд своего снайпера. – Дура твоя где?
Тот мгновение стоял, переваривая услышанное, потом рванул к углу помещения, где под завалом лежала его крупнокалиберная винтовка.
– Помогите!
Вместе достали «АСВКМ» из-под плиты. Увидев винтовку, Паша сплюнул с досады: оптический прицел был раздавлен обрушившейся плитой.
– Ерунда, – сказал снайпер, доставая из разгрузки шестигранник, чтобы снять остатки оптики с пикатини.
Кузьмичев в это время помогал спецназовцам отражать атаку, стреляя из винтовки из глубины помещения.
– Готово, – сказал Артем.
– БЗТ есть? – спросил Паша.
– Конечно, – улыбнулся Бушуев. – Как раз для такого случая припасено!
Он набил магазин бронебойно-зажигательно-трассирующими патронами и примкнул его к винтовке, энергичным движением затвора загнав патрон в ствол.
Лязг гусениц приближался. Паша снарядил патронами все свои магазины, опустошенные во время безумно лихой выходки. Ныла спина, болели раны, но в голове уже не было ничего – ни страха, ни злости, ни печали. Ход мыслей был ровный и спокойный.
– Вот она, «копейка», – сказал Шабалин, увидев, как из-за угла дома появился острый нос БМП с ребристым верхним листом.
– Стрелять? – спросил Бушуев.
– Огонь по готовности, – ответил Шабалин.
Когда БМП высунулась полностью и Паша увидел жерло орудия, смотрящее прямо на него, сбоку раздался оглушительный выстрел «АСВКМ».
Крупнокалиберная пуля попала в середину башни, блеснув на броне ослепительной вспышкой.
– Цель, – непроизвольно сказал Паша.
Внутри БМП вспыхнула боеукладка, которая через мгновение привела к взрыву, сбросившему башню на землю.
– Барс, я на мосту, – раздалось в наушниках. – Кто тебе тут жить не дает?
Это был Колмыков.
– Женя, танк! Там где-то танк бродит!
– Вижу!
Со стороны моста вдруг стали раздаваться частые выстрелы, явно автоматического орудия, но это не было орудие БМП-2 или БТР-82, как можно было сразу подумать. Стреляло что-то более мощное и громкое. После очереди в четыре-пять выстрелов Колмыков вышел на связь:
– Горит ваш танк. Кто еще моим друзьям покоя не дает?
– С моста в город прямая улица, – сориентировал его Паша. – На улице тебе должно быть видно четыре БМП. Одну мы уже сожгли, но есть еще три…
– Секунду, – попросил Женя и спустя некоторое время доложил: – Вижу. Они рядом с вами?
– Да.
– Где вы?
– За углом.
– Укройтесь за стенами!
– Есть!
Барченко крикнул на все здание:
– Укрыться за стенами!
Со стороны моста стали раздаваться частые выстрелы, за углом загрохотало.
Там творилось что-то невообразимое – взрывы следовали один за другим, и после нескольких коротких, но внушительных очередей Колмыков снова вышел на связь:
– Готово. Горят ваши бэхи.
– Спасибо, – поблагодарил Паша.
– Я сейчас подъеду, меня не подстрелите! – предупредил Женя.
Духов как метлой смело. Кузьмичев еще кого-то добивал из винтовки, но в целом атака уже захлебнулась – очевидно, благодаря тому, что БМП так и не смогли присоединиться к атакующим.
Не хотелось верить, что боевики отказались от штурма.
За углом снова стал раздаваться лязг гусениц.
– С пустыря наблюдаю «Тигры» и БТР, – громко доложил Борзов. – Похоже, что наши!
Паша схватил рацию:
– Женя, там бронегруппа к нам подходит, не перестреляй!
– Принял! – отозвался Колмыков.
Барченко посмотрел на Шабалина:
– Ну что, морпех, пошли… встречать помощь?
Они спустились вниз и уже с первого этажа наблюдали за тем, как с другой стороны завала тормозят броневики. Из-за угла дома, где горела БМП, выкатилось какое-то чудовище – танк не танк – с двумя длинными пушками, калибром явно больше, чем у БМП-2.
– Мама дорогая! – вскрикнул Барченко и, уже обращаясь к торчащему из открытой башни Колмыкову, крикнул: – Братское сердце, ты где такой раритет достал?
Машина остановилась. Колмыков спрыгнул на землю и быстро двинулся к Барченко и Шабалину.
– Здорово, мужики…
Они обнялись.
– А это… – Женя повернулся на раритет. – Это мне выдали со склада зенитно-артиллерийского полка. Сказали, что ничего другого больше нет… ЗСУ-57-2. Огневая мощь – просто подавляющая. Убиваю любого. Без нее я бы сюда ни за что не дошел…
* * *
В Хмеймиме, в ожидании погрузки, Паша пошел слоняться по базе, и возле столовой вдруг рядом с ним остановился черный «Хаммер». Из машины выбрался Шеф, опирающийся на трость из красного дерева, и бросился обниматься.
– Наслышан, – сказал он.
Из «Хаммера» вышел подполковник с фиксирующей повязкой на правой руке, и хоть они были незнакомы, спутник Шефа поздоровался с Пашей за руку:
– Шалом.
– И вам не хворать, – сказал Паша.
– Я в столовку, – сказал подполковник.
Он повернулся и быстрым шагом направился ко входу, но не пройдя и пяти шагов наступил на распущенный шнурок и упал на перевязанную руку. Шеф даже не шелохнулся, чтобы помочь товарищу, а только заржал:
– Тебе же сказали: не хромать!
Подполковник поднялся и пошел дальше.
– Я пожелал не хворать, – тихо поправил Паша, но понял, что у старших офицеров какие-то свои счеты к текущей ситуации, и решил сменить тему: – А трость что? Вы ранены, товарищ полковник?
Шеф подбросил в руке палочку, выполненную из красного дерева с золоченой рукояткой, и рассмеялся:
– Да не, со мной все в порядке. Это трофей. Чтобы его у меня не отняли, приходится исполнять из себя хромоногого полководца.
Паша невольно рассмеялся и указал на джип:
– А это где отжали?
– Отжали! – воскликнул Шеф. – Ничего подобного! Купили со скидкой на Дроме, потому что нормальный «Хай-Люкс» во Владике уже не найдешь!
Шеф рассказал о работе, Паша поделился подробностями пережитого боя, на что умудренный полковник философски заметил:
– Ты, Паша, отработал на все сто, и ты реально – молодец. Но фанфар и наград не жди. Помяни мое слово – ты сейчас полной ложкой дурости военной хлебать будешь. Ну, давай, – Шеф протянул руку: – Похоже, самолет кому-то подают. Не тебе? Прощаться не будем, думаю, еще увидимся!
– Увидимся!
Они ударили по рукам, обнялись, и Шабалин направился к месту погрузки. Там шла какая-то перепалка с военной полицией и комендатурой: заставляли раскрывать ящики, выворачивали рюкзаки и снаряжение. Паша покорно прошел через эту унизительную процедуру. В воздухе он практически сразу уснул и проснулся только после того, как самолет коснулся ВПП в Чкаловском. Солнце клонилось к закату.
– Давайте быстрее выгружайтесь, – наехал на Пашу борттехник. – Мы уже трое суток на ногах, спать хотим…
– Нас должны были встретить, – сказал Шабалин, не увидев транспорта встречающих.
– Ничего не знаю, – запротестовал борттехник. – Выгружайся на бетонку! Кто вас там встречать должен – не мое дело.
Выгрузились. Подчиненные вопросительно смотрели на своего командира.
«А там, когда вернешься назад, увидишь, что ты абсолютно никому не нужен», – вдруг в памяти всплыли слова Валеры Федяева.
В одном из кофров лежал заряженный сотовый телефон, но как Паша ни звонил на указанные ему контактные телефоны, трубки никто не брал. Все отчетливей стала вырисовываться перспектива остаться ночевать прямо на летном поле. И если в Хмеймиме было еще ой как тепло, то в Москве уже было прохладно.
Комендант аэродрома, принимавший в день не один борт, наотрез отказался оказывать Шабалину какую-либо помощь, мол, ищите своих кураторов. И уже находясь в полном отчаянии, Паша набрал номер отца.
– Папа, привет…
– Здорово, сын! Ты прилетел? У тебя все хорошо?
– Прилетел, – вздохнул Шабалин-младший и коротко обрисовал ситуацию Шабалину-старшему.
– Я перезвоню, – сказал отец и отключился.
На Пашу смотрело несколько десятков человек, ожидая разрешения непростой ситуации.
Зазвонил телефон.
– Сын, слушай сюда, – отец говорил тем тоном, каким начальник разговаривает в армии с подчиненным. – Я созвонился со своим однокашником, он там по соседству бригадой командует, до завтра они тебя с твоими бойцами приютят и накормят, а завтра, ты говоришь, во Владивосток?
– Да.
– Смотри, как пойдешь в отпуск, мы с матерью тебя ждем! Сразу к нам! Ты понял?
– Да, понял! Спасибо, батя!
– И еще, – голос отца стал чуть тише: – Вчера в Бурденко скончался Валера Федяев. Его привезли меньше недели назад, он был очень тяжелый… врачи не смогли его спасти. Вот так.
Переночевав у связистов, утром роту вернули на аэродром, где они загрузились, как оказалось, в тот же борт. Борттехник делал вид, что не узнаёт вчерашних пассажиров.
В Кневичах повторилась ровно такая же картина: никто их не встречал, хотя об этом было договорено, составлены планы, согласованы и подписаны, выделены машины, но… на аэродроме снайперская рота выгрузилась на бетонку, продуваемую всеми ветрами, и Паше пришлось битый час дозваниваться комбригу, чтобы доложить о прибытии и сообщить об отсутствии запланированного транспорта. Через три часа приехали три «Урала», которые доставили людей и груз в расположение бригады. Выгрузив имущество в расположение и заперев в оружейной комнате войной натруженные стволы, Паша позвонил дежурному по бригаде – узнать о дальнейших планах. Тот приказал построиться перед штабом.
Шабалин вывел роту под штаб, построил, проверил наличие людей и зашел к дежурному:
– Слушай, майор, ну мы ведь с войны приехали, людей потеряли, надо что-то ободряющее сказать…
– Сейчас скажем, – согласился оперативный дежурный, коим стоял незнакомый Шабалину новый офицер.
Вместе с командиром роты дежурный вышел на крыльцо, осмотрел воинство:
– Я не понял, капитан, а до вас что, приказ о форме одежды не доводили?
Паша почувствовал, как теряет над собой контроль – в глазах потемнело. Быстрее всех среагировал Шевчук, который мгновенно оказался рядом, готовый предотвратить расправу.
– Майор, иди-ка ты отсюда в штаб… – посоветовал старший лейтенант.
Дежурный, блеснув глазами, развернулся, пошел ко входу и уже от двери бросил:
– Завтра я доложу комбригу о состоянии дисциплины в вашем подразделении.
* * *
Паша вышел за КПП. Отсюда до его дома было метров триста – по прямой дороге. Легкий ветер шевелил придорожные ивы. Скоро опадет листва, и придет полноценная осень… а пока можно было идти и наслаждаться вот этим ветром, этой до боли знакомой дорогой, этими родными плакучими ивами…
Навстречу попадались люди – вот две женщины, о чем-то говорящие между собой; вот молодой человек лет тридцати, в облегающих джинсах и с букетом цветов в руках; вот прошла стайка молодежи: мальчишки и девчонки, лет по семнадцать-восемнадцать, весело щебетали о чем-то своем, не обратив никакого внимания на попавшегося им на пути капитана морской пехоты. Глядя на их беспечные лица, Паша вдруг подумал, насколько счастливы эти люди, ибо им совершенно неведомо то, что пережил он не далее как неделю назад.
Там, в Дэйр-Эз-Зоре в ужасе смертельного боя он считал последние минуты своей жизни, ясно осознавая грань, за которой стоит безумие или бесконечность. А здесь, во Владивостоке, люди весело и беспечно шли по улице, балагуря и смеясь – и дела им никакого не было до какой-то там войны… которая была отсюда бесконечно далеко – настолько далеко, что ни для кого из них она не существовала в реальности.
Придомовый мини-маркет еще работал, и Паша зашел в него. Здесь ничего не изменилось: все те же азиатки за кассой, все тот же набор алкоголя и еды. Шабалин взял бутылку коньяка, сигарет, хлеба, консервов, воды, колбасы и салатов.
В подъезде привычно пахло сыростью, мочой и никотином.
А дома пахло домом.
Привычно разувшись, Паша прошел на кухню, достал рюмку, повертел ее в руках, отставил. Достал стакан и налил в него коньяка. Из ящика стола достал свой телефон, поставил его на зарядку и включил: тут же полетели сообщения, которые он даже не хотел смотреть. Это все можно посмотреть завтра.
Выпив коньяк, вышел на балкон.
Вдали горела иллюминация трехсотметровых пилонов моста через Золотой Рог. Нескончаемым потоком двигались машины на улицах города. Не изменилось ничего. Денис Стешин жил этажом ниже. Когда-то жил. Теперь в окнах там была темнота.
Паша закурил. В голове заштормило. Нужно было что-то приготовить поесть. Заголосил телефон, но, не дождавшись ответа, умолк. Сделав несколько затяжек, Паша вернулся на кухню. Снова налил себе коньяка.
Взял телефон: номер звонившего ему был неизвестен. Перезванивать он не собирался, но телефон зазвонил вновь. Кто-то настойчиво добивался разговора.
Паша провел пальцем по экрану и поднес трубку к уху:
– Слушаю, Шабалин.
– Папка, – раздался в трубке родной голосочек.
В горле встал ком. Паша не мог сказать ни слова.
– Папка! Ты вернулся! – весело говорил Егор. – Папка! Ну, говори же! Говори! Чего ты молчишь?
– Привет, сын, – ответил, наконец, Паша, вытирая рукавом слезы. – Да, я вернулся.
Конец.
