– Убер? – произнес человек.

Шагнул навстречу. Он был ниже скинхеда ростом, но широкий, кряжистый. Убер насторожился, но человек поднял руки и улыбнулся – мол, все хорошо, я безопасен. Но почему-то Убер был уверен, что человек его ждал. Стоял где-то здесь и курил, дожидаясь, когда скинхед выйдет от мэра.

– Возможно, – сказал скинхед.

На человеке была простая куртка, брезентовая, сшитая вручную уже после Катастрофы. Неказистая, но надежная. Куртка Уберу сразу понравилась – чего нельзя сказать о том, на ком она была надета.

А еще Убер подумал, что под полой куртки наверняка окажется пистолет. И возможно, пара-тройка ножей.

– Мы раньше не встречались, – сказал человек. Убер помедлил, пожал плечами. «И что?» Он с кучей народа на земле не встречался, это же не повод, чтобы сразу лезть целоваться.

– Наверное.

– Соловьев, он же Соловей, – представился человек в крутой куртке.

Голос у него был замечательный – чистый, богатый, с великолепными светлыми обертонами тенор. Отличная, прямо звенящая дикция.

«Вот почему его так прозвали», – подумал Убер. Не только фамилия. Соловей-разбойник, ха.

– А ты Убер?

– Убер, – сказал скинхед. – Я вообще не очень понимаю, что я здесь делаю. Или что ты здесь делаешь, Соловей.

– Я помощник мэра. По общественному порядку и правосудию.

На пальце у «помощника» было крупное золотое кольцо с печаткой. Убер покачал головой.

Засмеялся.

– Что не так? – спросил Соловей. На первый звзгляд он казался спокойным и доброжелательным, искренним.

Но Убер отбросил эту мысль. Соловей выглядел умным и опасным противником.

В отличие от Чечена, Соловей прямо излучал сдержанную опасность. Словно ядерная боеголовка, экранированная свинцом. Хотя, возможно, из него получился бы неплохой союзник.

– Изучаю, – сказал Убер. – Картину движения. А что, какие-то проблемы?

Соловей улыбнулся одними губами.

– Да никаких проблем.

– Отлично, значит.

– А скажи мне, художник неместный, ты зачем моих людей обижаешь?

«А вот и главный вопрос».

– Чечена-то?

– А то ты не знаешь?

– Он такой же чеченец, как я балерина, – сказал Убер. – Или я сейчас ненароком раскрыл тебе глаза?

– Да мне плевать, – засмеялся Соловей. – Это не мой человек. Ты зачем моим людям люлей навешал, а? В «Крабе».

– Напросились.

Они посмотрели в глаза друг друга. Пауза.

– Молодой и резкий, значит. – Соловей даже не удивился.

– Ты забыл добавить: красивый и талантливый. Любимец женщин. Я проездом в вашем городе, так что не надо оваций.

Соловей прищурился. У него были серые, умные глаза. С ледком на дне.

Соловей засмеялся. Красивый смех.

– Ну ты даешь. Ладно, рад знакомству, Убер.

«Может, все не так плохо», – подумал скинхед.

– Взаимно, – сказал Убер. – Увидимся.

– Это непременно, – пообещал Соловей с легкой улыбкой. Убер снова против воли насторожился. – Непременно, говорю.

И тут Убер заподозрил, что в ледок на дне глаз Соловья наверняка вморожен не один покойник.

Мэр посмотрел на помощника, пожевал губами. В кабинете мэра было тихо и уютно. Чучело медведя темнело в углу, по вытертой шкуре плясали отсветы огня.

– Ну как он тебе?

– О нем не стоит беспокоиться, – сказал Соловей.

– Ты так думаешь? – желчно осведомился мэр. Он знал, что часто раздражен без повода, но остановить себя не мог.

– Я так думаю, – спокойно ответил помощник.

– Не слишком много на себя берешь, Соловей?

– Я вообще не врубаюсь, почему вдруг такой кипиш. Да, чужак. Да, дерзок. Да, крут. Да, начал копать. Но две-три ночи подождать… и все. Вы понимаете? Никуда он не денется.

– Дракон, – сказал мэр. Звучало убедительно.

– Да, дракон. Он доберется до лысого. Что бы этот фашист ни делал, как крут бы не был. Дракон сожрет его с потрохами и не подавится.

Чертовски убедительно. Но все-таки что-то мешало мэру успокоиться.

– И все же…

Соловей покачал головой. У него были зеленоватые глаза, словно нарисованные.

– Вы знаете, что бывает, если дракону кто-то не нравится, – произнес он.

– Это да.

Когда-то Обводный канал приобрел дурную славу как любимое место самоубийц. Кажется, сейчас легенды обрели вторую жизнь. Мэр сглотнул. Не слишком ли много… самоубийц?

– Я нанял его убить дракона, – сказал он.

Они оба знали, что дракон не понимает абстрактных размышлений. Только сильные желания, вот что важно.

– Я знаю, – спокойно отозвался Соловей.

Мэр подумал, что рано или поздно от помощника придется избавиться. Слишком уж независимым и наглым тот стал. В большую силу вошел, этого не отнять.

– Что, если…

– Пускай тратит время впустую. До дракона ему не добраться. Поверьте мне. А вот наоборот…

Соловей улыбнулся. Недобро, замороженными глазами.

– Но он мне нравится, это тип.

– Этот фашист? – удивился мэр. Сам он не понимал, как можно испытывать симпатию к этому бритоголовому. Впрочем, отморозок отморозку печень не выбьет.

– Ну и что, что фашист, – произнес Соловей невозмутимо. – Фашисты тоже люди.

Мэр захлопал глазами. Открыл рот… закрыл.

– Иди, – сказал он наконец. – И разберись с лысым.

Соловей кивнул.

Убер остановился, вспоминая, как это было – и снова пошел. Неужели все так просто… и так страшно. Чечен сказал, что действительно отдал Марте обещанный новый паспорт – чтобы бежать с Обводного канала. И она отправилась в туннель, пешком до «Звенигородской».

И не дошла.

«Я думал, он просто брешет, – подумал Убер. – Чтобы выгородить себя».

А теперь его, Убера, наняли убить дракона.

Интересно.

– С чего начинать поиски чудовища? Этого, черт побери, дракона?

Убер почесал затылок. Нормальные герои всегда идут в обход… вернее, с чего начинают работу нормальные герои? С чего бы начал поиски Шерлок Холмс?

Правильно.

С выбора помощника. Желательно местного, знакомого с обычаями и порядками аборигенов.

– И кого же я здесь знаю? – задумчиво протянул Убер. – А?

Под землей редко менялась погода, но иногда случалось и такое. Воздух, сырой и затхлый, вдруг становился холодным, словно пронизанным тонкими, отчетливыми ледяными нитями. Осень.

Почему осень казалась таким важным временем все этим людям, что жили до Катастрофы? «Осень… унылая пора…» А на картинках в уцелевшем учебнике все красное и необычное, какая тут унылость?

Вот что всегда раздражало Юру Лейкина в школьных уроках. Школа на «Обводном канале» закончилась для него давно, но память об этом зацепилась намертво. Яркие картинки из учебника, запах пыли и подступающего сна.

Юра Лейкин помедлил, вышел из палатки. Придется сегодня идти на работу. Часовым в вентшахте его еще неделю точно не поставят. А часовым хорошо. Можно побыть в одиночестве, помечтать, почитать даже.

А работу Юра не любил. Работа никогда не заканчивалась. Подними, тащи, бросай, забей, подтяни, снова тащи. И так без конца. Лучше сидеть с автоматом у двери во внешний мир – которая никогда не откроется. Ну… до недавнего времени. А еще этот лысый…

Хотя нагоняй Юра Лейкин получил, его сняли не поэтому.

Слишком добрый, сказал начальник смены. И его глаза блеснули каким-то ледяным равнодушным огнем.

Зачем ты его пустил? Кто он? Что ему здесь надо, на станции?

– Спишь, солдат? – раздался веселый хрипловатый голос.

Юра поднял голову. Рядом стоял незнакомец, которого он пустил в ВШ. И насмешливо разглядывал его, Юру, с высоты своего почти двухметрового роста.

– Ну что, оруженосец Кашка, – непонятно сказал тот, вчерашний незнакомец. «Убер как-то там», вспомнил Юра. – Первый вопрос. Ты тунеядец или алкоголик?

– Что?! Нет! – Юра вскочил, сжал кулаки. Набычился. Еще не хватало, будет его тут пришлый обзывать.

Убер улыбнулся.

– Замечательно. Теперь второй вопрос. Хочешь поработать?

Они методично прочесали всю станцию – от блокпоста в сторону «Звенигородской» до туннелей на «Волковскую». Убер не слишком много знал о том, как ловить под землей неизвестного зверя дракона, но иногда сталкивался с мутантами, забравшимися с поверхности. Как тот Голодный Солдат на «Пролетарской». Самым сложным, как и в тот раз, оказалось проверить технические туннели. Этой технической обвязки вокруг любой станции – до хрена.

Наконец, Убер решил сделать перерыв. Он сложил вещи горкой, разлегся и устроил рюкзак под голову. Почти новый, со складов станции – спасибо мэру. «Обводный канал» не скупился на убийцу дракона. Они с Юрой пожевали на скорую руку, теперь чуть отдохнуть – и снова за работу.

– Расскажи-ка мне, брат Юра, как вы здесь живете?

Юра пожал плечами. «Нашелся тут командир», – подумал он. «Добреньким притворяется». Но от работы он не уклонялся. Это было намного интересней, чем окапывать грибные грядки или носить землю. Можно представлять себя большим и крутым начальником, сыщиком, который ведет важное расследование. Хотя искали они…

«А вдруг действительно найдем?» – Юру пробил холодный пот.

– Ну как живем… – нехотя сказал Юра. – Нормально. Как все живут. А как еще?

– Вот ты мне тогда соврал про этот крик… а я ведь помню.

Юра насупился. Затем сказал:

– Вы тогда чужой были.

– А сейчас?

– А сейчас вы… – Юра почесал затылок. – Все равно чужой.

Убер вздохнул. Мол, чужой так чужой.

– Тут же негде особо спрятаться? – спросил Убер. – На станции?

– Ну, есть санузел… мы там были сегодня. Вентшахта 616-я. Что еще?

– Шестьсот восемнадцатая, она там, ближе к «Волковской». И санузел.

Убер кивнул.

– А на «Волковской» у вас что? Кто живет?

– Никого. Там наши грибные плантации раньше были… но их крысы жрали.

– Понятно. Если кто и есть, то, скорее всего, он обитает на Волчке. Или по пути туда, в служебных коллекторах и ВШ. Как думаешь, я прав, брат Юра? Он засел где-то по пути на Кладбище? Не, ну нормальная позиция.

– Не знаю, – буркнул Юра.

– Вот ты бука, – поразился Убер, потом закинул руки за голову. Мускулистые, крепкие. Такими любого дракона можно запросто задушить. – Как ты вообще на «Обводном» оказался?

– Судьба, – сказал Юра. Он сам не понял, почему выбрал такое громкое слово.

– Хмм. Судьба. – Убер почесал нос. – Судьба, она штука такая… Не знаешь, где пронесет.

– Судьба и… родители.

Убера смутил запах. От пропахшей жильем платформы несло кислым и теплым, но здесь, в этом тупике, к запаху примешивался какой-то иной аромат. Словно запах цветов.

Что это может быть?

Скинхед присел на корточки, замер. Здесь торопиться не надо. Здесь лучше смотреть и слушать внимательно.

Итак. Туннель, тупик? Куда он ведет? Заблудиться рядом с незнакомой станцией Уберу совсем не хотелось. Доверяй инстинктам, говорил его наставник по боевым искусствам, Целестин Цюхцинский. Мистер Неоченьприятно, как прозвали его ученики. Если твои инстинкты тренированы, они лучше тебя среагируют в критической ситуации. Человек думает медленно. «…и быстрых разумом невтонов российская земля рождать…» А вот наше тело думает быстро.

Так, все-таки вперед. Убер выпрямился и пошел. Запах стал сильнее, словно сгустился. Точно, цветочный какой-то аромат. Убер приготовился к худшему. Однажды он уже встречался с гигантскими хищными орхидеями. Убер закрыл глаза. Открыл. Вперед!

Он шел, под ногами валялись ржавые банки, пустые бутылки, осколки и обрывки бумаги и металла. Что там у местных, свалка?

Убер шел. В какой-то момент он задел банку, скрежетнуло. Черт. Убер наклонился и обнаружил, что рядом с красной банкой «колы» что-то есть, белеет в слое пыли.

Он провел ладонью, аккуратно… и вздрогнул.

Рядом с банкой лежали кости – маленькие и обломанные, со следами зубов. Человеческие? Убер присвистнул. Осторожно поднял кость, осмотрел. Судя по слою пыли… это было давно.

Потом пошарил в пыли. Осторожно, как с миной, разгреб слой пепла. Еще кости.

Убер выпрямился, закинул дробовик на плечо.

Мэр оказался прав. На станции пропадают люди. И их действительно жрет какая-то тварь.

Дракон. Он попробовал слово на вкус. «Дракон. Дра-кон». Dragon. Жутенькое слово вполне… Но какое-то… слишком величественное для такого масштаба. Жрет людей в темных переулках.

Почти как мелочь по карманам тырить.

Были случаи, когда в метро забиралась чудовищная тварь, одна из тех, что водились на поверхности. Плохо закрытый вход, забывчивость диггера, оставившего незапертым люк, незамеченный до сих пор или незакрытый ход в метро – их же тысячи. И все, люди внизу сталкиваются с испуганной дикой тварью. И часто трупов бывало много.

Про один случай Убер знал точно, потому что участвовал в том деле. Тогда в метро через заклинивший люк пролез Голодный Солдат. Обычно Голодные Солдаты жестко привязаны к месту обитания, а этот оказался какой-то не такой. Шатун. И это была настоящая бойня.

Прежде чем спохватились и вызвали диггеров, Голодный Солдат убил и съел трех детей и одну женщину. А потом его погнали всем миром, и он выбрался на станцию. Убил нескольких гражданских. Диггеры вместе с самообороной станции и добровольцами загнали Солдата в тупик и добили.

В общем, с мутантами неприятностей не оберешься. Может, здесь тоже Голодный Солдат действовал? Убер покачал головой. Кто знает?

Голодные Солдаты молчаливы, никогда не кричат. А тут – крик был прямо замечательный. Убер поежился. Да уж, жизнь истребителя чудовищ – не для слабонервных.

Тогда кто это? Гастарбайтер? Они всегда действуют стаей. Блокадник – не смешите. Блокадник – это вообще диггерская легенда.

Они встретили ее в коллекторе, когда уже собирались возвращаться. Сначала Юра почувствовал резкий приторный запах, вонь фекалий мешалась с каким-то ацетоновым ароматом. И тут…

– Убер! – крикнул Юра. Он поднял фонарь. В луче света что-то мелькнуло.

На Убера кинулась крылатая тень. «Дракон!» Убер мгновенно пригнулся, рывком откатился в сторону. Звязкнул дробовик, упал на бетонный пол. Фонарь отлетел в сторону, огромное световое пятно высветило стену. Крылатая тварь рванулась за Убером. Чудовищно огромная.

– Стреляй, Юра! Стреляй! – крикнул Убер. – А, черт!

Юра увидел дробовик, протянул руку и поднул оружие к себе. Руки тряслись.

– Юра, давай! – Снова Убер. Крылатая тварь в качающемся свете фонаря набрасывалась на темный силуэт человека. Убер сражался с драконом?

От зычного мата скинхеда вяли уши.

Юра вскочил, вскинул дробовик Убера, положил палец на спусковой крючок. Тварь зашипела. Она часто била крыльями, огромная тень на стене казалась больше, чем все монстры на свете. Вот он какой, дракон. Юру окатило холодом, даже пальцы застыли. Он не чувствовал своих ног и рук, только вялое неподвижное тело… которое слишком близко к этой пасти и к этим оскаленным зубам.

«Дракон», – подумал Юра. Развернулся и побежал.

Убер вытащил из ножен кукри. Тварь дернулась к нему, расправила крылья.

Убер рубанул с оттяжкой, как двуручным мечом. Хрясь. Тварь упала. Убер подошел и ударил еще раз.

Голова твари откатилась, остановилась. Убер подошел и толкнул ее носком ботинка. Голова зашипела… Убер отскочил, взмахнул ножом.

Голова дернулась еще раз и – застыла.

– Тьфу, зараза! – сказал Убер. – Тут штанов на это дело не напасешься. Не жизнь, а полный памперс. Хочется сухой… а уж какой есть.

Он огляделся. Его фонарик все так же катался на полу, амплитуда все уменьшалась. Вслед за ним качалось световое пятно на стене туннеля. Убер подобрал фонарь, огляделся.

Тварь мертва. А Юры нет.

– Юра! – позвал Убер. – Дуралейкин!

Молчание.

– Юра, иди сюда. Бить не буду.

Через долгое мгновение парень все-таки показался из-за поворота.

– Иди, иди сюда, – повторил Убер. – Не бойся. На первый раз прощаю. В первый раз со всеми бывает.

Юра подошел, увидел тварь и побелел. «Еще в обморок упади», – подумал Убер.

– Что это? – спросил он, заикаясь.

– Ерунда, – сказал Убер. – Смотри, какой красавчик.

– Это он кричал?

– Нет. – Убер помедлил. – Эта тварь почти безобидная. Правда, слегка ядовитая. Я таких видел на «Дыбенко». Они там дают такой тварюшке укусить себя – а потом от яда ловят какие-то особые, жуткие глюки. Ей-ей, не вру.

Размером тварь была с локоть руки. Зеленовато-желтая.

Такой крошечный дракончик. С красными и синими перьями. Словно слегка ощипанный попугай – только в клюве набор мелких острых зубов.

– Она совсем… маленькая, – сказал Юра. И вдруг заплакал.

Потом закрыл лицо руками и убежал.

– Вот те раз, – хмыкнул Убер. Он озадаченно почесал затылок. – И опять с моим дробовиком!

Он встретил Юру в туннеле. Тот возвращался – медленно, шаг за шагом, и чуть не застрелил Убера, когда тот выглянул из коллектора. Юра был почти зеленый, временами его трясло. «Но все-таки вернулся», – подумал Убер. Это главное. Значит, будет работать.

Юра увидел Убера, дернулся. Встал. Затем протянул скинхеду его дробовик.

– Все нормально, парень, – сказал Убер позже. Они устроили привал. – Со всеми бывает.

– Не со всеми. – Юра вытер слезы рукой. Но они все равно катились и катились из глаз. Лицо онемело. Щеки горели от стыда. Чувство было таким острым, что хотелось умереть прямо на месте.

– Ну, не со всеми, – согласился Убер. – Что теперь, плакать от этого?

– Хочу и плачу! – отрезал Юра. – Мое дело.

Злость помогала.

– Это да. – Убер кивнул. – Мужчина сам себе хозяин. Сам пошел, сам поплакал. Сам успокоился. Ну, или застрелился.

– Чего-о?

Юра положил на ладонь блестящий квадратик. Латунный, похоже. С рельефным узором на боку. Кажется, олень в чаще.

– Что это?

– Зажигалка. – Юра удивленно посмотрел на Убера. Мол, разве непонятно?

Скинхед хмыкнул.

– Я понимаю, что это зажигалка. Откуда она у тебя? Ты ж не куришь. Почему-то мне кажется, она тебе чем-то дорога…

– Да. – Юра кивнул.

– Это память?

– Не знаю, память это или нет. – Юра говорил сегодня медленно и как-то необычно, не как всегда. – Эту зажигалку подарил мне отец.

– Круто, – сказал Убер. – Хороший подарок. Только ты ведь не куришь?

– Не курю. В этом и дело.

– Это ты к чему?

Юра Лейкин помедлил, рассеянно покрутил зажигалку в руках. Открыл, щелкнул. Снова закрыл. Щелк!

– Отец подарил мне ее и сказал: так я пойму, что стал взрослым.

– Ну-ка, ну-ка, – заинтересовался Убер.

– Он сказал, что когда я начну курить, то мне потребуется зажигалка. А она у меня уже есть, значит, полдела сделано. И моя первая зажигалка и первая сигарета будут означать, что я вырос. Повзрослел. Что я теперь взрослый мужчина, который сам принимает решения. Знаешь, странно, Убер. Я не знал, что взросление зависит от этого.

– Отличная зажигалка, – сказал Убер. Юра посмотрел на него, но так и не понял, издевается скинхед или говорит серьезно.

– Наверное, – сказал Юра. Пожал плечами. – В общем, я так и не начал курить.

– Это ничего, – сказал Убер. – Я бы отказался от этой вредной привычки. У меня и так их слишком много. Могу поделиться с тобой, если надо.

Юра покачал головой. Снова щелкнул зажигалкой, откинул крышку. Положил палец на колесико. Крутанул раз, другой.

Чирк! Чирк!

– Бесполезно, – сказал Убер. – Это «Зиппо», бензин из нее выветривается очень быстро. Надо просто заправить.

– Да, – кивнул Юра. – Надо.

Чирк! Полетели искры, но пламени не было.

– Может, я никогда не стану взрослым, – печально сказал Юра.

– А ты попробуй еще раз.

Юра помедлил.

– Ну же!

Чирк! Искры полетели. Юра разочарованно поднял брови.

И тут пламя вспыхнуло. Вшшшш.

– Возможно, и не нужна никакая сигарета, – сказал Убер задумчиво.

Утром он проснулся от крика. Убер занял на ночь в палатке Мики и Нэнни пустующую койку. С Нэнни он тихо договорился, что расплачиваться будет продуктами, которые брал в кредит. Под будущее убийство дракона.

Жуткий вопль разносился над станцией, далекий, преломленный эхом. Словно шел со дна моря, с глубины.

Мика поежилась. Убер поднял голову, прислушался.

– Это и есть ваше чудовище? – спросил он. Крик все длился и длился. Сегодня что-то совсем долго, удивился Убер. Забавно, кажется, он начал привыкать. Плохо то, что по крику вычислить источник почти невозможно. Торчит в туннеле ржавая труба или выходит забранный решеткой заброшенный коллектор, оттуда идет звук, а источник его – черт знает где, может, на другом конце метро. Они вчера с Юрой хорошенько так набегались, пытаясь найти источник крика. Так и не выяснили.

Мика кивнула.

– Да. Ему больно.

Убер с удивлением посмотрел на маленькую серьезную девочку.

Мика повторила:

– Ему больно.

Убер заговорил скороговоркой, словно оправдываясь:

– Я должен встретиться с пацанами. Они ждут меня. Вместо этого я торчу здесь, изображая архангела Гавриила… – Он добавил совсем тихо, себе под нос. – Это жопа. Точно жопа.

Крик повторился. В этот раз он звучал странно, переливами – то ниже, то, наоборот, забирался почти в режущие высоты. Мика внимательно слушала. Когда наконец крик стих, она покачала головой.

Убер посмотрел на нее вопросительно.

– Что? – спросил он. Мика пожала плечами.

– Сегодня ему совсем грустно. Бедное.

Убер сказал совсем тихо, себе под нос:

– Несомненно жопа.

Убер шагнул вперед, сел перед Микой на корточки, заглянул в глаза:

– Мика! – щелкнул пальцами. – Мика! Бобренок!

Девочка подняла голову. Потребовалось несколько секунд, чтобы ее взгляд сделался осмысленным.

– Ангел, – произнесла она.

Убер заговорил мягко, убаюкивающее.

– Мика, послушай меня внимательно. Ты понимаешь, что, возможно, это чудовище… эта тоскующая тварь… – Он замялся, что для скинхеда явно непривычно. – Она…

Мика продолжила:

– …убила мою маму?

Убер закончил:

– …убила твою маму.

Они произнесли это одновременно. Посмотрели друг на друга. Молчание.

– Та-ак, – протянул Убер. – Значит, понимешь, и все равно жалеешь?

Мика выпрямилась. Заговорила тихо и негромко:

– Я думаю, моя мама где-то внутри него. И когда мама вспоминает обо мне, она поет песенку. – Девочка посмотрела на Убера. Взгляд был остановившийся и какой-то… потусторонний. – Там, внутри него. Для меня.

И Мика начала напевать что-то. Монотонно и непонятно, слов не разобрать. Словно маленький якутский шаман. Глаза Мики словно видели что-то за гранью этого мира, за пределами метро. Может, мир железных одноногих злых великанов Абаасов.

Убер – у него мороз по коже от этого взгляда. Он резко встал.

– Блять! – вырвалось у него. Убер снова присел на корточки рядом с девочкой. – Мика, ты видишь меня? Посмотри на меня. Мика!

Мика, словно в трансе, качнулась. Убер выругался, глаза у девочки стали будто стеклянные. Она качнулась вперед, назад. Как неуклонный маятник. Ленинградский метроном. Так, так. Так, так.

Мика заговорила глухим низким голосом:

– Потому что она меня любит.

«Ч-черт». Убер схватил ее за плечи, тряхнул.

– Мика!

В этот момент в палатку вошла Нэнни, увидела Мику с Убером. Нэнни подбежала, с силой оттолкнула Убера.

– Не мешай! – Она сбросила кофту, ловко и привычно подняла и уложила Мику на постель. Развязала шнурки и скинула с нее кеды. Скинхед рядом не знал, что делать. «Вот ведь». Самое страшное – когда ты большой и сильный, но не можешь помочь маленькому и слабому существу. Все твои силы, злость и боевые навыки бесполезны. Смешно. Он вспомнил свое ощущение, когда жена там, в Якутске, еще до Катастрофы, сказала ему, что беременна.

– Такое уже было?! – спросил Убер.

– Не мешай, говорю.

Убер встал.

– Твою мать… – Он повертел головой, словно память жала ему в районе шеи. – Вот же угораздило меня влезть в это дело.

Нэнни начала растирать руки и ноги девочке. Похлопала ее по щекам. И снова начала тереть ей руки. Делала она это все неторопливо, без особого старания, но методично и толково, как опытная медсестра. Словно это обычная рутина. Лицо Нэнни почти скучающее. Не сказать, чтобы она была взволнована.

Зато Убер взволнован. Он наклонился, глядя на девочку.

– Бобренок! Бобренок! – позвал Убер. – Отзовись!

Нэнни снова повторила:

– Не мешай.

Но видно было, что даже она растеряна. Привычный ритуал дал сбой. Девочка слишком долго не приходила в себя. Убер сжал зубы.

– Доктор здесь есть? – Он поднялся, опустился.

Наконец Мика пришла в себя, открыла глаза. Она села, моргнула и растерянно посмотрела на Убера.

Убер выдохнул с явным облегчением:

– Привет, Бобренок!

Ответ был строгим:

– Я не бобренок.

Убер расхохотался. Вслед за ним засмеялась Нэнни. Они хохотали вдвоем, бритый скинхед с фингалом и пожилая няня. Это почти истерический смех. Мика обиженно смотрела на обоих.