Всю ночь ему снилось, как в затылок слепо, неловко тычется неуклюжий мокрый нос мастифа. «Пошли гулять, хозяин». У него когда-то были две собаки, бойцовские, натасканные и воспитанные. Он морщился и отталкивал нос ладонью, бок леденел от холода, словно опять заснул на склоне Ус-Хатын после праздника лета.

«Пошли гулять, хозяин».

«Отстань», – бурчал он во сне, переворачивался на другой бок. Рано еще. Спать хотелось так, что тонкая металлическая нить пронизывала насквозь сердце – и тянула, и резала изнутри. Морда снова начинала тыкаться. «Алый? Герцог?» – позвал он. Убер мучительно не мог проснуться и снова и снова отталкивал в полудреме мокрые собачьи носы.

В какой-то момент он понял, что хочет выпить. Так неумолимо, что готов бежать за глотком хоть на край света. Готов бежать и бежать, чтобы найти в холодильнике ледяной водки или глоток темного пива. Два глотка. Снимаешь пробку и – выливаешь в себя. Темнота наполняет тебя изнутри, по пробку. И наступает блаженный покой. Сияние. Он закрыл глаза и снова ушел в дрему.

Проснулся совершенно измученным. Посмотрел на Нэнни, как чужак, осунувшимися мертво-голубыми глазами. Для ночлега ему выделили койку, вторую заняли Нэнни с Микой. Девочка все еще спала, скомканное одеяло скинуто в сторону. Убер кивнул Нэнни, быстро оделся и вышел из палатки. Нэнни проводила его взглядом.

Убера вела жажда.

В «Спятившем крабе» в этот час посетителей почти не было. Свежевымытый гранитный пол блестел как серое, исцарапанное стекло. Стулья были составлены на столы ножками вверх. Только за крайним столом, в дальнем углу, сидели два каких-то мужика в фуражках. От влажного пола поднимался характерный аромат сырости.

Убер сел за стойку, собранную из деревянных инструментальных ящиков, кивнул бармену. Тот подошел, вытер стакан полотенцем, вопросительно посмотрел на Убера. Это был худой парень лет двадцати, совершенно невозмутимый, с хаотично выбритыми по свежей метрошной моде полосками в коротких волосах. Словно мазки кисти Пикассо. В левом ухе у бармена была серьга.

– Крепкого, – сказал Убер. – И запиши на мой счет.

Бармен кивнул. Поставил перед скинхедом стакан и достал бутылку. Когда он открыл пробку, в нос Убера ударил мощный сивушный аромат.

– Не ослепну? – спросил Убер недоверчиво.

Бармен пожал плечами.

– Ни один слепой к нам пока не возвращался. – Голос у него был вежливо-нейтральный.

– Вот ты тролль, – сказал Убер с уважением. Бармен налил до половины. Скинхед протянул руку и взял стакан. Не из-под виски – а классический советский граненый стакан. Сколько-то там граней, Убер забыл.

Выдохнул и залил в себя. Подождал. Главное было дождаться первой волны тепла. А дальше все пойдет только лучше и лучше. «Ты уверен?», спросил голос, подозрительно похожий на голос Седого. Возможно. Или нет. Не уверен. Возможно, все будет плохо.

Он почувствовал ее присутствие, еще когда она только вошла. Затылком. Судя по тому, как изменился ритм ее шагов, она тоже кое-что почувствовала.

– Светлана, – сказала она и села за стойку. Длинные темные волосы, лет тридцати пяти, высокая. Глаза зеленоватые. Полные бедра, крупная грудь, все как Уберу нравилось.

– Убер, – сказал он.

– Что это значит?

«Все меня об этом спрашивают».

Убер усмехнулся, поднял стакан.

– Не важно. Твое здоровье… – Он выпил. – Ты местная?

– А что?

– Замечательная станция, – сказал Убер. – Все друг друга любят, никто никого не кидает… Верно? – Он усмехнулся.

– Если ты так говоришь, конечно, – сказала она. «Хорошая женщина, – подумал Убер. – Умная».

И красивая.

– И никто даже не скажет, кто это кричит. Туннели стонут… ага-ага. Придумают же. – Убер одним глотком забросил в себя остатки сивухи. Чуть не поперхнулся, пищевод обожгло. Даже слезы выступили. «Черт. Ну и пойло». Теплая алкогольная смерть мозга.

– Это дракон, – сказала Светлана.

Пауза.

Убер медленно повернул голову.

– Что? – спросил он ровным голосом.

Внезапно она поднялась, разнузданно бросила на стойку горсть патронов от Макарова. С дробным стуком они раскатились. Светлана покачнулась, приблизила красивое лицо к Уберу – он почувствовал смешанный аромат духов и алкоголя. Холодноватый цветочный запах и торфяные дымные нотки. И еще кое-что – женское, тягучее. Убер прочистил горло. Светлана махнула бармену:

– Налей ему. Лучшего виски.

– Я не пью за счет женщин, – мягко сказал Убер. «Врешь! – откликнулся кто-то из глубины гулкого пространства головы. Из затылка. Из темной области. – Когда ты пьешь, ты пьешь за любой счет. Ты пьешь все, что горит и убивает».

– Бармен, запиши за мной, – бросил он. Бармен посмотрел на Светлану. Та кивнула. Бармен пожал плечами и что-то записал. «Мой кредит растет», – рассеяно подумал он.

Бармен налил Уберу виски. «Дороговато будет, – прикинул Убер. – Плевать».

– Это дракон, – повторила женщина.

Убер выпил.

– Ни у кого из них нет яиц, чтобы это сказать. – Светлана понизила голос. – Ты спрашивал про крик, да? Такой жуткий, что сердце убегает в пятки, такой тоскливый, что хочется пойти и утопиться в канале… Такой мерзкий, что…

– Я понял, – мягко прервал Убер.

Светлана развернулась всем телом к Уберу, наклонилась:

– Знаешь, кто кричит? Хочешь знать?

– Да. – Убер повернул голову и посмотрел ей в глаза. Так близко, что это уже можно считать сексом. Ее губы совсем рядом…

Бармен откашлялся. Светлана подняла голову, посмотрела на него.

– А ты вообще заткнись, – сказала она резко. Бармен пожал плечами, отвернулся.

Убер усмехнулся.

– Твое здоровье, странник! – Она подняла стакан. Они чокнулись, Убер отсалютовал ей стаканом.

Убер выпил. Сполох огня внутри. Мир стал… еще немного приятнее. Светлана не закусывала – как и он сам. Она наклонилась к нему, прижалась грудью к его руке. Убер почувствовал, как бьется ее сердце.

– Это дракон, – прошептала она горячо и громко. – Он здесь везде… повсюду. Вот здесь, здесь… – Она ткнула пальцем с накрашенным ногтем в одного посетителя, мужика в углу, дремавшего над стаканом. – Здесь… – Бармен удивленно замер, снова принялся вытирать стаканы. – И даже здесь.

Она показала себе на висок, низко, с хрипотцой, засмеялась.

– Проклятая ящерица! Она везде… Налей моему приятелю виски. Лучшего, – обратилась она к бармену. Тот посмотрел на нее, молча кивнул. Вытащил откуда из-за стойки бутылку виски, настоящего. Убер покачал головой, бармен убрал бутылку. Долил ему обычной сивухи, а женщине – виски.

– Твое здоровье, – сказал Убер и выпил.

– Я играла в театре. До Катастрофы. Маленький заштатный театрик. Ты не знаешь. Там был спектакль «Дракон».

– «Дракон»?

– По пьесе Шварца. Я играла Эльзу. Хорошая роль. Ты читал эту пьесу?

– Я видел фильм. С Абдуловым.

– Никто не читает книги.

– Это проблема, – сказал Убер.

– Да! Это проблема… А-а! – Она безнадежно махнула рукой. – Пьесы и раньше никто не читал. Если бы не фильм, разве кто-нибудь знал бы эту историю? А это великая пьеса! Великий автор!

– Я читаю книги, – сказал Убер.

– И знаешь, что я поняла, странник? – Она словно не слышала.

– Что же? – спросил Убер.

– Никто не хочет, чтобы дракона убили. Ни-икто.

Она пьяно пошатнулась, оступилась. Убер мгновенно поймал ее, придержал, поднял. Аккуратно поставил на ноги. Она была мягкая и горячая. От нее шел сильнейший аромат женственности. Тепло под ладонями – податливое, зовущее. Он спокойно убрал руки.

– Рыцарь, – сказала Светлана. И засмеялась. – Знаешь, как приятно снова чувствовать на себе мужские руки, странник? А?

Убер молчал. Улыбался.

– Я тебе нравлюсь, – сказала она.

– Да, – сказал Убер. В ней действительно было что-то завораживающее. Он представил ее тяжелые груди, ее, гибкую и обнаженную, лежащую на кровати.

– Просто тебе нравятся все женщины, так? – спросила она развязно. Наваждение прошло.

Убер усмехнулся. Цинизм помогает.

– Что-то вроде.

– И ты готов переспать со всеми женщинами мира? А! Готов?

– Я считаю, это моя почетная миссия. Сам папа римский благословил меня на этот крестовый поход. Так и сказал: ебите и размножайтесь.

– Идите и размножайтесь, – поправила Светлана.

– А! И это тоже, да. Всегда приходится куда-нибудь идти для этого дела.

Она пьяно и чересчур весело засмеялась. Очарование исчезло. «А ведь оно было», – подумал Убер.

– Трепло!

– Это есть, – согласился Убер. – Твое здоровье, прекраснейшая! – Он выпил, поставил стакан на стол вверх дном. Пожалуй, на сегодня хватит. Даже долбаному дракону внутри него.

– Я бы могла влюбиться в тебя, – сказала Светлана.

«Вот черт», – подумал Убер.

– Это было бы… неосторожно. – Он вдруг с удивлением понял, что с заминкой подбирает слова. Алкоголь сделал с ним то, чего безуспешно добивались многие и многие, били, пытали, угрожали, резали и стреляли… Он сделал так, что Убер заткнулся. Скинхед выпрямился. Странное сегодня было опьянение.

– Убер?

Убер покачнулся на стуле. Приятно все-таки просто поболтать. Без обязательств. «Сейчас я встану и пойду, – подумал он, но остался сидеть. – Вот сейчас встану…» И опять не получилось. Кажется, в какой-то момент он задремал.

– Убер, слышишь? – Голос Светланы. Он вскинул голову:

– Да? Что? – повернулся к ней.

– Ты знаешь, что Ада больше нет? – сказала Светлана. – А, мой лысый татуированный рыцарь?

Убер почесал затылок. Поворот сюжета ему… не понравился. Хотя тема, в принципе, интересная.

– Как нет? Почему? – Он постарался сосредоточиться.

– Это правда. Ад официально отменили перед самой войной. А потом упали атомные бомбы.

– В смысле? – Убер не понял. – Ты сейчас серьезно?

– Совершенно серьезно.

– Ада нет?

Светлана кивнула.

– Да. И уже давно.

Убер все не мог уложить этот факт в своей бритой голове. Он встал, расправил плечи. Хотелось драться и совершать подвиги. Но больше всего – что-то сказать умное. Правда, он пока не знал, что. «А уж не напился ли я», – мелькнула на мгновение слегка тревожная мысль. Но Убер ее отогнал. Ему нравилось ощущение потока, легкости. Поэтому он сел обратно и взял стакан.

– Нет, серьезно, – сказал он. – Ада – нет?

– Нет.

Он серьезно обдумал эту мысль.

– И что вместо него?

Светлана помедлила, затем понизила голос:

– Чистилище.

У нее был красивый низковатый голос. С призывными нотками.

– Правда? И кто так решил? – Убер засмеялся.

– Так решила русская православная церковь.

«Вот это поворот. Только религиозного психоза мне и не хватало».

Даже для пьяного это было… слишком.

Убер встал.

– Ух. Ох, простите, любезная. Сорвалось с языка. Все, оказывается, еще хуже, чем я думал.

Светлана ткнула ногтем ему под ребро – словно ножом. Убер не моргнул и глазом. Светлана подождала, глядя ему в лицо, затем разочарованно убрала руку. Под ребром у скинхеда ныло и пылало. Убер ждал. Он вдруг почувствовал себя недобрым и недружелюбным. Как дикое животное, скинхед среди ручных хомячков. Светлана смотрела на него, глаза светились гневом. И желанием.

Она придвинулась ближе.

– Покажи свой нож… – сказала она развязно. Положила руку ему на бедро, на ножны кукри, погладила пальцами. – Давай, вытащи его. Я хочу видеть.

Убер покачал головой.

– Нет.

– Покажи.

– Нет.

Она дала ему пощечину. Убер моргнул. Светлана резко поднялась. На ее побледневшем лице ярко пылали пятна румянца.

– Покажи, – сказала Светлана.

Убер покачал головой. Она размахнулась… Он поймал ее руку перед своим лицом. Усмехнулся.

– Нет, – произнес он.

– Мудак! – Она развернулась и ушла.

Убер посмотрел ей вслед. Похоже, праздник «День психического здоровья» – это явно не для этой станции. Бармен протирал стойку рядом с ним. Протирал и протирал. Убер поднял глаза.

– Чего?

– Женщина, с которой ты сейчас заигрывал, – сказал бармен. – Светлана… Ты ее знаешь?

– Нет, – ответил Убер резко. Ему не понравилось слово «заигрывал». – А что?

– Это жена мэра.

Убер открыл рот, подумал и закрыл. Тааак. Что здесь вообще происходит?! «Дракон здесь, во мне». Он выдохнул, дернул головой. Надо ее догнать, спросить… Он оскалился. Встал, быстро пошел к выходу. Черт, а только на ходу понимаешь, что ноги плохо слушаются. «Ну я набрался…» Он пошатнулся, чуть коленом не своротил стол. Выпрямился, постоял.

Убер остановился у выхода, постоял, наклонив голову на плечо. «Что я ей скажу? Ничего. Я здесь, чтобы избегать неприятностей? Так?!»

Он вернулся к стойке, сел на табурет. Икеевский, забавно, подумал он. Сделал знак бармену наливать. На душе словно кошки скреблись. Муторно и противно. Бармен набулькал в стакан коричневой жидкости. Нет, это уже не виски. Убер скривился от сивушного запаха, но все-таки решился. Бросил выпивку внутрь себя, как в топку. Занюхал патроном от «Макарова». Патрон пах резким, кисловатым ароматом кордита и металла. Убер поставил патрон на стойку, как игрушечного солдатика, пальцем придвинул в сторону бармена. Выпрямился, посмотрел на него.

– Слушайте, я понимаю, что я Питере… – начал он.

– Да, – сказал бармен. Достал стакан, осмотрел на просвет. Стекло с точки зрения Убера было кристально чистое.

– Я понимаю, что я под землей, на станции «Обводный канал», а это место мистическое и странное… и до войны таким было… – продолжил Убер.

– Да, – кивнул бармен. Протер стакан грязным полотенцем, поставил на стойку. Налил Уберу еще.

– Я понимаю, прошло десять лет после атомной войны, а это еще тот стресс… – Убер взял стакан.

– Еще бы, – хмыкнул бармен.

– И я понимаю, что я сижу в «Спятившем крабе» и название обязывает, но… – Убер помедлил, опрокинул в себя содержимое стакана. Словно жидкий металл проглотил. Он скривился, пережидая пожар в желудке. На мгновение прикрыл глаза, выпрямился. Посмотрел на бармена абсолютно трезвым взглядом. – Но могу я поболтать, для разнообразия, хоть с кем-то нормальным? А?

Пауза. Убер ждал.

– Ну ты и псих, – сказал бармен и отвернулся.

Убер засмеялся. И вдруг осекся.

«Фартук» бара сделан из полированного листа металла. За спиной бармена, из отражения в жестяной пластине, на Убера смотрел его искаженный брат-близнец. Пьяный, трусливый и жестокий.

К Мике и Нэнни он пришел вечером. Докурил, стоя у палатки, и затушил самокрутку, только когда горечь стала невыносимой. Вошел. Внутри его ждала Мика. Девочка стояла, уперев руки в бока. В ладошке зажата корка хлеба. Нэнни сидела и вязала из цветных нитей что-то новое. Убер пока еще ни разу не видел ее без занятия. Скинхед повернулся, сел на пол, сложив ноги по-турецки, и оказался перед девочкой. Мика смотрела строго.

– Ты ругаешься и пьешь. И часто куришь, – сказала Мика. Сузила глаза.

– Да, – согласился Убер. – Виновен по всем пунктам.

– Что?

– Я говорю: ты права, странная маленькая девочка.

Мика покачала головой. Погрызла корку. Это был какой-то местный аналог хлеба, испеченный из муки, смолотой из древних круп, вытащенных с поверхности, и мелко нарубленных сушеных грибов. Напоминал он по вкусу скорее кусок дерева, чем что-то съедобное. Но Мике нравилось.

– Ты какой-то неправильный ангел, – заключила девочка.

Убер засмеялся.

– Это точно. – Он увидел паспорт на полке, среди микиных игрушек. Потянулся, открыл. – А это кто? Красивая.

Мика перестала грызть и сказала:

– Моя мама.

– Повезло тебе, бобренок. Ты смотри, ты такая же красивая будешь. А чего она, получается, без паспорта ушла? Странно это, странно это… быть беде.

Скинхед взял паспорт и перелистал. На страницах, расписанных от руки, сине-голубая блеклая печать «Обв. Республика». МАРТА НАРТИКОЕВА. 2001 года рождения. Гражданка Обводной республики. Убер задумался, снова отлистал на начало, туда, где была фотография. Лицо его разгладилось. Затем нахмурилось. Конечно, оставалась вероятность, что мама Мики просто уехала на другую станцию, еще до карантина… Но что, если это был дракон?

Мика насупила нос.

– Почему это я бобренок?

– Красивая, да, – Убер не слыша, разглядывал фото.

«Дракон здесь. Здесь. И даже здесь. Никто не хочет убить дракона», – вспомнил он слова Светланы. И в следующий момент охнул – Мика пнула его в голень.

– Я не бобренок!

Девочка удачно попала по больной ноге. Убера согнуло.

– Ох! Ты, маленькое чудовище! – Он выпрямился. – Что ты делаешь?

– Пинаю тебя.

– Это я вижу! Но – зачем?!

Мика немного помолчала. Видимо, сама только задумалась: «А действительно, зачем?»

– А зачем ты обзываешься?

Убер насмешливо оглядел девочку, щелкнул ее по носу.

– Ты же грызешь все время.

Мика некоторое время серьезно размышляла, наморщив лоб. Затем подняла голову.

– Этот… которым ты меня обозвал… все время грызет? – спросила она.

– Да.

– У него большие зубы?

Убер усмехнулся.

– Точно.

– Это мутант?

Убер утратил дар речи. Затем расхохотался – во всю мощь легких.

– Что? – возмутилась девочка. Она подумала, обидеться или нет. Но не стала.

– Не-ет. Бобры хорошие, – сказал Убер.

Мика довольно улыбнулась.

– Хороший мутант – это хорошо, – заключила она. И тут ее озарила новая мысль: – Если я буду хорошим мутантом, ты заберешь меня с собой?

– Заберу? Я? Хмм… – Она явно застала Убера врасплох. – Зачем? И куда?

Девочка серьезно кивнула:

– Какой ты глупый. Ты, наверное, не ходил в школу ангелов. Конечно, на Небеса. Куда еще может забрать ангел?

Убер потер лоб.

– Логично.

– Но это потом. Сначала другое.

– Что другое? – Убер уже не знал, смеяться ему или плакать. Его серьезно взяли в оборот.

Мика заговорила торжественно, нараспев:

– Спаси мою маму, ангел, и я верну тебе твое перо.

Пауза.

Убер прищурился.

Продолжения не было.

«Интрига, однако», – подумал Убер.

– Мое перо? – переспросил он.

– Да.

– Мое перо, точно?

– Да.

Убер переступил с ноги на ногу. Огромный, неуклюжий по сравнению с крохотной Микой. Такой мишка-переросток.

– Ты ничего не путаешь? Перо! Зачем мне перо? – Он помедлил, покрутил головой. Кажется, шутка перешла во что-то серьезное. – Где же оно?

Мика торжественно вытянула руку, раскрыла пальцы. На грязной ладони лежало черное старое воронье перо. Мика гордо сказала:

– Вот!

Убер еле сдержался, чтобы не рассмеяться в голос.

– Хмм… – сказал он. Сделал озадаченный вид.

– Красивое, правда? – спросила Мика.

Убер вздохнул. Сказал мягко:

– Да уж. Красота такая, что аж дыхание перехватывает. Это мне, получается?

Он протянул руку, но девочка ловко спрятала перо за спину.

– Так ты спасешь мою маму? – спросила она. Скинхед почесал затылок. Что тут ответишь?

– Э-э… – начал он.

– Просто скажи: обещаю. Нет, лучше – клянусь!

Убер помолчал. «Прости, Седой. Я обещал, но я все равно вляпался в неприятности. Влез с головой». Убер выпрямился – спокойно. Когда уже влез, можно расслабиться и искать выход. Он заперт на этой станции минимум на две недели, время есть. Скинхед расправил плечи.

– Дожили. Теперь я должен совершить невозможное… и за это мне обещано перо в задницу!

Он выпрямился, повернулся к Мике, посмотрел ей в глаза:

– Ну как тут отказаться?

– Почему ты зовешь ее Нэнни? – спросил Убер.

Мика задумалась.

– Ну потому! – сказала она.

«Отличный ответ». Убер хмыкнул.

– Почему все же?

– Она же моя няня! Мне мама сказала: «Мика, это твоя няня». Нэнни – по английскому языку это «няня», – сообщила девочка доверительно. – Вот.

– По-английски, – поправила Нэнни. – Надо говорить: по-английски.

Скинхед засмеялся, подмигнул ей. Нэнни скептически покачала головой.

– Нянюшка, – сказал Убер нарочито низким, чувственным голосом. Нэнни закатила глаза, но ничего не ответила.

– Да! – Мика не уловила подвоха. – Няня!

– Марта училась в английской спецшколе, – проговорила Нэнни сухо. – Тогда, до Катастрофы.

Девушка с фотографии. Убер кивнул.

– Ага. Вот в чем фишка.

Нэнни фыркнула, вернулась к вязанию.

– Выпьем, няня, где же кружка… – пропел Убер. – Наталья Васильевна, а вы, кстати, говорите по-английски?

– Не твое дело! – отрезала Нэнни. Она опять впала в свою характерную ворчливость. Защелкала спицами.

– Забавно, – сказал Убер. – Мне на этой станции все говорят, что это не мое дело.

– А что ты? – Нэнни подняла взгляд.

– Да, ангел, что? – Мика тоже смотрела на него.

– А я переспрашиваю. – В голосе Убера появились звенящие ноты. – Я сам привык решать, мое это дело или не мое.

Он помедлил.

– А почему Марта?

– Ее родители приехали откуда-то из Прибалтики, – проворчала Нэнни. – Если тебя это интересует. Мать назвала дочку Марфа. А она захотела – Марта. Напридумывают нерусских имен, как будто хороших русских не хватает.

Убер засмеялся.

– О да.

– А ты молчи, нерусский. Ты вообще немец какой-то.

– Молчу, молчу. А Мика? Что значит?

– Полное имя Микаэла, – сказала Нэнни. – В честь Архангела Михаила. Слышал про такого?

– А он тоже нерусский? – спросил Убер. Нэнни широко распахнула глаза:

– Кто нерусский?

– Архангел Михаил, небесный полководец. Микаэль. Миша. Мишель. О! Ми-шель, ма бэль, – пропел Убер. – Та-та-та, та-та. Та-да-тата.

– Миша, это лучше.

– Это почему? – удивился Убер.

– Не знаю. Ангелы – они все русские, мне кажется. И имена у них поэтому старинные русские.

Некоторое время Убер молчал. Видимо, переваривал новые для него сведения об ангельском происхождении.

– Натали Васильевна, вы просто потрясающая женщина, – сказал он. – А всяким Уриэлям, Узиэлям, Азраэлям приготовиться на выход. Я считаю. Вот это я понимаю, серьезный подход!

– А Мика все-таки лучше всего звучит. Как-то… – Нэнни вздохнула. – По-домашнему.

– Да, неплохо, – согласился Убер. – Эй, красотка Мишель! – позвал он девочку. – Есть хочешь?

– Она всегда хочет, – сказала Нэнни.

– Я всегда хочу. Только я Мика.

– Отлично. В здоровом теле – здоровый пельмень! Я всегда так говорю. Главное, вовремя его туда запихать. Пошли пожрем. Нэнни, вы с нами?

За столиком в углу сидели знакомые люди в серых брезентовых плащах. Убер насмешливо отсалютовал им, старший мортус кивнул. Младший даже не оторвался от тарелки. С его рыжей полубороды капнул бульон. По поверхности тарелки разбежались круги.

Убер отвернулся. Они с Микой заняли стол поближе к стойке. Нэнни идти с ними отказалась, и они договорились с Микой, что принесут няне поесть в палатку.

Они заказали кашу – Мике сладкую, с персиковым вареньем, а Уберу – с пряностями, от которых начался пожар во рту. По кружке горячего чая. На десерт – по куску хлеба, посыпанного сахаром. И консервированные персики в жестяной банке – для Нэнни.

Похоже, долг Убера перед заведением становился просто астрономическим. Скинхед вздохнул. «Плевать». Он хотел взять выпить, но перед Микой постеснялся.

Они уже вовсю работали ложками, когда ситуациям изменилась. Бармен громко поставил стакан на стойку. Убер поднял взгляд – бармен посмотрел на него, задержал взгляд и безразлично отвернулся. Начал протирать стойку. Убер понял. Он увидел движение в жестяном «фартуке» за спиной бармена, а затем услышал шаги за спиной. Дыхание людей. Двое. Убер посмотрел на Мику, серьезно, с прищуром.

– Мика, – сказал Убер девочке. – Что бы сейчас ни случилось, ничего не бойся. Договорились?

Мика подумала и кивнула.

– Хорошо, ангел.

За спиной Убера встали двое.

В отражении в жестяной пластине над баром они были искаженными цветными пятнами – один желтый, другой с синевой. Убер негромко засмеялся.

– Посмотри на этого лысого урода, – сказал Желтый.

– Точно урод, – подтвердил Синий.

– Этот урод что-то хорошо питается, а?

– Нормально жрет, да.

– У меня здесь неограниченный кредит, – сказал Убер.

– Твой кредит закончился, – проговорил человек за спиной. – Фашист.

Убер улыбнулся, покачал головой. Сказал, не оборачиваясь:

– Ошибаешься. Мой кредит только начинается.

– С чего бы? – удивился Желтый. В следующую секунду он улетел. Сбил пару стульев, вцепился в стол, чтобы не упасть окончально. Глаза осоловелые, круглые от удивления и боли. Из носа медленно вытекла тонкая струйка крови. Желтая кофта задралась над тощим впалым животом.

– С прямого удара в нос, – пояснил Убер. – Веришь, нет?

– Ты! – Второй бросился в атаку. На нем была синяя спортивная ветровка с розовыми полосами. И он весил килограммов на десять меньше Убера.

Убер поставил жесткий блок локтями, затем врезал боковой удар ногой – с разворота, классный мощный удар.

«Блин, самому понравилось, – подумал Убер. Синий отлетел назад, с грохотом рухнул, покатился, опрокидывая столы и стулья. – Черт, даже сломал что-то. Вгоняют меня в долги, уроды».

Синий заканючил, застонал.

Мика строго посмотрела на Убера. Скинхед развел руками.

– Ну… ангелы так делают, – пояснил он почти смущенно. Мика нахмурилась.

Синий ныл, словно отходил на тот свет. Убер пошел к нему, насмешливо оглядел. «Да-а, просто кровавая каша, а не травма». На самом деле внешне ничего криминального. Убер хмыкнул.

– Ну-ну… Не хнычь. От хорошего маваши еще никто не умирал, – подбодрил Убер. Почесал затылок и добавил не так уверенно: – Хотя вру… умирали. Как вы там, чуваки, живые?

Скинхед встал над поверженными братьями. Те даже перестали стонать. Лежали на полу, скрючившись, что один, что другой.

– Вы кто такие, братцы-тунеядцы? – спросил Убер.

– Ты нарвался, – сказал Желтый.

– Да, ты нарвался, – сказал Синий.

Мика засмеялась. Уберу даже бить их расхотелось. Мортусы негромко засмеялись за своим столом, один что-то сказал другому.

– Вставайте и на выход. Заебали.

Синий помог Желтому подняться. Они двинулись к выходу, прихрамывая.

– Стоять, – негромко велел Убер. Его осенила новая мысль. – А убрать за собой? Стулья поднимаем, столы на место. Давай, давай, как ломать, так первые… а как убирать за собой, так мы злые пидоры и ручки у нас нежные.

Стеная и охая, они восстановили относительный порядок в заведении.

– И веселее! – командовал Убер. – Лица счастливые! Давайте, Лелек и Болек, работаем с огоньком!

Они подняли стол, расставили стулья. Сломанный отнесли в угол, сложили отдельно.

– О, у тебя молоток-гвозди есть? – спросил скинхед.

Бармен пожал плечами. Кто его знает.

– Ладно, – хмыкнул Убер. – Свободны. Вот вы унылые.

Они ушли, поддерживая друг друга. Убер закатил глаза на мгновение, фыркнул. Вернулся к стойке.

– Ущерб тоже можешь внести в мой кредит, – сказал он. Бармен кивнул.

– Это люди Соловья, – сообщил бармен невозмутимо. – Если вам интересно. Возможно, скоро вам придут делать очень больно.

Убер на мгновение помрачнел. Затем рассмеялся.

– Чувак, – сказал он. – Ты хуже ворона Эдгара По. Только не говори «неверморе», я тебя прошу.

– Никогда, – каркнул бармен.

– Что?! – Убер решил, что ослышался.

– Никогда не скажу. Я не знаю латынь.

Убер вздохнул.

– Вот ты тролль. Мика, пошли.

– Что случилось с Мартой? – спросил Убер негромко, когда Мика, разморенная обедом и эмоциями, уснула. Нэнни смотрела на него в полутьме палатки, темные глаза ее поблескивали.

– Зачем тебе? Ты уйдешь, а нам тут жить…. Или ты действительно вообразил себя ангелом, посланным с небес? – язвительно сказала она.

– Я корыстно заинтересован. Мне обещали перо. А это, как вы понимаете, Наталья Васильевна, очень серьезно. Очень.

Нэнни помолчала.

– Ну же, – сказал Убер.

– Она уехала.

Убер решил, что ослышался. Нэнни сказала это так уверенно и искренне, что он почти поверил.

– Что? – Убер помолчал. – А как же…

– Вот так.

Скинхед почесал лоб, мучительно напряг мозг. «Что-то я пропускаю…»

– Вы точно знаете, что она уехала?

– Да, она должна быть на Звоне.

Лицо Убера, видимо, стало слишком выразительным. Нэнни побледнела.

– Звенигородская на карантине, – сообщил Убер. – Чума.

– Что… – Лицо Нэнни осунулось на глазах, посерело. – Но…

– Если это так, мне жаль. Она умерла три раза назад, как сказала Мика.

– Стоп!

– Что? – Нэнни обернулась.

– Она ушла без паспорта. Значит, не собиралась уезжать со станции. – Убер размышлял вслух. – Итак, как опытный мистер Холмс хочу спросить: какие ваши доказательства? Ну что еще?

Нэнни заговорила:

– Ей обещали сделать паспорт… другой. С другим именем, не знаю. В общем, совсем другой.

– Кто? – Убер помедлил.

– Чечен, – сказала Нэнни.

Убер закаменел лицом.

– А! Этот. Он ведь не чеченец?

Нэнни фыркнула.

– Какое там! Знаем, знаем, он всем рассказывает, какие чеченцы страшные и как резали головы русским. А он такой страшный, что отрывает головы голыми руками. Но мало кто верит. Но откуда-то с Кавказа вроде бы.

– Так что с ним?

– Она ушла на встречу с ним.

– Стоп. А зачем ей уезжать, да еще тайно?

Нэнни помолчала.

– Ну же!

– Не знаю, – сказала она.

– Как часто я слышу это. – Убер усмехнулся. – Но не верю.

– Слышал крик? – спросила Нэнни. – Конечно, слышал. Нашу бедную Марту обещали дракону.