Сорок семь

– Крэйг, что с тобой? – слышу я голос мамы. Я вздрагиваю, и у меня видение, что все случившееся – это сон. Все, что произошло в шестом северном. Но потом я думаю: а когда же этот сон начался? Если это кошмар, то он должен был начаться когда-то, когда мне еще не стало плохо, и тогда это сон длиною в год, а таких долгих не бывает. А если это хороший сон, то тогда он должен начаться где-то, где я стою на коленях над унитазом в квартире родителей или лежу в постели, слушая стук сердца. Нет, такой сон мне ни к чему.

– А, что… ух ты. – Я сажусь. Они все здесь: папа, мама и Сара.

– Ты что, спал? – спрашивает мама. – Тебе нехорошо?

– Ты под действием таблеток? – спрашивает Сара. – Ты меня слышишь?

– Господи, да я просто вздремнул!

– А, понятно. Сейчас шесть вечера.

– Ого! Надолго я отрубился. До этого я рисовал для пациентов мозгокарты.

– Ой, не нравится мне то, что он говорит, – волнуется папа.

– Что за мозгокарты? – спрашивает Сара.

– Это то, что он рисует, – поясняет мама. – Из-за этого он и хочет поменять школу. Тебе нравится рисовать, да, Крэйг? Эти рисунки делают тебя счастливым?

– Ага. Хотите взглянуть?

– Конечно.

Я беру лежащую передо мной стопку и передаю им. Наверное, затем я и нарисовал все это – чтобы показать родителям.

– Самый хороший я нарисовал только что, для одного из пациентов.

– Очень интересно, – говорит папа.

– Мне нравится вот этот, – указывает Сара на поросенка с квази-Сент-Луисом внутри.

– Ты потратил на них немало времени, – замечает мама.

– Да в том-то и дело, что рисовать их недолго, – объясняю я. – А вообще они мне начали уже надоедать, хочу попробовать что-то другое.

– Ну а как ты себя чувствуешь, Крэйг? – спрашивает папа.

– По крайней мере, выглядишь ты гораздо лучше, – отмечает мама.

– Да?

– Ага, – подтверждает Сара. – И не так по-уродски странно, как раньше.

– Я выглядел странно?

– Она не это имела в виду, – обращается мама к нам обоим, – она о том, что, когда у тебя было сниженное настроение, ты выглядел слегка не в себе. Да ведь, Сара?

– Нет, он выглядел по-уродски странно.

– Врачи называют это «уплощенный аффект», – улыбаюсь я.

– Да, но больше у тебя этого нет, – говорит Сара.

– Значит, ты хочешь бросить школу? – возвращает нас папа в русло практичности.

– Я не хочу бросать, – поворачиваюсь я к нему. – Я хочу перевестись.

– Но это означает, что школу, в которой ты сейчас…

– В другой школе он не справится! – горячо возражает Сара. – Посмотрите на…

– Да погодите же вы, дайте сказать, – обращаюсь я к ним, глядя на всех троих. – Не знаю, как объяснить, но здесь время течет медленнее, и у тебя появляется возможность обдумать все не спеша…

– Ну, может, это потому, что не нужно ни на что отвлекаться…

– А еще мне кажется, что часы немного…

Я прерываю их, выставив ладонь вперед:

– В общем, здесь есть время подумать о том, почему ты сюда попал. И яснее ясного, что никто не хочет сюда возвращаться. Я точно не хочу.

– Хорошо. Я – тоже, – говорит папа. – В тот раз я пошутил насчет того, что хочу сюда лечь.

– Ясно, пап. А ты принес кино?

– Конечно. Мне же можно остаться и посмотреть с тобой?

– Даже не вопрос. Ну так вот, я думал и думал, когда же у меня все это началось. И понял: мне стало хуже, когда я перешел учиться в Академию.

– Вот оно что, – вздыхает мама.

– Тот день был самым счастливым в моей жизни. Но с того же дня все покатилось по наклонной.

– Такое происходит со многими взрослыми, – говорит папа.

– Ты перестанешь его перебивать? – возмущается Сара. Папа складывает руки за спиной и выпрямляется.

– Ничего, Сара. И я… мне кажется, что я так сосредоточился на поступлении в Подготовительную академию управления, потому что воспринял это как вызов. Я хотел одержать победу и ощутить, каково это. А об учебе там я даже не задумывался.

– И теперь ты хочешь заниматься рисованием, – уточняет мама.

– Ну, если посмотреть, то математика мне никогда особенно не нравилась, и у меня с ней получалось только потому, что там можно разложить все по полочкам и получить удовлетворение от сделанного. Английский язык тоже не вызывал особенных восторгов. А вот это… – Я указываю на мозгокарты. – Это совсем другое дело. Это я просто обожаю и предпочел бы заниматься любимым делом.

– Да уж, жизнь художника и без того тяжела, так что лучше бы это занятие любить, – говорит папа. – Это ж в основном художники и заканчивают в заведениях, подобных этому.

– Значит, раз он уже здесь, то ему художником и надо быть! – резюмирует Сара.

– Все же просто, – говорю я, вставая. – Сами посмотрите: я хотел попасть в лучшую школу города – и где я в итоге оказался?

– А ведь правда, – говорит мама, оглядываясь на проносящегося мимо Соломона.

– Если ничто не изменится, то вскоре я вернусь сюда же, потому что, выйдя отсюда, начну размышлять о том, как все было раньше и что изменилось.

– Ты прав, – говорит мама. – Я с тобой согласна.

– Ты уже знаешь, в какую школу пойдешь? – спрашивает папа.

– Может, в Манхэттенскую художественную академию? С моими оценками я туда переведусь без проблем…

– Но, Крэйг, это же школа для тех, кто облажался и никуда не годен, – возражает папа.

– О чем ты, пап? – Я трясу перед ним больничными браслетами, которыми теперь даже горжусь, потому что они настоящие и с ними нельзя не считаться. А правда, сказанная вслух, делает нас сильнее.

Папа стоит некоторое время неподвижно, глядя на свои ботинки, потом поднимает глаза и говорит:

– Ладно, мы сделаем все что нужно. Но тебе придется ходить в школу, пока не переведешься, и думаю, что это произойдет… не раньше следующего года.

– Ничего, я справлюсь, – заверяю его я.

– Знаю, что справишься, а мы поможем.

– Ужин! Все на ужин! – приближается к нам по коридору Президент Армелио. – Крэйг и его родственники, уже пора ужинать!

– Как у тебя с едой? Ты ел все это время? – спрашивает мама, пока я встаю и разминаю ноги.

– С едой все в порядке, я ем.

– Ой как хорошо!

– Ну ладно, вот тебе диск с фильмом. – Папа отдает мне его. – А я приду, когда ты поешь. Когда вы будете его смотреть?

– Приходи в семь. Правда, посещения заканчиваются в восемь.

– Ну, посмотрим, может, я и на подольше останусь.

Я нервно сглатываю. Вот уж на что-что, а на затянувшееся папино присутствие я никак не рассчитывал. Надо будет позаботиться, чтобы Смитти выставил его.

– До завтра, – говорит мама. – Нам сказали, что мы сможем забрать тебя рано утром, чтобы успеть до работы.

– Хорошо, к этому времени я соберусь.

– Дома куча всяких вкусностей.

– А я увижусь с тобой, как приду из школы, – говорит, обнимая меня за талию, Сара. – Как круто, что ты возвращаешься.

Я глажу ее по голове и спрашиваю:

– Ты стесняешься этого места?

– Ага, но мне все равно.

– Мне тоже, – говорю я. – Но по-другому, в хорошем смысле.