Тридцать восемь

Нил уже убрал свою гитару в чехол и подходит ко мне.

– Отлично сыграл на барабанах.

– Правда?

– Ага. Не видел тебя тут раньше. Как твое имя?

– Крэйг.

– У тебя есть чувство ритма, умеешь заставить людей двигаться. Надеюсь, ты не обидишься, если я спрошу… почему ты здесь? Ты выглядишь абсолютно нормальным – понимаешь, о чем я?

– Ну, у меня депрессия, – говорю я. – Мне было совсем плохо. Через два дня меня выписывают.

– Отлично, здорово, что выписывают. У многих моих друзей депрессия, – говорит он кивая. – А когда выйдешь отсюда, ты не думал, что мог бы… работать волонтером в таких местах, как это?

– Волонтером? А что делать?

– На музыкальных инструментах играешь?

– Нет.

– Может, стоит научиться. Ты хорошо чувствуешь музыку.

– Спасибо. Я рисованием занимаюсь.

– Что рисуешь?

Я веду его в свою комнату, куда мы идем мимо медсестринского поста и телефона. Как только входим, лежащий на кровати Муктада говорит:

– Крэйг, я слышал, как вы играли в кабинете музыки.

– Жаль, что ты тоже не пошел.

– Здравствуйте, – с улыбкой приветствует его Нил.

– Хм.

– Вот, я рисую это, – кладу я перед Нилом стопку нарисованных мною мозгокарт – их там уже штук пятнадцать. Сверху лежит рисунок, на котором парень и девушка соединены мостом, проходящим между городами в их головах.

– Как круто! – говорит Нил, листая рисунки. – И давно ты этим занимаешься?

– Ну это смотря как считать, – говорю я. – Может, десять лет, а может, два дня.

– Можно я возьму один себе?

– Ну, не знаю, отдам ли бесплатно.

– Ха-ха! Ладно, серьезно, вот моя визитка. – Он протягивает мне простенькую черно-белую визитную карточку, где он значится как «гитаротерапевт». – Как выйдешь, – а я уверен, что это произойдет скоро, – позвони мне, и мы обсудим это дело с волонтерством. И насчет твоих картинок. Я бы и правда некоторые купил. Сколько тебе лет? Ты вроде бы должен быть в подростковом отделении, да? Это из-за ремонта ты попал сюда?

– Да, я несовершеннолетний.

– Хорошо, что ты пришел сюда и тебе помогли, – говорит Нил и пожимает мне руку, но так, что сразу ясно, кто здесь пациент. Так жмут руку врачи, волонтеры и присматривающий за нами персонал, показывая, что всей душой рады, что тебе лучше, но ты чувствуешь эту разделяющую вас дистанцию, потому что они понимают, что ты еще болен и можешь сбрендить в любой момент.

Нил уходит, а я провожу оставшееся до обеда время за рисованием и игрой в карты с Армелио. Где-то в полвторого я звоню маме и рассказываю про наше пение, карточный турнир и свой танец. Мама говорит, что уверена, что мне лучше, и что доктор Махмуд подтвердил мою выписку в четверг, поэтому они с папой придут меня забрать. Вроде бы я и живу в двух шагах, но забирать меня надо из рук в руки.

После обеда нашу с Армелио игру в плевок, в которой он меня разносит в пух и прах, прерывает Смитти, заглядывающий в дверь с объявлением, что у меня посетитель.

Я точно знаю, что это не кто-то из моих родных, потому что они придут завтра и папа принесет второго «Блэйда». Я молюсь, чтобы это не был Аарон или кто-нибудь из его друзей.

Это Ниа.

Я вижу через стеклянную перегородку столовой, как она несмело идет по коридору. Она выглядит так, будто недавно плакала, или только собирается, или и то и другое вместе. Не сказав Армелио ни слова, я встаю и иду ей навстречу.

Тридцать девять

– Что ты здесь делаешь? – спрашиваю я и замолкаю. Вообще-то, обычно об этом спрашивают меня.

– А ты как думаешь? – говорит она. – Пришла тебя увидеть.

На ее лице легкий макияж: губы слегка блестят, еле заметные красноватые румяна, волосы убраны назад, что еще больше подчеркивает изогнутые азиатские скулы.

– Зачем?

– Знаешь, Крэйг, – она отворачивается, пряча лицо, – у меня сейчас не лучший период в жизни.

– Понятно, – говорю я. – Пошли вон туда, там нас никто не побеспокоит.

Мы идем в ногу, и я так уверенно веду ее по коридору, что она смотрит на меня с удивлением. Похоже, я тут уже старожил. Может, даже альфа-самец. Последнее напоминает мне о том, что Хамбла до сих пор нет.

– Садись вот сюда. – Я подвожу ее к стульям, где принимал родителей и сидел с Ноэль. – Что у тебя случилось?

Она кладет руки на колени. Ее кожа сияет в падающем со спины свете. Сегодня на ней тесный бежевый комбинезон в стиле милитари и черные ботинки. Я уже видел ее в этом прикиде раньше: обтянутая маскулинной одеждой маленькая грудь выглядит еще притягательнее.

– Мы с Аароном расстались, – говорит она.

– Не может быть! – таращу я глаза от удивления.

– Да, Крэйг, – она прикладывает к лицу салфетку. – Помнишь тот вечер, когда я сюда звонила? Ты еще сказал ему, что я принимаю «Прозак»?

– Ты что? Хочешь сказать, что это я виноват?

– Я не говорю, что кто-то виноват! – в сердцах говорит она, роняя руки на бедра и горестно вздыхая.

Из своей комнаты выходит Профессорша, и Ниа поворачивается к ней:

– Кто вы? – спрашивает Ниа.

– Меня зовут Аманда, – отвечает та. – Мы с Крэйгом друзья.

– Извините, но мы тут разговариваем, – Ниа проводит рукой по волосам.

– Разговаривайте, но потише, а то Соломон придет.

– Кто такой Соломон? – поворачиваясь ко мне, спрашивает Ниа. – Он опасен?

– Тут никто не опасен, – говорю я и кладу руку поверх ее руки, лежащей на бедре. Даже не знаю, зачем я это делаю. Может, чтобы успокоить? Наверное, я делаю это инстинктивно. Где-то на задворках сознания пробегает мысль, что бедра у нее такие соблазнительные, что я бы с удовольствием положил руку прямо на них, а не поверх ее руки. Вообще-то, шанс потрогать женское бедро мне еще ни разу не выпадал, а ее ножки, обтянутые бежевым комбинезоном, так и манят. Даже само слово «бедра» кажется мне соблазнительным.

– Крэйг, ты слушаешь?

– Извини, задумался что-то.

Она с легкой улыбкой смотрит на мою руку, но не сбрасывает ее.

– Странный ты. Я спросила, нравится ли тебе здесь.

– Тут неплохо. Лучше, чем в школе, это точно.

– Охотно верю, – говорит она и кладет другую руку на мою, лежащую на ее бедре. Я вспоминаю, как танцевал между двух студенток. Чувствую тепло ее тела и вспоминаю, как я почувствовал то же самое миллион лет назад, на той вечеринке.

– Я тоже думала пойти в похожее место.

– Что ты имеешь в виду? – Я немного отстраняюсь, но не убираю свою руку из ее хватки.

– Да, хотела пойти и провериться – может, тут или еще где. Ну, знаешь, подумать, собраться с мыслями, как ты.

– Ниа, – говорю я, мотая головой, – сюда нельзя прийти просто так, потому, что тебе захотелось.

– А разве с тобой было не так?

– Нет!

– Так как же ты сюда тогда попал? – спрашивает она, склоняя голову.

– Ну я… мне вроде как нужна была срочная медицинская помощь, – объясняю я. – Я позвонил на горячую линию помощи при суициде, и они направили меня сюда.

– Ты позвонил на эту линию? – Ниа приподнимает мою руку и крепко сжимает. – Крэйг, бедненький!

Я смотрю на свой пах – и угадайте, что я там вижу? Но она так близко, что я не могу сдерживаться, видя ее прекрасное лицо, на которое столько раз дрочил. Я уже привык хотеть это лицо. Я хочу ее. Хочу ее в этом тесном военном комбезе прямо здесь и сейчас, хочу увидеть, какая она без него, хочу спустить его наполовину.

– Я даже не знала… – продолжает она. – То есть я знала, что ты хотел покончить с собой, но я даже не подозревала, что ты и правда хотел это сделать. Я бы никогда не сказала Аарону, откуда ты мне звонил, знай я, насколько это серьезно.

– Ну а зачем, по-твоему, люди сюда приходят? – спрашиваю я, сжимая ее руки своей рукой.

– Чтобы им стало лучше?

– Да, вот именно. Но чтобы тебе стало лучше в таком месте, до этого тебе должно быть по-настоящему хреново.

Ниа взмахивает головой, и волосы соскальзывают на ее темные глаза.

– Я думала, что тебе стало плохо из-за меня и что я могу это как-то исправить.

Мы смотрим друг другу в глаза. Она так хороша. Так мило склонила лицо, как будто точно знает свои самые выгодные ракурсы. Я вижу свое отражение в ее глазах – по мне видно, что я изнемогающий от страсти, готовый на все придурок, ждущий только сигнала.

Мне не нравится моя внешность. Хамбл тоже сказал, что нет во мне ни силы, ни уверенности. Но мне не нужна ни сила, ни уверенность, когда я рядом с ней. У меня вообще нет вариантов – мы будем делать то, что она скажет, и так, как она захочет.

– А как же Аарон? – спрашиваю я.

– Я же сказала, – она почти переходит на шепот, – мы расстались.

– Это ты бросила его? – уточняю я.

– Это было взаимно. Какая разница?

– Насовсем расстались?

– Похоже, что так.

– А не рановато ты пришла ко мне со своими, ну… прикосновениями?

Она встряхивает головой и поджимает нижнюю губку.

– Я же не переставала думать о тебе с того разговора, когда ты позвонил в пятницу. Теперь я точно уверена, что ты мне лучше подходишь. Все, что ты рассказал, что пережил, ты… мне кажется… ты личность. Остальные со своими мелкими неприятностями и рядом не стояли. А вот ты облажался по полной. – Тут она хихикает. – Я имею в виду, в хорошем смысле. Что ты получил опыт какой-то.

– Хм.

Даже не знаю, что ей ответить. А, нет, знаю: «Убирайся, Ниа, уходи; ты мне не нужна; с тобой покончено еще после того телефонного разговора; тут я встретил девушку, которая круче и умнее тебя», что-то такое. Но если перед вами шикарная девушка покусывает губки, говорит томным голосом и улыбается, да к тому же у вас все затвердело, что бы вы сделали?

– Хм… э-э-э… ну… – Я снова заикаюсь. Может, раньше я из-за нее и заикался? Потение тоже тут как тут.

– Не хочешь показать мне свою комнату? – спрашивает она.

Ужасная идея. Такая же ужасная, как не есть, или не вставать с кровати по утрам, или перестать принимать «Золофт». Но у меня нет выбора: я уступаю нижней части тела, которая указывает на мою комнату и ведет нас с Ниа туда.