Глава одиннадцатая

Каждое утро Микодез съедал на завтрак сухой паек пехотинца Кел. Если верить Кел, употребление пайка по собственной воле намекало на интересные вещи касательно психического здоровья. Микодез съедал его на завтрак в надежде, что такая пища сделает его невосприимчивым к любым ядам, а ещё она, похоже, усиливала эффективность его лекарств. Он знал, что яды так не действуют и что второй эффект – иллюзия, но думать об этом было приятно. Кроме того, надо же было как-то искупить все сладости, которые он поглощал.

Гекзарх решил прийти в конференц-зал на сорок восемь минут раньше и поесть там, на том основании, что ему надоела обстановка в кабинете. Во всех кабинетах. Их было больше одного по причинам, толком неясным. Архитекторы, которые спроектировали Цитадель, включали членов фракции Шуос, и образ их мыслей был соответствующим. Его любимая комната изначально не была кабинетом, но стала таковым в ходе теста переменной планировки, что Микодез счел очень смелым поступком давно исчезнувшего гептарха. (Означенный гептарх вскоре умерла, не из-за переменной планировки или проблем с системой безопасности Цитадели. Она посетила встречу на какой-то далекой планете и подцепила инфекцию, которая – возможно – была сконструирована биоинженерным способом.)

– У тебя самые глупые пищевые привычки во всей Цитадели, – сказал Истрадез. – Если бы так вел себя кто-то другой, ему бы здорово влетало на всех медосмотрах. – Он уже покончил со своим завтраком, который состоял из водорослевого супа, риса, оладушек из лука-порея и келских маринованных огурцов.

– Как там дела с твоей последней подружкой? – спросил Микодез, не отрывая хмурого взгляда от планшета, который он установил под удобным углом, чтобы не свернуть шею, глядя на него. – Надеюсь, она тебе ещё не наскучила. Я не могу так быстро выдавать пропуска.

– Тебя правда интересуют подробности?

– Вообще-то, нет.

Истрадез ухмыльнулся.

– Хочешь, чтобы я убрался, и ты смог начать совещание?

Подотчетные Микодезу главы подразделений знали о двойниках, включая Истрадеза, и даже простые люди догадывались, что он время от времени их использует. Не все советники гекзарха одобряли, что он привлек к этому делу не члена фракции Шуос, но Микодез указал, что никто не знает его так хорошо, как младший брат, с которым он вырос. Истрадез был всего на год моложе. Их родители шутили, что хотели близнецов, но сообразили, что двое сразу – это перебор.

– Нет, займи мое место, – сказал Микодез. Они так уже делали, и он не сомневался, что руководители отделов разведки и бухгалтерского учета научились их различать, но пусть ломают головы и дальше. – Веди собрание. Я буду делать заметки. Кроме того, я должен наблюдать ещё кое за чем, так что не смогу полностью сосредоточиться на встрече.

– А зачем ты вообще пришел? – удивился Истрадез.

– Если мы оба будем присутствовать, они скорее решат, что один из нас настоящий. – У Микодеза было ещё два двойника, один из которых все ещё проходил физиотерапию после того, как чуть не погиб при попытке убийства во время своего последнего задания. Он отказывался выйти в отставку, но Микодез считал, что это лишь вопрос времени. Другой двойник был на конференции.

– Ты мог бы спрятаться в спальне и выпить немного сливового вина, прежде чем… – Истрадез прищурился. – Когда ты в последний раз спал, Микодез? Держу пари, ты и с нашим племянником не поболтал. Если бы я об этом знал, сам бы пошел к Ниату, чтобы ему не было одиноко.

Микодезу пришлось обратиться к аугменту, чтобы ответить в точности.

– Два дня, три часа и ещё немного.

Истрадез застонал и обхватил голову руками.

– Я худший из всех братьев и сестер. Марш в постель.

– Я могу поспать после собрания.

– Ты совсем сбрендил, Мики? Ты же знаешь, что Шеннер… – Так звали главу разведки, – всегда затягивает собрания на час. Если не больше.

Проблема с руководителями шуосской разведки заключалась в том, что они по какой-то причине верили, будто находятся на высшей ступеньке иерархической лестницы. Некоторые воспринимали это как разрешение на доскональный анализ угроз, даже если теоретически им предоставлялось двадцать минут.

– Да, – проговорил Микодез, с тоской глядя на печенье, которое не мог есть, потому что оставил Истрадезу, чтобы тот вошел в роль. – Мои намеки Шеннер становятся все менее деликатными, и она для человека, который обычно весьма проницателен, проявляет примечательную рассеянность.

– Рассеянность, как же. Шеннер нравится звук собственного голоса. Чтобы ее приструнить, нужен недвусмысленный выговор. Если тебе это претит, я сам разберусь. Но что-то это на тебя не похоже.

– Ну, значит, из её выступления получится отличная колыбельная. Никто не удивится, когда гекзарх прикорнет в углу после вчерашних излишеств.

– Да какие там излишества…

– Кроме того, – продолжил Микодез, – у Шеннер очень чувствительное эго. И оттого трудно предложить ей снова поработать на эту тему с психоаналитиком. Проблема в том, что она маниакальна, параноидальна и преданна, что в совокупности делает её идеальным главой разведки – и это значит, что мне приходится обращаться с ней очень деликатно. Лучше оставить все как есть.

– Как скажешь. – Судя по голосу, он Истрадеза не убедил. Брат указал большим пальцем на кресло в углу. Микодез отправился туда, а Истрадез занял обычное место гекзарха. – Могу ли я спросить, над чем ты все-таки работаешь?

– Лучше тебе не знать.

– Боялся, что ты это скажешь.

– Тогда зачем спрашивал?

Истрадез над чем-то задумался.

– Кто-то ведь должен. – Потом он с усилием выпрямил спину и устремил взгляд на печенье. – А ты не мог бы уменьшить размер этих проклятых тарелок? Становится все труднее запихивать в себя это всё и не толстеть.

– У тебя метаболизм ещё быстрее, чем у меня, – сказал Микодез без всякого сочувствия. – Просто ты поглощаешь меньше нездоровой пищи.

– И кто в этом виноват?

– О, смотри, уже пора начинать встречу, – сказал Микодез, просто чтобы позлить брата, хотя оставалось ещё целых четырнадцать минут, и никто никогда не приходил раньше, чем на шесть.

– Если ты не потратишь на сон часть того времени, на протяжении которого Шеннер будет разглагольствовать о недостаточной пропускной способности наших систем обработки данных, – сказал Истрадез, – я погублю твою репутацию, флиртуя с главой отдела бухгалтерии. – Бухгалтерией руководил женатый индивид, который каждые три месяца, как часы, модифицировал собственное тело согласно моде Андан. Кое-что из модных штучек очень отвлекало от работы, как тот – к счастью, недолгий – период, когда дипломаты высшего ранга обзавелись кожными складками на шее, похожими на воротник. В остальном глава отдела бухгалтерии был степенным и консервативным, а по части альковных дел отличался неимоверной скромностью. – Держу пари, я сумею его совратить.

Микодез демонстративно зевнул и свернулся клубочком в кресле, сунув планшет под мышку.

Восемь минут спустя дверь открылась, но это был всего лишь сервитор, который пришел убрать поднос Микодеза. Микодез съел только половину пайка, но он всегда съедал только половину, так что машина знала, что блюдо можно убрать. Что касается другой еды, то на столе уже стояли два блюда, полные печенья и пирожных (в основном для Микодеза, который ещё не встретил ту разновидность сладкого, которая бы ему не понравилась), закусок из редких сортов мяса, приправленных и нарезанных на кусочки, в которые были воткнуты нелепые золотые зубочистки, спринг-роллов и ломтиков хрустящих фруктов. Микодез полагал, что на пустой желудок никто не в силах хорошо думать, поэтому – хоть люди, конечно, могли поесть перед тем, как прийти на собрание, – он позаботился о том, чтобы они сумели насытиться по ходу дела, если захотят.

Через минуту в комнату один за другим вошли начальники отделов. Глаза Микодеза были закрыты, но он слушал обмен приветствиями. Истрадез должен был улыбаться каждому в отдельности, потому что именно так делал сам Микодез.

Некоторое время Микодез следил за тем, как взаимодействуют его подчиненные. Голос Шеннер звучал пронзительнее обычного. Она презирала Хафн не потому, что потеряла из-за них семью, а потому, что однажды встретила хафнского аристократа, который пренебрежительно отозвался о ее акценте на их языке. Шеннер была тщеславна по поводу своих способностей к иностранным языкам. К счастью, начальник бухгалтерии прервал длинную обличительную речь в самом начале. В былые дни Микодез после встреч проводил с Истрадезом беседы, указывая на то, что он сделал бы по-другому. Теперь необходимость в этом возникала редко.

Гекзарх Шуос не чувствовал ни малейшей сонливости, но голова у него шла кругом. Лекарства еще не подействовали. Медикам не нравилось количество препаратов, которыми он злоупотреблял. Он это понимал, поскольку вместо лекций (от которых не было толку) каждая из приходящих к нему куртизанок кропотливо и последовательно, с неизменной вежливостью рассказывала, что ему следует переложить часть работы на искусственных помощников (от них тоже не было толку, но, по крайней мере, это позволяло избежать ненужных споров). Хотя секс не интересовал Микодеза, он твердо верил, что все его люди должны регулярно общаться с обученными собеседниками или терапевтами. К нему это требование тоже относилось.

Микодез лениво запустил на планшете головоломку и начал её решать. В ней не было никакого скрытого смысла. Один кадет сочинил её во время игровых соревнований в Академии несколько лет назад, и в своей категории она занимала одно из первых мест. Микодезу игра нравилась не из-за оригинальности, но за то, что она позволяла отключить мозг. В ней надо было сопоставлять узоры под музыку (она передавалась через аугмент и несколько затрудняла одновременное наблюдение за встречей), и элемент случайности был достаточно сильным, чтобы усложнить поиск решения. Проходя очередной уровень, Микодез не сумел набрать очков, чтобы хватило на «жизнь» – что ж, он правильно сделал, передав Истрадезу руководство собранием. Он не спрашивал медиков, можно ли считать игру достаточным тестом когнитивных способностей – он и так все понимал.

В разгар страстной речи начальника отдела пропаганды о том, как Андан портят эффект от кампаний очернения Джедао в СМИ, транслируя драмы, где немертвый генерал изображался в благоприятном свете, препарат наконец-то подействовал. Казалось, все огни в комнате вспыхнули ярче. Истрадез мельком взглянул на него. Он знал. Вместо того чтобы привлечь внимание к Микодезу, Истрадез заговорил о том, что надо предложить Андан какой-то серьезный мотив отказаться от драм. Они, к несчастью, любили прибыль не меньше прочих фракций. Драмы, должно быть, приносили им немалый доход.

Микодез прекратил игру, мимоходом поинтересовавшись, как дела у кадета, и открыл один из файлов по истории Джедао. Открыл еще один – по Куджену. Четыре столетия в одном файле, девять – в другом. В обоих содержались досадные пробелы. Или, скорее, досье Джедао содержало столько подробностей, сколько и ожидалось, минус неизменный медленный распад истории. Никто не ожидал, что он окажется бомбой замедленного действия. А вот Куджен так долго скрывал своё досье, что Микодез не доверял всему, содержащемуся в нем. Но надо же было с чего-то начать.

Джедао ответил на вторую попытку Микодеза связаться с ним простым сообщением: «Предлагаю сделку, Шуос-чжо. Не мешайте мне, а я не буду мешать вам. С остальным разберемся, когда с Хафн будет покончено».

Неплохое предложение, если уж на то пошло. Даже если у Микодеза и его штаба были веские основания полагать, что основной план Джедао заключался в том, чтобы Хафн протянули как можно дольше. Он ведь не мог претендовать на славу защитника гекзархата без захватчика. Впрочем, избавление от Хафн не очень-то поможет, поскольку у гекзархата полным-полно других врагов, но это может внести разлад в планы немертвого генерала. Микодез не ответил на сообщение. Джедао в любом случае не нуждался в его заверениях.

Гекзарх Шуос сосредоточился на Куджене, чье исчезновение оставило странную дыру в его жизни. Они не были друзьями. Куджен понимал дружбу как абстрактное понятие, но по-настоящему дружить с другим человеком мог не больше, чем акула с какой-нибудь рыбкой.

Однако они были коллегами и много раз советовались друг с другом с той поры, как Микодез занял свой пост. Микодез до этого момента не понимал, что в опасной степени привязался к Куджену. Но он любил вызовы, и нельзя было отрицать, что отношения с Кудженом, какими бы сердечными они ни казались, никогда не были безопасными.

Микодез дважды посещал родную станцию Куджена. Куджен предпочитал, чтобы фракцией управляли его фальшивые гекзархи – по крайней мере, так он говорил, хотя у Микодеза были веские доказательства того, что истинный гекзарх внимательно следил за тем, что делалось от его имени. Через двенадцать лет после того, как сам Микодез занял пост, Файан сделалась фальшивым гекзархом при обстоятельствах, которые убедительно свидетельствовали о том, что Куджен разобрался с её предшественником, присвоившим часть бюджета. Он потом стал техником в личном штате Куджена – «Нет смысла растрачивать талант», – беспечно заявил тот. Растратчик сделался милым и послушным после того, что с ним сделал истинный гекзарх.

Пристрастие Куджена к красоте не ограничивалось мужчинами (редко – женщинами или альтами). Он окружил себя роскошью, собранной во множестве миров гекзархата. Если бы Микодез не знал – по скудным сведениям, – что Хаджорет Куджен провел детство в качестве беженца на планете, название которой дважды менялось за последние девять столетий, он догадался бы об этом по особой одержимости Куджена всем – от ковров ручной работы до стеклянных цветов и шкафчиков, инкрустированных морскими ушками и осколками лунного камня. Он собирал эти предметы, но забывал о них после того, как они становились его собственностью. Микодез давным-давно оставил попытки подкупить его такими пустяками. Когда он действительно нуждался в услуге, то предлагал древние секстанты и искусно сработанные модели планетных систем – артефакты, которые взывали к ученому в Куджене.

Файан перестала колебаться, и её люди взяли под контроль старую базу Куджена. Микодез ожидал, что она будет в ближайшие десять лет безуспешно переворачивать там все вверх дном в поисках ключей к разгадке. Он бы предложил помощь, но она вряд ли согласится. А ещё она ему не доверяет. Что ж, вполне справедливо. Поскольку он все это время взращивал свою репутацию, не стоило винить людей за то, что они теперь относились к ней всерьез.

– …Мики.

Использование детского прозвища заставило Микодеза поднять глаза. Истрадез не воспользовался бы им, если бы кто-то из начальников отделов остался в зале.

– Да? – сказал он и потер глаза. В животе заурчало. Когда он ел в последний раз?

– Ну ладно, печенье, – сказал Истрадез. Он стоял над братом, уперев руки в бока. – Раз уж я все равно не смогу заставить тебя съесть что-то получше. А потом ты пойдешь спать.

– Не говори ерунды, – ответил Микодез. – Ты не рассказал мне, что за хрень произошла на заседании.

Истрадез недоверчиво уставился на него.

– Шутишь? Ты все это время спал? С открытыми глазами или я не знаю как. Обычно ты справляешься с такими делами лучше, чем вот так.

– Я не мог заснуть, это… – Микодез сверился с аугментом. М-да, очевидно, он и впрямь спал.

Тон Истрадеза смягчился.

– Что ж, не все так плохо. Ты пропустил зрелищную перебранку между разведкой и пропагандой. Я расскажу тебе позже, обещаю. Можешь поспать в моей комнате, а я прикрою тебя, пока ты снова не будешь в форме.

– Ладно, – сказал Микодез, раз уж он явно проигрывал этот раунд. – Ладно.

– Я тебя провожу.

– Нет, в этом нет необходимости.

Истрадез заметно поколебался, потом кивнул. Он вернулся к столу, схватил холодный спринг-ролл и вложил его в руку Микодеза.

– Меня не волнует, что ты будешь выглядеть как ребенок, стащивший это с подноса с закусками. Съешь. – И он стоял над Микодезом, пока тот и впрямь не съел. Затем пришлось выпить полстакана воды, чтобы запить съеденное, потому что оно высохло. Он сделал себе пометку: поговорить на эту тему с кухней.

Микодез отправился в покои брата кружным путем, решив, что в спешке нет нужды. Он забавлялся тем, что нацепил циничную улыбку Истрадеза и ссутулился, как бы говоря всем своим видом: «Да, у меня лицо гекзарха, ну и что?». Истрадез был лучшим актером, поскольку от этого зависела его жизнь, но Микодезу нравилось держать руку на пульсе.

Он вёл рукой по зелёным стенам, которые время от времени оживлялись картинами, изображающими весело скачущих лис или, для разнообразия, скромных лунных зайцев. Иногда он подумывал о том, чтобы взять отпуск. Увы, он покидал Цитадель редко, лишь когда церемонии высшего уровня требовали его присутствия. А в остальном от него было больше всего толку здесь, в вечно бодрствующем сердце фракции Шуос.

Войдя в апартаменты Истрадеза, он едва не вызвал охрану. В комнате кто-то был. Но потом она встала с дивана, неспешно шелестя шелками, позвякивая жемчугами с бронзовым отливом на шее, запястьях и лодыжках, и он расслабился.

– Спайрель, – проговорил Микодез, когда дверь закрылась, и они остались наедине.

Она подплыла к нему в облаке благоухания и обняла – не совсем платонически. Спайрель, Микодез и Истрадез однажды переспали втроем, потому что Спайрель проявила интерес, Истрадез был пьян в стельку и думал, что это действительно забавная идея, а Микодезу было все равно, так почему бы и нет. Предположительно удовлетворив любопытство, она не просила повторить, но Микодез иной раз об этом задумывался.

– Это действительно ты, да-да, – насмешливо проговорила она.

– Ненавижу твое умение нас различать, – прошептал Микодез ей на ухо.

Спайрель высвободилась – плавно, как стартующий пустомот, – и улыбнулась ему.

– Поэтому мне так много платят, верно?

В Академии её готовили не к стезе куртизанки, но к пехоте Шуос. Он знал по собственному опыту, что состязаться с ней в армрестлинге не стоит. В строгом смысле слова, он был сильнее, но Спайрель никогда не играла по правилам. (Он понятия не имел, отчего в тот первый раз ждал от сестры по фракции игры согласно правилам, пусть даже эта самая сестра по фракции была давнишней любовницей его брата.)

Затем она окинула его критическим взглядом, который оказался так похож на взгляд Истрадеза в конференц-зале, что Микодез вздохнул и послушно поплелся к дивану. Уселся. Спайрель кашлянула. Он покорно снял ботинки. Спайрель была строгих правил в том, что касалось обуви на её диване. Это была квартира Истрадеза, но Микодез не сомневался, что даже в инвентарной описи службы охраны диван значится как личная собственность Спайрель.

– Я устал, – сказал Микодез, сам того не желая, и ещё сильней ужаснулся тому, как невнятно прозвучали эти слова. Лучше бы снова навестить врачей. Они вечно возились с коктейлем, который ему приходилось принимать, но лекарства уже давно не подводили его так сильно.

– Тогда спи, – велела Спайрель с практичностью, которую он в ней так любил. – Подвинься.

Он повиновался, хотя мышцы слушались всё хуже. Спайрель устроилась рядом с ним на диване и укрыла их обоих одеялом. Он чувствовал её живое тепло и аромат мяты и цитруса с ноткой лаванды. Она прижималась все ближе, пока не положила голову ему на плечо, как на подушку.

«Отлично, – подумал Микодез, прежде чем заснуть. – Я проснусь с онемевшей рукой…»

Но когда он проснулся, рука совсем не казалась бесчувственной. Спайрель уже встала и рисовала у окна, из которого открывался вид на один из садов Цитадели. Она любила рисовать стрекоз. В этом конкретном саду они водились в изобилии.

– Добрый день, – сказал Микодез. – А где Истра?

– Я здесь. – Истрадез вышел из ванной. Он всё ещё вытирался полотенцем. Увидев мундир гекзарха, который Спайрель для него разложила, он поморщился, потом тряхнул головой и ринулся к шкафу. – Нет-нет-нет… хм-м. Я его уже давно не надевал.

– Ты хочешь сказать, что никогда его не надевал, – уточнила Спайрель, чья наблюдательность в вопросах одежды и драгоценностей была почти безупречна.

– Откуда ты знаешь? – спросил Истрадез.

– Потому что я купила его для тебя две недели назад, помнишь?

Микодез перевел это в четырнадцать дней. Спайрель настаивала на семидневной неделе, хотя та считалась во всем гекзархате если не противозаконной, то приносящей неудачу. Это была традиция её народа. Она как-то раз заметила, что понятия не имеет, как выглядела остальная часть их календаря, прежде чем её соплеменники огляделись по сторонам и решили стать частью гекзархата, пока их не уничтожили как еретиков. Микодез спросил, почему она выбрала именно эту календарную деталь, чтобы её сохранить, но Спайрель лишь пожала плечами.

Истрадез снова передумал и облачился в розово-желтые одежды – это была намеренно приглушенная разновидность цветов Шуос. Он ругался, пытаясь надеть подходящие украшения из розового кварца, гелиотропа и контрастирующего с ними бледного аквамарина, ограненного таким образом, что он удивительно сверкал. Спайрель скорчила гримасу у него за спиной, видимую лишь Микодезу, и с деловитым видом отправилась помогать Истрадезу с застежками.

– Спасибо, – сказал он.

– Я мог бы поклясться, что платил тебе достаточно, чтобы позволить себе настоящие камни, а не синтетику, – сказал Микодез. Он знал все, что Истрадез хранил в своей коллекции, все легкомысленные цепочки из розового золота, музыкальные шкатулки, запасные шпильки. Микодез и Истрадез стриглись коротко, оставляя длинные челки, но Спайрель постоянно теряла шпильки.

Истрадез пожал плечами.

– Я не ношу их там, где кто-то может отличить подделку и этим озаботиться.

Микодез поднялся с дивана, пересек комнату, взял Истрадеза за плечи и заставил посмотреть ему в лицо.

– Ты самый тщеславный человек из всех, кого я знаю, – сказал он, хватая расческу и мусс с туалетного столика и начиная поправлять Истрадезу волосы. – Честно говоря, в один прекрасный день нюансы тебя выдадут.

– Прошу прощения! – встряла Спайрель. – Хочешь сказать, что он тщеславнее меня? И это из-за нескольких блестящих штучек? Мне надо приложить больше усилий в этом смысле. – Она отложила уголёк. Её руки и рукава были в черных пятнах.

Зрачки Истрадеза расширились, поглотив янтарно-коричневые радужки.

– Я люблю блестящие штучки, ясно? Это не преступление – любить блестящие штучки. По крайней мере, я не убиваю ими детей.

Спайрель резко взмахнула рукой, призывая его молчать.

– Ладно, – проговорил Микодез, вспоминая свои заметки о том, как вести себя с рассерженными подчиненными… только вот Истрадез был ещё и родней. «Сбавь обороты». – Ну и что я сделал на этот раз?

– Ничего, – огрызнулся Истрадез.

– Отвечая на такой вопрос «Ничего» всегда имеют в виду что-то другое. – Микодез отложил расческу, не давая брату возможность её перехватить и ткнуть ему в глаз. Истрадез всегда был немного вспыльчивым. – Ты собираешься доложить мне, что случилось на том треклятом совещании?

Истрадез издал тихое рычание, потом подался вперед и поцеловал его, прикусив нижнюю губу. Или нет, не подался вперед. Истрадез прижался к нему всем телом. «Мы не близнецы», – с иронией подумал Микодез, раздвигая одежды. Член Истрадеза был твердым, тогда как его собственный возбудился лишь наполовину, по причинам, не имеющим ничего общего с сексом.

– Милый братец, – бесстрастно произнес Микодез, – ты же знаешь, что стоит только попросить.

– Именно это я и пыталась ему сказать, – заметила Спайрель без намека на сочувствие. Раздавался плеск воды: она отправилась в ванную, чтобы смыть угольную пыль с пальцев, но это было, как всегда, трудно. Она нередко носила перчатки, чтобы не показывать въевшуюся под ногти пыль.

Истрадез поднял руку, чтобы ударить брата. Микодез поймал её, поднес к губам и поцеловал костяшки пальцев над дешевыми кольцами. Из горла Истрадеза вырвалось рыдание.

– Тебе легко, – проговорил он. – Хорошо, плохо, правильно, неправильно – тебе на все плевать. Тебя заботит только эффективность.

– Я делаю свою работу, – возразил Микодез, – потому что после всех усилий, которые я потратил, чтобы ее заполучить, поступать иначе было бы безответственно. – Не прерывая поцелуев, он увлек Истрадеза к дивану и толкнул. Брат почти не сопротивлялся.

Микодез опустился на колени перед диваном и положил руку на внутреннюю сторону бедра Истрадеза. Реакция последовала незамедлительно.

– Я всегда буду делать свою работу. Я воплощение воли Шуос. Но никогда, никогда не сомневайся, что я люблю тебя.

Спайрель вышла из ванной, и он ей кивнул. Она чуть-чуть печально ему улыбнулась и, взяв за руку, помогла устроиться сверху. Сама же села на пол, свернувшись калачиком и расположившись удобно, как кошка, и начала целовать Истрадезу шею. Протянула руку, чтобы помассировать Микодезу спину – это было ненужно, но приятно. Интересно, ей удалось вымыть уголь из-под ногтей? Глаза Истрадеза расширились и остекленели, он что-то сказал, но вышел то ли вздох, то ли стон.

– Тс-с, – проговорил Микодез. – Тс-с.

И принялся ублажать брата, сделав мысленную заметку: проверить его последние медицинские показатели.