25
Александр стоял на верхней ступеньке облицованного карельским гранитом крыльца Управления и, подставив лицо северному ласковому солнышку, беспричинно улыбался. Какие-то люди заходили в здание и выходили из него, порой толкали его плечом, бормоча себе под нос не то извинения, не то проклятия в его адрес, и только он один был неподвижен среди людской суеты.
Чирикали, радуясь нечастому для Северной Пальмиры весеннему теплу, пичуги на еще только собирающихся одеться зеленым нарядом вязах и кленах в скверике напротив, сверкала отмытая ночным дождем мостовая, свежий, не успевший еще напитаться бензиновой гарью воздух казался лучшим нектаром на свете…
«Ну и слава богу, что все так завершилось, — весело думал Саша, вертя в руках так и не надетую на руку перчатку. — Зато теперь начинается новая жизнь…»
«Старшие товарищи» не скрывали, что разочарованы принесенными их посланцем вестями. Граф Дробужинский вообще встал и вышел, не прощаясь, не дослушав доклада и даже не бросив взгляда на поручика. Да и Федор Михайлович слушал невнимательно, то и дело отвлекался, будто все, о чем рассказывал Александр, было давно и хорошо ему известно.
— Ну что же, — глаза на «докладчика» он избегал поднимать, — отрицательный результат — тоже результат. Мы, правда, ожидали несколько иного… Вы можете быть свободны… Ах да! — спохватился он. — Я же забыл о награде!
Жандарм порылся в столе и выложил перед Сашей уже знакомый футляр с афганским орденом и красную коробочку с золотым имперским орлом на крышке.
— Как и договаривались, — буркнул он. — Орден Святой Анны третьей степени. Правда, без мечей. Можете прикрепить колодку рядом со станиславовской.
Тон, которым это было сказано, покоробил Александра.
«Будто два торгаша на базаре, — обожгла его мысль. — Один купил, второй продал. Как договаривались…»
— Простите. — Он изо всех сил старался, чтобы голос его не подвел. — Я не за ордена служу России…
— Извольте взять, — взгляд полковника стал ледяным. — Это не мой подарок вам, Бежецкий. Это награда Империи за верную службу. С афганской… — он замялся, — звездой можете поступить, как желаете. Хоть в сортир выбросить, а вот российский орден извольте принять. И носить с гордостью. Он вами заслужен.
Бежецкий смутился.
— Но эмир лично вручил мне такой же в Кабуле, — пробормотал он, вертя в руках футляр. — Зачем мне дубликат?
— И мне не нужен, — в глазах жандарма промелькнула усмешка. — Я не коллекционер, увы. Вы же, повторяю, вольны делать с этим знаком все, что пожелаете. Подарить кому-нибудь, продать, отдать детишкам… Только не носить — это единственное условие.
Полковник помолчал.
— И с производством в чин проблем не было. — Он побарабанил пальцами по столу. — Наше с графом прошение и не потребовалось бы. Так — год к старшинству. Вы уже штаб-ротмистр — осталось лишь дождаться вакансии в полку, принять роту и четыре года погонять служивых до ротмистра. Если, конечно, вы не пожелаете сменить цвет мундира…
— Это исключено, — перебил Саша змея-искусителя. — Зеленый цвет мне нравится гораздо больше синего. Тем более…
— Словом, это дело ваше. Когда окончательно оправитесь от ранения и нынешнего путешествия, в штабе уже будет готово новое назначение.
— В мой полк?
— Увы. Он уже давно укомплектован и расквартирован в Кандагаре. Я же говорил: новое назначение. Мне разъяснить вам значение этого слова?
— Куда-нибудь в глушь?
— Глуше не бывает. Можете быть свободны, штаб-ротмистр…
«Какого черта? — думал Александр, шагая по коридору и автоматически приветствуя встречных офицеров — ниже его по званию встретились всего двое, остальные — сплошь штаб-офицеры. — Я же уже принял решение! Подам прошение об отставке по состоянию здоровья — и забуду о воинской карьере. Подарок Ибрагим-Шаха позволит безбедно существовать несколько лет — по крайней мере, на время учебы в университете…»
И вот теперь, когда вся будущая жизнь лежала перед ним, как на ладони, на сердце вдруг стало так покойно, как бывает в детстве. Оставалось, правда, в четкой картинке несколько неясных, скрытых дымкой пятен. К примеру, он отлично видел себя в церкви во время венчания, слышал даже дребезжащий голос батюшки… Неразличимо было лишь лицо избранницы. Из-под кружевной фаты то проступали черты Матильды фон Штильдорф, то Варвары, но чаще всего — Настенькин милый облик…
«Интересно, — сменили направление мысли молодого человека. — Как она сейчас? Наверняка укатила со своим стариком-супругом в Европы, позабыла о том, что нас связывало…»
— Идиот, — сказал он вслух. — Я же все великолепно могу узнать у Мити! Гвардия же еще не выдвинулась в Гатчину! А я ведь так и не встретился с ним после возвращения!
— Шли бы вы куда, ваше благородие, — тронул его за рукав пожилой жандармский вахмистр, видимо, посланный кем-то из офицеров, недовольных торчащим на крыльце управления ротозеем из армейских. — Нельзя тут посторонним без дела…
* * *
Положительно ему везло сегодня — «князюшка наш Митенька» мало того, что оказался в такой час дома — встретил гостя так, как будто только его ему и не хватало все прошедшие месяцы.
— Саша! Живой! — тряс он руку приятеля, несколько смущенного таким горячим приемом. — Не сожрали вас дикие горцы, подавились! А поворотись-ка, сынку! — отстранился он, чтобы окинуть Сашу взглядом с головы до пят. — Да вы прямо герой! Загорели, возмужали!.. А плечи-то, плечи! И вырос — смотри-ка! На полголовы ведь обогнал меня, старика!
— Да ладно вам, Митя… — краснел молодой человек. — Просто отощал, вот и кажется… После госпиталя…
— Вы и ранены были? Не серьезно, надеюсь?.. Да вы проходите в дом! Праздновать будем!.. Евлампий! Где тебя нечистый носит?
— Туточки я, батюшка! — просунулась в дверь еще более раздавшаяся вширь физиономия вельяминовского лакея. — Господи! — по-бабьи сжал ладонями толстые щеки слуга. — Александр Павлович припожаловали! Никак с войны?..
— С войны, Евлашка, с войны, — оборвал его причитания барин. — А посему недосуг ему тебя слушать. Беги на кухню, распорядись накрывать.
— На двоих или боле, барин?
— Как, Саша? — повернулся к гостю, уже расстегнувшему шинель, хозяин.
— Да мне хотелось бы один на один…
— На двоих, в малой зале. Праздновать потом будем. А пока суд да дело — распорядись сервировать нам столик в кабинете. Ну, ты знаешь…
Слуга унесся исполнять приказ, а Дмитрий отобрал у друга шинель и собственноручно повесил на вешалку.
— Боже мой! — только сейчас он увидел орден. — Да вы герой на самом деле! За что удостоены, поручик?
— Было дело…
— Что же мы стоим? Пойдем, сядем рядком да поговорим толком! Как там у классика? Сдвинем чашу с чашей дружно!..
— Нынче пить еще досужно… — с улыбкой подхватил Александр…
* * *
— Да-а-а… — задумчиво протянул князь, когда Саша завершил свою бесконечную сагу: даже с большими купюрами, повествование заняло несколько часов. — Ваших приключений на добрый роман хватит… А то и на два. Нам тут такого не видать — служба, караулы, разводы…
— Балы, вечеринки, дамы… — в тон ему продолжил поручик. — Там нам о таком оставалось лишь мечтать… Да что мы все обо мне да обо мне — ты-то как, Митя?
— Я? Что я? У меня все в порядке… — Вельяминов разлил по рюмкам водку, взял в руку свою и задумчиво повертел в руках, любуясь бликами на хрустальных гранях. — Прошлой зимой, под Рождество, произведен в штаб-ротмистры. Принял роту. На маневрах в честь тезоименитства Государя отмечен Высочайшим вниманием и награжден орденом Святого Равноапостольного Князя Владимира. Четвертой степени. С бантом. Без мечей, естественно.
— Поздравляю!
— С чем? — Дмитрий вяло чокнулся рюмкой о рюмку друга и опрокинул ее в рот. — Орденок к случаю…
— Но все равно… — Саша замялся. — А как на личном фронте? — сменил он неловкую тему. — Помнится, вы, сударь, были обручены с княжной Чернышевой…
— Пустое, — отмахнулся князь. — Помолвка наша расстроилась… Да и не жалею о том, Саша — пассия моя оказалась особой вздорной и препустейшей. Одно достоинство — богата, княжна, слов нет. Да и я ведь с сумой по миру не хожу.
— Она красавица, — заметил Бежецкий.
— Знаете, граф, как в народе говорят? С лица воды не пить. Так что я повременю на себя золотые кандалы надевать, Саша. Последую вашему примеру.
— Да, я как раз хотел вас спросить, Митя, — спохватился поручик. — Как там На… Анастасия Александровна?
— Настя? Головнина? — князь отвел глаза. — У нее все в порядке.
— Наследничком еще не обзавелись? — горько поинтересовался Саша и залпом осушил свою рюмку. — Времени-то уж прошло изрядно…
— Не знаю, не знаю… — заторопился Вельяминов. — Кстати, а когда, поручик, вы намерены отметить возвращение из новой провинции Империи в стольный град Петров? Ручаюсь, старые друзья будут рады вдрызг напиться в вашу честь? Если стеснены в средствах…
— Спасибо, князь, но у меня в деньгах недостатка нет, — поспешил заверить его поручик.
По пути он уже заходил в одну из ювелирных лавок на Литейном и был приятно удивлен суммой, предложенной там ему за эмирский бриллиант. Пока, разумеется, он с ним расставаться не собирался, но…
— Поистине Империя приобрела чудесную провинцию, — улыбнулся штаб-ротмистр. — Офицеры, подобно испанским конкистадорам из Америк, возвращаются оттуда увенчанные славой и отягощенные златом…
— Полноте, князь, — смутился Бежецкий, поняв, что перегнул палку. — Какое злато? Так, жалованье, то да се… Одним словом — кое-что в кармане есть.
— Не бросить ли и мне постылую столицу? — подмигнул Митя. — А что? Мой чин при переводе в армию…
— Не советую, — покачал головой Саша. — Афганистан, знаете ли, не столица…
— Но мы отвлеклись: что у нас с банкетом?
— В любой момент, — пожал плечами молодой человек. — Пока я совершенно свободен… Может быть, послезавтра?
— Увы, — князь покачал головой. — Как раз послезавтра я занят. Может быть, в субботу?
— Можно и в субботу… А чем вы заняты послезавтра?
— Стреляюсь, — спокойно ответил Вельяминов и вновь наполнил рюмки.
— Что?!! — Александр выронил из пальцев вилку. — На дуэли?
— Вы догадливы, граф. Послезавтра, поутру, у Пискаревки. С удовольствием бы пригласил вас секундантом, но, увы. Во-первых, у меня уже есть два секунданта, и отказать одному из них равносильно вызову на еще одну дуэль…
— Я их знаю? Может быть…
— Попытаетесь уговорить? Бесполезно. Первый секундант у меня — штаб-ротмистр Баргузин, а вы знаете, насколько этот незаурядный господин щепетилен в вопросах чести.
— М-мда… А второй? Уверен, что…
— Князь Лордкипанидзе, — ангельски улыбнулся Вельяминов, и Саша окончательно сник.
— Не грустите, Саша! — князь перегнулся через стол и похлопал поручика по плечу. — Вам никто не помешает присутствовать в качестве зрителя и болельщика. А упомянутые господа будут только рады увидеть вас в нашей компании.
— Но вы не сообщили второй причины, по которой я не могу секундировать вам! — спохватился Бежецкий.
— Она-то как раз и самая важная… Вы — заинтересованное лицо, мой друг.
— Как так? — опешил молодой человек. — Я возвратился несколько дней назад, отсутствовал почти полтора года…
— И тем не менее это так. Вам знаком некий Линевич, Саша?
Александр поперхнулся:
— Путеец?
— Ну, можно сказать и так. Новый товарищ железнодорожного министра.
— А как же отец… Головнин?
— В отставке. Сразу после…
— А почему вы меня спросили, знаю ли я этого господина? — спохватился Бежецкий, довольно невежливо перебив Дмитрия.
— Потому что именно с этим господином мы и стреляемся послезавтра поутру.
— С Линевичем? Из-за чего?
— Из-за кого, Саша, из-за кого.
— Так из-за кого?
— Из-за вас, — Вельяминов посмотрел на гостя сквозь рюмку. — Потому-то вы и не можете быть моим секундантом.
— Из-за меня???
— Ну да. Понимаете, мой друг, сей достойный господин вдруг воспылал страстью к печатному слову и настрочил некое эссе… Или, лучше сказать, путевые заметки, в которых описал свои странствия по Афганистану. Эта тема сейчас вызывает живейший интерес в обществе, поэтому «Русская нива» охотно печатала данные заметки в нескольких номерах с продолжением, а теперь вот, по слухам, издательство Штейглица подписало с автором контракт на издание «Афганских записок» отдельной книгой. Вероятно, не бесплатно.
— Рад за него. Это ведь не повод вызова на дуэль? Я-то тут при чем?
— А при том, что вам, Саша, сей землепроходец… или землепроходимец?.. дал такую характеристику, описал вас таким монстром… Словом, ознакомившись с творчеством статского советника и хорошо при этом зная вас, я счел возможным попросить у автора публичного опровержения клеветы. Дело было на званом обеде по одному достойному поводу, упоминать который я в данный момент не считаю нужным. Господин Линевич мою просьбу счел вздорной и не заслуживающей внимания. Пришлось нанести подлецу оскорбление действием, после чего ему уже ничего не оставалось…
— Он вас вызвал?
— В лучшем виде! На виду у стольких уважаемых людей он просто не мог не вызвать меня. А потому за мной, как за вызванным, выбор оружия.
— Но первый выстрел — за ним.
— Естественно. Но я, Саша, не верю, что этот цивильный хлыщ с сорока шагов способен попасть сюда, — князь согнутым пальцем постучал себя по лбу. — Я же, как вам известно, делаю это легко.
— А если жребий?
— Увы, нанесенное мной оскорбление этого не позволяет. Да и нужно же дать подлецу шанс?
— Вы собираетесь убить его?
— К чему? Мне еще рано в крепость. Прострелю вашему Линевичу ляжку, чтобы повалялся месячишко в постели, — и все. Думаю, этого будет достаточно, и он не будет настаивать на продолжении. Ну, а в субботу выпьем за его здоровье с друзьями.
— Он такой же мой, как и ваш, — буркнул поручик, которому затея друга не слишком нравилась: столь легкомысленно подставляться под пулю из-за чужой, в общем-то, проблемы…
— Нет, Саша, — улыбнулся Дмитрий. — Ваш. Именно ваш… Кстати, хотел бы я услышать из первых уст подробности этого вашего подвига. Ведь это за освобождение Линевича вы награждены Станиславом? Не правда ли?
Разве можно было что-либо скрыть от проницательного друга…
* * *
«…таким образом, теперь вам понятно, уважаемые читатели, сколь неприятно мне было общество этого солдафона, проявившего себя притом весьма неважно для человека, обязанного в силу вмененной ему Государем и Отечеством обязанности защищать российского подданного везде, где бы он ни находился».
Саша отбросил журнал и прошелся по комнате, заложив руки за спину.
«Какая все-таки мразь этот Линевич, — думал он, меряя комнату из утла в угол шагами. — Как гадюка. Выбрал время и ужалил. Да больно ужалил. И так, что любая моя попытка публично отстоять свое честное имя будет выглядеть смешно и глупо. Нет, тысячу раз прав Митя, что стреляется с этим негодяем!»
Он вспомнил свои переживания перед так и не состоявшейся дуэлью с Еланцевым.
«А вдруг Линевичу повезет?»
Александр прошел в библиотеку, где в шкафу, как он знал с детства, хранилась пара дуэльных пистолетов, переходящих в семье Бежецких по наследству от отца к сыну вот уже несколько поколений. Коробка из полированного красного дерева с потемневшим от времени серебряным гербом Бежецких на крышке была покрыта толстым слоем пыли, но сами пистолеты производили впечатление только вчера уложенных в гнезда, обитые черным бархатом. Вычурное изящество инкрустации, свойственное прошлому веку, потемневшая от времени сталь тульской выделки, ореховые рукояти… Поручик вынул из футляра один из не по-современному увесистых «лепажей» и поднял на вытянутой руке.
— Бах, — отчетливо произнес он, не тронув, разумеется, рифленой «собачки» спуска: игры с оружием остались в далеком детстве, пусть даже наверняка известно, что оно не заряжено.
«Нет, ерунда все это, — пистолет аккуратно улегся на свое место. — Попасть из такого монстра с сорока шагов непрофессиональный стрелок может лишь в одном случае из тысячи. Больше верится в то, что можно выиграть миллион рублей по случайно подобранному на улице трамвайному билетику…»
Но на душе молодого человека все равно скребли кошки…
