Глава 64
Экономия

Я достаю телефон и вызываю «Убер» по адресу дома напротив. Это неэтично по отношению к водителю, но, думаю, он бы согласился помочь, если бы знал, что на карту поставлены человеческие жизни. Восемь минут, что я жду машину, тянутся как восемьдесят. Затем значок машинки на экране появляется на углу, и одновременно я слышу звук мотора. Наверняка Ойо наблюдает, как такси подъезжает. Я дожидаюсь, когда машина приблизится к дальнему концу дома, и максимально быстро перелезаю через забор. Водитель паркуется у дома напротив, прямо под окном спальни, где затаился Ойо.

Я отправляю водителю сообщение: «Выхожу через 5 минут, включайте таксометр».

Он отвечает: «Без проблем».

Это провоцирует у меня очередной укол совести, но все проходит, когда я начинаю тихонечко подниматься по лестнице веранды, стараясь слиться со стеной и не издавать ни звука. Наконец я добираюсь до сдвижной стеклянной двери в кухню и заглядываю внутрь, проверить, не решил ли Ойо освежиться стаканчиком апельсинового сока. Внутри на первый взгляд пусто. Но потом я замечаю фигуру человека, стоящего у парадной двери и выглядывающего на улицу через ее стекло.

Я делаю шаг назад, достаю пистолет и навожу его прямо на маньяка.

Нейробиологи говорят, что можно предсказать действие, которое собирается совершить человек, за несколько мгновений до того, как осознанное решение совершить это действие оформится в мозгу. Сознание нужно нам не для того, чтобы принимать решения, а для того, чтобы обосновывать их задним числом. Так наш мозг объясняет себе и другим, почему мы сделали то или это, – эдакий отдел по связям с общественностью, благодаря работе которого мы успешно выдаем себя за рациональное и осмысленное существо, а не помесь ящерицы с обезьяной, которой управляют инстинкты.

Я могу обосновать свои действия рациональными соображениями. Я оценил риски и принял оптимальное в данном случае решение. Спроси меня минуту назад, способен ли я убить человека, я бы затруднился ответить. И хотя моя реакция на скинхеда и «военного» могла навести на некоторые размышления, даже столкнувшись лицом к лицу с Джо Виком, я искал другие варианты выхода из ситуации, кроме самозащиты нападением.

Я ору что есть сил: «Ойо!»

Он резко оборачивается.

Я дважды нажимаю на спусковой крючок. Первая пуля разносит стеклянную дверь, но, преодолев эту преграду в полном соответствии с законами физики слегка отклоняется от прямой линии, соединяющей дуло пистолета и лоб маньяка. Вторая пуля летит уже четко по прямой. Прямо ему в лоб. Его отбрасывает назад, и он падает одновременно с осыпающейся дождем осколков дверью.

Я вхожу в дом, не опуская оружия, и подхожу к неподвижному телу. Из-за пояса у него торчит пистолет, который я забираю и сую себе под ремень. Будет намного проще убедить полицейских, что я увидел его с пистолетом в руке, хотя им наверняка все равно. Потом я проверяю пульс, чтобы убедиться, что пуля действительно вышибла ему мозги, а не просто поцарапала. Ойо мертв.

Я начинаю подниматься наверх, на всякий случай продолжая держать пистолет наготове. В прошлом у него бывали сообщники. Дверь в спальню открыта, на кровати лежат два тела, вероятно, адвокат и его жена. Горло мужчины перерезано, а на шее женщины видны фиолетовые кровоподтеки – следы удушения. Я проверяю шкаф – пусто. Иду дальше, в холле на полу валяется кукла. Первая дверь ведет в детскую, никого. Открываю шкаф – только одежда. Из холла ведет еще одна дверь, во вторую детскую, но и там никого нет. Чуть дальше по коридору видна дверь в ванну. Я захожу внутрь и за занавеской вижу две неясные тени, лежащие в ванной. Они неподвижны. Ноги как будто прилипли к полу, но я обязан проверить. Я вхожу в ванну и останавливаюсь прямо на пушистом розовом коврике напротив занавески. Левой рукой я хватаюсь за ее край и отдергиваю в сторону. На меня смотрят две пары испуганных глаз, заплаканных, но, несомненно, живых.