23

Приезда Мины и возвращения в сколько-нибудь привычную колею я ждала с нетерпением. Но, едва войдя в кабинет тем утром в понедельник, сразу поняла: что-то не так. Прежде всего потому, что Мина уже была на месте, хотя я поставила перед собой задачу явиться как можно раньше. Жалюзи в ее кабинете были опущены, и я, пока снимала пальто, услышала, как она говорит с кем-то по телефону по-французски. Благодаря учебе в Швейцарии ее французский был беглым. В отличие от моего, так что я хоть и слышала ее, но не понимала. Похоже, она разговаривала со своей матерью: обе они предпочитали общаться друг с другом по-французски. Из уст Мины этот язык звучал не слишком приятно, в нем чувствовалось что-то скорее германское, чем галльское. Мне казалось, это было следствием натянутых отношений между ними.

Я ушла готовить кофе и фруктовую тарелку – дозу витамина С, чтобы смягчить стресс от смены часовых поясов, от которого, как я знала, она страдает, если прилетела домой накануне вечером. Потом постучалась к ней и вошла.

– Доброе утро. – Я поставила поднос и направилась к окну, чтобы поднять жалюзи. – Как прошел ваш отпуск?

Я думала, она вернется отдохнувшая – ведь как-никак суд уже выигран и остался позади, она провела шикарную неделю на Карибах, – но она была как комок нервов. Это ощущение витало в воздухе. Она подняла взгляд, и у меня от жалости к ней защемило сердце. Я видела перед собой испуганного ребенка с широко распахнутыми от страха глазами. Она перевела взгляд с меня на экран компьютера, потом снова на меня. Мне вспомнился случай с Клиффордом Фрейзером и ежедневником, но я твердо знала: что бы ни обеспокоило ее на этот раз, я тут ни при чем. На ее лице не отражалось ни гнева, ни раздражения, – только полная беспомощность.

– У меня не получается… – Она снова уставилась в компьютер.

Чем сильнее паниковала она, тем спокойнее действовала я. Налив ей кофе и переставив фрукты поближе, я подошла и встала за ее спиной, чтобы выяснить, в чем проблема.

– Вот, – сказала она, показывая в ежедневнике запись за прошлый месяц. Поездка в Женеву.

Некоторое время назад Мина решила поручить организацию всех своих поездок Саре – ни к чему вам вся эта возня с отелями и рейсами, Кристина. У вас есть дела поважнее, – и я сложила с себя эту обязанность. О ежемесячных поездках Мины в Женеву я попыталась расспросить Сару еще в то время, когда они только начали мелькать в ее расписании, и Сара пожала плечами и ответила, что Мина навещает мать. Зная характер отношений между ними, я отнеслась к ее словам скептически, но, если такое объяснение Мина выбрала для Сары, не мне ей противоречить.

– Я хочу удалить их все, но почему-то не получается… не знаю, как это сделать… – Мина всегда пасовала перед техникой.

– Разрешите взглянуть, – попросила я, и она поднялась, уступая мне свое кресло. Я придвинулась ближе к столу и, принимаясь за работу, чувствовала, что она дышит мне в затылок и наблюдает, как порхают по клавиатуре мои пальцы. Мне понадобилось всего пять минут, чтобы удалить все записи о поездках в Женеву.

– Вот и все, – объявила я, когда все было закончено, и повернулась лицом к ней.

С признательным взглядом и явным облегчением она взяла кофейную чашку, тарелку с фруктами и устроилась на диване. Я осталась сидеть в ее кресле, и на миг мне почудилось, будто мы поменялись ролями.

– Спасибо вам, Кристина. Может, вы введете вместо удаленных другие записи? Чтобы не казалось, будто в ежедневнике чего-то не хватает. Вам лучше, чем кому-либо, известно, чем заполнены мои дни.

– Конечно. – Я словно вернулась в школу, выполняю творческое задание под присмотром учителя, а часы тикают. Понадобилось пятнадцать минут, чтобы придумать новые, правдоподобные записи.

– Вот и все, – снова сказала я, купаясь в сиянии ее благодарной улыбки.

Глупая затея. Со страницы ежедневника записи удаляются, а с жесткого диска – нет. Мина об этом не подумала, а я понятия не имела, что следовало бы подумать. Хоть бы она была откровеннее со мной! В то время мной двигало лишь тщеславие – вера, что только я способна ей помочь. Ведь она обратилась ко мне, а просьба оказалась такой пустяковой. Самым меньшим, что я могла бы сделать.

– Можно узнать, зачем это понадобилось? Не вижу в поездках к матери ничего такого, что следует скрывать.

Я ждала, что она поделится своей тайной. Думала, услышу про любовника или какую-нибудь клинику. К тому времени ей уже приходилось «подправлять лицо», но, насколько я знала, все процедуры проводили две девушки, которых я заранее вызывала к ней в «Минерву». А возвращаясь из Женевы, она буквально светилась, и я это сразу замечала. Взглянув на меня, она пожала плечами.

– Вы совершенно правы, это ни к чему, но сегодня утром звонила моя мать – она беспокоится, что мои визиты могут быть… – Я увидела, как она силится подыскать выражение. Превратно истолкованы – вот на чем она остановилась. – Все сложно.

Этим она и ограничилась, считая, что знать что-либо еще мне не обязательно. И даже потом, спустя несколько месяцев, выяснив, что эти записи никуда не делись и что ей придется выдумать причину, по которой в ежедневник были внесены изменения, она не дала мне никаких объяснений, однако вновь обратилась за помощью ко мне. А я вновь не нашла в себе решимости ей отказать.

По воле случая, тем же утром Сара позвонила с известием, что заболела и до конца недели на работе не появится. Порой я гадаю, изменилось бы от ее присутствия в офисе хоть что-нибудь или нет.

Большую часть той недели Мина провела на встречах и совещаниях, в чем не было ничего из ряда вон выходящего. Так она вела дела, обхаживая и угощая политиков и представителей прессы, пока высшее руководство ее компании занималось повседневной жизнью «Эплтона». Делегирование было ее коньком. Но даже в ее отсутствие я чувствовала: что-то по-прежнему гнетет ее, и моя помощь с ежедневником не избавила ее от этой заботы. В ее мусорной корзине я находила обрывки окровавленных салфеток и знала, что она часто грызет заусенцы вокруг ногтя на большом пальце. На ковре вокруг ее кресла попадались прядки волос. Хорошо еще, что волосы у нее были густыми: мне представлялось, что под ее пышными локонами скрыты проплешинки – в тех местах, где она теребила и дергала их, вырывая клоками. Найти их было нетрудно. Темные волосы на светлом ковре. Особенно если знаешь, где искать. Только под вечер в четверг она наконец открылась мне.

– Кристина, вы не заглянете на минутку?

Ее улыбка меня не обманула. Меня потрясло, насколько хрупкой и уязвимой она казалась.

– Присядете? – Она похлопала по месту рядом с собой на диване.

Я обратила внимание, как она прячет под себя кисти рук, и поняла: она не хочет, чтобы я видела обгрызенную, красную кожу вокруг ногтей на больших пальцах. Она сидела потупившись, глядя на свои колени, а у меня снова возникло мимолетное ощущение, будто мы поменялись ролями, и сильной теперь была я.

– Наверное, это покажется странным, – начала она, – но вы – одна из немногих людей, которым, как мне кажется, я могу доверять.

С моей точки зрения, ничего странного тут и в помине не было.

– Я только что от Дугласа.

А вот это стало для меня новостью. Должно быть, визит к своему юристу она втиснула в расписание между дневными совещаниями. Мы сидели так близко, что, когда она повернулась ко мне лицом, я ощутила запах ее дыхания – запах страха, острый, едкий, нутряной.

– Дуглас позвонил мне, пока я была в разъездах. Ему стало известно, что полиция проверяет некую информацию, которую ей передали в связи с тем иском за клевету. – Она вытащила из-под себя руку и принялась обкусывать кожу на большом пальце, а мне захотелось ее остановить, как я делала, когда Анжелика грызла ногти. – Он объяснил, что полиция обязана все проверить, но это еще не значит, что будут какие-то последствия. Откровенно говоря, это же нелепость. Мы с ним страшно поскандалили. Знаете, Дуглас с самого начала советовал мне не подавать в суд на «Бизнес таймс». Он считал, что со временем эта история забудется, но ведь речь идет о моей репутации, Кристина, а не его. Доброе имя «Эплтона» – вот на чем стоит наш бизнес. Я не могла просто сидеть и смотреть, как какой-то журналист поливает нас грязью. Вы же понимаете, правда? Мне не оставалось ничего другого, кроме как подать в суд.

– Да, конечно.

– И я выиграла. Сам судья сказал, что это была «охота на ведьм». Меня оправдали. А теперь мне снова досаждают. – Она провела тыльной стороной ладони по глазам, и крошечная капелька крови с большого пальца попала на скулу. – Мне кажется, что я в опасности, – продолжала она. – Кажется, будто за мной следят, мои телефонные разговоры прослушивают… по-моему, они на все готовы, лишь бы уличить меня хоть в чем-нибудь.

– Кто они? – спросила я.

Она пожала плечами.

– Полиция, пара газет. И, подозреваю, наши конкуренты – как знать? Толпа. Это же охота на ведьм. Дуглас посоветовал мне обратиться в полицию. По его словам, он уверен, что мог бы как-то разобраться, но почему я? Это же абсурд. Если полиция тратит время на такие вещи, значит, деньги налогоплательщиков пропадают зря. Пусть бы ловили настоящих преступников, а не таких людей, как я.

– До этого дело точно не дойдет.

– Надеюсь, что нет. Так или иначе идти в полицию я не собираюсь, но считаю своим долгом принять меры для собственной безопасности. – Она накрыла ладонью мою руку и поднялась. – Мне бы не помешало выпить. Составите мне компанию?

Я кивнула и собиралась предложить приготовить напитки, но Мина уже клала лед в стаканы и наливала виски. Потом она снова села, протянула мне стакан и повернулась ко мне лицом. Она смотрела на меня изучающе, будто оценивала меня, и я поняла: она решает, насколько мне можно доверять.

– Я могу чем-нибудь помочь? – вызвалась я.

– Вы такая милая. – Она коснулась моей руки. – Есть одно дело. С папиных времен я хранила у себя в столе кое-какие бумаги. Боюсь, если они попадут не в те руки, их воспримут превратно, сочтут тем, чем они не являются. Понимаете, это личные бумаги. Не предназначенные для посторонних глаз. Кажется, среди них также есть мои давние записи. Вы сложили их в коробки по моей просьбе, когда мы переезжали в другой кабинет.

– Да, теперь они в архиве.

– Правда? А вы можете забрать их оттуда? И желательно вообще из этого здания. Я бы забрала их домой, но вряд ли они там будут в безопасности: вы же знаете, Маргарет застала журналистов, роющихся в мусоре.

– Я могла бы забрать их.

– И заберете?

– Да.

– К себе домой?

– Да. Завтра же утром первым делом схожу в архив.

– Вы могли бы сказать, что в коробки попали ваши вещи, Кристина. Кажется, надо расписываться в каком-то журнале? – В кабинет будто вернулась прежняя Мина – хладнокровная, уверенная в себе, решительная. – Вы же понимаете, я не стала бы обращаться к вам с подобной просьбой, будь в этих коробках что-нибудь незаконное. Подлить? – Она забрала у меня стакан и наполнила его снова. – Кстати, давно собиралась вам сказать: в августе дом в Италии будет пустовать. Не хотите провести там недельку? Возьмите с собой Анжелику. Ей понравится.

Я видела снимки дома Мины в Италии и знала, как она любит его. Он предназначался только для близких друзей и членов семьи. Предложение было заманчивым, но я колебалась, сомневаясь, что Анжелика захочет отправиться на отдых со мной.

– У вас озабоченный вид, Кристина. Понимаю. С подростками бывает непросто. Может, Анжелика охотнее согласилась бы поехать с подругами? – Она положила ладонь на мою руку. – Так почему бы вам не сказать ей, что я предложила отдохнуть в Италии вам, но вы не сможете поехать, а потом спросить, не желает ли она собраться с подругами и съездить туда вместо вас? Ручаюсь, она сразу ухватится за такую возможность. Только ни в коем случае не говорите, что это я посоветовала. – Она дотронулась своим стаканом до моего и отпила большой глоток виски.

Я услышала, как она с хрустом разгрызла ледышку.

– Спасибо, Мина. Если вы действительно не против…

– Нисколько. Вы же для меня как член семьи, и вам это известно, Кристина. – Она поднялась, потянулась за своим пальто, а я залпом опустошила свой стакан и тоже встала, чтобы уйти. – Знаете, Кристина, если подумать, пожалуй, лучше вообще избавиться от тех материалов. – Ее голос звучал так, будто эта мысль только что пришла ей в голову или мы все еще говорили о приглашении в Италию. – Там нет ничего, что следовало бы сохранить, а мне больше не придется о них беспокоиться. Может, выбросите их по дороге домой? Или как будет лучше, на ваш взгляд. Предоставляю это решение вам. Считайте, что вам понадобится просто немного похозяйничать, навести порядок.

«Немного похозяйничать» – вот и все, о чем попросила меня Мина Эплтон. Все мое преступление заключалось в наведении порядка.