Глава 22

Я шла, не глядя куда, и лишь иногда вытирала льющиеся слезы. Не могу поверить! Это просто уму непостижимо! Но Лев так спокойно и просто признался в том, что купил себе дочь, выгнав мать, что у меня затылок похолодел. Его слова будто врезались в грудь острым ножом, и что-то порвалось в сердце. Было больно, так больно, что я не могла нормально дышать, видеть и говорить.

Раздался визг тормозов и чей-то вскрик. Меня дернули за локоть, над ухом прозвучал злой мужской голос:

– Смотри, куда идешь! Жить надоело?

Я застыла на месте: нет, не надоело. Обернулась назад и испуганно посмотрела на проезжую часть – я едва под машину не попала! Похлопала себя по щекам. Люба, очнись! Этот гад не стоит того, чтобы из-за него с жизнью прощаться!

– Люба? – Я подняла глаза и в окошке притормозившего спорткара узнала Павла. Он перегнулся через сидение и открыл мне дверцу. – Садись.

В другой день я бы не стала этого делать, но сейчас залезла в автомобиль и, пристегнувшись, уставилась на летящую под колеса дорогу.

– Что случилось? – спросил Павел. – На тебе лица нет.

– Что же там? – огрызнулась я и виновато посмотрела на него. – Мне плохо.

– Вижу, – ухмыльнулся он и, завернув, притормозил у большого золотистого здания с помпезной стеклянной дверью и огромной надписью по-итальянски. – Кофе будешь?

– С коньяком, – буркнула я и вышла из машины.

В другой день я бы и этого не сделала – не пошла бы с малознакомым мужчиной в дорогой ресторан, но сейчас… мне словно под кожу впрыснули литр новокаина. И столько же в грудь. Я едва ощущала ветер, солнце, прикосновения Павла, который, подхватив меня под локоть, повел в ресторан. Швейцар лучезарно улыбнулся и открыл перед нами двери. Мне было все равно, куда идти и что делать, лишь бы не стоять на месте. Казалось, замри я на секунду, и мои уничтожающие сердце мысли догонят меня и снова вгрызутся в многострадальную мышцу, и никакая анестезия не поможет.

Я шла по ковровой дорожке, слышала приятную музыку, понимала, что, наверное, здесь очень красиво, но внутри меня был пепел. А поэтому было все равно, цветут ли розы и светит ли солнце. Павел помог мне сесть на покрытый мягкой золотистой накидкой стул, а сам устроился напротив. Водрузил локти на столик и подался ко мне.

– Что произошло?

Я промолчала. Не то чтобы мне не хотелось поделиться, но я… не могла. Павел кивнул:

– Впрочем, я и сам понимаю. Это не в первый раз, когда мой друг так поступает с женщиной, которая ему нравится.

Я лишь горько усмехнулась: о чем это он? Я была лишь развлечением для Лаврентьева, не более. Так, няня на ночь. И подогревала его интерес лишь тем, что не упала в объятия. А ведь пыталась сделать это не раз, мы словно играли в игру. Лев был котом, а я глупой доверчивой мышкой. А то, что не съел… Так зачем ему? Вон какая Света красивая! Я рядом с утонченной, элегантной и ухоженной женщиной реально мышь.

Павел кивнул официанту, назвал заказ, и когда тот удалился, обхватил мою ладонь.

– Люба, мне жаль. Я знаю, что Лев тебе понравился… Он всем нравится. Но вы с ним не пара, и я рад, что ты поняла это сейчас, а не так, как случилось со Светой. Во всяком случае, ты не потеряла самое дорогое.

– Вы о Марго? – деревянным голосом уточнила я.

Он кивнул и улыбнулся:

– Ты уже знаешь? И, помнишь, мы перешли на «ты»?

– Конечно знаю. – Я не обратила внимания на вторую фразу. Мне сейчас хотелось держаться от людей как можно дальше, и в то же время я отчаянно боялась остаться одна, поэтому и сидела в большом полупустом ресторане с сумасшедшими суммами в меню. – Вы сами устроили нашу встречу. А Света заявила об этом сразу же.

– Прости, что обманул, – обезоруживающе улыбнулся Павел. – Света умоляла организовать вашу встречу, ей очень хотелось пообщаться с тобой.

– Вот как? – не сдержалась я и забарабанила по столу кончиками пальцев. – А мне сказала, что хочет познакомиться с дочерью, которую отобрал муж. Кстати, неужели она ни разу не пыталась встретиться с Марго? Как так? Она же мать.

– Лев вынудил ее подписать контракт, – мягко объяснил Павел. Он легонько пожал мою руку и добавил: – Приблизься она хоть на метр, Лев бы ее засудил.

– И что? – с вызовом спросила я. – Не понимаю, как мать может не видеть своего ребенка. Мне бы никакие запреты не помешали это сделать. – Я опустила голову и глухо добавила: – И уж точно бы никогда не замахнулась на ребенка.

– О чем ты говоришь? – слегка нахмурился Павел и тут же продолжил: – Я понимаю, что ты чувствуешь, но Люба, ты еще очень молода и многого в жизни не знаешь. Света… у нее была очень тяжелая жизнь. Сколько она выстрадала, мало кто вынесет. Она не хотела, чтобы дочь повторила ее путь.

Я подняла голову и недоуменно посмотрела на Павла. А он горячо пообещал:

– Я расскажу тебе эту историю. Света для меня почти как сестра…

Он замолчал, потому что пришел официант. Тот осторожно поставил передо мной чашечку, от которой исходил приятный аромат. Для Павла он принес прозрачный чайник, внутри которого медленно распускался цветок из чайных листьев. Поставив посередине стола большое блюдо разнообразных пирожных, мужчина в форме удалился. Павел тут же продолжил:

– Когда-то я был влюблен в нее, это было так давно. Но Света предпочла Льва, вышла за него замуж. Я смирился и отошел в сторону, но семейная жизнь друга не заладилась. Света все чаще звонила мне, она рыдала в трубку и жаловалась на жестокость Лаврентьева. Казалось, ему нужен лишь ребенок, а сама Света лишь необходимость, чтобы его родить. Лев не обращал на жену внимания, заводил интрижки на стороне, не пропускал ни одной юбки. Даже при Свете не стеснялся флиртовать с другими женщинами. Она терпела и лишь плакала ночами, когда он не возвращался домой.

Он замолчал, а я сжала в ладонях чашку с кофе. Образ моего Льва, уже и так потухший и потрескавшийся, рушился на глазах. Боль все сильнее терзала сердце, а глаза снова наполнились слезами. Бедная Марго! Ну и родители ей достались. Отец настоящий монстр, а мать…

– Лев морально раздавил Светлану, – тихо закончил Павел. – Уничтожил ее личность. Она была как тень. И из-за переживаний у нее случились преждевременные роды. На шестом месяце.

У меня сердце зашлось в биении, дыхание перехватило. Ужас! Это же так опасно. Но Марго жива и здорова, значит, все обошлось. Про Льва и его поступки думать вообще не хотелось. Я боялась, что начинаю ненавидеть свою первую любовь. Не в силах смотреть на Павла, я отвела взгляд и принялась рассматривать сидящих за соседними столиками людей.

За каждой улыбкой скрывается боль, за каждым жестом – трагедия. Жизнь не такая простая и радостная штука, как бы мне хотелось. Но дети не должны страдать из-за жестокости взрослых! Мне до смерти захотелось зареветь, оплакивая разрушенную любовь. Я ведь и не просила ничего, готова была молча боготворить Лаврентьева. Вот только крылья почернели, и нимб превратился в рога. Как же больно.

– Света едва не покончила с собой, – нарушил молчание Павел. – Я звонил ей каждый час и поддерживал, потому что Лев запретил пускать к жене кого-либо до тех пор, пока она не подпишет отказ от ребенка. В конце концов мне удалось убедить ее, что жизнь на этом не кончается, что Света еще найдет счастье. И она сдалась. Подписала все, что Лев просил, отказалась от дочки и уехала из страны.

Мне стало нечем дышать, и я несколько раз ударила себя кулаком по груди. Бейся же, проклятое глупое сердце! Не смей страдать из-за подонка, который довел несчастную женщину до безумия. Видимо, на это и намекала Света, когда говорила о «болезни», на лечение которой понадобилось много денег. Тогда понятно, почему она так резко отреагировала на мои слова о сумасшествии. Я проехалась ей ножом по незаживающей ране! Бедная…

Ощутив, как к глазам снова подступают слезы, я прижала обе ладони к лицу и затаила дыхание.

– Здесь стали хуже готовить, – растерянно произнес Павел. – Может, уйдем?

Я молча, не в силах что-то ответить, кивнула. Проклятые слезы все же потекли по щекам. Павел накинул мне на плечи свой пиджак и приобнял, закрывая собой. Мы вышли из ресторана, и я судорожно глотнула прохладу свежего воздуха. Уже значительно потемнело, и пора бы ехать домой… Только вот нет его у меня. Ремонт в общаге еще не завершен, а на гостиницу нет денег. Надо было забрать тот злосчастный конверт. Проклятая гордость!

– Не хочешь немного пройтись? – неожиданно предложил Павел, и я выдохнула с облегчением.

Мне не только некуда было идти, я еще до смерти боялась остаться наедине с мыслями, один на один со своей болью. И даже поделиться горем не с кем: Люська загремела в больницу с сотрясением мозга, а больше у меня нет близких подруг.

Я кивнула, и мы пошли вдоль аллеи.

От пиджака Павла пахло соленым ветром и сухим сеном. Парфюм приятный, но от него не бросает в дрожь, как от того, каким пользовался Лаврентьев. Опять я думаю об этом монстре? За что же судьба засунула меня в тот дом? Я точно проклята.

Я замерла на смотровой площадке и, глядя на пылающий огнями вечерний город, теребила кулон на груди. Единственное, что осталось от моих приятных каникул – локон очаровательного чертенка в куске золота. Вспомнив, как обстоятельно предупреждала меня Марго о последствиях предательства, я улыбнулась, а по щекам снова заструились слезы.

Надеюсь, я забрала с собой ее проклятие. На него я соглашаюсь добровольно, лишь бы у моей подопечной все было хорошо. Пусть она подружится с мамой, и их вновь воссоединившаяся семья станет счастливой! Я всхлипнула и сжала кулон в ладони. Посмотрела на небо: ну пожалуйста!

Павел осторожно положил руку мне на плечо и предложил:

– Возможно, я забегаю вперед, но… ты можешь звонить мне в любое время. Просто чтобы поболтать. Я всегда тебя выслушаю, помогу или советом, или делом.

– Хотите приютить под крылышко еще одну сестренку? – сквозь слезы улыбнулась я. – Вам так нравится оберегать обиженных другом женщин?

– Понимаю, тебе больно, – немного суше добавил Павел, но руки с моего плеча не убрал. – Это пройдет. А я… просто буду рядом. Ты мне нравишься, Люба. Очень нравишься. Надеюсь, однажды я тоже заинтересую тебя. Я постараюсь.

Я закрыла глаза и шагнула вперед, и его рука наконец соскользнула с моего плеча. Со вздохом я сняла мужской пиджак и, обернувшись, протянула Павлу.

– Спасибо, мне уже лучше.

Он поджал губы, но пиджак взял. Конечно, понял мой ответ, но, судя по упрямому выражению лица, сдаваться не собирался. Мне был бы симпатичен этот мужчина… возможно. Если бы с ним не были связаны воспоминания о веселом времени, которое мы провели с Марго. Если бы не работал заместителем Лаврентьева. Все не то. Он был бы мне симпатичен, стань он Львом Сергеевичем Лаврентьевым.

Подул ветерок, и я зябко обхватила себя руками. В очередной раз пожалела, что отказалась от денег, как вдруг меня осенило.

– Можете помочь? – Все же придется попросить Павла, ведь у меня даже на такси денег с собой нет. – Подвезите до больницы.

Если он и удивился, то виду не подал. Мы быстрым шагом вернулись к машине, и по дороге Павел не раз пытался снова навязать мне пиджак, но я отчаянно сопротивлялась и делала вид, что мне вовсе не холодно. Ни капельки!

К больнице, в которой лежала подруга, мы подъехали уже в темноте. Люська по телефону проинструктировала, куда нужно идти и в какие кусты пролезть, чтобы обнаружить дыру в заборе. Я недоумевала, как она умудрилась так быстро облазить окрестности, но все оказалось проще.

– Днем ко мне Толик приходил, – пояснила Люся. Выглядела подруга очень даже неплохо: щеки розовые, глаза блестят, большой халат накинут на плечи. Она воровато огляделась и добавила тише: – Раз десять! У меня небольшая травма, даже предложили дома полежать, но я…

Я тихо рассмеялась и тут же обрадовалась, что снова могу это делать. Да, нужно забыть жизнь в доме Лаврентьевых, как страшный сон, и возвращаться к нормальной жизни. К учебе и своей мечте. Я не могу помочь Марго, но обязательно постараюсь сделать жизнь других детей чуточку ярче и интереснее!

Забрала у подруги ключ от ее комнаты в общаге и снова виновато посмотрела на Павла. Он же делал вид, что служить для меня таксистом – предел его мечтаний. Я пообещала себе, что обязательно отблагодарю мужчину, пусть и не так, как ему бы хотелось, но… Я что-нибудь придумаю!

Попрощавшись с добрым замом моего дьявольского босса у дверей общежития, я поспешно юркнула к черному ходу: время позднее, через главный могут и не пропустить, но я не сдамся. Тем более телефон поклонника моей подруги мне прекрасно известен. Толик открыл дверь запасного выхода и, оглядевшись, поплотнее запахнулся в куртку, надетую на обнаженный торс. Ноги его торчали из коротких шорт волосатыми палками, и я поспешно отвела взгляд. Это дело Люськи – с кем гулять! И Толя доказал на деле свою преданность. Десять раз доказал.

Когда, избавившись от взволнованно бубнящего про Люську Толи, я вошла в комнату подруги, боль снова набросилась на меня. Она как изголодавшийся волк, будто поджидала меня в темном углу. Я решительно приказала себе перевернуть страницу если не жизни, то хотя бы диплома. Не того, что сгорел вместе с моей комнатой, а того, что восстановил тот… О ком я думать больше не буду.

Уселась за комп подруги и, вставив флешку, ушла с головой в работу. Оказалось, это наилучшее средство от раздирающих душу демонов, и уже под утро я задремала прямо за столом. От звонка встрепенулась и, с трудом отлепив щеку от клавиатуры, прислонила трубку к уху.

– Да?

– Вы придете или нет? – заверещали на том конце так, что я отвела руку. – Предупреждаю, если вы снова отложите запись, я сама вас прокляну!

– Кто это? – пыталась спросонок сообразить я. Перед глазами плясали строчки из ночного диплома, а голова гудела, словно трансформатор. – Ничего не понимаю. Какая запись? Какое проклятие? – И тут я догадалась. – А-а! Бабка?

– От бабки слышу, – обиделась собеседница. – Слушайте, клиент со сглазом пятого уровня, если вы не приедете через полчаса, то можете смело заказывать себе гроб!

– Отлупите куклой вуду? – мрачно усмехнулась я. – Или выбьете глаз шаром для предсказаний?

– Раз такая умная, сама догадаешься! – отрубила ведьма и отключилась.

Я вздохнула и, сорвав с монитора листок с адресом, который прикрепила Люся, поднялась. Потянувшись с хрустом, решилась: а почему бы и нет? Не съест же меня бабулька? Даже если умудрится на лопату меня посадить, то за завтраком подавится!

Я отыскала заначку Люси, о чем мы вчера договорились, и, собравшись, выскочила из общаги. Привычная жизнь: толчея в коридорах, взлохмаченные сонные студенты, переругивания на кухне – осталась за спиной, и я нырнула в утреннюю свежесть города.