Глава двенадцатая

– Мисс Скривнер?

Элизабет вздрогнула и подняла глаза. Эшкрофт стоял рядом с ней. Карета Натаниэля уже скрылась из виду. У нее создалось впечатление, что канцлер уже некоторое время разговаривает с ней, однако она не слышала ни единого слова. Девушка пробормотала извинения, за которыми последовала серия бессвязных благодарностей за все, что он сказал в своей речи, ни одна из которых, казалось, не имела большого смысла даже для нее самой.

Выражение его лица смягчилось.

– Не беспокойтесь об этом. Почему бы вам не зайти внутрь?

Она последовала за ним вглубь поместья, и ее глаза расширились в изумлении. Все люстры были зажжены и отбрасывали зыбкие отблески на полированный мрамор и позолоченную штукатурку. Зеркала в изящных золоченных рамах отражали свет, льющийся со всех сторон. Слуги в одинаковых ливреях сновали туда-сюда, останавливаясь, чтобы поклониться им.

– Здесь вы будете в безопасности, – уверил Эшкрофт. – Территория тщательно охраняется. За последние сотни лет никто не вторгался в эти владения. На самом деле, в семнадцатом веке это поместье смогло отразить целую армию.

Среди великолепия дома канцлер, со своими светлыми волосами и красивыми чертами лица, напоминал героя со страниц сказок. Стеснение сковало язык Элизабет. На сей раз ей пришлось набраться храбрости, чтобы заговорить.

– Сэр, что такого Натаниэль не сказал мне?

– Ах, вижу, вы подслушивали. – Улыбка заиграла на его губах. – Понимаете ли, он сам настоял на том, чтобы сопровождать вас из Саммерсхолла. Похоже, прошлой весной вы произвели на него неизгладимое впечатление – мальчик был совершенно убежден в вашей невиновности. Натаниэль так редко верит в людей, что у меня не хватило духу отказать ему.

Удивление лишило ее дара речи. Она машинально посмотрела в окно, но карета уже исчезла из виду. Натаниэль беспокоился о ней? Это казалось невозможным, ведь он ничем этого не выдал. Неужели это правда?

– А, мистер Хоб! – Эшкрофт окликнул проходившего мимо дворецкого. – Я вижу, вы унесли наверх вещи мисс Скривнер. Не покажете ли ей комнату? – Он повернулся к Элизабет. – Мисс Скривнер, боюсь, меня ждут дела. Однако я хотел бы обсудить с вами завтра тот инцидент в Саммерсхолле. Если у вас есть какая-то информация – что-нибудь, что, по вашему мнению, могло заставить преступника напасть на вас прошлой ночью, это было бы очень полезно для нашего расследования.

Элизабет кивнула, но на секунду запнулась, когда дворецкий повел ее к лестнице. У нее действительно была информация для него. Она единственный человек, который знал, что саботаж – дело рук чародея. Почему бы не сказать ему сейчас, не дожидаясь завтрашнего дня? Это займет всего минуту. Она остановилась на нижней ступеньке, чувствуя себя песчинкой в этом океане белого мрамора и позолоты.

– Сэр?

Эшкрофт повернулся, в его рубиновом глазу сверкнул свет люстры. Он не выглядел раздраженным, лишь вежливо вопрошающим, однако ее убежденность пошатнулась. Возможно, это было не самое подходящее время. Определенно не сейчас, когда дворецкий и все остальные слуги могли услышать их разговор.

– А где ваш демон-слуга? – спросила она вместо этого. Эшкрофт выглядел слегка удивленным.

– Я скрываю ее в свете дня, потому что вид демона огорчает мою жену Викторию. Так будет лучше. Лорелея всегда служила мне верой и правдой, однако, никогда нельзя позволять себе сближаться с этими созданиями. Лучше не забывать, что они повинуются нам только потому, что обязаны. Чародеи слишком дорого платят за эту ошибку.

– Как заплатил отец Натаниэля, – неуверенно отметила Элизабет.

– Ах… верно. – Его лицо омрачилось. – Я не в курсе всей истории – знаю лишь о том, что там присутствовали определенные… – Он запнулся и покачал головой. – Все считали Алистера хорошим человеком. Но под самый конец он уже был не в себе. Я не хотел бы отзываться плохо о тех, кого уже нет с нами.

Элизабет прокручивала в голове его слова, следуя за дворецким наверх. Что же Эшкрофт хотел сказать этим?

Она никак не могла понять связь между Натаниэлем и Сайласом. Как мог чародей быть таким дружелюбным, зная, что тот представляет из себя и после того, что он сделал? И все же, судя по всему, он никогда не причинял вреда молодому Торну. Почему Сайлас не воспользовался возможностью навредить, когда ему было всего двенадцать лет и он был так уязвим и напуган?

Она нахмурилась, отбросив эти мысли. Не следует тратить время на раздумья о Натаниэле. Ей не следует волноваться о том факте, что он рискует жизнью, доверившись демону.

– Ваша комната, мисс, – сказал дворецкий, останавливаясь у двери. Его голос звучал так, словно ему было трудно говорить. Она удивленно посмотрела на него и почувствовала беспокойство. Это был огромный мужчина, крепко сложенный и высокий, значительно выше Элизабет, что делало его самым рослым человеком, которого она когда-либо видела. Костюм сидел на нем как-то странно, а взгляд на восковом лице был необычайно рассеян.

К ним суетливо подбежала розовощекая служанка, выглядевшая сильно взволнованной. Непослушные пряди ее мышиного цвета волос торчали из пучка на затылке.

– О боже милостивый, вы ведь мисс Скривнер, не так ли? Пойдемте-пойдемте, дорогая моя! Меня зовут Ханна, и я буду присматривать за вами, пока вы гостите у нас в поместье. Благодарю вас, мистер Хоб.

Тот кивнул и удалился.

– Не беспокойтесь о старом мистере Хобе, – прошептала Ханна, заметив пристальный взгляд Элизабет. – Несколько лет назад у него случился припадок, лишивший его дара речи, однако мастер Эшкрофт все равно принял его на работу, даже когда все остальные отвернулись. Это был очень порядочный поступок с его стороны. Сам мистер Хоб безобиден, как муха, хотя иногда выглядит пугающе для тех, кто к нему не привык.

Щеки Элизабет вспыхнули от стыда. Она решила, что не стоит больше таращиться на дворецкого и уж тем более бояться его, и послушно последовала за Ханной в комнату.

Поначалу девушка не поняла, что перед ней спальня. Элизабет чувствовала себя так, словно попала внутрь ледяной скульптуры. Все было выкрашено, обито или расшито в изысканных серебристых и белых оттенках. Люстра, свисавшая с потолка, отражалась в зеркале над туалетным столиком. Мебель с хрустальными ручками была украшена замысловатыми завитками и причудливым орнаментом, напомнившими узоры, появлявшиеся на оконных стеклах в морозные дни. Самым удивительным было то, что на кровати ее ждало платье сапфирового цвета. Среди всех этих зимних цветов его глубокая, ослепительная синева выделялась, как драгоценный камень на снежном фоне.

– Должно быть, это какая-то ошибка, – пробормотала Элизабет. Она осторожно коснулась туалетного столика, почти уверенная, что он исчезнет, как мираж в заколдованном замке. Затем искоса взглянула на платье, боясь, что оно тоже может пропасть, если посмотреть на него. – Это платье мне не подойдет. Я никогда не носила таких роскошных вещей.

– Глупости. Мастер Эшкрофт сегодня принимает гостей, и вы должны выглядеть достойно. Можете просто порадоваться, что мы нашли что-то, подходящее вам по размеру, мисс. Сегодня утром была такая суматоха, просто ужасная! К счастью, племянница леди Виктории путешествует за границей, и она тоже очень высокая молодая леди. Мы смогли позаимствовать кое-что из ее гардероба и подогнать в самый последний момент.

Внимание Элизабет привлекло одно-единственное слово.

– Гости? – спросила она.

– Вы же не думали, что такой известный человек может позволить себе праздно проводить каждый вечер, занимаясь своими делами? Несколько членов парламента и их жены присоединятся к нему за ужином.

Ее пульс участился.

– Все они – маги?

Ханна окинула ее странным взглядом.

– Нет, моя дорогая. Гости господина Эшкрофта из Парламента, а не из Магистериума, и это даже к лучшему. У меня не хватит нервов на всех этих демонов. Я знаю, что от них никуда не деться, но все это так противоестественно. – Она вздрогнула и не заметила, как Элизабет расслабилась. – А теперь давайте-ка снимем с вас это старое платье… Вы только посмотрите на эту царапину у себя на плече, бедняжка…

Прошла целая вечность, прежде чем внешний вид Элизабет привели в безукоризненный порядок. Кожа стала невероятно нежной после мытья, а из-за долгой процедуры в горячей воде кончики пальцев сморщились словно курага. Ее голова попеременно то болела, то пульсировала от тех пыток, которым Ханна подвергла ее, пытаясь расчесать. От нее исходил слабый и неприятный запах гардений.

Кипы сапфирового шелка зашуршали вокруг ее тела, когда служанка застегнула платье. Оно оказалось роскошным, однако в нем было слишком много ткани. Элизабет чувствовала себя так, будто плавала в собственном миниатюрном море. Затем Ханна начала зашнуровывать корсет на спине, и у девушки перехватило дыхание.

– Я не могу дышать, – выдавила она, хватаясь за грудь.

Ханна решительно взяла ее руки и отвела в сторону.

– Сейчас так модно, мисс.

Элизабет глубоко встревожила мысль о том, что дышать сейчас было не в моде.

– А если мне придется бежать, – усомнилась она, – или сражаться с кем-нибудь в этом доме?

Ханна была поражена.

– Я знаю, что в последнее время вы перенесли ужасные переживания, моя дорогая, но вам лучше держать такие мысли при себе. Подобные разговоры совершенно не к лицу молодой леди. Вот, только взгляните на себя.

Она развернула ее к зеркалу. Элизабет смотрела на отражение девушки, едва узнавая себя. Волосы ниспадали на плечи гладкими блестящими каштановыми волнами, и она была чище, чем когда-либо в жизни. Голубые глаза ярко контрастировали с розовыми, румяными щеками. Хотя она никогда не отличалась пышными формами, сапфировое платье придавало ее фигуре гордый и статный вид. Прямо как Наставница, подумала Элизабет, и у нее перехватило дыхание. Даже цвет платья напоминал ей одеяния хранителей.

– Как чудесно, – выдохнула Ханна. – Синий цвет оттеняет ваши глаза, не так ли?

Элизабет удивленно провела руками по шелковой ткани платья.

– Осмелюсь предположить, что пришло время сопроводить вас на ужин. Не беспокойтесь, я покажу дорогу. В этом доме так легко заблудиться… О боже, не споткнитесь! Просто приподнимите платье немного, если нужно…

Сумерки окрасили землю в оттенки индиго и фиолетового, однако внутри поместья было светло, как днем. По коридорам разносились ароматы еды, смешиваясь с запахом лилий, расставленных в вазах на каждом столе. Когда Ханна ввела Элизабет в столовую, ослепительное сияние затмило ей взор. Свет исходил от всего: серебряной посуды, драгоценных камней, дрожащих, словно гигантские капли дождя в ушах дам, и ободков бокалов шампанского, когда гости оборачивались, чтобы посмотреть, кто вошел.

Эшкрофт был поглощен разговором в другом конце комнаты, но красивая хрупкая женщина немедленно бросилась к Элизабет и представилась как жена канцлера, Виктория. Ее золотисто-каштановые кудри были собраны на макушке в замысловатый пучок, и она имела привычку смущенно трогать нитку жемчуга на шее, как бы убеждая себя, что она все еще там. Своими легкими нервными движениями и блестящим серебристым платьем женщина напомнила Элизабет голубя, который однажды весной гнездился в каменной кладке рядом с комнатой, в которой они жили с Катрин, тревожно курлыкая всякий раз, когда кто-нибудь из них высовывал голову наружу.

– Боюсь, Оберон не может отделаться от лорда и леди Ингрэм, – сказала она, тепло улыбаясь. – Почему бы мне не познакомить вас с парой гостей, прежде чем мы сядем? Все вам так рады! Они читали о вас в газетах.

Следующие несколько минут Элизабет провела, расхаживая по комнате, заучивая имена разных важных персон и тщетно пытаясь присесть в реверансе или хотя бы книксене. В конце концов она сдалась, объяснив это тем, что церемониальные приветствия не были включены в курс ее обучения в Великой библиотеке. Заявление это было встречено взрывами смеха. Она улыбнулась, понимая, что все подумали, будто это шутка.

Вскоре Эшкрофт постучал вилкой по бокалу. Когда он подошел к столу, воцарилась тишина, и слуга подал Элизабет фужер с шампанским. Она с восхищением слушала, как Канцлер произносит речь о прогрессе, приравнивая новые достижения в области добычи угля и природного газа, паровой энергетике к волшебству.

– Подобно магии, – говорил он, – технология пугает тех, для кого ее внутреннее устройство остается тайной, но ради прогресса человечество должно принять перемены с распростертыми объятиями. Я всегда считал, что чародеи только создают препятствия, живя отдельно от людей и ведя свои дела в тайне. Как Канцлер, я считаю своей целью вывести магию из тьмы на свет.

Раздались вздохи, когда комнату наполнило золотое сияние, гораздо более яркое, чем свечи. Ветки лилий, расставленные на столах, начали светиться, каждая тонкая тычинка пылала, заливая лица гостей мерцающим, неземным сиянием.

Эшкрофт заговорил, перекрывая аплодисменты.

– За прогресс, – сказал он, поднимая бокал.

Элизабет последовала примеру остальных гостей и сделала осторожный глоток шампанского. На вкус оно оказалось кислее, чем она ожидала, а пузырьки, шипя, стекали по горлу и словно раздували угли в животе. Девушка улыбнулась и захлопала в ладоши, охваченная ярким приливом счастья, который длился на протяжении всего ужина. Слуги принесли подносы с ароматным зеленым супом и белой рыбой, плавающей в травяном соусе, а затем блюда с глазированным фазаном и олениной на подушке из спаржи. Она никогда не ела ничего более изысканного.

Элизабет только что расправилась со вторым блюдом и приступила к третьему, когда услышала:

– Полагаю, вы очень высокого роста, дорогая. – Эти слова мягко произнесла леди Ингрэм, как вдруг кто-то упомянул имя Натаниэля во главе стола. Элизабет перестала жевать и прислушалась.

– Он немедленно должен задуматься о женитьбе, ради всего Аустермера, – настойчиво прогудел один из политиков, язык которого уже заплетался от выпитого. – Да-да, ему лишь восемнадцать, но Ее Величество уже начинает беспокоиться. Что, если мы стоим на пороге войны, а у нас не будет представителя славного семейства Торнов, который вселит страх в сердца наших врагов? – Мужчина стукнул кулаком по столу, отчего зазвенели столовые приборы.

– Лорд Киклайтер, нам вряд ли грозит война, – вставил кто-то.

Усы лорда Киклайтера возмущенно задрожали.

– Любому народу всегда будет угрожать война, и если не сейчас, то через пятьдесят лет! А если у Магистра Торна не появится наследник, что тогда? Наше население не защитит себя от завоевателей!

Элизабет нахмурилась и повернулась к леди Ингрэм.

– Этот человек говорит о Натаниэле, словно тот – животное.

Леди Ингрэм фыркнула.

– Такие люди, как Магистр Торн, обязаны жениться, особенно теперь, когда у него не осталось никого из семьи, – ответила она. – Гримуар некроманта, принадлежавший Бальтазару Торну, открыт только для тех, кто принадлежит к его роду, а это значит, что Натаниэль – единственный чародей, способный его прочесть. Его полная незаинтересованность в отношениях заставляет всех в правительстве нервничать.

– Это отвратительно, на мой взгляд, – пробормотал другой мужчина. – Полагаться на орды нежити вместо благородных аустермерских мужчин…

– Однако, это крайняя мера, понимаете? Он сохранил мир со времени Войны Костей…

– А как насчет того, что случилось с бедным Алистером? Безусловно, его судьба – знак того, что некромантия – пережиток средневековья, а не оружие современной эпохи.

За этим заявлением последовал шквал возмущенного ропота.

– Такая трагедия, потеря младшего брата, – вздохнула женщина на другом конце стола. – Мы даже не знаем, интересуется ли Магистр Торн молодыми леди. Он никогда не танцевал с девушкой ни на одном из Королевских балов. Если бы Максимилиан был еще жив, стало бы меньше всей этой суеты из-за сохранения рода.

Элизабет стиснула зубы.

– Однако… – Другая женщина, леди Чилдресс, уже некоторое время пристально наблюдала за Элизабет. – Вы называете его по имени, дорогая моя, – встряла она. – Это свидетельствует о некой близости.

Внезапно все повернули головы в сторону молодой гостьи. Раньше она никогда не стеснялась своего роста, но теперь ей хотелось быть гораздо ниже, чтобы не попадаться на глаза каждому сидящему за столом. Она не знала, что сказать. Ей никогда не говорили о неписаном правиле, запрещавшем называть людей своего возраста по имени. По правде говоря, Элизабет думала, что Натаниэль называл ее по фамилии, потому что недолюбливал. Девушка с ужасом осознала, что стоило произнести вслух хоть одну из этих мыслей, и все посчитали бы ее невероятно глупой.

– Так значит, он интересуется молодыми леди, мисс Скривнер? – подтолкнула ее леди Чилдресс.

– Я не знаю, – ответила Элизабет, ощетинившись. – Он не говорил мне об этом. Полагаю, это означает, что все это меня не касается.

Внесли десерты, и все гости сделали вид, что не услышали дерзкое замечание. Она нахмурилась, забирая у слуги полную тарелку сливовых клецок. Столь циничный вид Натаниэля начал обретать смысл в ее глазах. Ей даже не хотелось представлять, каково это – когда все подробности твоей личной жизни находятся под постоянным наблюдением и знать, что о каждом событии, случившемся с тобой, сплетничают на званых обедах по всему Аустермеру.

Элизабет почувствовала благодарность к Эшкрофту, когда тот перевел разговор на тему паровой энергии, в которой она ничего не понимала, но находила очень увлекательной. Когда к ней вернулось хорошее настроение, Элизабет съела порцию заварного крема и пару сливовых клецок. Не успела она опомниться, как все уже уходили, пошатывающиеся и сильно пахнущие спиртным, а слуги помогали им надеть пальто. Девушка и сама выпила два бокала шампанского, так что теперь особняк в ее глазах сверкал так, словно окна и люстры были задрапированы мишурой.

Она последовала за гостями в фойе, но никто больше не обращал на нее внимания. Эшкрофт стоял снаружи, пытаясь высвободить пальцы из восторженного рукопожатия Лорда Киклайтера, а Виктория увлеченно беседовала с леди Чилдресс. Ханна должна была прийти за ней, однако служанка так и не появилась. Стоящие неподалеку часы показывали почти половину второго ночи. Спустя несколько минут ожидания Элизабет мельком увидела изящную шляпку Ханны, покачивающуюся в коридоре. Она поспешила за ней, уверенная, что заблудится в поместье, если останется предоставленной сама себе.

Служанка ушла уже далеко вперед, и Элизабет вскоре обнаружила, что не в состоянии бегать по скользкому полу в атласных туфлях. Через несколько поворотов она потеряла из виду свою добычу и оказалась в незнакомом коридоре. Великолепие поместья погрузило ее в мерцающий мир из мрамора, золота и зеркального стекла. Шампанское отдавалось приятной теплотой в животе, сверкая внутри словно новорожденная звезда, и девушка чувствовала себя так, словно попала в какой-то сон.

Элизабет остановилась, чтобы рассмотреть филигранный подсвечник, с которого капал воск, и провела пальцами по мраморному бюсту. Статуя изображала молодого красивого человека, и она поймала себя на том, что гадает, чем Натаниэль занят в этот самый момент. Неужели он был один в своем мрачном доме-мавзолее, будучи не в силах уснуть в обществе одного лишь демона? Возможно, когда-нибудь она снова увидит его – когда станет хранителем. Но даже если это произойдет, они не смогут так запросто поговорить о тех временах, когда вместе сражались с нечистью или наблюдали за болотным народцем в Блэквальде. Они лишь обменяются несколькими небрежными словами, пока она будет сопровождать его в читальный зал, – совсем как незнакомцы.

До ушей Элизабет донеслись звуки музыки, и она отдернула руку от бюста. Кто-то запел совсем недалеко от нее. Звук разлетелся по залам, словно серебряная нить, до боли прекрасный. Его мелодия была странной и бессловесной. Он зацепил сердце девушки, казалось, выражая именно то чувство неясной тоски, которое наполняло ее. Не в силах сопротивляться его притяжению, она отправилась на поиски источника звука, проплывая мимо гостиных, бального зала и оранжереи, полной пальм и орхидей. Наконец, Элизабет вошла в музыкальную комнату. Элегантно одетая женщина стояла возле пианино, лицо ее было в тени. Она вертела цветок лилии в тонких пальцах, одетых в кружевные перчатки. Девушка не видела ее за ужином, иначе обязательно запомнила бы. Блестящие черные волосы женщины доходили ей до талии, и она была одета в изысканное темное платье, на фоне которого ее бледная, безупречная кожа казалась белой, словно фарфор. Едва Элизабет вошла, та перестала петь. Ее пальцы замерли, и лилия упала на ковер.

– Здравствуй, милая, – пропела она мелодичным голосом, выходя на свет. – А я все думала, когда же ты найдешь меня.

Ответ Элизабет замер на губах, когда алый улыбающийся рот женщины померк на фоне ее алых неулыбчивых глаз.

Это была не женщина. Демон.