То, что идет от сердца, до сердца и доходит.
Джон Джеймс Пайэтт
Однажды я ехала на защиту диплома и перечитывала текст презентации. Вдруг подходит ко мне в метро дядечка и закрывает листик, который я читаю. Говорит: «Убери это». Я непонимающе смотрю на него и хлопаю глазами. Вижу, что не подшучивает. Глаза серьезные, немного тревожные и очень добрые. Такие редко встречаются. А потом добавляет: «Не нужно ничего повторять. Прямо сейчас убери – все слова должны идти только от сердца. Всё хорошо будет. Я верю в тебя!»
Вот честное слово, чуть другая интонация – и я бы решила, что клеится. Но все было сказано очень просто. С одним лишь ударением на слове «все».
А потом он ободряюще улыбается, закидывает рюкзак за плечи и выходит.
Люблю я таких людей: чудаковатых, открытых и очень настоящих. Будь у него хоть немного другой тон, и я бы не услышала это нечто неимоверно простое и очень важное. «Все слова должны идти только от сердца». С ударением на первом слове. Именно все. Любые слова – даже такие, как доклад презентации.
Сегодня я: ___________________________________________________________________________________________________________________________
________________________________________________________________________________________________________________________________________
________________________________________________________________________________________________________________________________________
А знаете, сколько мне будет лет, когда я научусь по-настоящему играть на фортепиано/на сцене/писать картины/пьесы? – Знаю. Ровно столько же, сколько вам будет, если вы не научитесь.
Джулия Кэмерон
В последнее время очень переживаю о том, что слишком поздно начала танцевать. Понятно же, что хорошо танцуют только те, кто начинал в детстве. У меня уже никогда не будет нужной растяжки, нужной ловкости, нужной грациозности, нужной выворотности стоп, от моего танца никогда ни у кого не будет перехватывать дыхание. Все хорошо танцующие, кого я знаю, начинали лет с трех, самое позднее с шести, к моему возрасту за плечами у них уже тридцать лет танца – я, может, и налетаю столько к шестидесяти, но какая там грациозность в шестьдесят. Эти мысли отравляют мои занятия. Мне очень, очень, очень хочется все бросить.
В этом рассказе нет ловкого поворота к спасению. Я заставляю себя работать, хотя и отворачиваюсь от зеркала, и не нахожу поддержки в глазах моего учителя. Я просто знаю, что лучше буду плохо танцевать, чем совсем не буду танцевать; что, если я прекращу сейчас, нужного опыта у меня и в шестьдесят не будет.
Сегодня я: ___________________________________________________________________________________________________________________________
________________________________________________________________________________________________________________________________________
________________________________________________________________________________________________________________________________________
Выясни, что распаляет твой огонь. И поднеси спичку.
Нет человека без дара, без таланта, без способности к какому-то делу. Анхель де Куатье сказал однажды: «Кто-то одарен талантом видеть красоту. Он воспринимает ее как никто другой – особенно, лучше и глубже остальных. Чувствует радугу цвета, понимает игру света и тени, улавливает магию пропорций. Кто-то другой наделен свыше особенным даром чувствовать музыкальную гармонию. Третий особенно мыслит, например, образами. Четвертый – так же особенно, но абстракциями. Пятый – знаками и символами. Шестой обладает потрясающей способностью замечать детали, нюансы, подробности – в делах, отношениях, работе, в чувствах. Седьмой, наоборот, слеп к деталям, но зато способен увидеть целостную картину всего лишь по двум-трем штрихам. Какой-то дар есть у каждого».
Я много лет работаю с творческими людьми. И господи боже мой, сколько же из них убеждены в своей полной бездарности! Стоит сказать: «У каждого человека есть талант, просто не все его уже открыли», сразу сбегается толпа и принимается наперебой доказывать, что вот у них-то уж точно никакого таланта нет. Или еще лучше, начинает скоморошничать: «Тогда мой талант – спать», «О, у меня гениально получается смотреть сериалы!». Я не спорю. Я спокойно смотрю сквозь это ерничество и нервные ужимки. Обычно под ними скрывается страх. Под страхом – боль. А под болью – свет. У кого какой: золотой, зеленый, серебряный, алый. Но всегда ослепительный и потрясающе сильный. Однажды он вырвется на волю. И ради этого стоит подождать.
Сегодня я: ___________________________________________________________________________________________________________________________
________________________________________________________________________________________________________________________________________
________________________________________________________________________________________________________________________________________
Несмотря ни на что, я вернусь, возьму карандаш, заброшенный в величайшем разочаровании, и начну рисовать.
Винсент Ван Гог
Есть страх начинать что-то делать, а есть страх продолжать. Возвращаться в творческий поток после долгого перерыва. После крупной неудачи. Жесткой критики. Провала на конкурсе. Да просто после того, как кто-то, чье мнение для тебя ценно, назвал твою работу мазней/фигней/графоманством – нужное подчеркнуть.
Или хорошо, пусть дело будет не в других. Впрочем, дело всегда не в других, дело только в нас самих. Они, другие – зрители, читатели, слушатели, критики, – это, конечно, важный элемент оценки и принятия нас миром, элемент социализации и состоятельности, но решение-то всегда за нами, верно? Так вот, пусть дело будет не в других. Ты сам вдруг понимаешь, что творишь мазню/фигню/графоманство, которым до настоящих произведений искусства далеко примерно так же, как Земле до Луны. Ты понимаешь это и забрасываешь свои занятия в дальний ящик. «Все, – говоришь ты, – я больше не рисую. Не танцую. Не пишу. Не леплю из глины. Я делал это так плохо, так несовершенно, так нелепо, в то время как другие делают это просто превосходно. Не хочу оскорблять Бога видом своих ужасных творений».
Но знаешь что? Ты оскорбляешь Бога, отказываясь от его даров. Свой дар, ценный и особенный – есть у каждого, надо только разглядеть его. А разглядев, развивать. Но не отказываться от того, что, возможно, составляет твое предназначение! Ты лепил из глины коряво и плохо – но сейчас, когда отказался от этого, в жизни словно стало чего-то не хватать, а рукам больно в бездействии и неподвижности. Так чего ты ждешь? Начинай лепить снова. Пойди на мастер-класс. Возьми уроки у мастера. Сделай сто пятьдесят восемь неудачных попыток, чтобы, глядя на результат сто пятьдесят девятой, тихо сказать: «Да, у меня получилось».
Только подумай – ты можешь никогда не испытать этого ликования, этой радости, если сломаешься сейчас, на попытке номер сто три.
Сегодня я: ___________________________________________________________________________________________________________________________
________________________________________________________________________________________________________________________________________
________________________________________________________________________________________________________________________________________