ГЛАВА 18

Через десять минут Лена выходит к столу. На ней голубой атласный сарафанчик, обтягивающий фигурку, белые капроновые гольфы и белые босоножки с ремешками до колен. Волосы прихвачены широкой белой лентой (учла пожелание Петра!), а на руках перчатки из эластичной голубой ткани до середины предплечья.

— Наливай, — кивает Лена на бутылку и начинает рассказывать. — Клуб «Черный Аист» — место, где самые состоятельные люди этого города проводят время в обществе себе подобных и развлекаются так, как могут себе позволить только они. Достаточно сказать, что членский билет этого клуба стоит не одну тысячу долларов. Там есть ресторан с самой изысканной и самой экзотической кухней. Выбору напитков в баре позавидуют короли. В игорном зале ставок не ограничивают. Причем проигравшему верят на слово. В подвале расположен тир, где при желании можно подстрелить оленя, кабана или даже медведя. Кто что закажет. Члены клуба и те, кого они приводят с собой, основное время проводят в так называемом «лиловом баре». Там к услугам членов и их гостей имеется стриптиз и эротическая, точнее, порнографическая эстрада. И в стриптизе, и в порнографии принимают участие не только артисты-профессионалы, но и любители из числа членов клуба и гостей.

— Это интересно! — оживляюсь я. — Поподробнее, пожалуйста.

— Все по порядку. Сначала мы поужинали. Довольно неплохо. Потом прошли в игорный зал. Там я не слабо сыграла в рулетку, — Лена кивает на сумочку. — Геннадий Харитонович упрашивал меня играть дальше, но я отказалась. Сказала, что не хочу искушать судьбу. А на самом деле мне не понравилось, как на меня начал поглядывать крупье.

— Понятно. Ты ведь реализовала свои способности.

— Знаешь, Петро, Лена владеет даром телекинеза. Она приобрела его в ходе выполнения одной интересной операции. Мы тебе о ней как-нибудь расскажем. Дальше что было?

— Дальше мы пошли в тир. Геннадий Харитонович сам неплохо стреляет, и меня пытался научить.

— Надеюсь, ты не стала там демонстрировать свои таланты?

— В полной мере. Я так громко визжала и так старательно зажмуривалась перед каждым выстрелом, что оставила о себе самое благоприятное впечатление. Правда, один раз я позволила себе расслабиться и выиграла вот этот приз, — Лена указывает на бутылку. — Требовалось сбить шарик от настольного тенниса, который хаотически метался в воздушных струях. При этом я так страшно удивилась своей удаче, что даже отказывалась от приза. Мне его навязали буквально силой. И оказалось, не зря.

— Так вот как ты этот приз выиграла. А я-то подумал, что ты выступала в стриптизе или в порношоу.

— Нет, до этого дело, слава Времени, не дошло. Хотя, Геннадий Харитонович изо всех сил старался подвинуть меня на такие дела. Но я решила, что не стоит раскрывать свои таланты в этой области и, не вступая в борьбу, уступила пальму первенства длинноногой шатенке лет двадцати двух, секретарше какой-то ремонтно-строительной фирмы. И не зря. Надо было видеть, как элегантно она, в полном соответствии с музыкальным сопровождением, стягивала с ножек блестящие ярко-красные ботфорты длиной до середины бедра. Я бы так не сумела.

— Скромничаешь, Ленок. Ты-то, да не сумела бы!

— Не преувеличивай мои способности. Они не беспредельны. Взяв первый приз в стриптизе, эта дива не успокоилась. И выступила еще и в сексуальном шоу. Там она, все в тех же ботфортах, четырежды спаривалась с подростком лет тринадцати-четырнадцати в различных позах. Причем все исполнено на высшем уровне, а завершилось обоюдным оральным действом.

— А вот ты сейчас не преувеличиваешь? Вовлечение несовершеннолетних в порнографический или эротический (что по сути одно и то же) бизнес строго преследуется законом практически во всех странах. В том числе и в России.

— Андрюша! Ты наивен, как только что сорванный с грядки огурчик. Как объяснил мне Геннадий Харитонович, законы соблюдают те, у кого не хватает средств заплатить за их нарушение. Но это все шелуха. И ресторан, и казино, и тир, и порнобар были только фоном к основному. А основным были мои разговоры с Геннадием Харитоновичем. Это был далеко не диалог и тем более не монолог. Геннадий Харитонович — человек далеко не болтливый. Но он частично терял контроль над собой, когда всеми способами пытался заманить меня в отдельный кабинет. Особенно настойчивым он был в «лиловом баре». Сексуальное шоу так распалило его, что он напоминал мне мартовского кота. Я же не подрубала его надежды на корню, но призывала не торопиться. И, как бы невзначай, задавала наводящие вопросы. Весьма невинные.

— Ты это умеешь.

— Как учили. Не буду пересказывать все наши беседы. Это и долго, и неинтересно, и маловразумительно. Сразу перейду к выводам.

Лена наливает в рюмку коньяк, согревает его в ладонях, делает глоток, задумчиво смотрит куда-то на угол стола, потом вздыхает и продолжает:

— Эта Фаза практически уже созрела для коренных преобразований. Прогресс полностью свернут, вектор развития переориентирован сугубо на развитие сферы потребления. Творческая деятельность в области искусств низведена до уровня удовлетворения так называемых массовых запросов. Сексуальная контрреволюция еще не завершена, но ее финал не за горами. Женщине уготована участь предмета массового потребления. Все проделано по всесторонне обдуманному и скрупулезно разработанному плану. В роли исполнителей выступили личности вроде нашего знакомого. Герасимов не всегда был богат и не всегда входил во властные структуры. Не всегда он мог серьезным образом влиять на принятие кардинальных решений. Все началось лет пятнадцать назад. Как раз в это время началось интенсивное расшатывание социалистической системы. На него вышли очень влиятельные и очень богатые люди. Они обеспечили его огромными деньгами. Практически неограниченным кредитом. Дали подробные, тщательно проработанные инструкции по развертыванию прибыльного дела, по врастанию во властные структуры, влиянию на принятие тех или иных законодательных актов. Его научили создавать критические ситуации и управлять их развитием, с целью получения нужного результата. Он получил в свое распоряжение каналы, по которым он мог через средства массовой информации управлять общественным мнением. К его услугам были предоставлены десятки деятелей культуры, которые по его заказу быстро создавали произведения нужной направленности. Первые несколько лет он работал под плотным контролем. Встречи с «работодателями» происходили регулярно, и он получал от них все новые и новые инструкции и постоянно отчитывался о проделанной работе. Я предвижу ваш вопрос. Вам не терпится узнать, кто были эти влиятельные и богатые люди? Должна вас разочаровать. Ничего для нас интересного в этом плане мне узнать не удалось. Это были обычные бизнесмены, партийные лидеры и государственные чиновники высокого ранга. Как русские, так и иностранцы. Некоторых из них Герасимов знал и раньше, о некоторых слышал. У меня сложилось впечатление, что все это тоже вторые лица, посредники. Хотя не исключено, что среди них есть и те, кто нас интересует в первую очередь. Но вычислить их с достаточной степенью точности не представляется возможным. Это такая мощная, хорошо отлаженная и искусно законспирированная сеть, что выйти на ее истоки можно, только внедрившись в нее и проработав в ней несколько лет. Такими сроками мы, понятно, не располагаем. У Герасимова что-либо узнать нам не удастся. Он просто не ставил перед собой цели; докопаться, откуда растут ноги. Его вполне устраивает его нынешнее положение. Он, разумеется, хорошо знает, что у своих «работодателей» он не одинок. Таких, как он, многие тысячи, и каждый делает что-то свое, но по общему плану. А кто составил этот план, его не волнует. Платят за работу хорошо, и слава Времени.

— Подожди, Лена, — перебиваю я, — ведь каким-то образом они ему вначале представились. Вряд ли Герасимов был в то время таким человеком, который за деньги, пусть и за большие, будет делать неизвестно что, неизвестно для кого.

— Хм! Как раз он такой человек и есть. Он из тех, что за полушку мать родную продадут, а за копейку сами удавятся. Такие-то люди им и нужны. А представились они Герасимову весьма скромно и цели свои изложили предельно просто. Они — транснациональная организация, объединяющая наиболее дальновидных, наиболее разумных, наиболее влиятельных и наиболее богатых людей. Они обеспокоены ни больше ни меньше, как судьбой Человечества; точнее, его неизбежно печальным финалом. А к печальному финалу бедное, несчастное Человечество упорно подталкивают активные противостояния и противоборства различных социальных, политических и религиозных систем, а также этническая рознь. Они призваны стереть эти противоречия, разрешить борьбу противоположностей путем их объединения или просто уничтожения одной из них. То, что тем самым будет устранена основная движущая сила развития, до Геннадия Харитоновича и ему подобных не дошло. Диалектику в институтах и университетах, как и большинство таких личностей, они изучали по чужим конспектам. Но я отвлеклась. В этом новом мире, создаваемом по планам «транснациональной организации», руководящие посты, ведущие роли и, естественно, все жизненные блага и права будут принадлежать личностям вроде господина Герасимова. Беспринципным, жадным, готовым ради высокой цели на все, в том числе и на любое преступление. Главное, не считать это преступлением: цель оправдывает средства — девиз, уже поросший мохом. Что останется другим? Быдло или трудящиеся будут иметь право беспрекословно повиноваться, дважды в день наведываться к своему «корыту», пить в неограниченном количестве пиво и в ограниченном — водку. Они будут до одури смотреть телесериалы, играть на компьютерах… Только играть и с ограниченным доступом лазить по Интернету. Все более или менее существенные сайты будут закрыты паролями. Но я опять отвлеклась.

Лена наливает еще по рюмке. Мы с Петром закуриваем и с нетерпением ждем продолжения. А Лена не спешит. Как и в прошлый раз, она долго согревает коньяк в ладонях, принюхивается к его аромату и пьет маленькими глоточками. У меня кончается терпение:

— Хватит смаковать! Ты что, в клубе не напилась? Двигай дальше.

— Дальше встречи с «наставниками» стали происходить все реже и реже и наконец стали носить нерегулярный, эпизодический характер. Герасимов, по их мнению, уже заслуживал полного доверия и прекрасно знал: как хозяевам угодить и себе не навредить. Последние несколько лет он отчитывался о работе по электронной почте и по ней же запрашивал консультации по изредка возникающим сложным вопросам. Инструкции он получал через Интернет, на внешне безобидном сайте, где были страницы, закрытые паролями. Там была и его личная страничка. Лет шесть, семь назад он начал привлекать к работе новых людей и организовал их деятельность по самостоятельным направлениям. Пять лет назад он получил инструкцию о развертывании нового бизнеса. Герасимов отлично выполнил задание и не только заслужил благодарность хозяев, но и приобрел неисчерпаемый источник баснословных доходов.

— Наркотики? Оружие? — интересуюсь я.

— Ни то, ни другое, — качает головой Лена. — Он никогда об этом прямо не говорил. Но из его разговоров по мобильному, коротких, отрывистых и шифрованных, я сделала вывод. Господин Герасимов занимается поставкой органов и доноров для подпольного международного центра трансплантации.

Петр присвистывает, а я качаю головой и наливаю коньяк в опустевшие рюмки.

— Это интересно!

— Еще бы! Потому-то я и хочу встретиться с ним еще раз и раскрутить его на эту тему подробнее.

— С какой целью?

— А настучать. В Интерпол, в ФСБ, в Комиссию по правам человека при ООН, в Европейский Суд и так далее.

— А смысл? У них же везде все схвачено.

— Где-то прокольчик да есть. А даже если и нет, то резонанс все равно будет. Где-нибудь эта информация попадет в руки непосвященного человека. И он, прежде чем его уберут, успеет поднять шум. Неужели мы уйдем из этой Фазы так просто, не вставив ни одной палки в спицы этой жуткой колесницы?

— А стоит ли, Лена? Ведь мы сейчас не на операции, а в разведке. Нам до поры до времени светиться не стоит.

— Не беспокойся. Я прежде раз десять просчитаю ситуацию и ее возможные последствия. Не забывай, что здесь у нас для такого случая есть необходимая техника.

— Что ж, флаг тебе в руки. Но, Ленок, мы узнали методы, какими они действуют. Узнали цели, какие они преследуют. Но остается один вопрос: а для чего? Какой в этом смысл? ЧВП стремится к формированию биологических цивилизаций. А эти к чему стремятся? Какова их высшая, конечная цель?

— Боюсь, Андрюша, что на эти вопросы Геннадий Харитонович нам ответить не сможет. Сам не знает. Да никогда и не задумывался он над этим. Докапываться придется самим. И докапываться надо не здесь. Надо или искать Фазу, где перестройка уже завершилась…

— Мы уже были в такой. И ничего не поняли.

— Это потому, что пришлось оттуда в спешном порядке делать ноги. Но ты прав. В любом случае нам, чтобы разобраться, надо встречаться с теми, кто все это затеял.

— У меня такое предчувствие, что встреча с этими затейниками или не состоится вообще, или состоится с печальными для нас результатами.

— Схлопки бояться, хроноагентом не работать. Короче, я еще раз встречаюсь с Герасимовым, выжимаю из него все, что смогу, а Толя пока пусть готовит переход. Засиделись мы здесь, пора двигаться дальше.

— И то верно. Тогда мне надо срочно заняться оружием. Пару автоматов, пистолеты, патроны и гранаты.

— Где ты все это найдешь? — интересуется Петр. — Это ведь автоматы, а не охотничьи ружья.

— Э, Петро! Времена изменились. И раньше-то оружием приторговывали, правда, с оглядкой и опаской. А сейчас ваши боевые генералы устроили из арсеналов кормушку. Рынок, будь он неладен! При желании можно приобрести даже танк или многоцелевой самолет с полным комплектом вооружения. А если здорово захотеть, то и ракету с ядерной боеголовкой. Вопрос лишь в сумме.

Петр недоверчиво качает головой, а я меняю тему:

— Компьютер я предлагаю подарить ребятам из «КомТеха», а вот приставку неплохо бы взять с собой. Кто знает, может и пригодиться.

— Если ты потащишь ее на себе, не возражаю, — соглашается Лена.

— Не забывай, что людей у нас прибавилось. Петр, да еще и Вир. Он парень здоровый.

— Что ж, будем грузить по полной программе Петра и Вира. Кстати, Петр, я вижу: тебя одолевают какие-то сомнения, вопрос какой-то гложет. Так ты, того, не держи в себе, выкладывай.

— Вот вы сейчас говорили о том, что здесь интенсивно сворачивается всякий прогресс, и гадали: для чего это нужно. А мне непонятен еще один момент. А какую роль здесь играет сексуальная, как Лена выразилась, контрреволюция? Зачем этим затейникам низводить роль женщины до уровня предмета массового потребления? Это-то за каким псом нужно?

— Ну, это просто, — отвечает Лена. — Сексуальная контрреволюция, унижение женщины прекрасно вписываются в концепцию сворачивания прогресса, в частности, и развития общества вообще. Это как бы непременная, необходимая составляющая. И без нее развитие сворачивается успешно, а если женщину низвести до уровня половой тряпки, то процесс станет необратимым.

— Не совсем понятно. Почему?

— Ты читал таких авторов как Роберт Хайнлайн и Иван Ефремов?

— Разумеется. А при чем здесь они?

— А помнишь, что Хайнлайн говорил? — Лена прищуривается и цитирует: — «Человеческая двуполость была и связующей силой, и движущей энергией для любого проявления человеческой деятельности — от сонетов до уравнений ядерной физики. Если кто-нибудь подумает, что это преувеличение, пусть поищет в патентных бюро, библиотеках и картинных галереях то, что создали евнухи».

— Вот это память! — восхищается Петр.

— Память у меня нормальная. А вот мысль эта заслуживает, чтобы ее запомнить дословно. Что же касается Ефремова, то у него и в «Таис Афинской», и в «Лезвии бритвы» настойчиво проходит одна мысль. Общество, где женщину унижают, где ее лишают прав, где на нее смотрят как на вещь, как на собственность — такое общество неизбежно деградирует. Рабыня, рожденная и воспитанная рабыней, просто не может вскормить, вырастить и воспитать свободного человека. А тот, у кого в крови рабство и покорность, никогда не сможет стать творцом. Этому есть примеры в истории. Возьмем ислам. По канонам этой религии женщина — это существо даже не второго сорта, существо абсолютно бесправное. Большего унижения придумать трудно. Достаточно вспомнить чадру и многоженство. Если более подробно перечислять прелести существования правоверной мусульманки, это будет слишком долго. Да и не нужно. Все это насаждалось веками. И что в результате? Покопайся в памяти и назови мне хотя бы одного мусульманина — лауреата Нобелевской премии. В любой области. Можешь не напрягаться. Их просто нет. Назови хотя бы одного поэта, писателя, композитора, которого подарил Миру мир ислама. Не назовешь. Я не говорю о художниках. Коран живопись вообще запрещает. За все время существования мусульманский мир не дал человечеству ничего, кроме войн. Войн бессмысленных, фанатичных и беспощадных. И воевали-то мусульмане оружием, изобретенным людьми других религий. Единственное, что процветает в мусульманском мире, и чего нет больше нигде, это — рабство, работорговля.

— Стоп, Лена! — пытается возразить Петр. — Не будешь же ты отрицать, что весь мир пользуется арабскими цифрами.

— Не буду. Но, во-первых, они не столько арабские, сколько индийские. А во-вторых, это изобретение было сделано еще в доисламскую эпоху. Второй пример более сложный и более болезненный, поскольку задевает вашу с Андреем Родину. Из всех христианских конфессий в православии женщина почиталась всех ниже и пользовалась наименьшими правами и наименьшим уважением. Достаточно вспомнить «Домострой». Жена да убоится мужа своего. Кто жены не бьет, тот себя не радит. Женщине дорога — от печи до порога. Волос долог, да ум короток. Замужнюю женщину издалека можно было отличить от девушки. Если в девичестве женщина еще пользовалась относительной свободой, то, выйдя замуж, она теряла все права и получала взамен одну лишь обязанность: беспрекословно повиноваться мужу. В языческой, дохристианской Руси такого не было. Там женщина почиталась как источник жизни, как хранительница очага, мать семейства. И Русь стояла крепко. Да и в первые сто, двести лет православия, пока сильны были еще старые традиции, Русь была великим государством. Многие европейские государи считали за честь породниться с Русью. Но вот «Домострой» прочно завоевал позиции, и результат не замедлил сказаться. Русь безнадежно отстала от Европы. Ты возразишь, что в этом виновато татаро-монгольское нашествие. Но Батый прошел по Руси огнем и мечом, обложил Русь данью, ушел на Волгу и основал Золотую Орду. А через сто пятьдесят лет состоялась Куликовская битва, сбросившая позорное иго. Эта битва освободила Русь, но не женщину. Понадобилось еще триста с лишним лет, чтобы женщина начала постепенно освобождаться из постыдного рабства. И только тогда в России начали возрождаться науки, поднялась культура. В Европе тоже постоянно полыхал, не прекращаясь, военный пожар. Достаточно вспомнить Столетнюю войну. Кстати, представь, что к князю Дмитрию пришла бы девушка из Мурома или Суздаля, и он доверил бы ей командование войсками. Абсурдная картина. Такого на Руси просто не могло быть. Но я отвлеклась. А сколько было бесконечных гражданских войн на религиозной почве…

— Кстати, Лена, — прерывает Петр мою подругу, — сейчас ты привела пример Жанны дАрк. Но ведь ты знаешь, чем она кончила.

— А вот в этом-то, на мой взгляд, и есть корень проблемы. Охота на ведьм. Святая инквизиция свирепствовала в католической Европе не одно столетие, и большую часть ее Жертв составляли именно женщины, ведьмы. Даже книга называлась «Молот ведьм», а не «Молот колдунов». Это, может быть, И спорное утверждение, но моя точка зрения такая. Католическое духовенство было связано целибатом. Но они были людьми, и ничто человеческое было им не чуждо. За свое унижение тайного нарушения обета духовенство открыто мстило женщинам. Особенно тем, кто отвергал их притязания. Но народ: и крестьянство, и ремесленники, и купечество и дворянство, — прекрасно знали истинное положение дел. Шила в мешке не утаишь. Поэтому ненависть духовенства к женскому полу широкой поддержки у европейских народов не имела. Женщина в Европе пользовалась гораздо большей свободой и уважением, чем в православной Руси. Отсюда и феномен Жанны. Русская девушка просто не рискнула бы на такое дело. Даже и пытаться бы не стала. На Руси православные священники не были связаны обетом безбрачия. Он был обязателен только для монахов-схимников. Свой антифеминизм, унаследованный от древних иудеев, духовенство насаждало в народе исподволь, не навязчиво, тонко и грамотно играя на мужском самолюбии. На Руси не было инквизиции, там не горели на кострах ведьмы. Но на Руси существовал такой уклад жизни, одобряемый и поддерживаемый церковью, что замужняя женщина не имела практически никаких прав. Она была вещью, собственностью мужа. Результат сказался не сразу, а столетия спустя. Некогда могущественное государство стало в XVII столетии самым отсталым в Европе. Во всех крупных городах уже несколько столетий существовали университеты. Пусть основной дисциплиной в них было богословие. Но налаженная система образования тем не менее дала свои плоды. Леонардо да Винчи, Галилей, Коперник, Паскаль, Ньютон, Декарт, Ферма. Назови хотя бы одно русское имя из этой эпохи. В Европе творили Рафаэль, Тициан, Микеланджело, Рембрандт, Рубенс и много других живописцев. Кого ты назовешь, кроме Рублева, Феофана Грека и Дионисия? Причем они были даже не живописцы, а иконописцы, и их творчество было канонизировано. Понятно, что ни о каких «Данаях» и «Рождениях Венеры» в таких условиях не могло быть и речи. Когда в Европе творили Петрарка, Данте, Боккаччо, кто был тогда в России? Когда на сцене Лондонского «Глобуса» шли «Гамлет», «Макбет», «Ромео и Джульетта» и «Укрощение строптивой», когда во Франции творил Мольер, один из самых просвещенных и культурных людей России, протопоп Аввакум дрался со скоморохами и дубьем изгонял нечестивцев из своего села. Хватит примеров и сопоставлений. Добавлю только, что от окончательного и безвозвратного упадка Россию спасла веротерпимость. Представь, если бы между старообрядцами и никонианами вспыхнула такая же непримиримая война, как между католиками и гугенотами во Франции. А если бы христиане в России взялись резать мусульман, и наоборот? Реформы, начатые Петром Великим, принесли свои плоды, но они не были доведены до конца. Петр, оставаясь ярым приверженцем православия, не затронул главного: положения женщины. Однако, заметьте, какие резкие изменения начались в XVIII столетии, после смерти Петра. Историки объясняют их тем, что Петр заложил основы преобразований, засеял ниву, а всходы появились уже после него. Но никто даже не пытался увидеть прямо-таки бросающейся в глаза связи между быстрым подъемом России в XVIII веке и тем, что этот век был веком женского правления. После смерти Петра I на престол взошла Екатерина I, затем последовали Анна Ио-анновна, Елизавета Петровна и Екатерина II. Краткие периоды правления Петра II и Петра III — не в счет. Уже при Анне появились поэты, драматурги и композиторы. При Елизавете развернулся Ломоносов и основал первый Российский университет. Именно при Елизавете и Екатерине II произошли военные реформы и выросли Румянцев, Суворов и Ушаков. Именно в этот период происходит бурное развитие промышленности на Урале и в Сибири. В XIX век Россия вступила уже на равных с ведущими европейскими государствами. Уже выросло целое поколение ученых, литераторов, художников, не уступающих европейским. Причина простая. Женщины у кормила власти пользовались почестями и преклонением, на то они и императрицы. Но это же поклонение частично переносилось и на других женщин. Результаты не заставили себя ждать. Женщины почувствовали себя не собственностью мужа, а гораздо более важными личностями. Это был второй пример.

Наверное, достаточно. Теперь ты понимаешь, какую цель преследуют наши затейники, насаждая сексуальную контрреволюцию?

— Спасибо, Лена. Ты так прекрасно и подробно все объяснила, что и добавить к этому нечего.

На этом мы завершаем нашу затянувшуюся почти до утра беседу.

На другой день я, не откладывая в долгий ящик, направляюсь в кафе, где намереваюсь открыть охоту на понравившегося мне прапорщика. Везет, как известно, дуракам и пьяницам. Но я, не причисляя себя ни к тем, ни к другим, могу дополнить эту избитую истину словами: и настойчивым хроноагентам.

В этот день какой-то набоб средней руки снял половину кафе, чтобы отметить там день рождения своей доченьки. Свободные места были только за двумя столиками. За одним сидели Мила с Жанной в обществе крутого, как вареное яичко, мальчугана, за другим — мой прапорщик. Я строгим взглядом усаживаю на место привставшую было Милу и прошу метрдотеля пристроить меня куда-нибудь.

Тот подходит к прапорщику и что-то тихо говорит ему. Прапорщик, бросив на меня взгляд, согласно кивает.

Подхожу к столику, демонстрируя военную выправку, извиняюсь, присаживаюсь и заказываю ужин. При заказе ориентируюсь на выбор прапора. Это еще больше привлекает ко мне его внимание. Мы перебрасываемся ничего не значащими фразами, слегка касаясь достоинств кухни этого заведения, после чего он интересуется:

— Вы тоже военный?

— Увы, бывший. Сократили.

— А в каких войсках служили?

— Летчик-истребитель.

Тут мне везет еще раз. Оказывается, прапорщик более десяти лет прослужил в авиационной части. После ее сокращения он попал сюда на оружейный склад и служит здесь уже пятый год, но все время тоскует по авиации.

Мы выпиваем за авиацию вообще, потом — за летчиков, потом — за наземный состав. При этом не забываем хорошо, с аппетитом, закусывать. Прапорщик интересуется, чем я сейчас занимаюсь. И тогда я перехожу к делу.

Излагаю легенду о том, как с бывшими сослуживцами мы решили открыть в одном из дальних районов области охранное предприятие. Оформились и получили лицензию. Но по этой лицензии можно приобрести только такое оружие, которое даже на пьяных хулиганов и подростков впечатления не произведет. А уж если наедет крутая братва, то нас они просто на смех поднимут.

— Вот мы и призадумались, — вздыхаю я, — стоит ли с этим делом связываться?

— Стоит, стоит, — успокаивает меня прапорщик. — Охрана — дело серьезное и доходное. Кстати, а как у вас с деньгами?

— Смотря на что. На те пукалки, что нам предлагают, тратиться неохота.

Прапорщик задумывается, оценивающе смотрит на меня, потом наливает в рюмки коньяк и говорит:

— Вот что, Андрей. Только как авиатор авиатору. Есть у меня на складе кое-какие неучтенные излишки. Как они образовались, сам не пойму. А через две недели — ревизия. Знаешь, что за такие излишки бывает? Это стволы, не валенки. Мы с тобой можем друг друга выручить. Что вам требуется? Только вслух не говори, а напиши.

— А сколько это будет стоить?

— Ты пиши, сколько чего нужно, а я против каждой позиции проставлю цены. Прикинешь по вашим средствам, убавишь или добавишь.

Достаю блокнот и пишу список. Составляю его для впечатления с запросом. Включаю в него четыре автомата, пять пистолетов, большое количество автоматных пулеметных и пистолетных патронов, гранаты и восемь «Мух». Прапорщик молча изучает список и делает на нем пометки. Вдруг его брови удивленно лезут вверх.

— А это вам зачем? — он показывает на строчку «пулеметные патроны 7,62».

— А мы там, у одного старичка-боровичка старенького «дегтяря» откопали.

Прапорщик кивает и продолжает работать со списком.

— С насекомыми не знаю: получится или нет, но постараюсь, — он возвращает мне список.

Меня поражает низкая стоимость «Мух» или, как он выразился, «насекомых». Может быть, увеличить количество? Нет, не стоит. Это будет выглядеть странно на фоне сокращения количества стволов. Я урезаю количество автоматов до двух, пистолетов — до трех. Время меня знает, зачем мне понадобился еще один пистолет? Прапорщик подбивает итог и вопросительно смотрит на меня. Я киваю и спрашиваю:

— Когда и где?

Прапорщик предостерегающим жестом поднимает палец и подзывает официанта. Мы расплачиваемся и покидаем кафе. Идем, не спеша, по вечерним улицам и обстоятельно договариваемся о времени и месте передачи товара.

Через два дня я на такси приезжаю в назначенное место. Это небольшое строение из силикатного кирпича в трехстах метрах от шоссе, в пятидесяти километрах за городом. К строению ведет накатанная грунтовка. Подъехать можно, но я отпускаю такси, иду пешком и попутно внимательно осматриваю окрестности. Прапорщик не обманул. Это действительно бывшая, заброшенная пасека. А строение — зимник и подсобное помещение.

Заглядываю внутрь. Там все заросло бурьяном, гнездятся птицы, в погребе попискивают мыши. Заслышав шум машины, выхожу из строения. Предварительно снимаю «вальтер» с предохранителя и досылаю патрон. Кто знает, как господин прапорщик обделывает свой бизнес? Недаром он настаивал на встрече один на один. Может быть, он, получив деньги, тут же ликвидирует партнера по сделке. Береженого и Время бережет.

«УАЗ-фермер» останавливается возле зимника. Прапорщик тоже один. Не вылезая из кабины и не глуша мотора, он спрашивает:

— Один?

— Как договаривались.

— Привез?

Я приподнимаю кейс и, в свою очередь, спрашиваю:

— А ты?

Прапорщик кивает в сторону кузова, глушит мотор и вылезает из кабины. Он открывает задние двери и показывает мне несколько алюминиевых фляг. Конспиратор, Схлопку на него! Фляги все в застарелых пятнах меда.

— Когда твои приедут?

— Как договорились, через час.

— Успеем.

Мы проходим в зимник, присаживаемся на половую лагу, и я открываю кейс. Прапорщик пересчитывает деньги и ставит кейс на землю.

— Пошли, принесем товар.

Фляги неподъемные, но и мы — мужики крепкие. Кряхтя и сопя, перетаскиваем фляги в зимник. Прапорщик их открывает, а я проверяю состояние оружия. Все в порядке. Сразу видно, что «излишки» поступили сюда прямо со склада. Передаю кейс с деньгами прапорщику. Он открывает свой, достает оттуда бутылку коньяка, два пластмассовых стаканчика, порезанную ветчину и лимончик.

— Спрыснем сделку, — предлагает он.

— А не боишься? Ты же за рулем.

— Не боюсь. Меня ГАИ не останавливает.

Выпив по рюмке, мы прощаемся. Прапорщик желает мне удачи и уезжает. Через пятнадцать минут подъезжает «Газель», которую Анатолий нанял, чтобы вывезти оружие. Еще раз восхищаюсь предусмотрительностью прапорщика. Водитель, помогающий нам грузить в кузов запачканные медом фляги, никогда не догадается, что в них лежит на самом деле.

Лена несколько дней проводит за компьютером, отрабатывая и анализируя ситуацию, которую она хочет спровоцировать. Наконец она заявляет, что все готово, и она сегодня последний раз встретится с Герасимовым.

— А у тебя, Толя, как дела? Чем нас порадуешь? — интересуюсь я.

— Сейчас зон возможных переходов имеется около десятка. Но, к сожалению, все они довольно далеко. А вот дней через пять-шесть кое-что появится и поблизости.

— Вот на этот срок и будем ориентироваться.

После встречи с Герасимовым Лена возвращается поздно ночью. Мы не спим, ждем ее. Меня, как только она ушла, одолело какое-то мрачное предчувствие, и, видимо, моя нервозность передалась другим.

— Все, — говорит Лена, устало усаживаясь в кресло. — Раскололся Геннадий Харитонович. Созрел. Хоть сейчас в печь сажай. Ох, и твердым он орешком оказался!

— Как же тебе удалось его разгрызть? — спрашивает Анатолий.

— Очень просто. Я начала пренебрежительно критиковать стриптиз и секс-шоу, которые нам демонстрировали в «Лиловом баре», Герасимов намекнул мне, что на словах все мастера, а вот на деле… Я скромно потупила глазки и еще более скромно пролепетала, что владею этим искусством ничуть не хуже тех див, что здесь выступают. Просто мое искусство я демонстрирую только избранным, в виде подарка. И тут Герасимов заявил, что через шесть дней у него день рождения. «Вот тогда подарок и получите», — сказала я и сделала при этом так.

Лена закидывает ногу на ногу, приподняв при этом подол платья так, что стали видны ажурные белые трусики. Правая ступня делает вращательные движения, а пальчики левой руки гуляют по нижней губе от одного угла рта до другого. Жемчужные глаза начинают лихорадочно блестеть.

— Тут мой Геннадий Харитонович полностью потерял контроль над собой, — продолжает Лена. — Минут двадцать он пожирал глазами мои ноги, талию, грудь и шею и довольно связно отвечал на мои невинные вопросы. Я уже выяснила все, что хотела, когда он спохватился и прикусил язык.

Поэтому мне не удалось выяснить самого главного: местонахождение центра трансплантации и маршрутов доставки к нему доноров. Но дальше играть стало уже опасно, и я перешла на кулинарную тему. Время с ним. Информации вполне достаточно, чтобы устроить этим затейникам веселую жизнь, насыпать им перца в кофе и намазать печенье горчицей. Долго они будут нас вспоминать. Завтра же я подготовлю материал. А через пять дней мы исчезнем. Хороший подарок получит Геннадий Харитонович ко дню рождения!