Уволенный и отправленный перекладывать бумаги

«…Служба Зимних консулов не насчитывает и четырехсот лет, и за это время она почти не изменилась. И привратники, и Консулы ведут свое происхождение от ночных сторожей, и этим термином нередко описывались оба ремесла. Средняя продолжительность жизни Зимнего консула невысока, однако перспективы продвижения по службе и щедрое жалованье обеспечивают то, что желающих поступить в Службу всегда более чем достаточно. И это очень кстати…»

Из «Семнадцати Зим», Зимний консул Ланс Джонс

Пока я был в «Уинкарнисе», небо затянуло тучами, и порывистый ветер гонял снег облаками белых хлопьев, которые беспорядочно кружились в воздухе, не оседая на землю. Видимость по-прежнему оставалась довольно приличной, хотя вряд ли можно было рассчитывать на то, что так продлится долго: Джонси уже протянула трос от своего Снегохода к большому бронзовому кольцу у входа в Консульство, чтобы можно было найти то или другое, если дела станут совсем плохи.

Когда я вошел в здание, меня встретило ощущение неспешной лени, словно все готовились к уютным выходным в четырех стенах. Трикл неторопливо печатал на большой машинке, Джонси развалилась за столом, читая доклад. Фоддер стоял у кофеварки, уставившись вдаль, погруженный в свои мысли. Вероятно, думая о младенцах. Или о каком-то военном поражении, к которому был причастен. Или о неразделенной любви. Или о вкусном пироге с бобами и жареной картошкой. На самом деле я понятия не имел, о чем он думает. Определить это по его виду было невозможно.

Я услышал, как Токката ругается на кого-то по телефону из уюта своего кабинета, но теперь, когда я уже привык к причудам Двенадцатого сектора, в проблеме Авроры-Токкаты больше не было ничего необычного, и я понимал, почему никто из сотрудников Консульства не видит тут ничего странного.

– Начальник сказала, что хочет тебя видеть, – оторвалась от документа Джонси.

– Прямо сейчас?

– Да, прямо сейчас. Она видела, как ты зашел, так что бежать уже слишком поздно. Удачи тебе.

Я медленно приблизился к двери в кабинет Токкаты, оправил куртку и вежливо постучал. Токката пригласила меня войти, и я толкнул дверь.

Она стояла за столом, опираясь на спинку кресла.

– Закрой дверь, – приказала Токката, и я повиновался.

– Сядь.

Я сел.

– Вчера ты вел себя хорошо, – сказала она. – Убийство Неда Фарнесуорта было глупым и безрассудным шагом, но, к счастью, благодаря недюжинным дипломатическим способностям Фоддера соглашение остается в силе.

– Я его не убивал.

Токката кивнула, рассуждая сама с собой, затем подняла золотой подарочный сертификат со множеством нулей.

– В таком случае ты не хочешь получить вознаграждение в десять тысяч евро?

Я испытал противоречивое чувство. Этих денег хватит на то, чтобы Бригитта дожила до Весеннего пробуждения, но почему-то мне показалось, что это будет неправильно. Внезапно меня осенила мысль.

– А можно отдать эти деньги Фоддеру? Кажется, он хочет на пару лет отправиться в отпуск, а с наличными у него туго.

Токката молча уставилась на меня.

– Значит, успех сделки определили не Долги и «Несквик»?

– Нет, мэм.

Она протянула мне сертификат.

– Подпиши на обратной стороне.

Я сделал так, как она сказала, и почувствовал, что хотя бы частично выполнил свои обязательства перед Фоддером.

– А теперь, – сказала Токката, – полагаю, ты недоумеваешь, почему я так любезна с тобой?

Если честно, на самом деле я ничего не заметил.

– Это потому, что ты больше у нас не работаешь. Жутко оскорбляю я только своих.

Я подумал было, что, наверное, Аврора приняла меня к себе на работу без моего согласия, однако это оказалось не так.

– Вот, – продолжала Токката, протягивая мне факс. – Похоже, исполняющий обязанности начальника твоего сектора просит, чтобы я вернула тебя в Кардифф. Там также не хватает людей. Отпуск за свой счет может начаться немедленно; ты сможешь пересидеть буран в тиши «Сиддонс», а как только погода наладится, Джонси отвезет тебя в Херефорд, откуда ты доберешься до дома на Рельсоплане.

Я прочитал факс. Он был от Вице-консула Прейса; в нем упоминалось о том, что Логан погиб от руки Авроры, защищая Послушника Уортинга, так что, по крайней мере, меня не считали виновным в случившемся.

– Прощай, Уортинг. Мне хотелось бы сказать, что я была рада знакомству с тобой, – однако это не так.

Я замешкался. Конечно, здесь гораздо опаснее, чем в Кардиффе: сумасбродные Старшие консулы, кровожадные агенты «Гибер-теха», Зимний люд и сильные морозы. Но мне хотелось быть именно здесь. К тому же здесь Бригитта. Ну да, возможно, она всего в трех булочках с повидлом от людоедства, однако я по-прежнему в ответе за нее.

– Мэм, я бы хотел остаться.

У Токкаты дернулась бровь.

– Ты не хочешь находиться в Двенадцатом секторе, я не хочу, чтобы ты находился в Двенадцатом секторе. Ты обуза, непредсказуемый игрок, и неприятности преследуют тебя, словно спаниель, потерявший хозяина. И ты спарился с Авророй, а для всех, с кем происходило подобное, это оканчивалось плачевно.

– Нет, честное слово, мне здесь хорошо. Впервые с тех пор, как я покинул Приют, я чувствую себя дома. Впервые в жизни.

– У меня прямо сердце разрывается. Хорошо, скажу тебе открытым текстом: ты уволен. До сих пор тебе везло, но везение рано или поздно закончится, и когда это случится, ты заберешь с собой хороших ребят. – Опустившись в кресло, Токката уставилась на меня своим здоровым глазом, а второй тем временем вращался в глазнице. – Все кончено. Хватит. Ступай.

Я подошел к двери. Пьянящее возбуждение чувством товарищества, такое сильное утром, безнадежно разлетелось вдребезги.

Но тут меня осенила одна мысль, и я обернулся.

– Ты еще здесь, – сказала Токката, не смотря на меня.

– Полагаю, вам следует это знать, – сказал я. – Сегодня утром мне предложили работу в «Гибер-техе».

Токката медленно подняла на меня взгляд, и у нее не только лицо стало красным, но и шея. Исчезли последние крупицы дружелюбия.

– Ах ты косорожье дерьмо! Ты ведь пошутил, так?

– Нет, – как можно более невинным тоном произнес я. – Контракт на два года, премия при подписании, бесплатные пудинги, квартира с видом на центральный парк – и шоколадные батончики с фруктами и орехами.

– Не знаю, зачем ты нужен «Гибер-теху», но определенно дело не в твоем обаянии, внешности или опыте. Тебя бесцеремонно используют, после чего выплюнут, когда ты больше не будешь нужен. Работа в «Гибер-техе» станет для тебя худшим карьерным шагом – и последним.

– Вы совершенно правы, – довольно дерзко ответил я. – Я не хочу там работать. Я хочу остаться в Двенадцатом секторе, но если для меня единственной возможностью остаться будет работа в «Гибер-техе», я на нее соглашусь.

Положив ручку, Токката откинулась назад и посмотрела на меня.

– Так, черт возьми, – сказала она, – ты меня обыграл. Меня еще никто не обыгрывал. – В ее голосе прозвучала тень уважения. – Хорошо, будь по-твоему: ты получаешь работу. Перебирать бумаги в течение следующих девяносто одного дня, не выходя из Консульства – и ты разжалован из Младших консулов обратно в Послушники. Также тебе придется ежедневно драить сортир, а еще стирать и гладить на всех. Очень скоро ты станешь умолять о том, чтобы тебя отпустили работать на вдовствующую графиню Фарнесуорт. Так, а теперь убирайся. Стой, подожди, еще один момент.

Встав, Токката обошла вокруг стола и двинула мне кулаком в глаз.

– Это за то, что ты солгал.

Не успел я подняться на ноги, как она второй раз ударила в то же самое место.

– А это за то, что сегодня утром спаривался с Авророй, хотя обещал, что этого больше не будет.

Я покинул кабинет с гудящей головой, однако по крайней мере в двух вопросах сложилась определенность: во‐первых, я научился лучше справляться с тем, что ставила передо мной Зима, и, во‐вторых, предостережение о вырванном языке оказалось пустой угрозой.

– Ну, как все прошло? – спросила Джонси, застав меня в туалете, прикладывающим холодный компресс к глазу.

– Мне сказали уходить, я ответил, что не хочу, меня выгнали, затем вернули на службу, но разжаловали в Послушники. Однако я обыграл Токкату, так что, полагаю, теперь она меня уважает.

– Поэтому она дала тебе в глаз?

– Нет, это за ложь и за спаривание с Авророй.

– Значит, это правда?

– Нет!

– Все будет замечательно, – хихикнув, заверила Джонси, потрепав меня по плечу. – Когда я только поступила на службу, Токката так отдубасила меня палкой от швабры, что я неделю не могла в себя прийти. Таков ее стиль.

– Хотелось бы, чтобы она придумала что-нибудь другое.

Я отправился в архив к Лоре. Увидев меня, та предложила мне сесть за соседний стол.

– Итак, расскажи мне про Грымзу, – возбужденно сказала она, пододвигая свой стул. – Ты правда ее видел?

Я повторил свой рассказ со всеми подробностями, каковых оказалось немного. С момента появления Грымзы до момента ее исчезновения я находился без сознания. Лора делала пометки, восторженно кивая, однако когда я закончил, она не скрывала своего разочарования. Это оказалась вовсе не та подача навылет, на которую она надеялась.

– Значит, фотографий нет? – спросила Лора.

– Ни одной.

– Трикл уже списал все на Гибернационный наркоз, – вздохнула она, – твой. Он считает, что ты убил Счастливчика Неда, а теперь пытаешься стереть это в памяти.

– Я похож на человека, способного отгрызть человеку палец?

– Ты ведь откусил ухо Гэри Финдли.

– Ты и об этом слышала?

– В Двенадцатом никаких секретов не бывает.

– Да я уже понял.

Лора умолкла, уставившись в пол. Я обвел взглядом помещение. Мой ускоренный курс в Академии не включал в себя основы делопроизводства.

– Как все это работает? – спросил я.

Похоже, Лора не могла грустить долго. Не прошло и пары минут, как она призналась мне, что любит работать с документами, так как эта работа обладает «простым изяществом», после чего объяснила, с тревожно высоким уровнем энтузиазма, как и что нужно делать. Не лучший способ и не самый логичный, а из серии Нулевых навыков – достаточно простой, чтобы им мог воспользоваться любой, но в то же время эффективный и понятный каждому, кто сдал тест по Основным навыкам.

– Шаман Боб упомянул про какое-то «Активное управление сновидениями», – сказал я, пока мы старательно заносили мелкие изменения в личные карточки, посредством сложной системы вырезов и дырочек создавая систему перекрестных ссылок.

– «Активное управление» – это что-то вроде зебророга и пропавшего 14-го оттомана, – сказала Лора. – Легенда, уходящая корнями в действительность. Ну да, Дон Гектор и «Гибер-тех» изучали вопрос управления сновидениями, но трудно оценить, каких успехов они добились. В конце концов, возможно, человеку просто приснилось, что он управляет своими снами.

– Ну а Пространство сна? – спросил я.

– Встречи во сне? Еще более натянутое предположение. Имели место отдельные случайные успехи, перемежающиеся с огромным количеством неудач, но это уже другая область исследований. Попытка проникновения в гибернационное подсознание всегда была сопряжена со значительными рисками. Ходили слухи о психотических эпизодах, спонтанной смерти во сне, о людях, якобы застрявших в Пространстве сна, и тому подобном. В семидесятые «Паранормальные явления» ни о чем другом не писали.

– Застрявшие в Пространстве сна? – спросил я.

Посмотрев на меня, Лора пожала плечами.

– Никто так и не смог объяснить, каким образом сознание возвращается из глубокой гибернации; кое-кто утверждает, что человеческая личность попадает куда-то в другое место. Возможно, в Состояние сна где-нибудь вне тела – впитывается в стены, мебель и комнатные растения.

– Состояние перемещения сознания, – сказал я, повторяя то, что говорил в моих сновидениях Дон Гектор.

Он умер уже больше двух лет назад, однако я чувствовал, что частично его личность продолжает жить во мне.

– Так можно объяснить призраков, – сказала Лора, – и Зимний люд. Осиротевшее сознание периодически возвращается, используя силу мыслей другого спящего.

В любое другое время я отмахнулся бы от этого, как от полной ерунды.

– Ллойд считает, что Грымза может быть каким-нибудь образом связана с убитой дочерью Икабода, – сказал я.

– Я тоже об этом слышала. Хочешь взглянуть на ее фотографию?

– Конечно.

Выдвинув ящик, Лора порылась в нем и достала папку. Пролистав содержимое, она показала мне семейную фотографию. Она была сделана на Говере, на пляже Розилли, на заднем плане «Царица Аргентины», выброшенная на берег совсем недавно. Мужчина, худой, с мрачным, жестоким лицом, как у хорька, женщина, грубовато-добродушная, полная оптимизма. И дочь Гретель, с большим мячом в руках. Я почувствовал, как по спине пробежали холодные мурашки. Вчера – да что там вчера, еще сегодня утром я отмахнулся бы от этого, списав все на ретроспективную перекройку памяти, однако сейчас у меня уже не было полной уверенности. Это была та самая девочка из сна с Бригиттой, заливающаяся звонким смехом. Тем самым звонким смехом, который я услышал перед самым исчезновением Счастливчика Неда.

– В чем дело? – с тревогой спросила Лора. – У тебя вид какой-то… нездоровый.

– Грымза существует на самом деле, – сказал я.

– Да, знаю, – согласилась Лора, – вот почему я дала тебе фотоаппарат. Чтобы ты ее сфотографировал. Я уверена, что выиграю спор; проблема только в том, чтобы раздобыть доказательства.

– Я думаю, она у меня в сознании, – тихо промолвил я. – Я видел ее в Состоянии сна.

– Это означает, что Грымза или оберегает тебя, или подкарауливает, – сказала Лора. – Пойми меня правильно: на свете есть много гораздо более недостойных людей, чем ты. Первым делом Грымза сорвет самый зрелый плод. Когда она объявится, ты на всякий случай начни насвистывать «Этот чарующий вечер» .

– Отличный совет, – язвительно заметил я. – Премного благодарен!

– Всегда пожалуйста.

Убрав фотографию в папку, Лора собралась уходить, поскольку Фоддер предложил ей обойти вместе с ним ловушки с разбросанным постельным бельем, которые она расставила. Весело помахав рукой, Лора напомнила мне всегда держать под рукой моментальную камеру и ушла.

Я долго сидел, размышляя о Грымзе, затем сходил заварил чашку чая, снова сидел в раздумьях, пока чай не остыл, после чего порылся в личных делах жителей Двенадцатого сектора и нашел досье на Бригитту. В нем имелись ее Весенняя и Осенняя фотографии, а также обычный треп про гибернационные предпочтения, данные Национальной страховой системы и сведения о месте работы – в ее случае «свободная занятость». Помимо солидного штрафа за отсутствие регистрации в миграционной службе и незакрытого расследования предполагаемого уклонения от вынашивания ребенка ничего, заслуживающего внимания. И никаких упоминаний о браке, никакой связи с Уэбстером.

Я вернул папку на место, и тут меня осенила одна мысль. Достав личное дело Уэбстера, я с любопытством изучил содержимое. Джонси упомянула о том, что Уэбстер и еще пять человек или пропали без вести, или были превращены в лунатиков, предположительно потому, что один из них занимался промышленным шпионажем. И это навело меня на мысль, что, если один из этих людей выдавал себя за кого-то другого, тогда досье, которое использовалось для проверки их прошлого, должно быть подделкой.

Запрос по имени Уэбстера не дал никаких результатов, однако если он самозванец, запрос по фотографии, скорее всего, даст совершенно иной результат.

Открепив фотографию от личного дела Уэбстера, я прикрепил ее к листу бумаги, написал запрос якобы от Токкаты и скрепил его подписью с другого документа, найденного в архиве, после чего отправил факс в Центральный архив в Эйбере. Я проводил взглядом, как аппарат медленно затянул бумагу в себя. В шестидесяти милях отсюда через короткий промежуток времени повторится то же самое, но только в обратном порядке.

Как только лист бумаги исчез в факсе, меня охватила холодная паника. Что я делаю? Нет ничего, что связывало бы Уэбстера… ну с чем бы то ни было. Изменник Дон Гектор, связанный с глубоко законспирированными участниками «Кампании за истинный сон», ведущими борьбу за обладание пропавшим восковым валиком, существует только в моем воображении. Это сон. Вымысел. Чепуха. Наркоз.

И это еще не все. Я только что совершил величайшую глупость, подделав подпись Главы консульства на официальном запросе. И Летом это является уголовным преступлением, а Зимой, возможно, за него полагается Морозокуция. Я обреченно уставился на дремлющий факс, гадая, как я мог быть таким дураком. У меня мелькнула было мысль отправить вдогонку второй факс, отменяющий первый, но затем я рассудил, что так, вероятно, будет только еще хуже.

Но, постарался успокоить себя я, вполне вероятно, сотрудники Центрального архива завалены работой, и на проверку фотографии потребуется несколько дней.

На все про все ушло восемь минут. И выяснил я это только потому, что удостоился визита Токкаты, которая ворвалась в архив в сопровождении Джонси. Вид у Токкаты был не слишком радостный, но, впрочем, у нее никогда не бывает слишком радостный вид.

– Так, клянусь дерьмом Грымзы в унитазе, – сказала она, увидев, как я с виноватым видом поспешно отошел от факса, – мне следовало бы догадаться, что это ты.

Я перешел к стойкому отпирательству, как поступила сестра Плацентия, когда у нее под кроватью нашли восемнадцать пустых бутылок из-под джина.

– Понятия не имею, о чем это вы.

Токката подняла одну бровь. Как это ни странно, над своим невидящим глазом.

– В таком случае позволь тебя просветить: мне только что позвонили из Центрального архива и поблагодарили за очень интересную фотографию, которую я отправила туда на опознание. Этот звонок меня удивил, Кривой. И знаешь, почему он меня удивил?

– У меня такое предчувствие, что вы мне сейчас это скажете.

– Потому что я не отправляла на опознание никаких фотографий, и у меня, по-видимому, случился провал в памяти, потому что под запросом стояла моя подпись.

– О, – сказал я, – правда?

– Да, правда. Затем у меня спросили, за кого выдавал себя изображенный на фотографии человек, поскольку он числится в списке самых активных членов «Кампании за истинный сон», и его разыскивают вот уже больше двенадцати лет. И знаешь что?

– Что?

– На этот вопрос я также не смогла ответить. Потому что я не отправляла никакой фотографии и понятия не имела, о чем речь. Ты не находишь это странным?

– Очень странным – однако я по-прежнему не представляю себе, о чем вы говорите.

Джонси взяла оригинал факса, который я беспечно оставил у себя на столе, и показала его Токкате, затем мне.

– Ты так вляпался, – с улыбкой сказала она, – что, полагаю, тебе лучше рассказать нам всё.