Полуоптимистичный финал: люди врут реже, чем могли бы!

Читая эту книгу, вы поняли, что честность и нечестность базируются на комбинации двух очень разных типов мотивации. С одной стороны, мы хотим получать от мошенничества пользу (это рациональная экономическая мотивация). С другой, хотим продолжать думать о себе как об идеальных представителях человеческого рода (психологическая мотивация). Может показаться, что одновременное достижение этих двух целей невозможно: за двумя зайцами погонишься — ни одного не поймаешь. Однако разработанная нами теория поправочного коэффициента дает основания предполагать: людям это вполне по силам благодаря свойственной им гибкости в поиске рациональных обоснований их поступков. До тех пор, пока мы мошенничаем «в малых дозах», нам удается усидеть на двух стульях, пожиная плоды бесчестности и сохраняя самоуважение.

Как мы убедились, определенные факторы — деньги, которые можно заработать, и вероятность быть пойманным — влияют на человека в значительно меньшей степени, чем кажется. Но есть и другие силы (и их влияние гораздо значительнее): моральные маркеры, отложенная финансовая выгода (когда от получения денег нас отделяет несколько шагов), конфликт интересов, моральное истощение, подделки, напоминания о ложных достижениях, креативность, наблюдение за нечестными действиями других людей, забота об участниках своей команды и т.д.

***

Хотя целью описанных в книге тестов было изучение нечестности, важно помнить: большинство участников наших экспериментов — довольно приятные люди, студенты престижных университетов, которые наверняка впоследствии займут важные посты, будут обладать властью и оказывать влияние на других. Это совершенно не те люди, которые обычно ассоциируются с мошенничеством. Они такие же, как мы с вами, как большинство людей на нашей планете, и это означает, что каждый из нас вполне способен совершить мошенничество, пусть даже и не в крупных размерах.

Мои слова могут прозвучать пессимистично, но такова реальность: да, человеческие существа в общем и целом более моральны, чем заявляют создатели различных экономических теорий, — но это лишь одна сторона медали. С точки зрения исключительно рациональной теории ПМРП люди мошенничают не так уж часто. Задумайтесь, сколько раз за последние дни у вас была возможность смошенничать без опасения попасться. Например, ваш коллега оставил кошелек на столе и надолго ушел на деловую встречу. Или незнакомец в кафе попросил вас присмотреть за его ноутбуком, а сам пошел в туалет. Или кассир в магазине забыл просканировать одну из ваших покупок, или вы увидели на безлюдной улице велосипед без замка. В этих ситуациях вы должны были, следуя теории ПМРП, присвоить себе деньги, компьютер или велосипед (не говоря уже о неоплаченных продуктах). Тем не менее мы, не задумываясь, проходим мимо большинства таких возможностей. Что означает: у нас есть все предпосылки для успешной борьбы за собственную моральную устойчивость.

Как насчет «настоящих» преступников?

За время наших экспериментов тестирование прошли тысячи людей. Порой мы сталкивались с обманщиками, которые упорно старались максимально заработать на своем участии в тестах. Ни один из участников матричного теста не заявил о том, что решил 18 или 19 из 20 задач. Однако время от времени мы получали уверения том, что правильно решены все 20. Так говорили люди, которые, проанализировав возможные риски и свою выгоду, приняли решение получить максимальное вознаграждение. К счастью, таких было немного, и, поскольку они являлись скорее исключением, чем правилом, мы потратили на них лишь несколько сотен долларов (нас это не обрадовало, но могло быть хуже). В то же время тысячи и тысячи участников приписывали себе «лишь» несколько правильно решенных задач. Таких было очень много, и мы потеряли тысячи и тысячи долларов — куда больше, чем отдали тем, кто врал по-крупному.

Думаю, понесенные нами финансовые потери отражают уровень социальной нечестности в целом. Считаные единицы готовы воровать в больших объемах. Зато многие хорошие люди мошенничают по чуть-чуть, тут и там: округляя количество оплачиваемых часов работы, преувеличивая размер потерь в заявлениях на выплату страхового возмещения, рекомендуя пациентам лечебные процедуры, без которых можно обойтись, и т.д. Свои способы мошенничать по мелочам есть и у организаций. Подумайте о компаниях, которые выдают кредиты и постепенно без объективных причин поднимают процентную ставку. Или изобретают всевозможные виды скрытых комиссий и штрафов, условно называемые «способы улучшения доходности». Подумайте о банках, которые замедляют обработку чеков, чтобы попридержать наши деньги лишние день-два, или начисляют заоблачные проценты за просроченную задолженность и снятие наличных в банкомате. Все это означает одно: нужно не только обращать пристальное внимание на вопиющие случаи неправомерного поведения, но, что важнее, препятствовать небольшим, но вездесущим проявлениям нечестности, с которыми мы все постоянно сталкиваемся (в роли нарушителя или жертвы).

Несколько слов о культурных различиях

Я много путешествую по всему миру и частенько прошу людей, которых встречаю в своих поездках, рассказать о честности и морали в их странах. Это позволило мне понять, как на проявления нечестности влияют культурные различия: региональные, национальные или корпоративные.

Если вы росли за пределами США, задумайтесь: ваши сограждане мошенничают больше или меньше американцев? Я задавал этот вопрос жителям разных стран и вот что обнаружил: многие абсолютно убеждены, что в их стране уровень мошенничества выше, чем в Америке (за исключением — вполне предсказуемым — жителей Канады и Скандинавских стран).

Понимая, что это лишь субъективные впечатления, я заинтересовался, насколько далеки были их суждения от истинного положения дел. Для того, чтобы изучить культурные различия, мы прежде всего должны были уравнять финансовые стимулы. Если бы за каждый правильный ответ мы всегда платили участникам экспериментов денежный эквивалент одного доллара, в одной стране это оказалось бы огромной суммой, а в другой — совершенно незначительной. Мы решили взять за основу стоимость известного во всем мире товара, например гамбургера из McDonald’s. Таким образом, за каждую правильно решенную матричную задачу участники получали вознаграждение, равное четверти цены гамбургера, купленного в ресторане этой сети в их городе или регионе. Такой подход предполагал, что люди, отвечающие за ценовую политику McDonald’s, знают, какова покупательская способность в том или ином регионе, и учитывают ее, устанавливая розничные цены на свою продукцию.

Однако потом мы решили использовать другой подход и воспользоваться так называемым «пивным индексом». Мы проводили свой эксперимент в барах; вознаграждение за каждую решенную — со слов участников — задачу равнялось четверти цены пинты пива (мы были уверены в том, что испытуемые трезвы, поскольку приглашали принять участие в тесте лишь тех, кто только что вошел в бар и еще не успел сделать заказ).

***

Поскольку я вырос в Израиле, мне было особенно интересно узнать, как оценивают уровень мошенничества в стране сами израильтяне (должен признаться: я искренне подозревал, что они врут больше, чем американцы). Выяснилось, однако, что в матричных тестах мои соотечественники мошенничали с той же частотой, что и жители США. Мы решили проверить, как поведут себя представители других национальностей. Ширли Ван, одна из моих китайских коллег, была убеждена в том, что китайцы обманывают чаще, чем американцы. Но и они продемонстрировали тот же уровень нечестности, что израильтяне. Франческа Джино, родом из Италии, утверждала, что «самые-самые» мошенники — это итальянцы. «Приезжай в Италию, и мы покажем тебе, что такое настоящее мошенничество», — как-то произнесла она со своим непередаваемым акцентом. Но она тоже ошибалась. Мы получили одинаковые результаты в Турции, Канаде и Великобритании. Выходит, что уровень мошенничества примерно одинаков во всех странах (по крайней мере в тех, где нам удалось провести свои тесты).

Как же объяснить тот факт, что эксперименты не выявили никаких значительных расхождений в уровне нечестности между различными странами и культурами? Притом что каждый отдельно взятый человек убежден: где-то мошенничество процветает, а где-то встречается реже. Как соотнести полученные результаты с очевидно несовпадающими объемами коррупции в разных странах, культурах и на разных континентах? Полагаю, здесь нет противоречий, и вот почему. Собранные нами данные подтверждают: мошенничество действительно существует и носит глобальный характер. Но и культурные различия говорят о том же.

Наш матричный тест существует вне культурного контекста. Он не является неотъемлемой частью социальной или культурной среды. Значит, он отражает базовую человеческую способность сохранять моральную гибкость и трактовать ситуации и действия в своих интересах, не очерняя самих себя. В то же время наша повседневная деятельность тесно вплетена в сложный многокомпонентный культурный контекст, двояко влияющий на уровень нечестности. Он может выводить те или иные действия и поступки за пределы «морального поля» — и возвращать их обратно. А может менять поправочный коэффициент таким образом, что он становится приемлемым в том или ином обществе и определенной сфере деятельности.

Возьмем, к примеру, плагиат. В американских университетах к нему относятся очень серьезно, но в других странах он воспринимается как своего рода игра, в которую студенты играют с преподавателями. Плохо, если учащегося ловят за руку; само по себе нечестное действие воспринимается менее негативно. В некоторых обществах не одобряют такие нарушения правил, как уход от налогов, связь на стороне, незаконное скачивание компьютерных программ или переход улицы на красный сигнал светофора — даже если на дороге нет ни одной машины... А в других к ним относятся нейтрально или даже считают проявлением удальства.

Разумеется, нам еще многое предстоит узнать о влиянии культуры на мошенничество: как социологических факторов, помогающих сдерживать нечестность, так и общественных сил, которые способствуют развитию нечестности и коррупции.

***

P.S. Должен отметить, что в ходе межкультурных экспериментов нам все же удалось выявить одно значительное расхождение. Однажды участниками нашего с Рашелью Баркан теста стали посетители бара в Вашингтоне; туда часто заходят сотрудники конгресса. Другой тестовой площадкой оказался бар в Нью-Йорке, на этот раз с завсегдатаями в лице банкиров с Уолл-стрит. Именно там и обнаружились культурные различия. Как вы думаете, кто мошенничал больше: политики или банкиры? Я ставил на политиков, но результаты показали обратное: уровень мошенничества среди банкиров был в два раза выше. (Прежде чем вы снимете подозрения со своих знакомых политиков и начнете подозревать своего банкира, примите во внимание: политики, участвовавшие в тестировании, были начинающими — в основном клерки из конгресса. Так что им еще есть куда расти и развиваться.)

Следующий шаг

Итак, нечестность окружает нас со всех сторон. В 1873 году об этом написал поэт, скрывавшийся под псевдонимом Apoth E. Cary:

Мошенничество, мошенничество повсюду,

Любой формы и размера.

Отнимите у человека мошенничество,

и останется одна лишь ложь.

Филантропия покрывает воровство,

Благотворительностью прикрываются жулики,

чтобы действовать сообща.

Нас дурят дома, за границей, везде, куда бы мы ни пошли.

Ведь мир полон мошенников,

которыми руководят бесчестные люди;

Уходит один, на его место приходит другой,

и нас дурят раз за разом.

Как мы убедились, на мошенничество способен каждый. Мы виртуозно владеем искусством рассказывать истории о том, почему, даже обманывая, мы не считаем себя нечестными или аморальными. Более того, у нас нет иммунитета к вирусу мошенничества; один бесчестный поступок — и мы, скорее всего, уже не сойдем с этого пути.

Что же делать? Масштабный финансовый кризис предоставил нам великолепную возможность для изучения человеческих слабостей и той роли, которую играет иррациональность в нашей жизни и в обществе в целом. В ответ на это рукотворное бедствие мы сделали несколько шагов навстречу примирению со своими иррациональными тенденциями и начали переоценивать свое отношение к современному рынку. Храм рациональности зашатался. Теперь мы лучше понимаем природу иррациональности и потому должны принять все меры к тому, чтобы избежать подобных кризисов в будущем. Если мы этого не сделаем, значит, мы не усвоили полученный урок.

***

Таким образом, наша следующая задача состоит в том, чтобы найти более эффективные и практически применимые методы борьбы с нечестностью. Бизнес-школы включают в свою программу курсы этики, компании заставляют сотрудников посещать семинары по корпоративной культуре, правительства заявляют о политике рассекречивания информации. Любой сторонний наблюдатель быстро поймет, что подобные действия ни к чему не приведут. Результаты экспериментов, описанных в этой книге, дают основания предполагать: подобное «латание дыр» обречено на неудачу по очень простой причине — оно не учитывает психологию нечестности. Все новые методы или процедуры, разработанные, чтобы предотвратить мошенничество, направлены против определенного набора действий и мотиваций, требующих изменения. Обычно эти методы основаны на убеждении в том, что поведение людей соответствует модели ПМРП. Но, как мы уже видели, эта простая модель имеет мало общего с теми силами, которые действительно влияют на мошенничество.

Если мы по-настоящему заинтересованы в сдерживании мошенничества, какие меры следует предпринять? Надеюсь, к этому моменту вам уже стало ясно: для сдерживания нечестности прежде всего нужно понять, почему люди ведут себя непорядочно. Начав с этого, мы сможем найти более действенное лекарство. Например, зная, что люди в целом хотят быть честными, но подвержены искушению извлекать пользу из своих нечестных действий, можно порекомендовать им пользоваться в момент искушения маркерами-напоминаниями (которые, как мы видели, на удивление эффективны). Понимание механизма конфликтов интересов и того, как сильно они влияют на нашу жизнь, помогает осознать: нужно изо всех сил избегать подобных конфликтов или контролировать их действие. Также необходимо понять, какую роль в развитии нечестности играют факторы окружающей среды и степень умственного и физического истощения. И, разумеется, как только мы поймем, что нечестность «социально заразна», то сможем воспользоваться уроками «теории разбитых окон» для борьбы с этой напастью.

***

Кстати, у нас уже есть множество социальных механизмов, как будто специально созданных для того, чтобы настраивать наш моральный компас и противостоять эффекту «Какого черта?». Некоторые обряды и церемонии — католическая исповедь, праздник Йом-Киппур, Рамадан, Шаббат — дают нам возможность собраться с мыслями, остановить саморазрушение и перевернуть страницу. (Если вы не религиозны, подумайте о новогодних праздниках, днях рождения, смене работы или разрыве романтических связей как об альтернативных возможностях для «перезагрузки».) Не так давно мы начали новую серию экспериментов, призванных оценить эффективность различных методов «моральной перезагрузки» (в том числе нерелигиозной формы покаяния). Первые результаты показывают, что они могут оказаться весьма эффективными в противодействии эффекту «Какого черта?».

С социологической точки зрения религия способна помочь обществу противостоять потенциально разрушительным тенденциям, в частности склонности к нечестному поведению. Религия и религиозные обряды напоминают людям об их моральной ответственности: вспомните хотя бы еврея с цицит из главы 2 «Поправка на хитрость: некогда скучать». Мусульмане используют специальные четки (тасбих, или мисбаха), с помощью которых они по нескольку раз в день вспоминают 99 имен Аллаха. Ежедневная или исповедальная молитва («прости меня, Господи, ибо я согрешил»), практика искупления грехов в индуизме (праяшчитта) и бесчисленное множество других религиозных напоминаний оказывают примерно такое же воздействие, что и 10 заповедей в нашем эксперименте.

Учитывая эффективность этих подходов, стоит подумать о создании похожих, пусть и не связанных с религией, механизмов в бизнесе и политике. Возможно, мы должны обязать государственных служащих и бизнесменов приносить присягу, следовать кодексу чести или даже время от времени просить прощения. Не исключено, что подобные светские версии покаяния и мольбы о прощении помогут потенциальным обманщикам обратить внимание на собственные действия, начать жизнь с чистого листа и строго следовать нормам морали.

***

Одной из самых интригующих форм «перезагрузки» я считаю ритуалы очищения, традиционные для некоторых религиозных сект. Одна из таких сект — Opus Dei, тайное католическое общество, члены которого подвергают себя болезненной процедуре самобичевания плеткой-девятихвосткой. Не помню, почему мы начали обсуждать деятельность Opus Dei, но в какой-то момент Йоэль Инбар (преподаватель Тилбургского университета), Дэвид Пизарро, Том Гилович (оба из Корнеллского университета) и я задались вопросами: выражается ли в самобичевании и других схожих ритуалах стремление человека к самоочищению? Можно ли избавиться от ощущения «неправильности» содеянного, наказав себя? Поможет ли боль, которую мы сами себе причиняем, добиться прощения и начать все сначала?

Приняв во внимание болезненный метод, взятый на вооружение в Opus Dei, мы решили провести эксперимент, заменив плетку ее более современной и менее кровавой версией — электрошокером. Мы просили некоторых участников эксперимента, пришедших в нашу лабораторию в Корнеллском университете, написать о том, когда в последний раз они испытывали чувство вины. Другие должны были написать о тех случаях, когда им было грустно (это тоже негативная эмоция, но с чувством вины она не связана). Наконец, третью группу участников мы попросили вспомнить случай из жизни, который не вызвал у них ни положительных, ни отрицательных эмоций. Когда задание было выполнено, мы просили студентов принять участие еще в одном эксперименте, в ходе которого они должны были нанести себе удар электрическим током.

Подключив запястье участника к специальному устройству, мы объясняли, как регулировать мощность электрического разряда и какую кнопку нажимать, чтобы получить болезненный удар. Установив регулятор на минимальный уровень, мы просили участника нажать на кнопку, затем увеличивали мощность, снова проверяли воздействие — и так до тех пор, пока испытуемый не заявлял, что больше не может переносить боль.

Мы были не такими садистами, как может показаться: нам было интересно, насколько далеко продвинутся участники по шкале боли и в какой степени боль, которую они себе причиняют, зависит от условий эксперимента. Что еще важнее, мы хотели узнать, заставляет ли воспоминание о прошлой вине прибегнуть к самоочищению через боль. Оказалось, что в группах с условиями «нейтральное воспоминание» и «печальное воспоминание» уровень боли, которую причиняли себе участники, был почти одинаковым и довольно низким. Это означает, что негативные эмоции сами по себе не вызывают желания причинить боль. Однако люди из группы «воспоминание, связанное с чувством вины» были намного больше расположены к тому, чтобы наносить себе болезненные удары током.

Разумеется, этот эксперимент не означает, что мы одобряем методы, применяемые в Opus Dei. Однако его результаты показывают, что очищение через страдания, вызванные самобичеванием, является еще одним способом справиться с ощущением вины. Возможно, осознать собственную ошибку и принять физическое наказание за нее — хороший способ попросить прощения и начать жизнь с чистого листа. Я пока не готов рекомендовать этот подход для повсеместного использования, но, думаю, было бы интересно опробовать его на некоторых известных политиках и бизнесменах — просто для того, чтобы понять, работает ли он.

***

Еще об одном светском и значительно более элегантном примере «перезагрузки» мне рассказала женщина, которую я встретил на научной конференции несколько лет назад. Ее сестра жила в Южной Америке. Однажды сестра узнала, что ее домработница время от времени крадет из морозильника немного мяса. Это не сильно обеспокоило хозяйку (гораздо больше ее расстроил тот факт, что иногда в холодильнике оказывалось слишком мало мяса и не из чего было приготовить ужин), но принять какие-то меры было необходимо. Сначала она повесила на морозильник замок. Затем сказала домработнице, что, по ее мнению, кто-то из слуг время от времени крадет мясо, а потому она решила оставить только два ключа от морозильника — один для нее самой, второй для домработницы. Эта женщина даже увеличила своей служанке жалованье, компенсируя таким образом возросшую ответственность. С появлением новой роли, с новыми правилами и в условиях дополнительного контроля воровство прекратилось.

Думаю, этот подход сработал по нескольким причинам. Подозреваю, что привычка домработницы к воровству развивалась примерно так же, как и привычка к мошенничеству, которую мы обсуждали выше. Возможно, все началось с одного небольшого проступка («Я возьму совсем маленький кусочек мяса»), но после первой кражи совершить вторую оказалось намного легче. Заперев морозильник и наделив служанку дополнительной ответственностью, хозяйка дала ей возможность «перезагрузить» свою честность. Думаю, ключ стал важным фактором, повлиявшим на отношение домработницы к ситуации и позволившим сформировать новые социальные нормы честности в этом доме. Более того, поскольку теперь морозильник можно было открыть только с помощью ключа, любой акт кражи становился преднамеренным, требовавшим подготовки и усложнявшим последующее оправдание этого поступка. Нечто похожее происходило в одном из наших тестов, когда мы вынуждали участников преднамеренно двигать курсор в нижнюю часть компьютерного экрана, чтобы увидеть подсказки к ответам (глава 6 «Самообман»).

Итак, чем активнее мы будем разрабатывать и принимать на вооружение подобные методы, тем большего успеха добьемся в сдерживании нечестности. Это непросто, но вполне осуществимо.

***

Важно отметить: достичь критической точки и получить шанс на «новую жизнь» можно и на глобальном уровне. Пример: южноафриканская Комиссия по установлению истины и примирению. Цель ее деятельности состояла в том, чтобы обеспечить переход от политики апартеида, на протяжении десятилетий подавлявшей черное большинство населения страны, к новой жизни и демократии. Как и в других случаях, когда ненадлежащие действия прекращаются, возникает пауза, а затем начинает происходить что-то новое, цель работы комиссии была связана с примирением, а не отмщением. Я уверен: комиссия не смогла уничтожить все напоминания о годах апартеида — о таком болезненном явлении нельзя забыть окончательно, а оставленные им шрамы никогда не исчезнут. Однако деятельность комиссии является примером того, что признание неправомерного поведения и просьба о прощении могут стать шагами в правильном направлении.

***

Подводя итоги, имеет смысл обобщить, что мы узнали о нечестности в глобальном смысле и как можем воспользоваться полученными знаниями. От главы к главе мы узнавали о существовании рациональных сил, которые, как нам кажется, управляют нашим нечестным поведением (хотя на самом деле это не так). Существуют и силы иррациональные: они, по нашему мнению, никак не связаны с бесчестным поведением, но на самом деле играют в нем важнейшую роль. С неспособностью понять, какие силы задействованы в процессе, а какие — нет, мы сталкиваемся постоянно, принимая важные решения; о ней же свидетельствуют многочисленные исследования в области поведенческой экономики.

С этой точки зрения нечестность — убедительное свидетельство нашей склонности к иррациональности. Она носит всеобъемлющий характер; мы не можем инстинктивно понять, каким образом она на нас влияет; и, самое главное, мы не в состоянии увидеть ее в себе.

Хорошая новость состоит в том, что мы не одиноки перед лицом своих слабостей, в том числе и нечестности. Как только мы поймем, что именно является причиной нашего далеко не оптимального поведения, нам будет легче его контролировать и добиваться лучших результатов. В этом заключается истинная цель социологии, и я уверен, что в будущем нас ждут еще более важные и интересные открытия.

Отправить