В эпоху Ватсона и Холмса 50 тысяч людей высшего класса имели в Лондоне свои дома. Еще примерно 200 или 300 тысяч людей среднего класса имели свои дома, пусть поскромнее. Есть и дома для верхушки низшего класса: совсем крохотные.
Огромный город застроен унылыми порядками везде одинаковых домиков. Каждый квартал населяют люди одного и того же достатка. Но все это – сотни квадратных километров, застроенных в первую очередь жилыми домами. Все они в каждом квартале стандартные, унылые, порой выполненные из темно-коричневого кирпича самого депрессивного цвета. «За мостом снова потянулись унылые улицы с кирпичными домами, тишина их нарушалась только тяжелыми, размеренными шагами полицейских да песнями и криками запоздалых гуляк». В прессу того времени попала история про то, как дети, брат и сестра, решили пойти в лес… Они шли весь день, в надежде выбраться из города. И вконец заблудились, но не выбрались. Некая сердобольная женщина привела детей домой… В лес они так и не попали.
Но обитатели таких индивидуальных домов – это счастливцы. Те, кто живет на Пинчин-лейн, которая «была рядом старых двухэтажных кирпичных домов в нижней части Ламбета». Или там, где «кеб громыхал по тихим, освещенным газовыми фонарями ночным улицам».
Девяносто процентов жителей Лондона снимали жилье. Первый многоквартирный пятиэтажный дом возвела в 1841 году Столичная ассоциация по улучшению жилищных условий трудящихся. Потом появилось немало таких же, особенно после акта парламента 1851 года «Жилища для рабочего класса», позволявшего местным властям возводить дома для малоимущих. Но все многоквартирные дома откровенно предназначены для бедноты. Даже Столичная ассоциация при малейшей возможности строила дома из четырех квартир, каждый с собственным садиком, – на свободных местах, вдали от центра города.
Парламентская комиссия 1851 года сообщает: «Население живет скученной массой в домах, отделенных узкими, немощеными, зараженными улицами, в атмосфере, пропитанной дымом и испарением большого мануфактурного города. А в мастерских они работают в течение 12 часов в день в расслабляющей, разгоряченной атмосфере, часто насыщенной пылью от хлопка, с нечистым воздухом от постоянного дыхания или от других причин, – будучи при этом заняты делом, поглощающим внимание и требующим неослабной затраты физической энергии в соперничестве с математической точностью, беспрестанным движением и неистощимой силою машины… Домашним хозяйством рабочие пренебрегают, домашний уют им неизвестен… Помещения грязные, неуютные, непроветривающиеся, сырые…»
Жители трущоб не имеют средств на городской транспорт, тем более на пригородные поезда. Они стараются жить там, где работают. «У соседней со складом таверны "Белый орел" Тоби в сильном возбуждении нырнул в калитку, и мы очутились во дворе склада, где пильщики уже начали свой дневной труд. Тоби, не обращая на них внимания, прямо по стружкам и опилкам выбежал на дорогу, обогнул сарай, проскочил коридор из двух поленниц и наконец с ликующим лаем вскочил на большую бочку, еще стоявшую на ручной тележке, на которой ее сюда привезли. Со свесившимся языком и блестящими глазами Тоби стоял на бочке и торжествующе поглядывал на нас, ожидая похвалы. Вся бочка и колеса тележки были измазаны темной густой жидкостью, кругом сильно пахло креозотом».
Лорд Шафтесбери ужасается в 1851-м: «Эффект системы одной комнаты физически и морально невозможно описать. Вы заходите в комнату и видите там только одну кровать, на которой спит вся семья, состоящая из отца, матери, взрослого сына или дочери и детей поменьше обоего пола. Невозможно даже предсказать фатальный результат такого нездорового морального климата. Во многих случаях взрослые сыновья или дочери спят в той же комнате с другими постояльцами, у которых на ночь часто остаются пьяные приятели или подружки. Все эти факты приводят к повышению безнравственности среди рабочего класса».
Джек Лондон в 1902 году описывает примерно то же самое, приводя слова некого священника: ни один зулусский вождь не допустил бы такой непристойной скученности.
Мало того, что с конца XVII и до начала XX века жилищные условия большинства жителей Англии не отвечали элементарным санитарно-гигиеническим требованиям, провоцировали безнравственность и проституцию. Жизнь в Лондоне была опасна— и экологически, и социально. Особенно опасна она оставалась в трущобах.
«Скоро мы очутились в бесконечном лабиринте улиц предместья, полных уже заводскими рабочими и докерами. Неряшливого вида женщины открывали ставни и подметали ступеньки у входа. В кабачке на углу одной из улиц жизнь уже кипела вовсю, то и дело из него появлялись бородатые мужчины, вытирая рот рукавом после утреннего возлияния.
Современный Лондон— 1572 квадратных километра застроенного домами пространства. Этот Большой Лондон состоит из Сити, имеющего особый статус, и 32 административных единиц, именуемых «боро». Двадцать боро составляют Внешний Лондон, 12 боро – Внутренний. Внутренний Лондон, площадью 319 квадратных километров с населением в 3,6 миллиона человек, – это исторический Лондон, примерно соответствующий Лондону времен Ватсона и Холмса.
Муниципальные образования Внешнего Лондона буквально до последних десятилетий были особыми населенными пунктами. Скажем, Илинг: еще в романе Агаты Кристи, написанном в 1930-е, подруга главной героини совершает самую страшную ошибку, какую может совершить англичанка: выходит замуж за бедняка. Она вынуждена поселиться в страшной глуши, на отшибе, в неведомом и диком Илинге. Это сегодня Илинг – обычнейшая часть города Лондона…
К XIX веку давно сложились традиционные районы города. До 1889 года Лондоном официально назывался только Сити, границы которого практически не менялись со времен римлян. Лондонский Сити не считался престижным районом для жизни. Работать там было выгодно, но все же далеко не так престижно, как играть в гольф в своем имении или сидеть у камина в особняке.
Остальное пространство города образовали концы, основными из которых стали Восточный, Ист-Энд, к востоку от лондонской стены, ограждавшей Сити, и Западный – Вест-Энд, к западу от этой средневековой стены.
На западе Лондона, в Вест-Энде, традиционно селились люди весьма обеспеченные. Там до сих пор сохранились роскошные дома в районе Мейфер: многоэтажные особняки с «дворцовыми» гостиными, лепным потолком, с гигантскими мраморными каминами. Адрес с упоминанием «Мейфер» – это высший писк британского снобизма до сих пор, западный Лондона был и остается престижным местом для жизни.
Примыкающий к низовьям Темзы Ист-Энд – пролетарско-мещанский район. Знаменит он не дворцами, а доками, промышленными сооружениями, железными дорогами, портом.
Но, во-первых, этот исторический Лондон, при всей своей громадности, весь доступен для пешехода: неправильный круг с диаметром около 20 километров. Четыре часа неторопливого хода. Автору сих строк доводилось пересекать это пространство и с севера на юг и с запада на восток за день.
Традиционный район бедноты – Сохо. Страшное место, поселиться в котором – расписаться в полном крушении жизни. В дебрях Сохо исчезает друг героя Джерома Джерома. «Не беспокойся обо мне, – снова заговорил он, помолчав, – я чувствую себя достаточно хорошо. Там, куда я опустился, на жизнь смотрят просто. У нас не бывает разочарований».
Но Сохо с севера ограничен Оксфорд-стрит – одной из основных структурных единиц Вестминстера. Это самая оживленная торговая улица Лондона, на которой расположены самые фешенебельные магазины. С запада Сохо ограничивает Риджент-стрит, которая известна в первую очередь своими магазинами и ресторанами не для бедных людей. На Риджент-стрит находится множество известных лондонских зданий, в том числе церковь Всех душ и Вестминстерский университет.
Пять, от силы 10 минут ходьбы от любого роскошного ресторана на одной из этих улиц – и вы в Сохо.
Еще более мрачной репутацией пользовался Уайтчепел. Здесь жили беднейшие из бедных, тут проститутки разгуливали толпами, и «многих из этих женщин можно купить за пенс, а то и за краюху черного хлеба». Здесь орудовал Джек-потрошитель. Но из исторического Уайтчепела— 10 минут пешего хода до Тауэра: исторического центра Лондона, одного из старейших сооружений Англии, символа Соединенного Королевства.
Из Флит-стрит, средоточия журналистики, туда иди пешком от силы 15 минут.
Стрэнд – центральная улица Лондона, его хребет. Стрэнд соединяет центр политической жизни, Вестминстер, и центр деловой активности, Сити.
Со Стрэнда 15 минут идти до Сохо и 20 минут до Уайтчепела.
Кстати, и Гарри, упавший на дно жизни, друг автора повести Джерома Джерома, встречается ему на набережной Темзы. «Двигаясь по направлению к Стрэнду, мы дошли до окрестностей Савоя, и он скрылся в одном из темных проходов». Остается напомнить читателю, что «Савой» – один из роскошнейших отелей Лондона и всего мира. Место, где останавливались и останавливаются самые богатые и знатные.
Во-вторых, английский город поражает сочетанием кварталов с практически одинаковыми, стереотипными домами, и районов абсолютно разностильных богатых особняков. За этим стоит своя философия – если есть средства, хозяин строит как ему Бог на душу положит. Нет средств – довольствуется жизнью «как у всех». Как построила строительная компания по стандарту. Но двери у всех домов в таком квартале будут разного цвета.
«Мы поспешно проехали через фешенебельный Лондон, через Лондон гостиниц, через театральный Лондон, через литературный Лондон, через коммерческий Лондон, через Лондон морской и наконец въехали в прибрежный район, застроенный доходными домами. Здесь кишмя кишела беднота, выброшенная сюда со всех концов Европы. Здесь на широкой улице мы нашли ту скульптурную мастерскую, которую разыскивали. Мастерская находилась в обширном дворе, наполненном могильными памятниками. Она представляла собой большую комнату, в которой помещалось около пятидесяти рабочих, занятых резьбой и формовкой».
Темза – заметнейшая часть крупного порта, Лондона. «Мы промчались мимо вереницы груженых барж, как будто они не плыли, а стояли на месте. Когда мы догнали и оставили позади речной пароход, Холмс удовлетворенно улыбнулся.
Пока мы так говорили, наша лодка проносилась под многочисленными мостами, перекинутыми через Темзу. Последние лучи солнца золотили крест на куполе собора Святого Павла. Тауэра мы достигли, когда уже сильно смеркалось.
– Вот Джекобсон-Ярд, – сказал Джонс, указывая на лес мачт и снастей в стороне Суррея».
Герои плывут в самом что ни на есть пролетарском окружении, а перед их глазами – Тауэр и собор Святого Павла – резиденция лондонского епископа, стоящая на самой высокой точке Сити – на холме Ладгейт.
Преследуя легендарную «Аврору», на которой мчится Джонатан Смолл, герои «проносились мимо барж, пароходов, торговых парусников, обгоняя их слева и справа. Из темноты доносились громкие голоса, а "Аврора" все уходила вперед, и мы висели у нее на хвосте».
В Лондоне легко запутаться и заблудиться! «Холмс всегда поражал меня знанием лондонских закоулков, и сейчас он уверенно шагал через лабиринт каких-то конюшен и извозчичьих дворов, о существовании которых я даже не подозревал. Наконец мы вышли на узкую улицу с двумя рядами старых мрачных домов, и она вывела нас на Манчестер-стрит, а затем на Бландфорд-стрит. Здесь Холмс быстро свернул в узкий тупичок, прошел через деревянную калитку в пустынный двор и открыл ключом заднюю дверь одного из домов. Мы вошли, и он тотчас же заперся изнутри.
Было совершенно темно, но я сразу понял, что дом необитаем. Голый пол скрипел и трещал под ногами, а на стене, к которой я нечаянно прикоснулся, висели клочья рваных обоев. Холодные тонкие пальцы Холмса сжали мою руку и он повел меня по длинному коридору пока наконец перед нами не обрисовались еле заметные контуры полукруглого окна над дверью. Здесь Холмс внезапно повернул вправо, и мы очутились в большой квадратной пустой комнате, совершенно темной по углам, но слегка освещенной в середине уличными огнями. Впрочем, поблизости от окна фонаря не было, да и стекло было покрыто густым слоем пыли, так что мы с трудом различали друг друга. Мой спутник положил руку мне на плечо и почти коснулся губами моего уха.
– Знаете ли вы, где мы? – шепотом спросил он.
– Кажется, на Бейкер-стрит, – ответил я, глядя через мутное стекло.
– Совершенно верно, мы находимся в доме Кэмдена, как раз напротив нашей прежней квартиры».
Странный город встает со страниц «Приключений Шерлока Холмса». Громадный, очень хаотично построенный, плохо освещенный газовыми фонарями, с сообщением на лошадиной тяге. Запутанный город, в котором роскошные особняки непринужденно соседствуют с самыми отвратительными трущобами.