Собственно, стоимость труда и размер дохода среднего класса в «Приключениях Шерлока Холмса» сообщается… Хотя и мимоходом – это ведь не экономический трактат.
Мисс Сазерлэнд имеет «капитал в новозеландских бумагах, четыре с половиной процента годовых. Всего две с половиной тысячи фунтов, но я могу получать только проценты». То есть порядка 100 фунтов в год.
Другие рантье имеют доход от тех же 100 фунтов до 400–500.
Доходов лавочников и мелких ремесленников сэр Артур Конан Дойль не сообщает – слишком не его круг. Но вот у Уэллса называются суммы – на самый конец XIX века это те же самые 100–200 фунтов в год.
Трудясь машинисткой, мисс Сазерлэнд зарабатывает по два пенса за страницу, а печатает по 15–20 страниц в день. Это дает порядка трех шиллингов в день. Если мисс трудится 300 дней в году, ее доход составит менее 40 фунтов в год.
Учитель в школе может иметь порядка 100–120 фунтов стерлингов в год.
Ассистент или преподаватель в университете заработает в год порядка 300 фунтов. Профессор – 600–800 фунтов.
Мистер Джабез Уилсон – «самый заурядный мелкий лавочник, самодовольный, тупой и медлительный. Серые в клетку брюки висели на нем мешком, его не слишком опрятный черный сюртук был расстегнут, а на темном жилете красовалась массивная цепь накладного золота, на которой в качестве брелока болтался просверленный насквозь четырехугольный кусочек какого-то металла. Поношенный цилиндр и выцветшее бурое пальто со сморщенным бархатным воротником были брошены тут же на стуле».
Когда ему предлагают четыре фунта в неделю (порядка 200 фунтов в год), он совершенно счастлив.
Клерк Холл Пикрофт – птица другого полета: «в очень блестящем цилиндре и хорошо сшитом строгом черном костюме». Но и он «у Коксона получал три фунта в неделю и за пять лет накопил семьдесят фунтов». Три фунта в неделю – это 150 фунтов в год. Не богатство? Как сказать… Старательный клерк может продвинуться по службе. К 40–50 годам он получит верных 200 или 240 фунтов годового дохода. Когда мистеру Холлу Пикрофту предлагают 500 фунтов в год, он чуть в обморок не падает от изумления… Это стоимость труда директора банка или его филиала в другой стране.
Невилл Сент-Клер долго колеблется перед тем, как стать отвратительным калекой Хью Буном… Это не обычный попрошайка! «Он профессиональный нищий; а для того чтобы обойти полицейские правила, делает вид, будто продает спички. Вы, вероятно, помните, что на левой стороне Треднидл-стрит есть ниша в стене. Так вот в этой нише, поджав ноги и разложив у себя на коленях несколько спичечных коробков, обычно и сидит калека. Один вид его вызывает сострадание, и дождь милостыни так и сыплется в грязную кожаную кепку, которая лежит перед ним на мостовой. Я не раз наблюдал за ним, еще не предполагая, что когда-нибудь мне придется познакомиться с ним как с преступником, и всегда удивлялся тому, какую обильную жатву он собирает в самое короткое время. Внешность у него настолько незаурядная, что никто не пройдет мимо, не обратив на него внимания. Ярко-рыжие волосы, бледное лицо с чудовищным шрамом, который рассекает надвое верхнюю губу, бульдожий подбородок и проницательные темные глаза, цвет которых представляет такой резкий контраст с цветом волос, – все это выделяет его из толпы попрошаек. У него всегда наготове едкое словцо для каждого, кто, проходя мимо, вдруг вздумает задеть его насмешкой».
Сент-Клер рассуждает: «…Легко ли работать за два фунта в неделю, когда знаешь, что те же два фунта можно получить в один день, выпачкав себе лицо, бросив кепку на землю и ровным счетом ничего не делая?
Долго длилась борьба между гордостью и стремлением к наживе, но страсть к деньгам в конце концов победила. Я бросил работу в газете и стал проводить дни на облюбованном мной углу, вызывая у прохожих жалость своим уродливым видом и набивая карманы медяками.
Только один человек был посвящен в мою тайну – содержатель притона на Суондам-лейн, где я поселился. Каждое утро я выходил оттуда в облике жалкого нищего и каждый вечер снова превращался в хорошо одетого господина. Я щедро платил хозяину за комнаты, так что был уверен, что он никому ни при каких обстоятельствах не выдаст меня.
Вскоре я стал откладывать крупные суммы. Я вовсе не хочу сказать, что в Лондоне любой нищий соберет семьсот фунтов в год – а это меньше моего годового дохода, – но у меня были преимущества – я умел искусно гримироваться и шутливо парировать случайные насмешки прохожих».
Из этой истории получаем и стоимость труда газетчика: порядка все тех же 100 фунтов в год. Конечно, приятнее получать 700 фунтов в год и больше – это означает сразу попасть из среднего низшего класса в средний высший.
Доход адвоката или врача слишком сильно зависит от его практики. Ватсон покупает практику… И вот: «Некогда дела у старика, доктора Фаркуэра, который мне ее продал, шли прекрасно, но потом возраст и болезнь – он страдал чем-то вроде пляски святого Витта – привели к тому, что пациентов заметно поубавилось. Люди, и это естественно, исходят из принципа, что сам лекарь болеть не должен, и с подозрением относятся к целительным способностям того, кто не может прописать себе нужное лекарство. И чем хуже становилось здоровье моего предшественника, тем в больший упадок приходила его практика, поэтому, когда я ее приобрел, она приносила немногим более трехсот фунтов в год вместо прежних тысячи двухсот. Но я твердо верил в свою молодость и энергию и не сомневался, что буквально через пару лет пациентов заметно прибавится».
Правила игры показаны предельно четко: заболел или состарился – получишь 200–300 фунтов в год. Пока молод, энергичен и здоров – можешь войти в ряды среднего высшего класса.
Стоит оговорить и стоимость жизни представителей среднего класса.
Собственников жилья среди них в Великобритании 1900 года – примерно два миллиона человек. По разным оценкам, от 30 до 50 процентов семей имеют свое жилье. Практически никаких налогов на недвижимость нет или почти нет. Стоимость дома может составлять от двух – трех до десяти тысяч фунтов – в зависимости от размеров и местоположения дома.
Больше половины представителей среднего класса жилье снимают.
Стоимость аренды жилья составляет порядка 30–40 процентов дохода арендующего.
Если у вас 100 фунтов в год, вы отдадите 30–40 фунтов за двухкомнатную квартиру с кухней.
Если у вас 1000 фунтов в год, вы заплатите 300–400 фунтов за большую квартиру из пяти – шести комнат или за собственный дом с участком и садом.
Живя в пригороде, вы будете ездить на поездах, уплачивая до пяти – шести фунтов в год, или заведете собственный выезд. То есть заплатите около 40 фунтов за карету и лошадей и будете платить 30–50 фунтов в год кучеру.
«Приличная» одежда может стоить от двух – трех фунтов – как наряд Джабеза Уилсона, до пяти-шести фунтов, как модный прикид клерка из Сити Холла Пикрофта.
Платье мисс Сазерлэнд может стоить порядка двух – трех фунтов.
Для каждого из этих людей одежда и белье, приобретаемые раз в год, обойдутся в три – восемь фунтов. Это, конечно, минимальные расходы. Для клерка в модном банке, процветающего адвоката и врача, для профессора потребуется по меньшей мере 20–30 фунтов в год.
Внимание Шерлока Холмса привлекает «счет на тридцать семь фунтов пятнадцать шиллингов от портнихи, мадам Лезерье с Бонд-стрит, на имя Уильяма Дербишира. Миссис Стрэкер говорит, что Дербишир – приятель ее мужа и что время от времени письма для него приходили на их адрес.
– У миссис Дербишир весьма дорогие вкусы, – заметил Холмс, просматривая счет. – Двадцать две гинеи за один туалет многовато».
И комментирует: «Счет показал, что в деле замешана женщина, вкусы которой требуют денег. Как ни щедро вы платите своим слугам, полковник, трудно представить, чтобы они могли платить по двадцать гиней за туалет своей любовницы».
О гинеях… Богачи в Великобритании считают деньги в особых единицах…
Вообще-то в основной денежной единице Соединенного Королевства, фунте стерлингов, насчитывается четыре кроны, или восемь полукрон, или 10 флоринов, или 20 шиллингов, или 240 пенсов, или 960 фартингов.
Гинея – золотая монета, которая была впервые отчеканена в 1663 году из золота, привезенного из Гвинеи. Потому и гинея – Гвинея. Она ценилась чуть дороже, чем фунт стерлингов. Гинея – 21 шиллинг.
Человек из верхушки среднего класса хотя бы раз в год или в два года сошьет жене и дочерям платья за 10 или 20 гиней. У дорогой портнихи типа француженки «мадам Лезерье с Бонд-стрит».
О еде. Стоимость годового рациона, если за стол садится семья из пяти – шести человек и ест традиционную английскую пищу – плотную и сытную, хотя и не особенно вкусную, составит не менее 80-120 фунтов в год.
Представители среднего низшего класса не могли позволить себе такого рациона, так же как «престижной» одежды. Волей-неволей, но они экономили на питании.
Тем более не для всех были доступны рестораны. В харчевни для простонародья представители среднего класса не ходили, а стоимость обеда в ресторане редко была ниже пяти шиллингов. Для человека с доходом в 100–120 фунтов в год – многовато.
Конечно, и транспорт был для них не всегда доступен. Билет на пригородный поезд, в зависимости от расстояния – от шести пенсов до одного шиллинга, – доступен. А вот доехать поездом от Лондона до Абердина за 12–16 шиллингов они могли не всегда.
Тем более совершенно недоступны плавания в Европу – за два или четыре фунта, в Америку – за 10–15 фунтов.
Получается, что не только 30 миллионов людей низшего класса, но и примерно четыре миллиона людей среднего низшего класса очень мало мобильны. Единственный их шанс путешествовать – завербоваться в колониальную армию, клерком в колониальную гражданскую службу, уехать по делам нанявшей их частной фирмы, уплыть в качестве матросов и так далее.
Единственным видом общественного транспорта в Лондоне с 1829 года были омнибусы, то есть своего рода конные автобусы. С 1855 года в омнибусах ввели билеты: кондуктора постоянно «заначивали» часть денег. Узнав о билетах, кондуктора даже устроили забастовку! Но, конечно, им пришлось смириться.
Указаний конечных и начальных пунктов, маршрута и номера маршрута не делались. Вместо этого омнибусы расписывались яркими цветами, позволяющими определить «свой» маршрут. Ну и при скорости движения порядка пяти километров в час, при том, что омнибус останавливался по требованию, не трудно было уточнить маршрут у кондуктора или кучера.
По Бейкер-стрит ходили три омнибусных маршрута под общим названием «Атлас», кареты которого окрашивались в зеленый цвет разных оттенков. Все они шли в Сент-Джонс-Вуд: первый – от Камберуэлл-гарден, второй – от Лондонского моста, а третий – из Вулворта на южном берегу Темзы.
Омнибусы в Лондоне в 1880-е годы были не по карману низшему классу: рабочие передвигались строго пешком. Ездить они начали на трамваях и автобусах в начале XX века. Транспорт среднего класса, омнибус стоил от одного до девяти пенсов, в зависимости от продолжительности маршрута, за городом один шиллинг. Если омнибус дожидался приехавших на поезде внутри вокзала, то стоимость не могла быть меньше трех пенсов. Чемодан? Кладите наверх кареты или в специальное багажное отделение – два пенса.
При доходе в 100, тем более в 200–300 фунтов это уже вполне по карману. Но почему-то Ватсон и Холмс никогда не ездили в омнибусах! У Ватсона плохо с деньгами, он ищет дешевую квартиру… Но в омнибусах не ездит никогда.
Холмс и Ватсон предпочитали еще менее демократичный вид транспорта, своего рода конное такси XIX столетия – кеб.
В 1836 году Диккенс живописал наемную карету так: «Большое, громоздкое, квадратное сооружение темного-желтого цвета (словно страдающая желтухой брюнетка), с очень маленькими стеклами, но зато широченными рамами; дверцы украшены выцветшим гербом, напоминающим анатомированную летучую мышь, оси выкрашены в красный цвет, а большая часть колес – в зеленый. Козлы частично прикрыты старой шинелью со множеством пелерин и какой-то странно выглядящей одеждой; солома, которой набита холщевая подушка сидения, торчит там и сям, словно конкурируя с соломой, которая выглядывает через щель в подставке с сиденьем для слуг».
Откуда «выцветший герб»? Такие кареты обычно были отработавшими свой век каретами аристократии.
Наемные двухколесные и двухместные кабриолеты Давида Дейвиса появились в 1823 году. Кучер помещался на узком неудобном сиденье между корпусом и колесом: нельзя же сажать наемного водилу впереди джентльменов?! Вскоре стало обычным слово «кеб» – сокращенное от «кабриолет». Слово это считалось вульгарным, уличным, до 1870-х— 1880-х годов.
Широкие и громоздкие кабриолеты Дейвиса с трудом помещались на улицах. Появились одноместные… Верх этих кебов сильно напоминал поставленный на попа гроб, их прозвали «гроб-кебами».
В конце концов, после многих модернизаций, устоялись две формы кебов.
Для людей побогаче существовали брумовские кебы, или попросту брумы. Названы они по имени Генри Брума (1778–1868), который в 1830–1834 годах стал лордом-канцлером. В 1839 году лондонская каретная мастерская «Робинсон и Кук» сделала четырехколесный кеб, разработанный Брумом; кучер в бруме сидел спереди.
Брум стал очень популярен среди врачей за то, что позволял взять с собой много оборудования. К тому же это экипаж очень почтенный; приехавшему в нем, естественно, следовало заплатить получше. В брумах охотно ездили на светские мероприятия, в театр и оперу.
Бывали и более роскошные варианты. «Я говорю – кеб, но у меня тут же возникло подозрение, не сижу ли я скорей в карете. Экипаж был, во всяком случае, куда просторней этого лондонского позорища – четырехколесного кеба, и обивка, хотя и потертая, была из дорогого материала».
Конечно же, повседневно пользоваться старались кебами категории хэнсом: по имени изобретателя кеба, архитектора Джозефа Алоизиуса Хэнсома (1802–1882). Эта карета экономкласса представляла собой двухместный двухколесный экипаж с низким центром тяжести, быстрый и надежный. Кучер у него располагался сзади, чтобы почтенные джентльмены сидели впереди везущего их простолюдина. Чтобы кебмен мог править, вожжи пропускались через специальные скобы на крыше.
Около 1880 года майор Чарльз Четвинд-Талбот, предложил вариант кеба с колесами на резине. Кеб перестало немилосердно трясти, он начал двигаться настолько бесшумно, что пришлось подвешивать маленькие колокольчики.
Кебмены возмущались, потому что резиновые шины покупали они сами, а увеличивать плату за проезд закон воспрещал.
Если верить городской легенде, то изобретателя таксометра разъяренные кебмены утопили в Темзе.
Кебы должны были стоять на биржах, а вне биржи кебмены должны были ни на шаг не отлучаться от экипажей. Традиция позволяла кебмену помочиться на колесо кеба во время стоянки.
Все кебы нумеровались, кебмены получали лицензии. То-то Шерлок Холмс ищет «кебмена номер две тысячи семьсот четыре»!
На 31 декабря 1901 года в Лондоне было 11252 лицензированных кеба, из которых 7531 были хэнсомами и 3721 – брумами. Количество кебменов при этом достигало 13201.
Расценки довольно интересны… Внутри трехмильной зоны Лондона первые две мили стоили пассажиру один шиллинг, а каждая последующая или часть ее – шесть пенсов. Вот если кеб выезжал за пределы этой зоны, но не более чем на милю, цена сразу же возрастала до одного шиллингов за каждую милю маршрута. При езде более чем на милю от зоны каждая внутренняя миля стоила шесть пенсов, а после пятой – один шиллинг. Наем кеба вне городской зоны стоил один шиллинг за каждую милю или часть мили. Извозчик не обязан был ехать больше шести миль с одним седоком.
Если нанимать кеб по времени, то брум внутри городской зоны стоил два шиллинга, а хэнсом – два шиллинга шесть пенсов. За каждую дополнительную четверть часа в бруме брали шесть пенсов, а в хэнсоме целых восемь. При найме вне городской зоны стоимость часа составляла два шиллинга шесть пенсов, а за каждую дополнительную четверть часа – восемь пенсов. Извозчик не обязан был ехать с одним седоком больше часа, а с восьми вечера до шести утра мог отказать в посадке. За каждое место снаружи экипажа уплачивалось два пенса, за каждого седока свыше двух – шесть пенсов, за каждого ребенка до 10 лет – три пенса.
Много это или мало? Опять же зависит от дохода… В 1899–1900 годах запустили 77 электрических кебов. Кабина таких кебов ярко освещалась, седоки жаловались: в темное время суток они чувствовали себя как на витрине.
Шерлок Холмс и герои рассказов о нем никогда не пользовались электрическими кебами и не ездили в такси с двигателем внутреннего сгорания. Такие такси известны с 1902 года, но и кебы с лошадьми дожили до конца 1940-х годов. Другие расходы – например, на книги, были доступны не всем представителям среднего класса. Перочинный нож в 1900-х годах стоил 7—10 пенсов. Дешевая книжка в бумажном переплете – от 3 до 12 пенсов. Но вот книга на хорошей бумаге, в картонном переплете и с иллюстрациями – до двух фунтов.