Глава четвертая
– Потрясающий у вас кофе, мистер Адамс! Не поверите: таким восхитительным напитком меня не угощали даже в Бразилии. Как называется этот сорт?
– Понятия не имею, профессор. Узнайте у моей секретарши. Азаодно выпытайте у нее и рецепт. По-моему, причина кроется как раз в кулинарном таланте Мэйбл, а не в названии сорта. Не думаю, что прежняя секретарша поила меня другим кофе. Однако когда ее сменила миссис Блейк, я заметил, что стал выпивать в день не три, как обычно, а пять, а иногда и шесть чашек. Так что полностью с вами согласен– к такому отличному кофе не грех и пристраститься. Мэйбл знает, что я имею привычку увольнять секретарш за малейшие провинности, и мне кажется, она нарочно приучила меня к своему дьявольскому напитку, чтобы подстраховаться на будущее... Итак, любезный Элиот, почему же сегодня вместо себя Мэддок отправил на доклад вас? Надо полагать, не без веских причин?
– Да нет, мистер Адамс, ничего такого, о чем следует беспокоиться. Просто у Патрика возникли кое-какие семейные проблемы и он попросил меня съездить к вам вместо него.
– Что-то случилось с дочерью Мэддока?
– Да, похоже, у девочки очередной приступ. Патрик сказал, что сегодня осматривать Анабель приедет сам академик Госс.
– Вот как? Госс приедет лично? А почему же Мэддок заранее не отправил дочь в его клинику, где Анабель состоит на учете?
– На то тоже есть причины, мистер Адамс... Я, право, даже не знаю, следует ли...
– Следует, Элиот, следует! Если у моих ближайших помощников возникают неприятности, я обязан узнавать об этом одним из первых. Помогая сотруднику в беде, я поддерживаю не только его, но и пекусь о тех, кто работает бок о бок с ним. Сохранять рабочую атмосферу внутри коллектива– одна из главных обязанностей руководителя компании. Оставляя Патрика наедине с его проблемами, мы, по сути, предаем нашего товарища. Неприятности Патрика– это наши неприятности, профессор. Давайте, выкладывайте, что там у него стряслось.
– Анабель Мэддок бесследно пропала в Терра Нубладо, мистер Адамс. Патрик подозревает, что у нее случился внезапный приступ и потому она не может покинуть туманный мир. Академику Госсу предстоит определить, следует ли вести речь о приступе или причина кроется в другом.
– Что за... нелепая история! Как могут люди исчезать в нашем мире? Это же вам не джунгли Амазонки, в конце концов! А Патрик не пытался вручную вводить алгоритм эвакуации дочери из Терра Нубладо?
– Пытался. Не помогло. Алгоритм действителен, но результата нет. Ситуацию осложняет и то, что Анабель – немая от рождения. Поэтому, с учетом ее сегодняшнего состояния, добиться от дочери Патрика какой-либо информации невозможно.
– А что говорит по этому поводу Бета-креатор?
– Мы решили пока не тревожить креатора. Но ситуация неординарная, и Патрик сильно напуган. Согласитесь, вряд ли специалист его уровня станет паниковать из-за необоснованных догадок.
– Все верно, профессор. Вот что, давайте-ка поступим следующим образом: я вызову машину и мы с вами съездим в гости к мистеру Мэддоку. Нельзя оставлять без внимания это происшествие. Патрик поступил неразумно, что не поставил меня в известность о нем, очень неразумно. Апо пути вы мне расскажете все, что должны по проекту «Джесси Джеймс», хорошо?..
– Возле вашего кресла есть мини-бар, профессор, можете налить себе выпить. А заодно плесните и мне немного бренди. Итак, каковы последние новости от Джесси? Есть успехи?
– Ида, и нет, мистер Адамс. Вчера нам с Мэддоком наконец-то удалось вывести Джесси в Терра Олимпия. Поначалу все шло вполне удовлетворительно: для наилучшей адаптации нашего парня в новом мире Патрик разработал шикарную легенду и Джесси ее проглотил. Однако стоило Мэддоку оставить подопытного в одиночестве, как он тут же вызвал отторжение у Гамма-креатора. Причем настолько резкое, что мы даже не успели среагировать и организовать эвакуацию Джесси из Терра Олимпия. Ксчастью для него, все обошлось без последствий.
– Причина отторжения уже выяснена?
– Выясняется, мистер Адамс.
– Поторопитесь, Элиот. Открытие Терра Олимпия нельзя откладывать. А что за легенду выдумал Патрик для Джесси?
– О, она проста и гениальна одновременно. Чтобы не подвергать подопытного чрезмерному стрессу, мы выбрали момент, когда Джесси крепко спал, и Патрик выдал для него перемещение в Терра Олимпия за сон. Согласитесь, гениальнее не придумать.
– Да, узнаю неподражаемый стиль нашего уникального друга.
– Ктому же, будучи уверенным, что видит сон, Джесси гораздо легче перенес отторжение. Что происходило при этом в Терра Олимпия, мы точно не знаем, но вряд ли что-то хорошее. Считай Джесси, что кошмар происходит наяву, а не во сне, он бы мог заработать тяжелую психическую травму. Послезавтра у Гамма-креатора выходной– на этот день мы и запланировали нашу беседу о причинах отторжения.
– Правильно, профессор. И вот что я вам порекомендую: побеседуйте с обоими креаторами. Это наверняка поможет вам глубже изучить проблему. А заодно выясните, в чем может крыться причина исчезновения Анабель Мэддок.
– Конечно, мы с Патриком так и поступим. Вот, мистер Адамс, ваш стакан...
– Благодарю вас. Давайте выпьем за здоровье Анабель Мэддок и за то, чтобы все страхи ее отца оказались напрасными.
– Да будет так...
– Доброе утро, дружище! – поприветствовал я «Экзекутор», стоявший рядом с кроватью и пялившийся в потолок своими крупнокалиберными «глазами». – Ты не поверишь, где я побывал сегодня ночью!
«Экзекутору» было на это глубоко плевать. И он имел полное право на меня обижаться – в отличие от хозяина, штуцер провел ночь предательски брошенным где-то на полу, в коридоре. Это сейчас «дружище» замер по стойке «смирно» и прилежно караулил мои одежду и патронташ, аккуратно разложенные на стуле проснувшейся раньше меня Анной. Отчищенные от грязи ботинки были задвинуты под стул, шляпа лежала поверх сложенной одежды, а плащ висел тут же, на плечиках. Давненько мой гардероб не встречал меня утром в таком опрятном виде, словно отутюженный мундир военного. Ранее, на постоялых дворах, я бросал одежду скомканной где придется и лишь «Экзекутору» всегда доставался отдельный стул. На нем нацеленный на дверь штуцер нес свою неизменную ночную вахту. Я имел основание считать, что минувшей ночью не разочаровал любвеобильную хозяйку, иначе она вряд ли проявила бы к вещам гостя такое уважение.
Самой целительницы в спальне не было, хотя на дворе стояло еще раннее утро. Похоже, Анна покинула меня затемно, решив успеть навести порядок перед приходом первых пациентов. Я еще пять минут понежился на мягкой теплой постели, после чего, скрипя суставами, поднялся и стал одеваться – незачем злоупотреблять гостеприимством, к тому же на заднем дворе меня поджидала одна мелкая незаконченная работенка.
Анны не оказалось и в доме. Я не придал этому особого значения – может, на рынок пошла, а может, к пациенту, – отыскал в чуланчике лопату и направился на задний двор, где еще с вечера приглядел местечко под могилу для мертвого пирата. Разломанную дверь пусть уже чинит кто-нибудь из соседей-ремесленников, а о плодах деяний моих рук я обязан позаботиться сам.
Видимо, целебное воздействие «Провокатора» еще не закончилось, так как после не в меру энергичной ночной эквилибристики я чувствовал себя на удивление бодро и орудовал лопатой не хуже заправского могильщика. От монотонного труда отвлекали мысли, которые продолжали вращаться вокруг жуткого сна. Воспоминания о нем даже после пробуждения сохранялись четкие, как будто все пережитое мной в грезах происходило наяву три-четыре часа назад. Гвидо в идиотском наряде, фантастические пейзажи, сказочный город, камнем падающее за горизонт солнце и стирающий весь этот удивительный мир чудовищный катаклизм... А также удивительная девушка с бездонными глазами и завораживающим взглядом, чей портрет носил при себе маэстро Зануда. Эта, пожалуй, самая приятная деталь моих сновидений запечатлелась в сознании ярче остальных, поскольку именно на ней и оборвался мой сон. После его окончания я еще какое-то время провалялся в привычном, лишенном видений забытьи, однако когда наконец-то проснулся и пришел в себя, образ прекрасной незнакомки продолжал стоять перед глазами, словно Гвидо до сих пор показывал мне ее фотографию.
Приснившийся мне маэстро просил также об одной нетипичной услуге. Глупо, разумеется, было воспринимать всерьез просьбу персонажа собственного сна, однако она, как и образ загадочной девушки, довольно крепко осела у меня памяти. Зануда настоятельно предостерегал меня не приближаться к этой молодой особе и упорно не желал называть ее имя. А также упоминал о библиотеке – одной из главных загадок Терра Нубладо. Весьма странно, что, обнаружив девушку, я был обязан бежать именно в библиотеку, причем в ближайшую. Где логика? Хотя какой логикой стоило пользоваться, раздумывая о снах?
Как стучать в дверь библиотеки, я тоже не забыл: один удар с интервалом в десять секунд. Затем следовало сообщить всю информацию о разыскиваемой незнакомке тому, кто ответит на стук. Прямо шпионские игры какие-то... Естественно, все эти странности являлись порождением моего сна, который, в свою очередь, был соткан из обрывков фантазий и воспоминаний прошлого. Однако это все равно не позволяло отнести пережитое мной в грезах к сонному бреду. Новая шутка Баланса – в такую версию я поверил бы гораздо быстрее. Мои незримые покровители добрались до меня и во сне, видимо, боялись отпускать на свободу даже мое воображение...
Анна вернулась домой, когда я смывал с себя грязь под водопроводной колонкой, сооруженной там же, на заднем дворе. Целительница с презрением посмотрела на свежезакопанную могилу и фыркнула:
– На помойке ублюдку и место! Я всю жизнь зарываю в этом углу отбросы. – И, пощупав мое заживающее плечо, поинтересовалась: – Как самочувствие?
– Лучше не бывает, – подмигнул я ей, подставляя мокрую спину солнцу, дабы быстрее высохла. – Не отказался бы повторить курс лечения. А потом было бы неплохо и позавтракать.
– Повторим, когда в следующий раз заглянешь в фуэртэ Транквило, – остудила Анна мой еще не остывший пыл. – Злоупотребление «Провокатором» вызывает стойкое привыкание – поверь, по себе знаю... Меня ведь без него уже практически невозможно завести. И не припомню, когда в последний раз любила кого-то без «Провокатора».
– Не сомневайся, я к тебе еще наведаюсь, – пообещал я, чувствуя, что насчет стойкого привыкания лекарь не солгала. Прием даже одной дозы этого приворотного зелья заставлял пристраститься к нему на всю оставшуюся жизнь. Задумай Анна поставить производство «Провокатора» на поток, и очередь к ее дому вытянулась бы до границы провинции. Пока же любовный коктейль доводилось вкушать только избранным. Что ни говори, а приятно было входить в их круг.
– А насчет завтрака – это без проблем, – добавила Анна. – Только завтракать ты будешь не здесь. Одевайся и пошли – тебя хочет видеть диктатор Фило. У него и позавтракаешь.
– Ты специально ходила к Фило сообщить обо мне? – настороженно спросил я.
– Я ходила во дворец рассказать о том, что произошло вчера вечером в моем доме, пока по городу не поползли слухи, – пояснила Анна. – Разумеется, мне пришлось сообщить и о тебе. Фило наслышан о Проповеднике, и ему не терпится лично поблагодарить человека, очистившего реку от грязи. Так что отправляйся во дворец, заодно и о своей Кассандре что-нибудь выяснишь. Или ты отказываешься от приглашения?
– Как можно не уважить властителя провинции? – ответил я и признался: – Давненько не доводилось трапезничать в высшем обществе. Напомни, пожалуйста, в какой руке принято держать вилку, а в какой – нож.
– Не забивай голову. Вряд ли во дворце Фило кого-то вообще заботят такие тонкости, – отмахнулась Анна. – Единственный тебе совет: не делай при Фило резких движений – свита у него слишком нервная. Если не будешь выводить ее из себя, вы непременно найдете с Фило общий язык...
Возможно, Арсений Белкин и нашел бы, но Проповеднику такие люди, как Фило, совершенно не импонировали.
Диктатор провинции Транквило принадлежал к тем людям, каких власть не облагораживала, а только портила. Обладающий внешностью натурального гнома – низкорослая и кряжистая квадратная фигура, широкое обветренное лицо, белая грива нечесаных волос, а также густая длинная борода и усы, заплетенные в стильные косы, – диктатор этой провинции имел совершенно не соответствующий облику южный темперамент. Представьте себе гнома, который при разговоре тараторит и жестикулирует, словно возбужденный итальянец, не говоря уже про откровенно фамильярное отношение к собеседнику. Малоприятное зрелище. Неудивительно, что антипатия к Фило у меня созрела еще до того, как я познакомился с ним получше. Но какие бы отталкивающие чувства ни вызывал во мне этот человек, правила вежливости требовалось соблюдать в любом случае. Пусть даже делать это приходилось в одностороннем порядке.
Причудливый диктаторский дворец, живо напомнивший мне театрально-картинный замок Нейшванштейн в Баварских Альпах, был возведен явно до воцарения Фило в фуэртэ Транквило, поскольку изысканность романского стиля дворца разительно отличалась от безвкусия его внутреннего убранства. Но вероятно, через несколько лет это уже не станет так бросаться в глаза. Дворец нуждался в капитальном ремонте, и если хозяин не надумает предпринять на сей счет экстренные меры, уже скоро облезлые дворцовые стены заранее будут подготавливать гостей Фило к тому, что они увидят внутри. Я прикинул, сколько денег надо было потратить на ремонт. Даже по подсчетам такого некомпетентного в строительстве человека, как я, получалась баснословная сумма.
Куда же уходила изрядная часть доходов диктатора, мне стало понятно, едва я и Анна миновали посты стражи и вошли во дворец, где не далее как перед рассветом завершилась грандиозная пирушка. Внутри кипела генеральная уборка: прислуга сновала по коридорам с вениками, швабрами и мешками для мусора.
Судя по звону, доносившемуся из мешков, за ночь здесь было выпито немало бутылок благородного тропесара. Иных напитков диктаторы и их окружение не употребляли. Авторитетный человек пьет непременно тропесар, и во дворце Фило гости обязаны были веселить кровь только лучшим вином, выдержанным в дубовых бочках не менее десяти лет. От этой мысли у меня слегка упало настроение. Дабы не дискредитировать Баланс, Проповеднику опять предстояло пить не элитные сорта вин, а его обычную воду. И пусть это будет чистейшая вода в Терра Нубладо, сей факт утешал слабо.
– Респетадо Проповедник! Не верю своим глазам, хо-хо! – Расталкивая слуг и запинаясь за валявшиеся на полу бутылки, мне навстречу спешил сам гномоподобный хозяин провинции Транквило – ни дать ни взять, бородатый колобок-переросток. – Добро пожаловать в мою скромную обитель, амиго! Твой визит – такая честь для нас! Чувствуй себя как дома!
Обитель была скорее не скромная, а грязная: дорогая, но протертая и засиженная мебель; гобелены, сохранившие первозданную чистоту лишь на той высоте, докуда не дотягивались сальные руки пьяных гуляк, хватавшихся за стены в поисках опоры; резные узорчатые двери, на которых Фило и его гости, похоже, частенько упражнялись в метании ножей; мозаичный паркет, затертый до такой степени, что рассмотреть узор на нем было уже нереально... Чувствовать себя как дома? Увольте! Даже непритязательное убранство постоялых дворов было мне куда ближе, чем эта богатая, но донельзя запущенная обстановка.
Пожав мне руку и панибратски хлопнув по плечу, Фило представил трех членов своей свиты, ближайших друзей, также изъявивших желание со мной познакомиться. Но, по-моему, в глазах друзей такое желание отсутствовало; вместо него сквозила плохо скрываемая подозрительность. Да и друзьями хозяина представленная мне троица, похоже, являлась лишь во вторую очередь. Основной задачей этих друзей-товарищей было исполнять обязанности телохранителей. Об этом лишний раз свидетельствовала их одинаковая необщительность. А когда я всмотрелся в их лица, то узнал в одном из приятелей Фило вчерашнего соглядатая, парочка коих пасла меня до дома Анны.
Согласно скитальческой традиции, никто, в том числе и диктатор, не имел права заставить скитальца расстаться с оружием. Я мог на законном основании стрелять в любого, кто попытался бы принудить меня к этому. Такое требование считалось в Терра Нубладо смертельным оскорблением, и даже пленным его не предъявляли; если те желали выжить, сдавали оружие сами. Фило чтил традиции, но, очевидно, сомневался, чтит ли их Проповедник. Этим и объяснялось присутствие «друзей», представить которых званому гостю в их истинной ипостаси было для хозяина неудобно.
Я не забыл предупреждение Анны и вел себя подчеркнуто сдержанно, чего нельзя было сказать о властителе провинции, который подкреплял свои слова энергичной жестикуляцией, ежеминутно хлопал меня по плечу или хватал за рукав. При этом не переставал нахваливать свою широту души, благодаря которой у Фило имелось так мало врагов и много друзей. Я вежливо кивал, соглашаясь, хотя, будь мы с Фило на дружеской ноге, посоветовал бы гнать добрую половину придворных нахлебников поганой метлой – ничего, кроме как проматывать казну, они, один черт, не умели.
Анна, выступавшая в роли моей сопровождающей, плелась за нами по коридорам дворца со скучающим видом, однако не покидала нашей мужской компании. Вероятно, целительницу тоже пригласили на завтрак. Это подтверждало уже известные мне факты о принадлежности Анны к высшему свету, что ничуть не мешало ей соблюдать кодекс лекаря и заниматься врачеванием также за пределами дворцовых стен.
Я делал вид, что внимаю каждому слову Фило, вежливо улыбался его соратникам, задавал дежурные вопросы и старался не придавать значение фамильярным манерам высокопоставленного собеседника. Переводить разговор в деловое русло было пока рановато. К тому же Анна наверняка уже известила Фило, о чем я хотел с ним потолковать, поэтому рано или поздно он должен был рассказать о Кассандре без напоминаний.
Гостевой зал резиденции Фило был своеобразным эпицентром, откуда и исходили взрывные волны каждодневного веселья, раскатывающиеся потом по всему дворцу. Уборка в гостевом зале, судя по всему, производилась в первую очередь, но скрыть последствия буйных пиршеств косметическими мерами здесь было уже нельзя. Дух хмельного угара засел в этих стенах настолько крепко, что его уже не мог выветрить ни один сквозняк. Слуги накрыли столы чистыми скатертями, что еще хоть как-то придало помещению культурный вид, но пол сразу же выдавал, чем здесь занимаются ночи напролет. На полу гостевого зала была практически написана история дворца времен правления нынешнего диктатора. Можно было предположить, что Фило проводит тут все городские мероприятия, включая турниры фехтовальщиков и скачки, поскольку так испоганить паркет могли только клинки рубак и подковы лошадей. А в дальнем углу зала виднелось большое, переходящее с пола на стену пятно копоти. Или недавно здесь произошел пожар, или это были всего лишь последствия одного из дворцовых развлечений, например соревнования по прыжкам через костер в закрытом помещении. Ковры в столовой отсутствовали. Наверняка их тут и не расстилали, потому что даже щедрому Фило надоело бы каждое утро выбрасывать их и менять на новые.
К моей радости, хозяин уселся по другую сторону стола от меня. Сядь Фило рядом, и я бы точно вскоре поперхнулся из-за его отвратительной привычки хлопать собеседника по плечу. Анна без приглашения заняла место одесную диктатора, чем вызвала мое удивление. Такой привилегией не обладали даже члены свиты, покорно дождавшиеся, когда их попросят пройти за стол. Для меня последовало персональное приглашение, и я с благодарностью им воспользовался.
Похоже, Фило с друзьями обучались в одной школе хороших манер и вместе сбегали с занятий, на которых преподавали культуру поведения за столом. Ножами, как и предупреждала Анна, здесь не пользовались, но вилки, к счастью, были еще в ходу. Дама была единственной в нашей компании, кто пытался соблюдать хотя бы элементарные правила этикета: молчала во время еды, выбирала ту пищу, которую не приходилось рвать зубами, сдерживала отрыжку и не ковыряла в зубах вилкой. Анна всеми силами старалась сохранить достоинство в этом обществе, которое даже после поверхностного знакомства с ним уже не казалось высшим. Дабы не смотреться среди хозяев белой вороной и одновременно не уронить достоинство в глазах дамы, мне пришлось выбрать золотую середину между уподоблением невежественному Фило и аристократическими манерами. Впрочем, нашу даму дворцовое бескультурье, похоже, давно не шокировало, поскольку лицо Анны оставалось равнодушным в течение всего завтрака.
Я понадеялся было, что прием пищи временно утихомирит болтливого «гнома», но, как выяснилось, набитый рот не являлся для Фило помехой при разговоре.
– О, поверь, амиго, поймай мои люди Твердолобого раньше тебя, я бы казнил пирата самой суровой казнью, – уверил меня диктатор, когда речь зашла об уничтоженной в его провинции банде одержимых. – Не думай, что мы сидели тут сложа руки! В последний раз моя речная полиция выставила на пути Либро мощный заслон. Но негодяю удалось прорваться через него. С тех пор у меня больше нет речной полиции, хо-хо!..
Непривычно было слушать, как некогда воинственный диктатор сегодня с легкостью распространяется о своих поражениях. Однако в этом тоже проявлялась душевная широта Фило, не делающего особой разницы между растранжириванием казны и жизнями своих подданных.
Пока диктатор в красках описывал, как Либро в пух и прах разгромил его речную флотилию, слуга принес по моей просьбе графин с водой и кружку, которая, даже будучи чисто вымытой, все равно отдавала терпким тропесаром. Мои вкусы оказались для Фило настолько неожиданными, что он от удивления оборвал рассказ на полуслове и прекратил жевать.
– Тебе не нравится мое вино, амиго? – огорченно насупив брови, вымолвил диктатор, кое-как проглотив непрожеванный кусок.
– Уверен, ваше вино превосходное, – поспешил утешить я его. – Просто отказ от употребления вина есть один из принципов всех слуг Баланса.
– Иметь жизненный принцип – это хорошо. Уважаю, уважаю, – закивал Фило. «Друзья» посмотрели на него, переглянулись и тоже покачали головами. – Но по-моему, амиго, такое воздержание совершенно излишне. Я не отказывался от выпивки, когда был обычным скитальцем, не отказываюсь и сегодня. Ты слышал, чтобы в Терра Нубладо выпивка кого-нибудь свела в могилу? Я, конечно, не имею в виду пьяные поножовщины или что-то в этом духе. А раз от пьянства нет вреда, зачем налагать на себя какие-то обеты? В свободном мире мы должны радоваться и веселиться всеми доступными способами, в чем же иначе смысл нашей жизни? Вот скажи, в чем ты видишь смысл своего существования?
– Цель моей жизни – служение Балансу, – ответил я так, как должен был отвечать Проповедник на официальном приеме.
– Прости за нескромный вопрос, амиго, но почему ты выбрал именно эту службу?
Что теперь следовало отвечать? Я не питал особой любви к своим покровителям, однако не хотелось выставлять Баланса в негативном свете, признаваясь, что он забрил меня в Проповедники, словно рекрута. Если священник вдруг обидится на церковь и начнет отзываться о ней плохо, он унизит только себя, ибо церковь и веру ему не унизить при всем желании. Все мои обиды на Баланс – наше с ним личное дело. Для остального мира я был и буду образцовым исполнителем самой могущественной силы в Терра Нубладо; человеком, гордящимся своим предназначением. Но и лгать, заявляя, что я подался в Проповедники добровольно, было для меня тоже неприемлемо. И мне осталось только напустить на себя важный вид и уподобиться философу, для которого дать однозначный ответ было все равно что подписать себе смертный приговор; чуждая мне роль, но иногда в качестве самозащиты приходилось надевать и эту маску.
– Даже в абсолютно свободном мире нас обязывают соблюдать множество правил, – ответил я на вопрос хозяина. – Многое в Терра Нубладо подчинено нашим желаниям, но кое-что и нет. Вы пожелали стать диктатором, вы своего достигли. Но теперь вам необходимо мириться со множеством скучных обязанностей, составляющих бремя вашей власти. Нечто похожее и со мной. За привилегию быть тем, кто я есть, мне приходиться делать вещи, которые мне порой делать совсем не хочется. Однако я воспринимаю их как обязательную плату за оказанную честь начать жизнь заново. Достойную жизнь в достойном мире Терра Нубладо.
– Значит, для тебя эталон достойной жизни – уничтожение тех, кто играет не по правилам? – полюбопытствовала Анна, закончив трапезу и неторопливо потягивая вино.
– Ну, если рассматривать жизнь как игру, то одержимых Величием действительно можно считать злостными нарушителями правил, – согласился я. – И раз уж силы Баланса обязали меня стать судьей, мне надо ценить оказанное доверие.
Анна и Фило обменялись недоуменными взглядами. Я не подозревал, что в моем ответе вызвало у этой пары недоумение. Вроде бы нечему удивляться: простые жизненные принципы – бороться с угрозой обществу. Идеализм, конечно, но вполне характерный для благородного романтика, какие в моем родном мире практически вымерли, а здесь еще попадались. Разве только, по мнению присутствующих, я слабо походил на идеалиста из-за напрочь отсутствующего у меня в глазах романтического блеска... Ну извините: какой мир, такой и романтик.
– Любопытные слова ты говоришь, амиго, – заметил Фило, наливая себе очередную кружку тропесара. – «Жизнь как игра»! Сдается мне, ты и впрямь веришь в то, что сейчас сказал. Но я не впервые сталкиваюсь с таким мнением. Подобным мировоззрением обладает каждый второй скиталец, правда, редко кто осмеливается заявить об этом вслух. И причина отнюдь не в Мертвой Теме. Эти люди наотрез отказываются признавать, куда сместился для них сегодня приоритет ценностей, но у тебя хватает духу заявить об этом в открытую. Жизнь и игра... Ты не просто уравнял для себя эти два понятия, ты переставил над ними знак приоритета. Не буду судить, хорошо это или плохо. Все зависит от конкретного человека. Но если ты хочешь услышать мое мнение на сей счет, то оно таково: нет ничего хорошего в том, когда игра начинает становиться для тебя жизнью. Надо все-таки четко разграничивать такие вещи, иначе велик шанс навсегда потерять связь с реальностью.
Я внимательно слушал Фило, пытаясь уловить, какую мысль он хочет выразить. Если это были простые пьяные разглагольствования, тогда все в порядке. «Жизнь – игра, а люди в ней – актеры» – обычная тема для застольных бесед у людей из высшего света. У представителей нижних слоев общества тема эта звучит уже не столь поэтично – «Жизнь – дерьмо, и все вокруг – подонки», – хотя, по сути, большого отличия в этих заявлениях нет. Однако Фило, пусть и был слегка выпивши, все-таки выглядел не настолько пьяным, чтобы нести вздор. Речь диктатора пока не сбивалась и логика в его словах присутствовала, только до меня не доходило, почему наша беседа вдруг повернула в эту область. Впрочем, я не собирался признаваться напрямую, что упустил нить разговора – понадеялся, что вскоре найду ее без посторонней помощи.
– Что ж, не буду спорить, может быть, вы и правы, респетадо Фило, – уклончиво ответил я. – «Игра как жизнь», «жизнь как игра»... Главное, чтобы и та, и другая проходили честно, разве не так?
– Совершенно верно, – подтвердил Фило. – Тут и спорить нечего. Пожалуй, за это следует выпить.
Выпили. Я – водичку, отдающую тропесаром, диктатор с друзьями – благородный тропесар, словно воду: небрежно, жадными глотками... Анна поддержать компанию отказалась. Целительница отлично знала свой предел, к тому же сама недавно призналась, что находит подлинное удовольствие в другом напитке, более экзотическом и приятном.
– Значит, Кассандра Болтливый Язык тоже злостный нарушитель правил, раз ты ею интересуешься, – заключил властитель фуэртэ Транквило, утерев рукавом усы и закусив тропесар долькой апельсина.
– Пока неизвестно, – признался я, довольный тем, что от философии беседа сменила курс в нужную сторону. – Но мне необходимо это выяснить. Вы знаете, куда Кассандра направилась из вашего города?
– Никуда она не направилась, – ответил Фило. – Она до сих пор живет у меня во дворце на правах гостя.
– Вот как? Почему же она не вышла к завтраку? – удивился я, гадая, что за нужда заставила прорицательницу задержаться в этих малопривлекательных стенах.
– Завтрак, обед и ужин ей подают в апартаменты, – пояснил Фило. – Кассандра предпочитает одиночество и вообще редко покидает свою комнату.
– А раньше любила вольный ветер странствий и общение с людьми, – подумал я вслух и заметил, как Анна и диктатор снова переглянулись. Кажется, мои рассуждения чем-то их обеспокоили.
– Кассандре немного нездоровится, – призналась Анна. – Я присматриваю за ней.
– Значит, ты знала, что Кассандра во дворце, и словом об этом не обмолвилась. – Я с укором посмотрел на целительницу. – Почему же сейчас вы решили раскрыть мне ваш секрет?
– Я бы хотел, амиго, чтобы ты встретился с Кассандрой именно здесь, – ответил Фило. – Мы беспокоимся за нее. Будет лучше, если ты окончательно развеешь все свои сомнения в нашем присутствии. Эта девушка не одержимая, можешь мне поверить. Я не допущу, чтобы от твоей проповеди пострадала ни в чем не повинная скиталица.
– Увольте того информатора, который поставляет вам обо мне сведения, – порекомендовал я. – Не было случая, чтобы Откровение нанесло вред обычному скитальцу. Баланс не ошибается. Я как человек могу допустить ошибку, но только не с Кассандрой. Согласно моим сведениям, она не носит оружия. Я не собираюсь проявлять агрессию к безоружной девочке. Все, что мне от нее нужно, это просто поговорить. Однако любопытно, почему респетадо диктатор так печется о здоровье бродячей прорицательницы?
– Кассандра оказала мне одну услугу, и теперь я у нее в долгу, – ограничился коротким объяснением Фило. Мне не оставалось ничего другого, как поверить ему на слово. Пусть я и служил Балансу, у меня не было полномочий требовать от диктатора отчета в том, какие услуги ему оказывают. – Эта девочка совсем не опасна, амиго. Все ее сказки даже близко не касаются Мертвой Темы. Даже я не устоял перед искушением послушать несколько историй о прекрасном новом мире.
– И что это за новый мир, о котором всем так не терпится узнать?
– Надо ли мне рассказывать о нем, когда ты лично можешь пообщаться с моей гостьей?
– Прямо сейчас? Но ведь Кассандре нездоровится.
– Ничего, с ней уже все в порядке, – поддержала Анна диктатора. – Да и Кассандра сама будет не против пообщаться с Проповедником...
Как я уже упоминал, дворец Фило был как две капли воды похож на одну архитектурную достопримечательность моего родного мира – замок Нейшванштейн в Баварских Альпах, где мне довелось однажды побывать. Дело тогда происходило зимой, и потому посещение удивительного замка было похоже на настоящую сказку. Снег лежал на склонах гор, на ветвях елей, на крышах замковых строений, искрился на солнце, отчего мне чудилось, что я покинул грешную землю и перенесся в окутанные облаками небесные чертоги Всевышнего. От вида высоких замковых башен, а также вдыхания чистейшего альпийского воздуха голова у меня шла кругом, но головокружение было приятным и удивительно бодрящим. Хотелось поселиться в этом сказочном мире и жить в нем до конца своих дней, никогда не возвращаясь в будничную суету, оставшуюся где-то далеко-далеко. «Не иначе, в иной реальности», – подумал я в тот момент, поскольку еще не ведал, как в действительности выглядит эта проклятая иная реальность...
Я не успел рассмотреть как следует диктаторский дворец снаружи, поэтому и не удивился, когда, поплутав с Фило и Анной по этажам, очутился возле двери, ведущей на узкий каменный мост, не замеченный мной со двора. По дороге к мосту Фило не затыкался ни на секунду, продолжая начатую еще до завтрака экскурсию. Речь в ней, правда, шла не об исторических событиях, а исключительно о пьяных бесчинствах, происходивших когда-либо в той или иной части дворца. Из-за этого живописного и отвлекающего рассказа, выслушивать который приходилось в обязательном порядке, я окончательно перестал ориентироваться в дворцовых коридорах. Единственное, в чем был уверен наверняка: Фило вел меня не в подвальные помещения, а наверх. Что, впрочем, было вполне логично – вряд ли радушный хозяин станет устраивать апартаменты для гостей там, где обычно принято сооружать тюремные камеры.
Диктатор распахнул дверь, ведущую на мост, и я догадался, почему такая приметная архитектурная деталь осталась мной незамеченной. Окруженный дворцовыми зданиями, мост располагался над внутренним двором. Там же возвышалась и башня, в которую вел мост, – высокая, похожая на поставленный вертикально гигантский коленчатый телескоп. По всей высоте башню опоясывали карнизы, ряды узких окон, больше похожих на бойницы, и два круглых балкона. Конусообразная крыша венчала последний, самый маленький ярус башни – в сказках именно там заточались злодеями прекрасные принцессы. Мост подходил к среднему ярусу башни. А таковых, судя по количеству балконов, было всего три. Самым мрачным являлся нижний. В нем не имелось ни окон, ни даже дверей – сплошная стена до самого балкона второго яруса.
Я задрал голову вверх: и как такая монументальная постройка выпала у меня из поля зрения? Верхушка башни заметно выступала над основным дворцовым зданием, и когда я подходил к дворцу, то просто не мог не заметить ее. Разве что по невнимательности принял верхний ярус башни за одну из башенок-пристроек, что составляли часть главного архитектурного комплекса.
– Вы поселили Кассандру там? – поинтересовался я, указав на башню.
– Она сама выбрала, где ей поселиться, – развел руками Фило. – Если ищешь покоя, более подходящего места во дворце не найти. Я тоже люблю бывать в башне Забвения, когда мне хочется отдохнуть в тишине и побыть одному.
«Интересно, в каком году с вами произошел столь невероятный случай?» – хотел спросить я, но вместо этого лишь осведомился:
– А удобно ли будет без приглашения нарушать чужое уединение?
– Ничего страшного, амиго, – заверил меня Фило. – Кассандра будет только рада нашему обществу.
Мы ступили на мост. Во мне взыграло любопытно, и я, подойдя к невысокому каменному парапету, глянул вниз, во двор. Башня стояла на островке, прямо посреди искусственного озерца, устроенного внутри крепостных стен. Мост пролегал на высоте, достаточной для того, чтобы разбиться в лепешку, надумай я сигануть через парапет. Прозрачные воды озерца, сквозь которые, как сквозь линзу, дно просматривалось до единого камешка, не позволяли определить глубину водоема даже приблизительно. Она могла варьироваться от полуметра до нескольких метров. По всей видимости, вход в башню Забвения существовал только один – через мост. Хотя не исключено, что под озером был прокопан подземный тоннель, ведущий во дворец либо за его пределы.
– Откуда взялось такое название: башня Забвения? – поинтересовался я, отходя от парапета. – Это связано с какой-нибудь легендой?
– Легендой?.. Хо-хо! – рассмеялся Фило. – Все очень просто, амиго. «Забвение» – это потому, что мы всегда забываем об этой башне, когда устраиваем кутежи. В ней такими вещами заниматься опасно: непременно кто-нибудь да кувыркнется с балкона, и собирай его потом по частям, как куклу... Но это шутка, конечно. На самом деле имя башне дал прежний диктатор, строивший дворец. Я не спрашивал у него, с чем оно было связано, – не успел. Наша единственная встреча состоялась после осады фуэртэ Транквило и протекала всего несколько минут. Сам понимаешь, что мы обсуждали тогда совсем другие вопросы.
– И долго прожил бывший хозяин провинции после той встречи? – спросил я. Вряд ли у меня хватило бы мужества задать подобный вопрос другому диктатору. Однако я уже усвоил, что Фило такие намеки не оскорбляли, а лишь подзадоривали.
– Ага, тебе наверняка уже доводилось слышать эту историю, амиго! – шутливо погрозив мне пальцем, снова расхохотался правитель-«гном», но, увидев, что я помотал головой, вкратце обрисовал ситуацию: – Диктатор Титус спорил со мной, что я никогда не возьму штурмом его якобы неприступный город. Я же взял фуэртэ Транквило за три дня. Титус был так огорчен проигранным спором, что не пережил этого. Он скончался прямо во время нашей беседы.
– Был раздавлен горем?
– Нет, копытами моего боевого коня, хо-хо! Меня очень некстати укусил за шею москит, я вздрогнул и случайно уколол коня шпорами. Тот, естественно, на дыбы. А Титус как раз стоял передо мной и в глаза высказывал все, что обо мне думал. Так вошел в раж, что даже не успел отскочить. Нелепая смерть для диктатора... Я устроил в память о Титусе шикарные поминки, и мы целую неделю беспробудно горевали об усопшем...
На середине моста со мной произошло нечто странное. Я шел и вдруг словно наткнулся на завесу невидимой паутины. Ощущения были именно такие: лицо уперлось во что-то упругое, но податливое, и не успел я моргнуть, как уже преодолел незримую преграду, не иначе продавив ее грудью.
Я остановился и потрогал лицо. Никаких следов от контакта с невидимой паутиной на нем не осталось. Обернувшись, я провел рукой по воздуху, однако тоже ничего не обнаружил.
– Что-нибудь потерял, амиго? – участливо спросил Фило. Он и Анна, идущие на шаг впереди, остановились и наблюдали за моими действиями.
– Да нет, все в порядке, – почесав в недоумении лоб, ответил я. – Наверное, ветер чудит. Вы ничего не почувствовали?
– Да нет, ничего особенного... А ветер тут и впрямь бывает дикий, – подтвердил Фило. – Иногда просто с ног сбивает. Будь поосторожней, когда к перилам подходишь.
– Наверное, померещилось, – пробормотал я под нос, пожимая плечами.
Дверь в башне оказалась незапертой. Фило распахнул ее, но не стал учтиво пропускать меня и Анну вперед, как делал это во дворце, а вошел сам, после чего начал озираться, словно в поисках засады. Улыбка улетучилась у него с лица, а взгляд сделался суровым, как перед встречей с врагом.
Анну тоже как подменили. Она переступила порог с явной неохотой, хотя никто не принуждал ее идти с нами в башню. Пальцы целительницы нервно теребили поясок от платья, а походку сковало напряжение. Настороженность спутников, идущая вразрез с их заверениями о миролюбии гостьи, заразила и меня. Я неуверенно вошел в башню следом за Анной, гадая, чем вызвана такая перемена настроения моих спутников.
Второй ярус башни являл собой один большой круглый зал, показавшийся мне изнутри гораздо просторнее, нежели это представлялось снаружи. Очевидно, всему виной была причудливая игра света, отбрасываемого множеством узких окон. Струившийся из них свет разрезал полумрак зала на одинаковые сектора. Лучи света напоминали множество клинков, идеально прямых и ослепительно ярких – не иначе, от ангельских мечей, – направленных остриями в одну точку. Точкой этой являлся массивный круглый стол, расположенный в самом центре помещения. Чередование клиньев света и тени делало стол похожим на «колесо фортуны» – распространенное в моем родном мире приспособление для азартных игр. На столе не хватало только вписанных в сектора чисел, рукояток для вращения и стрелки, прикрепленной к оси «колеса».
Из-за контрастности освещения переходы между светом и темнотой выглядели чересчур резкими. Если «терминатор» проходил по какому-либо предмету – шкафу, стулу или гобелену, – та его часть, которая оказывалась в тени, практически пропадала из виду. Поэтому рассмотреть обстановку зала в деталях было сложно. Но из увиденного становилось ясно, что она приближена к средневековой – резная мебель; гобелены с незамысловатыми рисунками; стол, который по площади скорее напоминал деревянный помост, и большой камин, принятый мной поначалу за дверь в соседнее помещение. В кадушках вдоль стен росло несколько кипарисов. Меблировка не тянула на королевскую, больше походила на убранство замка вассала средней руки. Приглядевшись, я также обнаружил развешанные под потолком полотнища с незнакомыми гербами, а также расставленные на специальных подставках тут и там декоративные блюда. Именно блюда убедили меня в правдивости слов Фило, когда тот заявлял, что избегает устраивать пьянки в башне Забвения. В противном случае все эти произведения искусства были бы давно перебиты, а обстановка приобрела бы столь же упадочнический вид, что и во дворце. Но сейчас передо мной предстало, пожалуй, самое опрятное помещение из тех, где довелось сегодня побывать.
Требовалось время, чтобы глаза привыкли к необычному освещению зала. От непривычки мне даже почудилось, что фигуры Фило и Анны стали полупрозрачными, словно мои спутники являлись не людьми, а призраками. Причем иллюзия выглядела так реально, что, когда коротышка-диктатор заслонил собой стул, я продолжал в мельчайших деталях видеть тот сквозь человеческую плоть. А вот на меня световой эффект не распространялся. Вытянув руку, я отметил, что ладонь так и осталась непрозрачной, хотя я почти дотронулся ею до просвечивающегося плеча Анны.
Прямо чертовщина какая-то: живой человек в компании двух призраков, заведших его невесть куда! Вот сейчас неожиданно распахнется в полу потайной люк, и Проповедник провалится в шахту, заваленную костями таких же, как он, несчастных жертв нечистой силы.
Люк не открылся, и мое падение в объятья скелетов не состоялось. Вместо этого откуда-то из тени раздался усмешливый женский голос, молодой и приятный. Принадлежал он, как следовало догадываться, Кассандре Болтливый Язык.
– Кого это вы, мерзавцы, сегодня с собой притащили, дьявол вас побери? Моего адвоката? Проваливайте отсюда к чертовой матери, все трое! Не хочу вас видеть!
Честное слово, услыхав такое, я чуть было не прослезился от ностальгии! Дьявол и адвокат – в моем родном мире почти слова-синонимы, здесь они принадлежали к Мертвой Теме, и потому всуе не упоминались. Нетрудно догадаться, как потеплело у меня на душе от такого приветствия. И пусть от него веяло откровенным недружелюбием, для меня речь Кассандры была исполнена едва ли не материнской теплотой. Поэтому я и не сразу вник, что слова прорицательницы как-то плохо подходят для гостьи.
Кассандра сидела за столом лицом к нам, но лицо ее полностью скрывала тень. Снопы света из двух окон за спиной девушки падали на стол справа и слева от нее, оставляя на виду только плечи прорицательницы и ниспадающие на них пряди белокурых волос. Прямые длинные волосы Кассандры были подобны нитям шелка, а солнечные лучи заставляли их светиться изнутри матовым лунным светом.
Я отчетливо видел лишь волосы и руки девушки, но этого хватало, чтобы определить: она выглядит вполне нормально, а не в виде полупрозрачного призрака, как Анна или Фило. Что за заклятье легло на них при входе в башню Забвения, я не знал, но оно точно не относилось к проискам иллюминации.
– Что здесь происходит? – спросил я Анну (или ее призрак?), но она лишь загадочно улыбнулась и жестом пригласила меня к столу. Я посмотрел на Фило: «гном» стоял, скрестив руки на груди, и тоже улыбался, только уже не дружелюбной, а довольной и высокомерной улыбкой. Так улыбаются игроки в калибрик, когда им удается провести чертовски хитрую игровую комбинацию и отхватить крупный выигрыш.
«Ладно, не буду отвлекаться, – подумал я. – Фило свое слово сдержал – Кассандра передо мной. Все здешние чудеса обсудим позже»
– Ты – Кассандра? – поинтересовался я у прячущейся в тени девушки. Добавлять к имени Кассандры ее прозвище не стал, дабы ненароком не обидеть.
– Верно, меня зовут Кассандра, – подтвердила девушка, откинув со лба сбившийся локон. Лицо прорицательницы все еще оставалось для меня загадкой. – А ты что за фрукт?
Поскольку хозяин дворца почему-то отказался представлять меня своей гостье, пришлось делать это самому:
– Я – Проповедник, но я пришел сюда не обвинять тебя в одержимости Величием. Мне просто нужно задать тебе несколько вопросов. Говорят, ты умеешь заглядывать в будущее. Но я попрошу тебя использовать твой дар для другой цели – мне нужно разобраться со своим прошлым.
Не хотелось заводить разговор на эту тему при Фило и Анне, но они продолжали находиться рядом, а просить их выйти было неудобно.
– Ну и дела – Проповедник собственной персоной! – подивилась Кассандра. – Эй, Фил, признайся: ты специально притащил сюда чистильщика, чтобы запугать меня? Какой гениальный план, я уже дрожу от страха! Должно быть, прежние твои гости после такой встречи сразу раскошеливались. Только зря стараешься, вымогатель! В сотый раз повторяю: платить тебе я не намерена, и не мечтай! Однако ты опять меня удивил. Кого не надеялась увидеть в твоей банде, так это Проповедника. А ты, респетадо в шляпе, оказывается, не такой и праведный, как о тебе твердят. Сколько процентов тебе отстегивают? Пять? Десять? Или больше? А может, это ты здесь главный? Надо же, до чего додумался: по ручке ему погадать! Как мило! Вот вам мои аплодисменты! – Кассандра нарочито громко хлопнула три раза в ладоши. – Браво! А теперь пошли все прочь! Никакого разговора не будет! Или отпускайте из этой дыры на все четыре стороны безо всяких условий, или выгоняйте навсегда из Терра Нубладо, как обещали!
Я недоуменно посмотрел на Анну и Фило. Эмоциональная речь Кассандры была характерна для пленницы, а не для гостьи. Но что это за пленница, которая сидит в темнице с незапертыми дверьми и без охраны? И куда, интересно, прорицательницу пообещали выгнать из туманного мира?
– Респетадо Фило! – перешел я на официальный тон. – Я плохо понимаю, что здесь происходит. Почему ваша гостья говорит с нами в таком тоне?
«И почему сквозь тебя просвечивается вон тот шкаф?» – следовало добавить к этому, но я уже не стал выносить на повестку дня столь щепетильный вопрос – пусть «призраки» ответят хотя бы на тот, что уже задан.
– Ты прав, Проповедник, настала пора раскрыть тебе жестокую правду, – отозвался Фило. Другом он меня больше не называл, из чего следовало, что дружба закончилась. Чему я, однако, не больно-то расстроился. Мой единственный друг прятался у меня под плащом и готов был в любой момент выступить в мою защиту, если помимо дружбы в наших отношениях с диктатором иссякнет и мир. – Ты присядь – разговор предстоит серьезный и неприятный.
– Благодарю, я постою, – отказался я, распахивая плащ и выставляя «Экзекутор» на всеобщее обозрение. – Так мне будет спокойнее.
– О, не иначе великий маэстро проксимо-боя собрался продемонстрировать нам свое искусство! – злорадно воскликнула Анна. – И что же ты медлишь?
– Во-первых, я не маэстро, – ответил я. – А во-вторых, мне не нравится тон нашей беседы. Похоже, вы пытаетесь меня запугать.
– Мы никого не запугиваем, – возразила Анна. – Мы просто ставим тебя перед кое-какими фактами. Не понравятся – можешь нас пристрелить. Только я не советовала бы тебе тратить зря патроны. Слыхал о том, что нечистую силу пули не берут? Так оно и есть, можешь даже не проверять. Только что на мосту ты хватал руками воздух и чесал лицо – это значит, сейчас ты наверняка видишь нас в обличье привидений, так?
Можно было признаться, что да, действительно, вижу вас насквозь. Но это было бы полуправдой. Фило и Анна и впрямь походили на недоделанных невидимок, а вот намерения этой скрытной парочки пока являлись для меня тайной.
– Да, что-то вы отвратительно выглядите, – согласился я, решив сохранять хорошую мину при плохой игре. – Бледные какие-то. Надо было вам за завтраком поменьше налегать на тропесар.
– Достаточно болтовни! – повысил голос Фило. – Вы как хотите, а я присяду... – Он выдвинул один из стульев и вальяжно расселся на нем, забросив по ковбойски ноги на стол. Диктатора ничуть не смущало, что справа от него сидела дама. Призрак, ведущий себя по-хамски, не укладывался в стереотипы нечистой силы, заложенные в меня с детства, и выглядел попросту несолидно. Фило нигде не мог держаться соответствующе: ни в образе диктатора, ни в обличье бесплотного духа.
Анна уселась напротив Кассандры. Место лекаря оказалось на свету и потому, в отличие от сидевшей в тени прорицательницы, я видел Анну превосходно. А также спинку ее стула, которую, по идее, видеть не должен был. И с этой женщиной из плоти и крови я провел минувшую ночь! Что за откровенное издевательство над моим рассудком! Не подмешала ли Анна тайком мне в воду какой-нибудь галлюциноген из своей аптечки? Хотелось бы узнать, с какими целями.
Дабы наше собрание выглядело чинно и благородно, мне оставалось усесться напротив Фило, однако я отказался это делать. И не только потому, что мне претило пялиться на грязные подошвы диктаторских сапог. Просто терпеть не могу, когда меня насильно загоняют за стол переговоров. Именно по этой причине я предпочел остаться на ногах, пусть и утверждают, что в них нет правды. Зато есть хоть какая-то уверенность, что меня не застанет врасплох группа «товарищей», которая может ворваться сюда в любой момент.
– Так-так, чем дальше, тем все интереснее и интереснее! – оживилась Кассандра и даже подалась на стуле вперед, но лицо на свет так и не показала. – Кажется, респетадо Проповедника пригласили, чтобы он составил мне компанию! Фил, я начинаю восхищаться тобой и твоей подругой: вам посчастливилось изловить самую экзотическую рыбку в нашем туманном озере. О, наверняка это самый крупный улов за всю твою жизнь! Но ты позабыл одно правило своего проклятого бизнеса: суй в рот такой кусок, какой можешь проглотить. Мне даже не надо заглядывать в будущее, чтобы определить – этот респетадо в шляпе еще встанет у тебя поперек горла.
– Не обольщайся, милашка, – презрительно бросил ей Фило. – Могу поспорить, что с Проповедником мы договоримся гораздо быстрее, чем с кем бы то ни было. Обладатели высокоразвитых дублей знают реальную цену своей собственности и потому практически не торгуются. А наш Проповедник очень заядлый игрок, раз уж сам признался, что живет в Терра Нубладо, а не заходит в эти края развлечься на досуге. Я бы оценил его дубль не меньше своего. На развитие такого дубля уходят годы. Поэтому Проповеднику будет очень жалко потерять его, не так ли? Кстати, как твое настоящее имя? Здесь нет нужды скрывать его...
Я молчал, пытаясь вникнуть в смысл вышесказанного. И пока этого не произойдет, отвечать на вопросы я не намеревался.
– Не хочешь говорить, как тебя зовут, и не надо, – презрительно скривился Фило. – Впрочем, не переживай, твое имя мы так или иначе выясним. А сейчас давай забудем те высокопарные речи, какие ты произносил нам полчаса назад, и попробуем угадать, как ты действительно встрял во все это. Скорее всего, дело было так: в один прекрасный день ты пресытился здешними порядками и решил сыграть в Терра Нубладо свою оригинальную кампанию. «Терра» не стала препятствовать тебе в этом, наоборот, она до сих пор закрывает глаза на то, что иногда ты играешь не по правилам, пользуясь приемами и методами своих врагов. Действительно, зачем совать палки в колеса энтузиасту, который согласен работать за идею, исправляя недоработки умников из «Терра». Такого игрока следует всячески поддерживать. Признайся, что я прав и «Терра» давно не взимает с тебя абонентскую плату. Но нам плевать на все твои привилегии. Поверь на слово, в моей башне тебе не помогут ни законные связи, ни противозаконные трюки.
– Если ты и впрямь жертва этих вымогателей, не вздумай выдавать им свое настоящее имя, – обратилась ко мне Кассандра. Голос ее сочувственно подобрел, поэтому предостережение прозвучало по-дружески искренне. – Им ведь только и надо узнать, кто конкретно стоит за твоим дублем. А потом решить, какую откупную цену заломить: ободрать тебя по полной программе или дать скидку как малоимущему.
– За что именно мне предлагают заплатить? – спросил я, пропуская все непонятное мимо ушей и хватая лишь суть.
– Ты впрямь идиот или прикидываешься?! – рявкнул Фило, но до разъяснения снизошел. – Тебе предлагается заплатить за выход из башни Забвения. Или платишь и продолжаешь спокойно играть, или теряешь свой драгоценный дубль и больше никогда не появляешься в Терра Нубладо. Выбор, как видишь, небогат.
– Еще раз назовешь меня идиотом, сам не выйдешь из своей проклятой башни! – предупредил я. Пора было напомнить зарвавшемуся скитальцу о принятых в свободном мире правилах общения, которые Фило чересчур быстро позабыл. Даже если решил заняться вымогательством, будь добр, держи себя в рамках приличия.
– Да что вы говорите! – снова взвился «гном». – И ты заставишь меня ответить за мои слова?! Как? Ну-ка покажи, ты, идиот! Придурок! Кретин! Ничтожество!..
Анна и Кассандра вздрогнули от ударившего в гулком зале выстрела, а фигурный подголовник на спинке стула Фило разлетелся в щепки. Вместе с подголовником должна была разлететься и голова диктатора. Но она оставалась на плечах несмотря на то, что прямо сквозь нее мгновением раньше прошла пуля четвертого калибра. Естественно, что такой результат меня не удовлетворил. Выпущенная вдогонку первой, вторая пуля была направлена точно в грудь Фило. Однако вновь пострадал только стул, в спинке которого образовалось неаккуратное отверстие. Я за секунду перезарядил штуцер и опять нацелил его на коротышку, но спускать курки не спешил – расходовать боезапас на порчу мебели было непрактично. А диктатору было все нипочем – «гном» даже не переменил позы, так и продолжал сидеть, закинув ноги на стол да ухмыляясь в усы.
– У-у-ух, какие мы обидчивые! – Фило передернул плечами и стряхнул с волос щепки. – Ну что, убедился в собственной глупости? То-то! Однако каюсь: я испугался. Но за это ты мне ничего не должен, а вот за сломанный стул изволь рассчитаться. С твоего позволения, я включу компенсацию за материальный ущерб в откупную сумму. В следующий раз трижды подумаешь, прежде чем пытаться лишать меня жизни.
Неудачное покушение тем не менее навело меня на очередную догадку.
– Одержимые! – процедил я сквозь зубы, косясь на дверь, откуда с минуты на минуту могли пожаловать заслышавшие выстрелы телохранители Фило. – Как я вас сразу-то не раскусил! Всем оставаться на своих местах!
Отдав приказ, я подскочил к Анне, после чего опрокинул ее на пол вместе со стулом. Удалось это на удивление легко, словно на стуле сидела не взрослая женщина, а маленький ребенок. Похоже, полупрозрачные тела мерзавцев утратили и изрядную часть своего веса.
– Я тебя умоляю: только без насилия! – расхохоталась Анна, заваливаясь на спину и начиная шутливо отбиваться. Мой поступок ее совершенно не удивил и не напугал, а лишь позабавил. – Тебе что, жеребец, сегодняшней ночи не хватило? Решил продолжить? Эй, полегче, терпеть не могу щекотки!
– Откровение четыреста пятьдесят шесть открыто! – холодно произнес я, склоняясь к ее уху и при этом держа на мушке следившего за нами Фило. Но тот не спешил на выручку подруге, просто наблюдал за моими действиями и снисходительно посмеивался.
– Откровение четыреста пятьдесят шесть открыто! – гораздо громче повторил я, поскольку слова почему-то напрочь отказывались складываться в обычную проповедь. Пришлось начать Откровение заново, но и со второй попытки муза красноречия не посетила меня. Раньше такое случалось, лишь когда я ошибался и «клиент» не являлся одержимым. Хоть и редко, но подобные ошибки в моей практике происходили. Выходит, что сейчас я тоже дал маху, приняв за одержимых не тех, кого следовало. Какой обидный выдался просчет! Но чем тогда объяснить призрачный облик и удивительную живучесть моих вымогателей? Я исчерпал все догадки.
– Что, снова удивлен? – продолжала веселиться Анна, игнорируя мою протянутую руку и поднимаясь с пола самостоятельно. – А теперь угомонись и выслушай нас внимательно. Выхода у тебя нет. Никто тебя не найдет и не освободит, поскольку башни Забвения просто не существует. Ты не можешь бросить свой дубль и покинуть игру. В башне совершенно другой алгоритм выхода, и стандартный алгоритм Терра Нубладо здесь недействителен. Мы сейчас не в туманном мире, а где – тебе вовек не узнать. Не хочешь говорить свое имя – не надо. Анонимность стоит намного дороже. Анонимные гости платят у нас по самому высокому тарифу – таковы правила. Тебе даются сутки на раздумье. Рекомендуем усмирить гордость и вспомнить номера своих банковских счетов. Завтра в это же время мы навестим тебя, чтобы сообщить точный размер откупной суммы, а пока ориентируйся на цену последней модели «Эребус-Буцефала». Не исключено, что к нашему приходу ты станешь покладистым и уже будешь готов заплатить. За оперативность полагается скидка, которую ты наверняка получишь и выйдешь из башни в кратчайший срок в целости и сохранности. Мы решим организационные вопросы перевода денег прямо здесь – для этого у нас будет при себе все, что необходимо. Фил, у тебя есть что добавить для нашего чересчур горячего парня?
– В принципе нет, – ответил диктатор, поднимаясь со стула. – Ты забыла только напомнить ему о максимальном сроке выплаты, дорогая: две недели. Не увидим денег через две недели, пусть пеняет на себя. В остальном все. А болтать с Проповедником о жизни у меня нет настроения. Пусть сначала рассчитается, потом и поговорим. Если тогда у него будет настроение разговаривать, хо-хо! А тебе, красавица... – он указал пальцем на Кассандру, – последнее предупреждение: послезавтра мой счет должен пополниться известной тебе суммой... Не морщись: «Эребуса-Буцефала» мне от тебя не нужно. У меня все платят по справедливости: твой дубль не настолько ценен, чтобы вешать на него слишком крутой ярлык. Скидок тебе, к сожалению, уже не положено, однако и пеню за задержку тоже не взимаем; мы – не кредитное агентство. Вопросы есть?
– Есть, – признался я. – Ты спрашивал, какое мое настоящее имя. Не вижу смысла скрывать его. Меня зовут Арнольд Шульц. Вероятно, это тебе ни о чем не скажет, но я не лгу. Когда-то при жизни в моем паспорте было написано именно так.
– При жизни?! – удивленно вскинул брови Фило. – Хочешь сказать, что сейчас я разговариваю с мертвецом? Ну это ты, Арнольд, хватил через край. Я не раз слышал, как многие заядлые игроки утверждали, что, дескать, они умирают ТАМ, чтобы воскреснуть ЗДЕСЬ. Однако это заявление – всего лишь метафора, не больше. В чем я могу тебя заверить, так это в том, что мертвецов среди нашего брата-игрока точно нет...
– Зря ты выдал им свое настоящее имя, – с укоризной заметила Кассандра, когда Фило и Анна раскланялись с нами. Сделали они это в характерной для призраков манере, растаяв в воздухе, словно их здесь и не было. Я подозревал, что вымогатели выкинут на прощание что-нибудь экстравагантное, и предчувствия меня не обманули. К сожалению, не обманули только в этом. Интуиция проснулась слишком поздно, когда толку от нее уже не было. – Кто знает, на что еще способна эта шайка. Теперь ты от них просто так не отделаешься. Таким ушлым ребятам ничего не стоит всю твою кредитную историю раскопать. Как только отпустят, беги обналичивай счета, если к тому моменту на них еще что-то останется.
– Некуда бежать и нечего обналичивать, – ответил я, подходя к двери и проверяя засов. Дверь оказалась незапертой. Уверенность хозяев в надежности нашей тюрьмы была абсолютной. – А насчет имени... Жду не дождусь, что Фило насчет него раскопает.
– А ты и впрямь странный, респетадо в шляпе, – усмехнулась Кассандра, продолжая прятаться в тени. – Попадались мне игроки, двинутые на всю голову, но до тебя им, похоже, далеко... Куда направился? На проверку? Бесполезно, не напрягайся. Выхода нет – проверено сотню раз.
– На сто первый могут и позабыть включить свой охранный периметр, – возразил я, выходя из башни обратно на мост. – Ишь, какие самоуверенные – двери не заперли, оружие не отобрали... А самоуверенность – она до добра не доводит, по себе знаю.
Дворец был окутан туманом, еще четверть часа назад полностью отсутствовавшим. Туман плотным саваном накрыл окрестности и, кроме ближайшего к нам дворцового крыла, я не мог больше ничего разглядеть. Вроде бы привычный для здешних мест туман, только сегодня он выглядел как-то странно. Небо было видно по-прежнему хорошо; мост, дворец и башню укрывала сизая дымка, зато опоры моста, нижние этажи дворца и озеро утопали в плотном, как вата, белом покрове. Нижний туманный слой медленно колыхался и двигался. Создавалось впечатление, что резиденция диктатора вдруг взмыла над облаками, повинуясь воле всемогущего джинна из арабской сказки про Аладдина.
Опасаясь всяческих ловушек, я осторожно направился в сторону дворца. Однако когда я дошел до середины моста – аккурат до того места, где по пути сюда я наткнулся на незримую паутину, – дорогу мне преградила осязаемая, но полностью прозрачная стена. Я постучал по препятствию – звук был гулким, как у дерева. Непутевого Арсения Белкина в молодости сажали за заборы, стены и колючую проволоку, но таким фантастическим способом его лишали свободы впервые.
Дотошно ощупывая рукой стену, я прошелся поперек моста туда и обратно, после чего удостоверился, что преграда не имеет ни брешей, ни выступов, по которым у меня получилось бы вскарабкаться вверх. Подпрыгнув, я также убедился, что в высоту стена явно выше трех метров. Насколько выше, можно было определить при помощи простого эксперимента: я извлек из патронташа патрон и попытался перекинуть его через препятствие. Патрон ударился в прозрачный барьер на высоте порядка десяти метров, отскочил назад и упал мне под ноги. Выводы складывались неутешительные. Сомнительно, что я преодолею барьер при помощи подручных средств, наподобие веревок из штор. Да и мои поползновения вряд ли останутся незамеченными во дворце, откуда тут же прибудет команда рассерженных вертухаев.
Я поставил ногу на парапет моста и в глубокой задумчивости уставился вниз. Оставался один путь – прыжок через перила, в слой густого тумана, а там будь что будет...
– Можешь попробовать из любопытства, – раздался у меня за спиной голос приближавшейся Кассандры. Она словно прочла мои мысли. Впрочем, для этого ей вовсе не требовалось быть прорицательницей – все мои намерения были такими же прозрачными, как и незримая стена в метре от меня. – Чего ждешь? Рискни! Вот увидишь: будет весело.
– А я-то надеялся, что ты закричишь что-нибудь вроде «Остановись, ведь ты еще так молод!», – уныло отозвался я, продолжая пялиться на грязно-белые разводы нижнего туманного слоя. До меня наконец дошло, в какую серьезную передрягу я угодил. Разом пропало все настроение. Даже плохое – оно переросло в угрюмое безразличие ко всему на свете, в том числе к собственной жизни и к моей новой знакомой, на встречу с которой я возлагал столько надежд.
– Я непременно остановила бы тебя, реши ты застрелиться или повеситься, – ответила прорицательница. – Но не из жалости. Просто я люблю поболтать и умираю от тоски, когда остаюсь в одиночестве. А прыгать с моста – это, пожалуй, единственное развлечение, какое у меня осталось. Встанешь на перила, прокричишь что-нибудь в духе «Прощай, жестокий мир!» и – вниз! До тумана лететь шесть секунд – проверяла уже раз пятнадцать. А затем две секунды жуткого холода – и как ни в чем не бывало лежу на полу в башне, живая и невредимая. Страшно было только при первом прыжке, а потом ничего, втянулась, даже во вкус вошла. Да что я все языком мелю, погоди, сейчас покажу...
– Но-но, малышка, только без глупостей!.. – От моей апатии не осталось и следа. Я отскочил от парапета будто ужаленный и развернулся, готовый встать между Кассандрой и бездной. Или улететь в туман вместе с девушкой – сама же призналась, что ненавидит одиночество... – Даже не вздумай!.. О, господи!.. О, дьявол!..
Нет, Кассандра не опередила меня и не сиганула с моста, если верить ее словам, в шестнадцатый раз. По-моему, она вообще не намеревалась этого делать, а дразнила меня, как обожают дразнить игривые девушки не слишком сообразительных мужчин. Я же пришел в ужас, когда представил, что могло произойти, позволь я Кассандре осуществить ее самоубийственную прихоть. Разбившаяся в лепешку неизвестная прорицательница – это одно, и совсем другое – самоубийца, которая снилась мне сегодня ночью. Как оказалось, это портрет Кассандры носил с собой в моем сне маэстро Гвидо, и именно ее ангельский лик до сих пор оставался у меня в памяти. И вот теперь я едва не позволил «знакомой незнакомке» покончить с собой прямо у меня на глазах – было с чего перепугаться.
– Ну знаешь! – обиделась Кассандра. – С дьяволом меня еще никто не путал!
– Извини... – пробормотал я, будучи в шоке от очередного потрясения: вещая девушка, приснившаяся в вещем сне. Каким предзнаменованием это считать – благоприятным или дурным? Как обычно, приходилось надеяться на первое, но готовиться ко второму.
Реальная Кассандра была один в один схожа с девушкой моих грез: все те же очаровательные ямочки на щеках, вздернутый носик и, разумеется, бездонные голубые глаза, которые наяву были немного грустнее, чем на той фотографии. Однако это ничуть не умаляло желания вновь утонуть в них без остатка. Ростом Кассандра оказалась немного выше моего плеча, а формами – миниатюрнее Анны. Последнее являлось скорее достоинством, поскольку в соблазнительных округлостях целительницы присутствовало все же некоторое излишество. Если роскошные формы Анны слегка превосходили идеал женской фигуры моего времени, то у Кассандры наблюдалось отклонение в другую сторону. Пресыщенный эталонными фигурами женщин Терра Нубладо, сегодня я симпатизировал скорее недостатку полноты женских форм, нежели их избытку. Прорицательница произвела на меня впечатление не только очарованием и изящным станом, но и индивидуальностью, что при изобилии в туманном мире писаных красавиц давало девушке мощный плюс в плане привлекательности.
Одевалась Кассандра аляповато, но в этой аляповатости опять же проявлялась индивидуальность. Поверх классического брючного костюма для верховой езды девушка носила поношенное пончо, украшенное затейливым узорчатым орнаментом, стиль которого я затруднялся определить. Вышитые разноцветные линии переплетались столь причудливо, словно образцом для их вышивки послужил сам гордиев узел. Портной, сотворивший на одежде Кассандры столь вычурное украшение, заслужил право войти в историю швейной промышленности. Узорами было покрыто не только пончо девушки – напоминая бурно растущий плющ, орнамент опутывал рукава ее куртки, брюки и даже голенища легких кожаных сапог. Все это привносило в одежду прорицательницы художественную концептуальность и лишний раз подчеркивало оригинальные вкусы девушки. Волосы ее перехватывал поясок с аналогичными узорами. Вдобавок к этому она нацепила на шею целую пригоршню всевозможных амулетов, что делало Кассандру похожей на жрицу этнического культа, искать корни которого в Терра Нубладо определенно не стоило.
Сон в руку, иначе не скажешь... А может быть, он еще продолжается? Разве странное место, в котором я очутился, походило на реальность?
– Итак, каковы будут дальнейшие планы? – осведомилась Кассандра, видимо, отнесшая мои грубость и замешательство к своей неудачной попытке суицида. – Продолжим биться головой о стену или расходимся по камерам?
– Жалко голову, – признался я. – Пожалуй, вернемся в башню. А какой вообще режим в этой тюрьме? Сколько раз в день кормят?
– В башне Забвения всегда день, и здесь никогда не кормят, – ответила Кассандра, снова откинув со лба непослушный локон. Я подивился, как девушка при этом умудряется не расцарапать лицо перстнями, надетыми у нее по нескольку на каждый палец. Не иначе, перстни, как и амулеты, собирались хозяйкой по всему миру. – Тебе же толково объяснили: мы с тобой не в Терра Нубладо! Все ее законы в башне Забвения утратили силу. В том числе и закон о Мертвой Теме. Наши дубли сейчас заперты в какой-то секретной локации, расположенной бог знает где... Какое, говоришь, твое настоящее имя? Альфред Шулер?
– Арнольд Шульц... Этим именем я пользовался, живя в Европе.
– Ты что, шпион?
– Нет, просто были нелады с законом... На самом деле меня зовут Арсений Белкин, но этим именем я не пользовался очень и очень давно... Слушай, похоже, ты хорошо разбираешься в той белиберде, что Фило нес. Так, может, хотя бы в общих чертах объяснишь, где мы и что с нами происходит.
– Да без проблем, раз ты все мозги проиграл и забыл, где находишься, – согласилась Кассандра. – Удивительно, как имя свое до сих пор помнишь... Откуда ты, Арсений?
– Я родился и вырос в России, – ответил я, – но последние годы жизни провел в Европе.
– Последние годы жизни? – переспросила прорицательница. – Нет, с каким же фанатичным упорством ты отказываешься признавать себя живым! Это уже не убежденность, а прямо мания какая-то! Хорошо, поставим вопрос иначе: где сегодня покоится твое бренное тело? Только не говори, что оно уже захоронено – это будет уже слишком!
– Даже не знаю, что ответить... – Я пожал плечами. – Если правда, что людям после смерти в Терра Нубладо путь заказан...
– Фил тебя не обманул – ты хоронишь себя раньше срока. Когда умираешь в Терра Нубладо, ты и впрямь можешь вернуться к своей прежней жизни в Европе, Америке, России... где угодно. Но вот обратных случаев пока не зафиксировано. Этот абсурд невозможно представить даже теоретически: человек умер, и его душа переселилась в наш туманный мир! Чушь несусветная!
Категоричность ответа Кассандры смутила меня еще больше.
– Я бы рад поверить тебе и Фило, – произнес я после тяжкого вздоха, – если бы не помнил, как в меня всадили несколько пуль. Последняя попала точно в голову. Это случилось в Лондоне, пятого сентября две тысячи восьмого года – такова дата моей смерти. Сильный удар в лоб и хруст черепа – вот мои последние воспоминания о мире, за разговоры о котором в Терра Нубладо тоже можно схлопотать пулю между глаз...
Мы вернулись в башню. Исследовать первый и третий ярусы я уже не пошел – отсутствовало всякое желание. Я был раздавлен грузом сомнений, что продолжал наваливаться на меня с каждым новым ответом прорицательницы. Ответы не вносили ясность, наоборот, они только усиливали сумбур мыслей.
– Ты присядь, – заботливо проговорила Кассандра, тронув меня за плечо. Настроение мое было подавленным, и девушка, естественно, обратила на это внимание. – Сейчас спокойно во всем разберемся. Я не забыла твою просьбу: ты хотел разобраться со своим прошлым. Ты ведь сказал, что только за этим меня и искал.
– Да, только за этим, – подтвердил я.
– Вот видишь, – очаровательно улыбнулась прорицательница. – Получается, теперь я косвенно виновна в том, что ты угодил в лапы проклятых вымогателей.
– Я сам виноват, – возразил я, после чего опустил взгляд и добавил: – Но если бы даже знал, что меня ждет, все равно бы пришел. Ты одна, кто может мне помочь.
– Надеюсь, что помогу...
Я обогнул безразмерный стол и по старой бандитской привычке уселся так, чтобы видеть входную дверь. Прорицательница задержалась, чтобы поднять и поставить на место валявшийся на полу стул Анны, произнесла «вот теперь порядок», а затем подошла ко мне и села рядом. Лицо Кассандры выражало искреннюю заинтересованность. Девушка смотрела на меня, как честный следователь, который ставил перед собой цель докопаться до истины, а не любой ценой упрятать подозреваемого за решетку. Я готов был всячески способствовать Кассандре в ее расследовании и рассказать ей все, о чем она попросит. Хотя с другой стороны, если дар у прорицательницы не мнимый, попросить она могла о многом. Вероятно, даже поведать ей о моих снах, распространяться о которых я все же не хотел. Однако коснись наша беседа этой интимной темы, вряд ли я ушел бы от ответа. А вы отказались бы откровенничать с прекрасной дознавательницей, которая смотрит ясными бездонными глазами прямо вам в душу?
– Две тысячи восьмой год... – задумчиво повторила Кассандра дату, которая обязана была красоваться на моем могильном камне. – Меня тогда и на свете не было... А ты случайно ничего не перепутал?
– В две тысячи восьмом я отпраздновал свое тридцатилетие, – уточнил я. – Мы неплохо оттянулись по этому поводу в Амстердаме. Именно там я и познакомился с Ллойдом Брауном, заманившим меня затем в свой проклятый Лондон. Ты даже не представляешь, как отвратительно умирать в Лондоне. В тридцать лет. В шаге от намеченной цели...
– Боже мой, так, значит, тебе сегодня пятьдесят пять! – воскликнула прорицательница. – Да ты старше моего отца!
– Ты что, не расслышала? – недовольно буркнул я. – Сказано же, что в Лондоне мне продырявили башку девятимиллиметровой пулей! Я не дожил и до тридцати с половиной!.. Постой-ка! Что значит «пятьдесят пять лет»? По-твоему, я мотаюсь по Терра Нубладо уже четверть века?
– Милый Арсений, устраивает тебя это или нет, но сейчас на дворе две тысячи тридцать третий, – в очередной раз огорошила меня Кассандра. – Терра Нубладо существует уже шестой год, так что я понятия не имею, где тебя носило без малого двадцать лет. Хотя догадываюсь, что в Терра Куэнто ты никогда не был?
– А это еще что за «терра» такая?
– Ясно: не был... Однако поразительно, что ты даже не слышал о ней! Терра Куэнто теперь легенда. Нам с тобой не знать о Терра Куэнто – все равно что меломану не знать о великих «Биттлз»!.. Ты невыносим, респетадо Белкин! Едва я начинаю разрабатывать насчет твоего прошлого стройную теорию, как ты своим очередным вопросом разрушаешь ее на корню... Хотя стоп! – Кассандра в задумчивости прикусила губку и изогнула бровь. – А вот это интересная мысль! Тем более если вспомнить, какую политику ведет «Терра» в последние годы. Арсений, можешь потерпеть пару минут и не сбивать меня с мысли?
– Я...
– Вот и помалкивай. Итак, посмотрим, что мы можем извлечь из уже известных нам фактов...
Кассандра встала со стула и заходила по залу, то исчезая в тени, то выходя на свет. Щечки девушки раскраснелись, а рука то и дело отбрасывала со лба непослушную прядь. (Что мешало Кассандре спрятать ее под повязку? Очевидно, этот жест носил для прорицательницы некий сакраментальный смысл.) Несколько минут моя подруга по несчастью сосредоточенно помалкивала. Периодически она замедляла шаг и начинала в задумчивости перебирать свои амулеты. Иногда после этого девушка довольно кивала и улыбалась, а иногда состраивала недовольную гримаску и мотала головой, из чего следовало, что мысль была отвергнута.
Я беспрекословно выполнял просьбу и сидел тихо, наблюдая за маячившей передо мной прорицательницей. Вовсе не такой представлялась мне раньше вещая Кассандра. Даже рыночные цыганки моего родного мира, и те любили превращать процесс своего незамысловатого гадания в мистический ритуал: обязательные слова, интонации, пассы, загадочный взгляд... Кассандра будто нарочно разрушала мои представления о людях, наделенных даром предвидения – никакой церемонности, никакой напускной таинственности. Ни дать ни взять – обычная молодая домохозяйка, решающая, какого цвета шторы ей повесить в гостиной!
Вскоре раздумья прорицательницы завершились, что символизировал ее протяжный вздох облегчения. Однако Кассандра не стала возвращаться за стол, продолжив прохаживаться по залу – вероятно, надеялась, что ее еще осенит какая-нибудь запоздалая догадка.
– Нельзя, конечно, быть уверенной наверняка, но лучшего я пока придумать не могу, – начала Кассандра изложение своей теории. – Допустим, я тебе поверила. Не спрашиваю, за что в тебя стреляли. Раз ты сам за столько лет не обнаружил в этом связи со своим воскрешением, значит, связи и впрямь нет. Поэтому будем отталкиваться уже с момента твоей так называемой смерти. Предположим, тебя не угробили в две тысячи восьмом. Ты выжил, но впал в кому, в которой пребываешь по сей день. Ты прекрасно помнишь прошлое, но совершенно не воспринимаешь настоящее и оно не откладывается у тебя в памяти. Такое вполне могло произойти, согласен?
– Да уж, – вымолвил я и совсем сник. Версия о коматозном сне раньше не приходила мне на ум – слишком реалистично, детально и приземленно выглядел для сна туманный мир, – но удручала эта версия не меньше, чем вариант со смертью и загробной жизнью.
– Идем дальше, – оживилась Кассандра, довольная моей покладистостью. Загадка личности Проповедника Белкина заинтриговала прорицательницу, вторую неделю сходившую с ума в башне Забвения от скуки. – В данный момент ты находишься в клинике, которая включена в благотворительную программу помощи неизлечимо больным «Солнечный свет». В этой программе участвует и корпорация «Терра». Она обеспечивает больницы своим игровым оборудованием, которое множество клиник давно использует в качестве терапевтического. Ты лежишь у себя в палате в гейм-кресле последней модели «Пилигрим-16», весь облепленный сенсорами, а на голове у тебя надет безумно дорогой нейрокомплекс, который сегодня на всех углах рекламируют: «Астрал-суперлюкс» – вселенная внутри!»; я слышала, у «Терра» в правилах отдавать на благотворительность только самую современную технику... Не будем гадать, кого осенила идея опробовать эти высокотехнологичные игрушки на коматознике, но эксперимент удался – информация, поступающая в мозг не через глаза и уши, а посредством ВМВ, усваивается тобой превосходно.
– Что такое ВМВ?
– Ах да, прости, ты же не в курсе – их открытие обнародовали после того, как ты впал в кому... ВМВ – это Внешние Ментальные Волны, которые способен воспринимать наш мозг. Телепатический контакт между людьми, воплощенный в реальность при посредстве специального оборудования – так понятнее?.. Открыл ВМВ и разработал технологию для их передачи германский профессор Альберт Госс – умнейший мужик, однако с «нобелевкой» его почему-то прокатили. Видимо, от расстройства он и продал необдуманно патент на свое открытие пронырливой корпорации «Терра», подмявшей под себя массу фирм-разработчиков электронного оборудования, программного обеспечения и многих других. Госсу предложили выгодную сделку, и он не смог отказаться. Однако работать на «Терра» он не стал, подался в медицину и вложил вырученные деньги в строительство клиник и исследовательских центров. А «Терра» выстроила под своим крылом целую отрасль по внедрению технологий ВМВ в жизнь, и прежде всего – в игорную индустрию. Медиа-игры на базе ВМВ – как полигон для испытаний всех новых разработок в данной области. Здесь «Терра» добилась просто впечатляющих результатов. Без нейрокомплекса «Астрал» сегодня даже в шахматы не играют, не говоря уже о более современных играх и целых игровых вселенных. Можешь сам убедиться, как высоко скакнули технологии за последние четверть века. Ты лежишь в коме, а мир Терра Нубладо полностью заменяет тебе настоящее, оставив из реальности лишь воспоминания. Благодаря открытию Госса и «Терра», ты получил новую, насыщенную событиями жизнь – разве это не великолепно?
– Погоди минуту! – взмолился я. В мыслях царил такой сумбур, что казалось, голова вот-вот лопнет и из нее повалит пар, как из кипящего чайника. – Две тысячи тридцать третий год... Хорошо, пусть будет так. Я выжил и двадцать пять лет валяюсь в коме... Да, не исключено. В конце концов, насчет собственной смерти я ведь тоже до конца не уверен... Но вот эта история о виртуальном мире... Она... Как бы тебе объяснить...
– Ой, какое допотопное выражение: виртуальный мир! – всплеснула руками Кассандра. – Мой папаша изредка припоминает его, когда ностальгирует по молодости. Но на самом деле так давно не говорят. То, что ты имеешь в виду под виртуальным миром, сегодня обозначается простым словом: «Аут». Все, что происходит за пределами реальности – игры, клубы для общения, информационные ресурсы, всякие интерактивные забавы – это и есть Аут. Я сейчас в Ауте, ты – в Ауте, и три миллиарда землян, согласно статистике, на данный момент – тоже там. Аут – это три кита сегодняшней всемирной системы связи. В Аут входят старичок Интернет, мобильная видеосвязь и молодой, но дерзкий китенок ВМВ, который со временем сожрет всех своих старших братьев, вот увидишь. Такова, респетадо Белкин, современная действительность...
Картина, нарисованная Кассандрой, выглядела не слишком правдоподобно. Виртуальная реальность, воплощенная в реальность... Представить, что это такое, для меня было несложно – при жизни... точнее, при полноценной жизни я был наслышан о виртуальных мирах последующих поколений: в Интернете, компьютерных играх, фантастических фильмах эта тема поднималась постоянно. Тому, что Кассандра именовала Аутом, пророчилось грандиозное будущее. Однако для человека из две тысячи восьмого года это было еще отдаленное будущее. Да, высокие технологии развивались тогда стремительными темпами, но создание на их базе полноценного виртуального мира в первом десятилетии двадцать первого века казалось еще фантастикой. Бесспорно, четверть века – немалый срок для воплощения в реальность подобной мечты, тем более что воплощение это было тогда уже начато. И все же для меня – человека с поверхностными знаниями в сфере компьютерных наук – существование Аута представляло собой чудо. И в это чудо мне теперь срочно требовалось поверить. Версия Кассандры о моей судьбе выглядела логично, и для полного согласия с ней мне только этой веры сейчас и не хватало.
– Выходит, что Терра Нубладо – она... – Голос мой дрожал, выдавая смятение, которое я всеми силами старался скрыть. – Она... Как сейчас называются сетевые игры?
– Что значит «сетевые»? – переспросила Кассандра, но тут же спохватилась: – А, догадалась, о чем ты!.. По-разному называются. Первое время после внедрения ВМВ их обзывали «песочницей» – за примитивизм, доставшийся по наследству от игр прошлых поколений. Затем «болотом», потому что затягивало, да еще как! После еще гейм-сити, плэй-зоной, гипносферой... Сегодня принято говорить «симулайф». Однако как ты эту заразу ни назови, все одно – болото. Если увяз, то уже намертво. Симулайф хуже наркотиков: от тех хоть лечат, а от него – бесполезно.
– Симулайф Терра Нубладо... Я правильно выражаюсь?
– Правильно. Однако может случиться, что, пока мы с тобой тут торчим, наше «болото» опять по-новому нарекут.
– Ладно, поправь, если что-то не так. Симулайф... Доступ в него осуществляется при помощи оборудования, которое ты перечислила, а оно, следовательно, отвечает за прием и передачу Внешних Ментальных Волн. Получается этакая сетевая игра под гипнозом; общий для всех игроков гипнотический сон. В роли же массового гипнотизера выступает корпорация «Терра» со своими высокими технологиями.
– Пока все правильно, респетадо Белкин. Только насчет гипноза ты ошибся. ВМВ не имеют к нему отношения. Ты воспринимаешь эти волны в полном сознании, так же, как свет или звук. Нейрокомплекс «Астрал» – антенна-полусфера, которую прикрепляют к затылку – фокусирует их на определенных участках мозга, после чего в твоем сознании возникают как бы сны наяву. Зрение и слух при этом блокируются. Для твоего же блага – дабы ты ненароком не рехнулся от коктейля реальности и Аута... Однако ты молодец: довольно быстро схватываешь для старичка.
– Знавал по школе нескольких ребят, сходивших с ума от таких забав, – признался я. – Тогда в эти игры играли по-другому, безо всяких ВМВ; был бы только компьютер с выходом в Интернет или локальную сеть.
– Не думаю, что сегодня тебе понравилась бы такая однобокая жизнь в виртуальном мире.
– Не спорю. Но в годы моей молодости сетевые игры тоже считались азартным увлечением. Некоторые из нас сутками просиживали задницы возле мониторов, перетаскивая по нарисованному миру фигурку какого-нибудь рыцаря или мага, боролись с нечистью, собирали трофеи, торговали ими и получали по ходу игры очки. Друзья находили это занятие чертовски увлекательным, а я считал их чокнутыми. Подумать только: они впадали в восторг по поводу какого-то перехода с тридцать седьмого на тридцать восьмой уровень! Я не понимал, какая охота ребятам тратить время на подобное чудачество, когда на улице в этот момент текла жизнь с настоящими радостями, гораздо более близкими живому человеку.
– Выпивка, девчонки, ночные клубы? – снисходительно улыбнулась Кассандра. – Катание на папиных «тачках» и выяснение, кто круче?
– Не только... Но и это тоже, а как иначе? А что, разве сейчас молодежь уже так не веселится?
– Почему? Еще как веселится. Но в Ауте и симулайфах мы пропадаем гораздо больше времени. Сегодня здесь также можно выпивать, встречаться с девочками, развлекаться на все лады и мериться крутизной. А маги и драконы у нас давно непопулярны. Мы пресытились ими в Терра Куэнто, где каждый второй скиталец был истребителем драконов, а другая половина игроков – магами, эльфами и прочими сказочными существами.
– Должно быть, при таком совершенстве компьютерной графики драконы в вашей Терра Куэнто оставили заикой не одного игрока, – заметил я, проведя рукой по подлокотнику стула, который, как выяснилось, в действительности не существовал, а был загружен в мою память посредством Внешних Ментальных Волн. Как и вся окружающая обстановка, вплоть до последнего камня башни Забвения и узоров здешних гобеленов. Что ж, пусть будет не загробный мир, а симулайф – та же разница, что между мертвым Белкиным и Белкиным-коматозником. Человек-овощ по сути мертвец, а Аут-симулайф для него – загробный мир. Ничего, привыкну, смирюсь... Но лишь после того, как узнаю ответы на все вопросы, которых за последние полчаса накопилось столько, что пора было их записывать, дабы не забыть.
– Вовсе нет, – возразила Кассандра. – Реализма в Терра Куэнто было не больше, чем в голливудском кинофильме со спецэффектами – да, красиво, впечатляло, но все равно искусственность выпирала наружу изо всех швов. И драконы были такие же – каждая чешуйка блестит, но натуральности – ноль. Оно и понятно – кто из художников видел наяву этих драконов? Зато когда игровой люд в Терра Нубладо переселился, тогда-то челюсти у всех и отпали. Вот это была натуральность! Аж мурашки по коже! В туманном мире дизайнеры «Терра» однозначно превзошли себя. К дьяволу драконов и волшебство, сказали они, даешь реализм во главу угла! Трава, деревья, вода, небо... После театральных декораций Терра Куэнто все это казалось глотком свежего воздуха. Даже «массовка» пусть и осталась по-прежнему тупой, но по сравнению с говорящими куклами первого симулайфа она смотрелась просто сборищем интеллектуалов.
– Массовка?
– Оседлые... Неужели ты думал, что за этими дублями тоже стоят живые люди?
– Учитывая то, как я угодил в Терра Нубладо, здесь мне казались мертвецами все без исключения, – сказал я. – Впрочем, некоторые мертвецы и впрямь выглядели мертвее других.
– Этот огрех, по-моему, останется вечным проклятием медиа-игр. Симулайф – не шахматы. В нем десятки тысяч фигур, и каждая может выбрать миллион различных ходов. Попробуй-ка заставить искусственного болванчика адекватно реагировать на каждый твой выпад. В этом и причина извечной тупости искусственных персонажей. Да и других недоделок здесь полно. Однако некоторые из них очень даже удобны. Как тебе нравятся местная вода? Давно полотенцем пользовался? Согласись: приятный недостаток.
– Значит, все странности симулайфа объясняются недоработками программистов «Терра»? – спросил я. Было даже обидно, что собранный мной за все эти годы архив аномальных явлений имел такой элементарный и универсальный ключ для расшифровки. – И повторяющиеся звуки, и вечный туман, и поголовное железное здоровье местного населения... то есть дублей – всего-навсего последствия не доведенной до ума программы?
– Где-то это и впрямь недоработки, местами – технологическая необходимость, а иногда – просто условия для комфортной игры, – пояснила Кассандра. – Звуковая база у «Терра» далеко не всеохватная, из-за этого и приходится жертвовать многими несущественными звуками, вроде скрипа колеса, жужжания насекомых или шелеста листьев. Ты слышишь, что колесо скрипит, муха жужжит, а листья шелестят, и этого достаточно. Ни к чему здесь лишние нюансы. С туманом другая история. В Терра Куэнто его не было вовсе. Но детализация первого симулайфа оставляла желать лучшего, поэтому не имело смысла сокращать количество визуальной информации для ее ускоренной обработки твоим мозгом. В Терра Нубладо детализация мира вплотную приближена к реальности. Однако, как уже давно доказано, пропускная способность мозга для ВМВ у всех людей разная и, что очень обидно – неизменная. Один игрок способен пропустить через свой мозг за секунду огромное количество информации, другой – в десять раз меньше. Лично у меня во избежание умственного переутомления настройки «Астрала» выставлены наполовину. Санитар, нахлобучивший тебе на голову нейрокомплекс, судя по всему, настроил его так же. Иначе ты либо вообще не видел бы тумана, либо постоянно наблюдал его в радиусе трехсот метров от себя. Ну а исключительное здоровье здешней нации... Неужели тебе было бы охота не развивать в игре силу, ловкость и всевозможные навыки, а утрачивать их из-за долгой болезни и старости? Или восстанавливаться после ранения в режиме реального времени? Или вообще умирать, навсегда теряя любимый дубль и начиная игру с нуля?
– Что смерть здесь понарошку, это теперь понятно. Но все те, кого я убивал и хоронил, умирали весьма правдоподобно. И куда же они девались после своей «симу-гибели»?
– Возрождались на точках «Феникс». То есть в храмах Огненной Птицы. Да ты их видел: храмы запрятаны в густых лесах и стилизованы под руины – остатки древних цивилизаций. В этих развалинах даже можно опознать храмы Терра Куэнто – такой вот своеобразный юмор разработчиков... Отведав свинца, дубль игрока и впрямь весьма реалистично отходит в мир иной, а минут через двадцать воскресает в новом обличье, с новым именем и «легендой». Утрачиваются только личные вещи, что были у дубля в момент смерти, и некоторая доля опыта – должен же игрок в конце концов о чем-то горевать? Этот закон не распространяется лишь на свергнутых диктаторов и прочих игроков высокого статуса. А то получилось бы, что они бесконечно отбирали друг у друга короны, не давая возможности остальным повоевать за них. Ну а те, кому после смерти в симулайфе вообще надоедает играть, можно сказать, и впрямь умирают.
– Вот тебе и симуляция жизни, – кисло усмехнулся я. – То-то бы был номер, воскресни я после смерти где-нибудь в Америке, с новым именем, да еще, упаси бог, сменив пол. При этом помня прошлую жизнь... М-да, хорошая получилась бы реинкарнация. Нет уж, лучше все-таки быть Проповедником в Терра Нубладо...
– Сам посуди: кому понравится полная симуляция? – хмыкнула Кассандра. – Реализм, конечно, штука замечательная, но в разумных пределах. В симулайфе должно присутствовать что-то сказочное, ведь это не жизнь, а игра. И в игре как никогда важен четкий баланс. Во всем без исключения – от скорости роста обычной травы до количества и опыта топчущих ее игроков. Пропадет Баланс – у игроков пропадет интерес к игре, симулайф опустеет, и «Терра» – банкрот. Ну об этом тебе рассказывать не надо, раз ты сам однажды объявил себя карающим мечом Баланса.
– Вообще-то, это Баланс назначил меня своей подпоркой, – озадаченно проговорил я. – Разве я занялся бы добровольно этой рутиной – ловить одержимых и читать им Откровение?
– Ты хочешь сказать, что в один прекрасный день на тебя вышли ребята из «Терра» и силой принудили вычищать симулайф от злостных крэкеров?
– А что, моя работа так на самом деле называется?
– Фактически да. Наставление одержимых Величием на праведный путь словами Откровения – звучит, конечно, красиво. Но говорить так – то же самое, что называть уборку мусора – спасением планеты. В принципе верно, но чересчур возвышенно. Крэкеры и есть мусор, который следует убирать, чтобы он не отравлял атмосферу в симулайфе. Крэкеры – это игроки, которые отказываются играть по правилам и учиняют произвол. Таких следует немедленно штрафовать или удалять из игры. Чем ты и занимаешься. Но раньше я думала о тебе так же, как Анна и Фил. Мы считали, что ты – доброволец, удостоенный за свою бессребренность некоторых поблажек. Но то, что ты сейчас сказал...
– Давай не будем обсуждать то, что я сейчас сказал, – спохватился я, все-таки не рискнув пока рассказывать Кассандре о Гвидо: дружба – дружбой, а служба – службой. Но дабы девушка не обиделась, добавил: – Считай, что ты права – меня действительно призвали ребята из «Терра». Как они вышли на меня в симулайфе и почему им приглянулся именно мой дубль – не так важно. Расскажи-ка лучше об этих крэкерах, и если они настолько вредные, почему всемогущая «Терра» просто не перекроет им канал доступа в симулайф?
– Как пожелаешь, – надула губки Кассандра. – Подозрительно, что ты уходишь от темы – не иначе, при вербовке хорошо запуган... А насчет крэкеров все не так просто. Три года назад некие «робингуды» каким-то образом выкрали у «Терра» коды доступа к засекреченным каналам симулайфа и обнародовали их в Ауте. С тех пор всяк желающий может взломать досье собственного игрового дубля в Терра Нубладо и внести в это досье любые поправки. Ловкость, неистребимость, меткость, сверхсила – вот дежурный набор начинающего крэкера. Кто посообразительней, выдумывает себе более экзотические незаконные развлечения. Слишком велико искушение – стать суперменом, и если «Терра» начнет изгонять из симулайфа каждого крэкера, придется аннулировать огромное количество дублей. К тому же многие из крэкеров искусно маскируются, поэтому не исключены ошибки и изгнания из Терра Нубладо добропорядочных игроков. А это, сам понимаешь, очень сильно ударит «Терра» по репутации. Да и нет особой нужды в таких радикальных мерах. Большинство мелких хулиганов, утолив любопытство, возвращаются потом к нормальной игре. А с теми же, кто злоупотребляет терпением «Терра», начинает борьбу антикрэкерская система, которая и сидит сейчас передо мной – игрок высокого статуса, которому доверен код обнуления дублей, или по-другому – Откровение. Отсюда муторный процесс изгнания штрафников превращается в захватывающее приключение, а в Терра Нубладо рождается очередная легенда о великом Проповеднике. И никакого массового геноцида...
Я понятия не имел, сколько времени прошло с момента моего заточения в башню – солнце на небе не двигалось, а туман за окнами не рассеивался. Возможно, миновала пара часов, а возможно, и больше. Общаться с Кассандрой было одно удовольствие. Неправ был тот, кто окрестил ее язык Болтливым – девушка хоть и обожала поговорить, вовсе не была легкомысленной болтушкой. Голос у нее звучал приятно, и даже когда при разговоре она касалась технических вопросов, я был готов слушать ее только ради этого голоса – бархатистого и завораживающего. Такой голос плохо подходил для нашей беседы – ему было бы уместнее звучать в интимной обстановке, у камина, при свечах. Камин в башне Забвения имелся, свечи в настенных светильниках тоже, обстановка была еще куда ни шло, но вот атмосфера для интимного общения здесь царила неподходящая. Да и не до интима было мне после всего услышанного.
Я задал вполне резонный вопрос: зачем Кассандре торчать в башне Забвения, раз уж прорицательница все равно отказалась платить и смирилась с потерей своего игрового дубля? Почему просто не сорвать с головы нейрокомплекс, протереть глаза да вернуться в реальность. Какой интерес высиживать две недели в гейм-кресле, ожидая давно известной участи?
– Существует так называемый алгоритм выхода из симулайфа, – напомнила девушка нюанс, о котором вскользь обмолвилась Анна. – Процесс подключения к ВМВ-трансляции не так прост, как кажется. Он сложен и занимает какое-то время, обычно минуты три-четыре. Сначала у игрока полностью блокируется зрение и слух, а затем нейрокомплекс при помощи специальной программы адаптирует мозг для восприятия и передачи ВМВ. Иначе никакого контакта с симулайфом не состоится. Процедура выхода протекает в обратном порядке и ее некорректное завершение чревато непредсказуемыми последствиями. Не смертельными, конечно, но нервное расстройство – это в лучшем случае. В самом худшем можно заработать долговременную слепоту или глухоту. Алгоритм подключения у всех разный, но все игроки знают свои персональные коды активации. Заманив нас в секретную локацию, Фило наложил поверх наших кодов свой, что намертво привязало наше сознание к дублям. Вот теперь приходится сидеть и ждать, когда вымогатели выбросят нас за пределы башни, чтобы мы могли наконец-то снять с головы нейрокомплексы без травматических последствий. Никто, конечно, не мешает нам сделать это прямо сейчас, но не знаю, как ты, а я не хочу терять зрение на год из-за этих ублюдков.
Кассандру не раздражало то, что после каждого ее обстоятельного ответа я подолгу обдумывал услышанное, а после досаждал уточняющими вопросами. В кои-то веки избавленный от гнета Мертвой Темы, я элементарно не мог надышаться свободой слова и свежестью открывающихся передо мной истин. Истины раскладывались по полочкам, но все равно незанятых полочек оставалось еще предостаточно.
Арсений Белкин возвращался к жизни. И пусть, согласно теории Кассандры, это была откровенно поганая жизнь коматозника, но теорию о моей смерти пришлось отстранить на второй план. «В связи со внезапно вскрывшимися обстоятельствами» – так сказал бы адвокат, что когда-то защищал меня в суде. Благодаря заточенной в башне прорицательнице обстоятельства и впрямь вскрылись прелюбопытные. Теперь мне предстояло решить, как сообщить о них моим вымогателям, чтобы это выглядело правдиво.
Полное стирание досье моего дубля либо обнуление его характеристик (то же, что проделывал я с одержимыми при помощи Откровения) – самое страшное, что согласно заверениям Фило и Анны они могли мне устроить. Любого из игроков со стажем, в том числе и Кассандру, такая перспектива страшила – шли насмарку годы кропотливого развития дубля. Игрок словно лишался любимого дитя – было отчего впасть в отчаяние и даже наложить на себя руки. Только меня такая перспектива абсолютно не пугала. Жалеть собственную виртуальную оболочку мне было не с чего. Я не холил и не лелеял ее день за днем, превращаясь из пугливого новичка в могучего маэстро, не радовался растущему авторитету и не строил планов на будущее. Я появился в Терра Нубладо с полностью развитым дублем, которому было по плечу дать отпор даже авторитетным скитальцам, бродившим по здешним тропам не один год. Это означало, что нейрокомплекс на голову коматознику надел явно не любопытный санитар клиники, а кто-то из самой «Терра». Моя игра в симулайфе началась по особым, привилегированным правилам. И вряд ли экспериментаторы сделали это из жалости к прикованному к постели страдальцу, иначе они не отправили бы его сей же час усмирять строптивых крэкеров.
В разговоре с Кассандрой я об этом умолчал, но раздумывать на данную тему не прекратил. Любопытно, что же такое ценное обнаружилось в беспомощном калеке, если его изолированное от мира сознание решили запустить в Терра Нубладо в качестве антикрэкерского «пенициллина»? Трудно поверить, что среди завсегдатаев симулайфа не отыскалось добровольца, готового заняться столь почетной работой.
Самый разумный ответ на это был и самым прозаическим: меня рекрутировали в Проповедники не за особые таланты, а исключительно по причине того, что не нужно было подписывать со мной контракт и выплачивать жалованье. Коматозник не возражал против кошмарных условий труда, не требовал надбавки за риск, не мог сорвать планы командования по причине невыхода в симулайф и не подавал на «Терра» в суд за несоблюдение какой-либо договоренности. На руку моим работодателям также играл тот факт, что вся моя немногочисленная родня проживала в России. Найти моих родственников было практически нереально, поскольку в Европе я жил по поддельным документам на имя некоего Арнольда Шульца, уроженца Австрии. Поддельный паспорт валялся в моем кармане и в тот злополучный день, когда вражеская пуля отправила меня в настоящий, а не виртуальный аут. Там мне предстояло пробыть без сознания почти двадцать лет, пока по чьей-то милости строгий режим моей «отсидки» не заменили на более мягкий, а в глухих стенах тюремной камеры не появились окна с видом на новый мир.
Прорицательница поведала мне еще кое-что. Скитальцы Фило и Анна являлись в действительности прожженными крэкерами, да не обычными любителями, а настоящими матерыми профессионалами. Моя соседка по камере полагала, что за дублями лицемеров скрывалась одна одиозная парочка, известная в Ауте под псевдонимами Тантал и Пиранья. Тантал и Пиранья принадлежали к своеобразной крэкерской элите и мало того – именно их одно время подозревали во взломе засекреченных каналов симулайфа. Правда, сами крэкеры публично от этого отреклись. Признаваться в такой авантюре значило добровольно сунуть голову в петлю – «Терра» объявила вознаграждение в миллион евро тому, кто предоставит ей исчерпывающую информацию о злоумышленниках. Однако те до сих пор разгуливали на свободе. Всемирная слава ловкачей, утеревших нос могущественной корпорации, крэкеров не прельщала – не те времена, чтобы безнаказанно афишировать в Ауте собственные преступления.
Тантал и Пиранья ставили перед собой цели, радикально отличные от целей собратьев-крэкеров. Неизвестно, честным ли путем Фило выбился в диктаторы, но по крайней мере в открытой одержимости Величием он замечен не был. По-видимому, Тантал и рвался к власти только затем, чтобы крепко обосноваться в Терра Нубладо и начать проворачивать свои подпольные делишки, не имеющие ничего общего с идущим в симулайфе игровым процессом. Пиранья все это время «плавала» у Тантала под боком, в целях конспирации также зарабатывая себе честное имя и всенародную любовь.
Пользуясь терминологией Проповедника, Фило и Анна исповедовали не имеющую пока аналогов форму одержимости; можно даже сказать, одержимость более высокого уровня. Существуя в полной гармонии с Балансом, крэкеры-профессионалы умудрялись так искусно бесчинствовать в симулайфе, что и волки были сыты, и овцы целы. Тантала и Пиранью не интересовали ни сверхвозможности, ни совершенное боевое мастерство, ни прочие забавы крэкеров-любителей. Вся одержимость Фило и Анны была направлена на зарабатывание денег, причем не тех «игрушечных» монет, что звенели в кошельках скитальцев Терра Нубладо. Строители башни Забвения получали от околпаченных ими игроков, в ряды коих угодил даже я, вполне реальные деньги. И неплохие деньги: «Эребус-Буцефал» – модная модель автомобиля в нынешнем, тридцать третьем году, – на цену которого мне рекомендовали ориентироваться при сборе выкупа, стоил порядка пятидесяти тысяч евро. С прорицательницы требовали меньше – тридцать тысяч, – но и это была приличная сумма.
Наверняка мы с Кассандрой являлись не первыми узниками ушлых крэкеров, и раз нам предлагалось выплатить именно столько, значит, предыдущие заложники отдавали за свои драгоценные дубли не меньшие суммы. Затем и устраивал Фило ежедневные пиры, затем и демонстрировал широту души, чтобы привлекать к себе во дворец будущих пленников башни Забвения. Скитальцы, которые слетались в фуэрте Транквило как пчелы на мед и не угодили в цепкие лапы Тантала, рассказывали о нем только хорошее, чем способствовали укреплению авторитета местного повелителя. Судьба тех неудачников, кто раскошелился или потерял свой дубль, представляла загадку. Но каких-либо скандалов по этому поводу пока не случалось. Вероятно, Тантал нашел способ оградить себя и Пиранью от мести оскорбленных игроков, как здесь, так и за пределами Аута. Для того, кто сумел создать внутри симулайфа невидимую и неприступную Бастилию, обезопасить свою шкуру было уже не так сложно.
Мне дали на раздумье ровно сутки реального времени. За пределами Аута эти сутки абсолютно ничего не решали. Даже свершись чудо и выйди я из комы, у меня не было ни денег, ни элементарных физических сил на их поиски – четверть века без движения не шутка.
Зато за минувшие часы многое изменилось здесь, в секретной локации симулайфа. Благодаря Кассандре я мог теперь общаться с вымогателями без толкового словаря современных технических терминов. Окутывающий башню Забвения туман уже не казался мне таким непроглядным. Я знал, что скрывается за ним, и это вселяло уверенность. И хоть душу мне продолжало будоражить смятение, с этого момента будущее виделось мне в ином, более оптимистическом свете. Даже из проблематичного положения, в котором я очутился.
Я ждал появления Фило, и мне было о чем с ним потолковать. Пусть спишет мое прежнее идиотское поведение на нервный срыв – наш новый разговор будет спокойным, а станет ли он конструктивным, зависело от диктатора. Конечно, все мои доводы не имели пока реальных подтверждений, однако я рассчитывал, что, если Тантал дорожит своей шкурой, он сам раздобудет их. Наверняка с его талантами окажется несложно отыскать в Ауте информацию о подключенном к симулайфу коматознике и его связях с «Терра». Но устрашит ли вымогателя то, что у него в заложниках оказался игрок, работающий под «крышей» мощной корпорации? Ведь Фило уже признавался, что подозревает «Терра» в содействии мне. И раз крэкера не остановили такие подозрения, значит, ему было что противопоставить даже отцам-основателям Терра Нубладо.
Разумеется, я не намеревался покидать башню Забвения без своей «сокамерницы». На свободу выходим я и Кассандра – таковы были мои условия, и никакого торга. Благородство Танталу зачтется, уничтожение наших дублей станет для него непростительной ошибкой. Мне предстояло быть достаточно убедительным, чтобы Фило уверовал в это. И все-таки здравым умом я осознавал, что даже если на крэкера подействуют мои аргументы, наш плен все равно закончится плачевно. Причина проста: пока «Терра» не подняла шумиху, лучше заранее избавиться от компрометирующих улик, пускай и надежно упрятанных.
Я долго собирался с мыслями и духом перед предстоящей «битвой авторитетов», только все мои старания оказались напрасными, поскольку внезапно вновь случилось то, что уже не раз портило мне загробную жизнь – очередной провал в памяти, будь он неладен. Предсказывать эту неприятность заранее было столь же сложно, как эпилептику – свои приступы. Из-за нее я так и не дождался Фило, но самое обидное – мне не удалось задать Кассандре многие волнующие меня вопросы.
Хотелось бы знать, как истолковала бы всезнающая прорицательница мои провалы в памяти. Но она непременно нашла бы им разумное объяснение, в этом я не сомневался.
Провал настиг меня вероломно, как и в тот памятный день, когда я вознамерился уйти в самовольную отставку. Снова приступ амнезии разразился во время бодрствования, и снова в присутствии прекрасной дамы. Не успел я удивиться, отчего это я кувыркнулся со стула, как в следующий миг обнаружил, что упал не на пол, а на мягкую траву. Откуда под ногами вдруг взялась трава, я уже удивляться не стал – в башне Забвения чудеса были в порядке вещей.
Я осмотрелся и определил, что нахожусь вовсе не в башне, а на лесной поляне, в окружении поросших мхом развалин, и вокруг – ни души. Ну и дела! Я ожидал от крэкеров всего, чего угодно, только не мгновенной амнистии. Неужели Тантал умудрился прочесть мои мысли?
Пьянящий воздух свободы обжег мне легкие, выветривая из них остатки тяжелой атмосферы башни Забвения. Перед глазами запульсировали круги, а в ушах все еще звучали последние слова Кассандры, сказанные ею буквально десять секунд назад.
«Знаешь, Арсений Белкин, ты – самый любопытный человек, которого я встречала в своей жизни, – заметила девушка перед тем, как я рухнул в провал беспамятства. – Если нам с тобой не повезет выйти из этой башни обратно в Терра Нубладо, я обещаю, что непременно отыщу тебя, в какой бы клинике ты ни находился...»
Я тоже хотел кое-что пообещать Кассандре, но, к сожалению, не успел. Именно в этот момент покровители и решили стереть из моей «симужизни» очередной кусок. Мое мнение на сей счет их, как обычно, не интересовало...