Рим. Виа Маргута

Мы с Борисом шли по скромной улочке в самом сердце Рима, передавая бутылочку друг другу. Вино приятно щекотало душу. Стены, выцветшие от времени, как старая одежда, что сушится после стирки, нависали над нами и, кажется, даже прислушивались, пытаясь понять, о чем мы говорим.

– А что с современным искусством сейчас?

– Сейчас оно живет по законам большого и малого бизнеса, первые продаются, вторые торгуются, – не без сарказма ответил Борис. – В основном все устаканилось, галеристы бдят своих коллекционеров, те, в свою очередь, не хотят выбрасывать деньги на ветер. Одиночки убиваются или рожают на публику. Войны, эпидемии, миграции, все это снимается как кино, с нескольких камер, с хорошего ракурса. Случаются, конечно, и разные мистификации.

– А в России?

– В России современного искусства нет, есть классика жанра, есть неплохие копии Запада, впрочем, как и в литературе, как и в музыке. Видимо, передышка. Какие-то вспышки, факты скорее подаются как политические акции, чем как чистое искусство. Вообще там еще с советских времен все оценивается с политической точки зрения. Врагов рисуешь или своих? Сейчас вроде как стало свободнее, но мерила те же. Подумаешь, кто-то спел в церкви. Баптисты и сектанты на Западе давно этим живут. Они еще в старину устраивали ритуалы и шабаши с коллективным сексом и бог знает чем еще. Это все повторные концерты.

– Гастроли.

– Точно, сразу видно, что ты дизайнер, даже слова под обои подбираешь.

Анна очаровательно улыбнулась уже седеющим вискам Бориса.

– А почему тебя так интересует Россия?

– Давно там не была.

– Собираешься?

– Может быть. У меня там есть даже какие-то старые корни.

– Седые? – пошутил Борис.

– Да. Надо бы их прокрасить, – поправила я волосы, будто хотела, чтобы они это услышали.

– Красивая улица, – остановилась я возле очередного фонтана.

– Здесь живет богема Рима, по крайней мере, я знаю пару художников.

– Должно быть, у них дорогие картины?

– Ну, не дороже чем «Римские каникулы». Главный герой фильма жил именно на этой улице. Ты, наверное, знаешь.

– Правда? Джо Брэдли? Симпатичный журналист. И квартирка миленькая. Помнишь, как там принцессу застукала горничная?

– После этого фильма богема сюда и потянулась. Даже Феллини прикупил себе здесь квартиру, чтобы жить со своей Джульеттой.

– Настоящий Ромео, – засмеялась Анна. – И художник от Бога.

– Художники все от Бога, – ревностно заметил Борис. – Либо от Бога, либо от России.

– В чем разница?

– В России художникам плохо. Раньше было хорошо, когда всем давали мастерские, а государство гарантированно покупало работы у членов Союза художников. Хотя до сих пор считается, что Россия – страна возможностей. То, что делается там с помпой или с бомбой, приносит известность. Знаешь, с некоторых пор я понял, что популярность очень зависит от совпадения координат, в нужном месте, в нужное время, вот тогда твоя звезда может взойти в мгновение. Даже если это кто-то раньше уже делал. Россия в этом смысле – очень плодородная почва, и не потому, что ее здесь непаханые просторы, просто в другом месте этим никого не удивишь. На Западе вообще трудно кого-то чем-то удивить, вера в чудо здесь минимальная. Здесь все уже было. В России рамки еще остались. И люди не торопятся за них выходить, тем более произведения искусства. Не случайно все новое приходит с Запада. Россия живет по франшизе. Сегодня дешевле купить франшизу, чем придумать свое. Придумывать некому.

– Шизы здесь хватает. Один Микеланджело чего стоит.

– Вот и я говорю, что хватает, а там – нехватка. Я не знаю, будет ли после что-то еще более грандиозное. Настоящий художник – он смелый. Он твердо стоит на своем. Стоит и приколачивает.

– Сидит.

– Да, уже сидит и приколачивает.

– Остальные «Войну» разведут и бежать. Бегут, чтобы избежать наказания, значит, чувствуют за собой вину. Настоящий художник понятия не имеет, что совершает нечто запретное, он просто творит. Зло или добро, это не важно. Потом искусствоведы наверняка разберутся.

– Просто творит, – тихо произнесла Анна и задумчиво посмотрела на Бориса. Ей стало необычайно легко, то ли вино подкралось совсем близко к сознанию и избавило от вины, то ли просто давно хотела услышать эти слова.

Было заметно, что Борис болел Родиной, он любил ее, он жил там, хотя находился здесь. Его постоянно тянуло на Родину. Ее все время подмывало спросить: «Тянет на Родину?» Но потом она вспомнила свою фамилию и только улыбнулась про себя.

– …опять-таки он стал таким известным в мире только потому, что все свои акции устраивал в России, – упустила Анна, о ком говорил Борис. – В Париже и в Риме этим никого не удивишь. Здесь все уже ели этот сыр и пили это вино, это для нас оно кровь, а для изощренных французов это обычное красное пойло, можно сказать… кто-то действительно верит, что создал новое направление в искусстве. Последнее, за которым уже ничего нет. И так с каждым художником. Интересно, будет ли что-нибудь после него? Тут хоть бы запятую оставить, – улыбнулся Борис ровными красивыми зубами почти счастливого человека. Она слушала то, что они говорили, то внимательно, то отвлекаясь на свои будни.

Анна видела, что Борис до сих пор переживает свое бегство, но только теперь до нее дошло глубокое одиночество того марафона.

– …никакой он не сумасшедший. Нормальный человек. Он не вредитель. Он как раз людям хочет пользу принести таким способом. Они не знали, что с ним делать, просто избавились, сослали во Францию.

Только сейчас Анна поняла, что Борис, рассказывая о разных русских художниках, рассказывал о себе.

– Замечательно, что он смог монетизировать свои способности. Это здесь не всем удается, – посмотрел на свои дорогие часы Борис. Видно было, что время дорого для этого человека. Это тем более подкупало Анну. Как много личного времени он отдает ей. Даром.

– Здесь главное не упустить свое время, если хочешь продаваться при жизни, а не потом, когда тебе все равно. Художника же со всех сторон прессуют – давай-давай, выдумывай, ты обязан уже что-то делать. Надо торопиться, чтобы пожить на этом свете, чтобы было чем за него платить.

– Вот почему современное искусство порой некрасивое и какое-то примитивное, в стиле «я смог бы и лучше»?

– Искусство – как вирус, который постоянно мутирует, приспосабливаясь к новым реальностям. Оно все время в противоборстве с техническим прогрессом. Стенобитное орудие. Бьется в него, как в стену, потом откатывается назад, деградирует, затем предпринимает новые попытки, порой идет на компромиссы, особенно сегодня, когда каждый сам по себе, искусство и хочет, чтобы его работы стоили дорого, будь то стихи, фотографии или ролики из серии: как я провел этим утром. Конечно, это ведет к примитивизму. Откатываясь назад, искусство вынуждено пройти путь заново. Вроде как квест не пройден, попробуй еще разок. Постарайся придумать что-то новенькое. Новизна – главный критерий оценки искусства. Термины тоже изменились: «прекрасно» уже не звучит. Все говорят «концептуально», «работы» – ретро, теперь – «объекты».

– Лишь бы это не перешло на людей.

– Вчера на Виа Маргута такую концептуалку встретил!

– А я с таким объектом вчера вечер провела! – сквозь смех подыграла Борису Анна.