Мне уж минуло
сорок…
Подымаюсь с трудом,
но еще без подпорок
простою —
словно дом.
Вижу новые тропы.
Еще тверд на излом!
Завожу я, —
с чего бы?
Разговор о былом.
Мне уж минуло
сорок…
Я еще не старик!
Но уже стал мне
Дорог
Каждый отнятый миг.
И почти без надсада
та взята высота.
Голова не кудлата…
Но еще не седа!
Мне уж минуло
сорок…
Я уже на рубеже…
В глубину
поговорок
я поверил уже.
1962–1972
Молодость у всех была когда-то;
Время спора, пикников и лыж.
Трудно верить,
Что была кудлата
Голова того, кто нынче лыс!
Трудно верить,
что еще был розов
личика восторженный овал.
И морщины мрачные философ
на высоком лбу не собирал.
По утрам откуда эта вялость?
Голова,
с чего она бела?..
Как бы это там ни называлось,
Молодость ведь все-таки была.
1972
У природы нет плохой погоды!
Всякая погода – благодать.
Дождь ли, снег… Любое время года
надо благодарно принимать.
Отзвуки душевной непогоды,
в сердце одиночества печать
и бессонниц горестные всходы
надо благодарно принимать.
Смерть желаний, годы и невзгоды —
с каждым днем всё непосильней кладь.
Что тебе назначено природой,
надо благодарно принимать.
Смену лет, закаты и восходы,
и любви последней благодать,
как и дату своего ухода,
надо благодарно принимать.
У природы нет плохой погоды,
ход времен нельзя остановить.
Осень жизни, как и осень года,
надо, не скорбя, благословить.
Еще лет десять буду молодым,
Уж постараюсь.
Быть белым, как черемуха, седым
Не постесняюсь.
Еще лет десять буду молодым,
Хоть все содею.
И даже если, как метельный дым,
Не поседею.
Еще лет десять буду молодым.
За эти годы
Я расскажу праправнукам своим
Про все погоды.
Про все обстрелы, про Москву-реку,
Про дни и ночи…
Нельзя же быть мне на таком веку
Себя короче.
1978
Жизнь прошла. И как перед началом
Новой – даже страшно произнесть —
Обещанье счастья прозвучало
В воздухе, как тающая весть.
Это был какой-то новый город,
Где совместно осень и весна.
Ветер брал, как в юности, за ворот,
За углом мерещилась она.
Было все до ужаса знакомо,
Вплоть до снега, листьев и дождя.
Но нашел я только номер дома,
Самого подъезда не найдя.
Отчего же я не поразился,
Что в минутной вечной тишине
Совершенно юным отразился
В навсегда исчезнувшем окне…
1978
К. Шульженко
А снег повалится, повалится,
и я прочту в его канве,
что моя молодость повадится
опять заглядывать ко мне.
И поведет куда-то за руку,
на чьи-то тени и шаги,
и вовлечет в старинный заговор
огней, деревьев и пурги.
И мне покажется, покажется
по Сретенкам и Моховым,
что молод не был я пока еще,
а только буду молодым.
И ночь завертится, завертится
и, как в воронку, втянет в грех,
и моя молодость завесится
со мною снегом ото всех.
Но, сразу ставшая накрашенной
при беспристрастном свете дня,
цыганкой, мною наигравшейся,
оставит молодость меня.
Начну я жизнь переиначивать,
свою наивность застыжу
и сам себя, как пса бродячего,
на цепь угрюмо посажу.
Но снег повалится, повалится,
закружит все веретеном,
и моя молодость появится
опять цыганкой под окном.
А снег повалится, повалится,
и цепи я перегрызу,
и жизнь, как снежный ком, покатится
к сапожкам чьим-то там, внизу.
1966
Когда мужчине сорок лет,
ему пора держать ответ:
душа не одряхлела?—
перед своими сорока,
и каждой каплей молока,
и каждой крошкой хлеба.
Когда мужчине сорок лет,
то снисхожденья ему нет
перед собой и перед богом.
Все слезы те, что причинил,
все сопли лживые чернил
ему выходят боком.
Когда мужчине сорок лет,
то наложить пора запрет
на жажду удовольствий:
ведь если плоть не побороть,
урчит, облизываясь, плоть —
съесть душу удалось ей.
И плоти, в общем-то, кранты,
когда вконец замуслен ты,
как лже-Христос, губами.
Один роман, другой роман,
а в результате лишь туман
и голых баб – как в бане.
До сорока яснее цель. —
До сорока вся жизнь как хмель,
а в сорок лет – похмелье.
Отяжелела голова.
Не сочетаются слова.
Как в яме – новоселье.
До сорока, до сорока
схватить удачу за рога
на ярмарку мы скачем,
а в сорок с ярмарки пешком
с пустым мешком бредем тишком.
Обворовали – плачем.
Когда мужчине сорок лет,
он должен дать себе совет:
от ярмарки подальше.
Там не обманешь – не продашь.
Обманешь – сам уже торгаш.
Таков закон продажи.
Еще противней ржать, дрожа,
конем в руках у торгаша,
сквалыги, живоглота.
Два равнозначные стыда:
когда торгуешь и когда
тобой торгует кто-то.
Когда мужчине сорок лет,
жизнь его красит в серый цвет,
но если не каурым —
будь серым в яблоках конем
и не продай базарным днем
ни яблока со шкуры.
Когда мужчине сорок лет,
то не сошелся клином свет
на ярмарочном гаме.
Все впереди – ты погоди.
Ты лишь в комедь не угоди,
но не теряйся в драме!
Когда мужчине сорок лет,
или распад, или расцвет —
мужчина сам решает.
Себя от смерти не спасти,
но, кроме смерти, расцвести
ничто не помешает.
3—4 июля 1972